Отрывок. возвращение

Из всех спасительных  маяков этой жизни, самыми важными, должно быть, являются  те места, в которые мы бежим залечивать раны. Места, где мы можем сбросить, наконец, свои маски и открыться. Места, где проблемы незаметно утратят свою значимость-или хотя бы перестанут быть такими больными.
Так думала она, сойдя с автобуса на грязной остановке. Эта странная манера мыслить в книжной форме осталась у нее с ранних лет, когда все свои размышления, даже самые бытовые, она выливала на бумагу, пытаясь придать им законченно-литературный вид. Эти попытки она давно уже оставила, но мысли остались прежними.
Автобус, громыхая, отправился дальше, оставив ее стоять посреди осеннего провинциального пейзажа. Опустив сумку на влажный после вчерашнего дождя потрескавшийся асфальт, она глубоко вдохнула.  В нос проник позабытый запах травы, навоза и пыли. И да, чего то сладкого, что вкупе со всем остальным было ужасно.
Она поморщилась, чихнула и слегка улыбнулась. Впервые за последние недели улыбнулась. Прищурившись, оглядела все вокруг себя. Полноватая женщина на крыльце магазина глянула на нее с интересом, даже с подозрением, швырнула яблочный огрызок мимо урны и исчезла внутри своей торговой точки. По дороге проехалась разбитая семерка, окатив ее грязной водой из лужи. Она, наконец,  почувствовала себя дома.
Она не была здесь с тех пор, как все началось. С тех пор, как они затеяли все эти игры человеческими судьбами. И вот она здесь. Стоит на пригородной остановке, не рещаясь пойти домой. Если это, конечно, все еще ее дом.
*
Дурацкая самодельная закрывашка на калитке поддалась не с первого раза. Ей пришлось приложить усилия, чтобы сорвать медное кольцо со столба и попасть наконец во двор…И еще больше усилий ей пришлось приложить, чтобы справится со своими чувствами. Все заросло и покрылось слоем мусора, очевидно, принесенного ветром. Виноград, обычно аккуратно подрезанный, обвил половину веранды, заслонив собой, дверь в дом..Казалось, все здесь было мертво.
Она пощупала рукой на железном выступе между гаражом и домой. Так и есть - ключ лежал там, как и прежде. Его местоположение она обнаружила лет в двенадцать, совершенно случайно, и с тех пор регулярно проверяла. О том, что ей известно про ключное место, она никому не рассказала. Просто потому, что любила секреты.
Ключ повернулся в замке на удивление легко, и рассохшаяся дверь распахнулась, впуская ее в хранилище воспоминаний. Она сделала глубокий вдох и с готовностью переступила порог родного дома. Она была готова вернуть ему прежний уют и прежнюю атмосферу, а себе – прежнюю ясность мыслей.
На веранде было темно и пусто, как в больничном коридоре, и она торопливо прошла дальше.
Во всех комнатах пахло пылью и затхлостью, всегда блестящее стекло на шкафах потускнело, а по углам собралась паутина. Дом казался обиталищем домовых и всяких там эльфов. НЕ питая особой любви к русской народной нечисти, она подавила внутри  зарождающуюся тревогу и распахнула окна. Осенний ветер ворвался в комнаты, сквозняк поднял с мебели пыль и закружил под потолком.
Она аккуратно извлекла из скрипучего шкафа безразмерный желтый свитер и обняв себя руками уселась на подоконник. Ей хотелось чувствовать на себе ветер. Хотелось, чтобы все дурные мысли вымело сквозняком. Ей предстояло много сделать. Вновь связать давно оборванные нити. Попросить прощения. И вернуться туда, где ее пока еще ждали.
*
Холодный ветер  с залива залетал под пальто, проникал через ворот рубашки и заставлял мурашки щекотать тело. Небо грузно нависало над землей. Петербургская осень была лишена каких бы то ни было ярких красок, земля сливалась с небом, образуя единое серое пространство.
Он облокотился о холодную гранитную плиту, неосознанно наблюдая за бьющимися о берег волнами. Они разлетались на сотни мелких брызг, но снова соединялись и повторяли свой бесконечный путь. Это завораживало и даже вызывало зависть. Жаль, что люди не могут вот так соединяться снова и снова, легко оправляясь после очередного удара. Идти домой не хотелось.  Она уехала, а без нее там нечего делать. И уж тем более нечего делать в  этом ее «настоящем доме». Эта усадьба с белыми колонами и окнами в пол, эти березы в саду – это был ее мир, который он создал для нее и в котором она, как ему казалось, скрывалась от темной стороны их дела.
Он, конечно, знал, как много сомнений томится в ее душе. Порой он видел, что она уже на грани и боялся, что еще день-другой, и она оставит его навсегда. Он вовсе не был бесчувственным фанатиком своего дела и прекрасно осознавал, какие жертвы она принесла ради него. Осознавал и бесконечно ценил это. Но говорить об этом считал невозможным. Потому  что от его нежностей и сентиментальности ее внутренний стержень размякнет, пружина раскрутится и все полетит в тартарары. Но теперь все зашло слишком далеко. Она едва не погибла, и он винил в этом себя. Потому что он втянул ее в эти игры. Он видел, как она лежала на кровати в этой жуткой грязной каморке и жизнь минута за минутой покидала ее. Он не мог позволить ей уйти. Он был жестоким, но заставил ее бороться. Она выжила, но легче ему, почему-то не стало. Она уехала, сказав, что не может рисковать…не может умереть вот так, не попросив прощения. Уехала, пообещав вскоре вернуться.
Ветер усилился, и брызги взметнулись выше, прямо к его лицу. Он поморщился и отвернулся от воды. Улица была почти пуста. Только на другой стороне улицы, в тени почти полностью облетевших деревьев стояла девушка в светло-голубом пальто и пристально смотрела на него.  В глазах читалось непонятное ему выражение. Левый уголок губ был слегка приподнят. Девушка была красивой, но картина портилась шрамом, пересекавшим лицо с правой стороны. Он не был огромным, но все же бросался в глаза.
Он отвел взгляд – неловко было разглядывать. Изучил асфальт под своими ногами и снова поднял глаза. Девушка исчезла. Ее лицо отчего-то казалось ему знакомым. Как будто он уже видел ее однажды. Как будто уже встречался с ней взглядом. Эта мысль породила в его душе странное чувство. Он знал, что теперь еще не скоро избавится от попыток вспомнить обстоятельства первой встречи, если, конечно, таковая была в реальности.
*
Резкие холодные капли дробью били по стеклу. Огромные старые часы раскатом били в гостиной. В квартире под потолком, в старом питерском доме Он проснулся в холодном поту, встал и прижался лбом к холодному стеклу. В голове пульсировала жила. Он вспомнил эту девушку. Прошлое приснилось ему. Ужасно неприятное прошлое.
Это был не так давно, на самом деле. Но по ощущениям - прошла вечность. Тогда у них появились первые проблемы, пошли провалы и срывы операций. Было ясное майское утро, и он выступал с речью перед служащими одного из заводов на окраине города. Настроение аудитории было не слишком воодушевленным. Близились выходные и всем хотелось скорее закончить дела. Ему же хотелось привлечь к себе новых сторонников, потому что старые бежали, как крысы.
Он никак не ожидал, что не он один в зале преследует подобную цель. Он никак не  ожидал, что кто-то подготовил массы заранее. И потому, когда в зале началась потасовка, он даже не сразу сообразил, что происходит. Потом все пошло как в дурацком фильме..кто-то достал нож, кто то принялся орать хриплым голосом. Его парни зашли слишком далеко в тот раз. Когда дверь зала распахнулась, вошел полноватый мужчина в костюме и девушка с большими серыми глазами. На глазах последней читался в тот миг ужас. Мужчину застрелили еще на пороге, девушка закричала и кто-то задел ее ножом. И вот тогда он и поймал этот глубокий взгляд, проникающий в самую душу.
От его взволнованного дыхания стекло запотело. Дождь вроде закончился, и теперь вода с крыши  лилась мимо окон  сплошным нескончаемым  потоком. Он оторвался от стекла и попытался восстановить дыхание. Восстановить дыхание и вернуть чувство вины на его постоянное место - в самые глубины сердца.
*
Самое сложное при примирении - сказать Здравствуй.
Она долго не решалась постучать в дверь той, что  некогда была ей ближе сестры. Несколько минут она стояла на крыльце, разглядывая доски забора и валяющиеся во дворе мяч и сетку и решетку для жарки – атрибуты простой человеческой жизни.
Она была готова к чему угодно: к захлопнутой перед носом дверью, к крикам и обвинениям в предательстве. Но нет, Кристина впустила ее в дом. Молча, не говоря ни с лова, они прошли на кухню. Крис   села, поджав под себя правую ногу, и продолжила пить свой кофе. Она же осторожно опустилась на второй табурет. Тишина тяготила ее. Она не умела бороться с молчанием. Никогда не умела. Ей проще было выслушать сотню обвинений и оскорблений, чем вынести долгое равнодушное молчание.
- Привет- ее голос охрип от волнения.
Приветствие минуту висело в воздухе, пока подруга методично разглядывала ее с головы до ног. Наконец она дождалась легкого кивка в ответ, после чего снова наступила тишина, нарушаемая лишь  тиканьем часов на холодильнике.
Допив кофе, Крис тщательно вымыла чашку, обернулась к ней и спросила:
- что папа сказал?
- я еще не была у них.- Ответила Она, сглотнув ком горле. Она боялась пока думать о встрече с родителями. Она боялась маминой реакции. И папиной. Особенно папиной. Она знала, что обидела его слишком сильно, чтобы вот так просто получить прощение.
- Почему же?
- Я боюсь, что они не захотят видеть меня.
Я их понимаю, в принципе.- обида, наконец, начала просачиваться наружу.
-Прости
- это вряд ли
- я ведь не со зла, ты же знаешь.
_ знаю. Не со зла. с равнодушия. Именно по этой причине ты не приехала на мою свадьбу и вообще- ты не приехала.- Именно потому что тебе все равно.
- мне не бывает все равно на тебя.- Она осознавала, что эти слова звучат лживо.- Прости. Просто я не могла оставить Его.
- Мы всегда считали его сумасшедшим!  - в глазах Кристины появился огонь, было видно, что она вот-вот начнет атаку.- Мы смеялись над ним, ты помнишь? Как ты могла полюбить его? Как ты могла оставить всех нас ради него? Ради него и безумных идей?
- ты всегда знала, что я мечтала о подобных вещах! Всегда, еще, когда устраивала споры на уроках истории!
- это был детский идеализм! Кто из нас не мечтал стать великим!
-кто-то мечтал, а я решила попробовать..
-молодец. – Это слово положила конец спору.
Минуту они молчали,глядя другна друга. Каждой из них так много еще хотелось сказать, но обе понмали,что сейчас разговор перерастет в скндал и ничего хорошего не получиться.
- Чего ты хочешь?- со вздохом спросила Кристина.. На лице девушки читалась усталость .
- Хочу ,чтобы ты простила меня. Хочу чтобы ты рассказала мне о себе. я потеряла нить тсовей жизни.
- да. Не думаю, что это будет интересным. Я просто живу, воспитываю дете й и работаю. Как и все просты е люди. В моей жизни нет ничего подобного твоей. Каждый в этом городе знает о всех ваших делах.
-правда?- эта мысль не приходила Ей в голову.
- да, правда. У вас не очень дела, да? поэтому ты приехала? Ты оставила это?- в голос Кристины Ей послышалась надежда.
Нет, не бросила..- призналаь она.- я вернусь скоро. Просто..
- Просто что?- лицо подруги вновь приняло выражение равнодушия.
- просто..я чуть не умерла. И мне стало страшно, что в  следующий раз смерть настигнет меня,, не дав времени проститься со всеми, кто дорог мне.
- ты хотела сказать, был дорог.
- нет. Я не забывала вас ни на минуту. Я вспоминала вас каждый день.
Никакой реакции ее слова не вызвали. Кристина молча села на табурет и принялась гипнотизировать тикающие часы. Этим часам было лет тридцать и они периодически давали сбой. Тем не менее, купить новые никому не приходило в голову. Часы стали членом семьи и пробудут тут до конца своих механических дней.
- ты простишь меня?- понимая, что ответа не будет, она сделала новую попытку.
- не сегодня. Я слишком зла на тебя. Мне больно.
- я знаю.  Прости когда нибудь. В принципе.
Она поймала взгляд Кристины и, вздохнув, ушла. Она сделала первый шаг. Она сказала свое «здравствуй». Она надеялась, что однажды услышит что-то в ответ.

**
Бывает так, что город пустеет. Места, обычно заполненные толпами спешащих людей, превращаются в места, где нет ничего кроме ветра.
На рассвете у Казанского собора не было ни души. Желтые фонари освещали мокрый после ночного ливня асфальт, по которому туда-сюда метались разбуженные ветром листья.  Повинуясь странному порыву, он ,измученный бессонницей, вышел из дома и шел теперь, ощущая себя в странном нереальном мире. Отсутствие людей казалось ему удивительным, а фонари вызывали ощущение сна. Будь она с ним рядом сейчас, непременно бы сказала что нибудь про Блока, процитировала бы что то..Но ее нет, а он сам не слишком поэтичен.
Он остановился у собора, любуясь полукругом колонн. Ветер раздувал его отросшие за последнее время волосы. Он уже собирался уйти, когда почувствовал на себе чей-то взгляд,.из тьмы в желтый свет фонаря выступила девушка в голубом пальто. От непонятного страха его сердце сжалось. На секунду ему показалось, что она достанет пистолет и убьет его. Но девушка не двигалась, рассматривая его. Устыдившись собственного страха, он подошел ближе.
- вы следите за мной? – голос девушки разрубил предрассветную тишину.
- я могу спросить вас о том же.
- ну нет, уж мне то незачем следить за вами.
- разве?
- разве..
- я узнал вас. Мне жаль.
Глаза девушки вспыхнули. Теперь уже она казалась напуганной.
- Не думаю, чтобы вам было жаль. Просто я разбудила вашу совесть.
_ хорошо, значит, она еще есть.
- она у всех есть. Это врожденное.
- Но мне правда жаль. В тот раз мы зашли слишком далеко. Мы были неоправданно жестоки. Я не хотел причинить Вам зла.
- я знаю. На самом деле, никто и никогда не хочет зла другому. Это всегда побочный эффект личной выгоды. – произнесла девушка и поежилась от усилившегося ветра.
Он молчал, пораженный глубиной этой, казалось бы, банальной мысли. Слышать подобные вещи из уст хрупкого создания в голубом пальто казалось ему странным.
- Вы правы.- выдохнул он, наконец.
_еще бы.
- простите меня.
- за что простить? За убийство моего отца? За мою испорченную красоту? За горести моей семьи? Что вы,  не держу на вас зла.
Девушка  вздернула тонкую бровь и, поплотнее запахнув пальто, зашагала  в предрассветную Петербургскую мглу. Он хотел было броситься следом, но осознал, что причин на то у него нет и сказать ему нечего. Он стоял и смотрел, пока голубое пальто не исчезло в дали. Он знал теперь свою вину в лицу.
Фонари один за другим гасли. Вставало солнце. Наступало утро.
*
Они не кричали. Не обвинили ее в предательстве. Не попросили убраться из их дома, сказав, что дочери у них нет уже несколько лет. Нет. Они плакали, и каждая слеза непереносимым грузом вины падала на ее сердце.
Она сидела, поджав под себя ноги, в само углу их старого дивана и вела разговор с Богом.  Давно она этим не занималась. С тех пор, как предала тех, кто любил ее, она считала себя не вправе обратиться к Всевышнему. Но сейчас она решилась. Она просила его  успокоить их Боль, просила наказать ее за все ее прегрешения и признавалась, что грешить будет и впредь. Учитывая последнее, весь ее монолог был бесцельным, но сдержать поток сознания она не могла   и обращалась к Богу с все новыми и новыми предположениями и просьбами.
Узнав о ее намерении вернуться к Нему, они просили ее остаться, одуматься и, пока не поздно, остановиться. Она в ответ говорила о долге и идеалах. Здесь, в отчем доме, среди до боли знакомых вещей она почувствовала отчаянье. Ощутила собственную прогнившесть  и бесполезность. До последнего времени она мечтала вернуться победившей, чтобы они могли гордиться ей. А вернулась на грани провала  залечивать свои душевные и телесные раны. Вернулась, чтобы снова причинить им боль. Чтобы снова разбудить их память. Нет, ей не стоило возвращаться.
При виде совсем уже поседевшего отца ее сердце сжалось. Он был ей другом всегда. Он терпел ее дикие выходки и выслушивал ее болтовню. Он всегда защищал ее и принимал ее сторону в семейных ссорах. Он был Отцом с большой буквы. А она не смогла защитить его в ответ.
А мама? Похудевшая и постаревшая, мама словно утратила телесность.  Казалось, в тишине слышно, как гудят, готовые порваться, нервы. Мама сама была нервом. Мама, перед которой она бесконечно виновата.
Спасительное « знала, на что шла»сегодня не помогало. Она прикрыла глаза. Сейчас. Сейчас она уйдет.  Уедет. Вернется к своему великому делу. Обратной дороги, видимо, нет.

**
Когда Она вернулась, он был удивлен. Еще больше его удивило собственное удивление. Оказывается, сам того не понимая, в глубине души он не ждал ее назад. Боялся, что там, среди дорогих ей людей, сгибаемая чувством вины и раскаянья, она решит, что все эти игры утомили ее. Боялся, что она пожертвует будущим ради прошлого.
Когда она вошла в его квартиру под крышей, села на край стола, погладила его по волосам и сказала:
- едем домой.- Только тогда он понял, что она все еще верит ему.