Аромат воспоминаний

Аромат воспоминаний

   Это тема весьма деликатная, но все же я рискну…Дело в том, что меня до сих по посещают воспоминания о моем детстве, причем толчком к ним совершенно определенно являются какие-то ассоциации, связанные с запахом.
Так,  иной раз меня просто «прошибает» запах обычной синей изоленты   Я,  как вживую вижу себя в валенках, ушанке, толстом зимнем пальто, обматывающим  уже побитую в дворовых сражениях старую клюшку, но не обычной, черной матерчатой изолентой, так легко стирающейся в ошметья, а новенькой, блестящей, безумно ароматно пахнущей, тогда только появившейся в продаже синей пластиковой (ПВХ) изолентой…
   Еще более острое воспоминание, связанное с запахом…Лет в шесть я заболел ревмокардитом, и  очень тяжело переживал, что не могу гонять с мальчишками  мяч. Немного окрепнув, я в тайне от родителей стал играть в футбол. Потом была команда нашего двора, первенство «Кожаный мяч» (приз нам вручала живщая тогда рядом простая челябинская девушка, но уже чемпионка мира по конькам Лидия Скобликова!). Наконец, настал день, когда какой-то мужчина, два часа подряд внимательно наблюдавший за нашей битвой «двор на двор» подозвал меня и…пригласил назавтра на тренировку в детскую команду Радиозавода. Надо только было захватить справку от врача и свои метрики (или мет рику?). Со справкой было трудно, но все же я в тот же день,  благо детская поликлиника была на первом этаже нашего же дома, как-то убедил врача мне дать эту заветную бумажку. А вот свой «детский паспорт», метрику, мне пришлось - прости, папа! - стащить из ящика в письменном столе, который мой строгий отец закрывал на ключ, который вешал глубоко под столешницу.
В назначенное время я появился на стадионе Радиозавода, нашел в комнатушке под деревянной трибуной комнату тренера, отдал ему заветные документы и замер в ожидании указаний, абсолютно готовый исполнить все, что скажет этот, казавшийся мне почти богом седой уже, с сиплым голосом мужчина.
Заполнив какой-то формуляр, тренер кивнул в сторону небольшой дверцы в углу кабинета и сказал абсолютно равнодушно фразу, которая  меня просто потрясла до всей глубины детской души: «Выбирай себе бутсы». Я почти вбежал в заветную комнатушку и…
в нос ударил резкий запах, густой волной исходивший от кучи ношенных детских бутс. Эта картина, чем-то напоминающее верещагинскую картину «Апофеоз войны», где черепа горой, а не футбольные ботинки, и сейчас стоит у меня перед глазами. Но все же главное - это незабываемый, неповторимый, такой желанный и тогда почти недосягаемый запах кожи, футбольного поля, мяча, в те годы еще завязывавшегося сыромятным шнурком…,- этот запах, резкий и отнюдь не самый изысканный, я не то что помню, я его знаю и различу даже во сне.
Конечно, я понимаю,что эта история совсем не такая романтическая, как, скажем, «Запах женщины» с Аль Пачино в главной роли. Но это - совсем другая тема, хотя, наверное, об этом я никогда писать не буду…
   Банально: все мы узнаем Новый год по запаху елки и мандаринов; мечту о теплой баньке мгновенно напомнит запах березового веника или-и это правда, плохо заваренный чай… Но у меня есть еще один дорогой мне запах, вызывающий волну чувств и воспоминаний детства.  Запах копченого на ольхе леща или окуня… Этот запах мгновенно переносит меня в конец шестидесятых, когда я классе в шестом - седьмом вместе с любимым дядей Стасом, заядлым рыбаком, по пол-лета проводил на островах озера Аргази, недалеко от города Миасса. Дядька там жил вместе с моим дедом и бабушкой, женой и моими двоюродными братишкой и сестренкой, тогда еще маленькими.
   Дядя Стас, как и дед, работал на Уральском автозаводе, был заядлым волейболистом и еще более заядлым рыбаком. У ребят с автозавода была классная возможность, ставшая традицией: они грузили полный «Урал-375» рыбацких снастей, набивались в кузов сами - и отправлялись на Аргази. Причем табличка с заветным словом «Испытания» укреплялось и на лобовом стекле, и на заднем борту могучего вездехода. Особенно массовый характер эти «рыбацкие испытания» приняли после начала производства плавающих «Уралов»…
   По дороге на Аргази мужики хвалились новыми снастями, рассказывали о том, что кто-то купил лодочный мотор «Стрела» вместо слабосильной «Камы»,  а главный конструктор смог добыть для своей «Казанки» дефицитный тогда и дорогой «Вихрь» (или «Москва» -  уже и не вспомню…)
Где-то уже ближе к озеру машина останавливалась, и обладатели самодельных коптилен быстро рубили-нарезали ольховых дровишек и веток для аромата, без которого свежепойманная рыбка была не так вкусна после копчения…
   Особенно хорош был копченый крупный лещ - с дымком, коричнево-золотистый снаружи и ослепительно белый внутри. Вкусен был и крупный окунь, коптили и щук…
И сейчас, особенно летом, когда редкий раз меня заносит на рынок в рыбные ряды, запах копченой на ольхе рыбы меня пробивает до слез: внезапно, еще не старым, после рыбалки - правда, зимней, хотя сценарий был одинаковым, умер мой любимый дядька. Стас,Стасик,Татик…Крупный и крепкий мужик, умевший и работать, и выпить, любивший хорошо закусить и от души повеселиться…Кстати, именно дядька налил мне первые полста граммов водки, когда холодным августовским вечером мы вдвоем, на острове Червивом, ели еще дымящуюся в ведре уху из щук и окуней и слушали все усиливающийся к ночи ветер, толковали о том, что садящееся в красный закат солнце - к плохой погоде.
   Но это- совсем другая история. Лето, озеро, рыбалка, семь часов по воде на буксире за Стасом…На грузовой, тупорылой, без весел и мотора алюминиевой посудине под гордым названием «Потемкин»,  выигранной в карты дядькой у какого-то пьяного рыбака…Стас - на утренней зорьке где-то далеко в камышах, я - один на острове, кашеварю, отвечаю за костер, ем сваренных с вечера раков, завариваю крепкий чай,  смотрю за установленными утром дядькой пенопластовыми кружками и, если они переворачиваются, гребу, что есть мочи, на тяжелом и неповоротливом «Потемкине», пытаясь успеть, подстроиться и вытащить попавшуюся на «живца» рыбину…Нет, это и правда другая история. Робинзонада с археологическим сюжетом. И я об этом расскажу. Позже.
Еще одно воспоминание, связанное с запахом (пусть я не Патрик Зюскинд,  и не написал роман «Парфюмер»), это – запах брезентовой, пропахшей лесом, хвоей, землей и сыростью, как ты ее не суши, зеленой или уже выцвевшей двухместной палатки…К которой вечно не хватало колышков, веревок, еще чего – нибудь…Но первые ночёвки на озере Аргази с дядькой Стасом, первые турпоходы с «ночевой»  и турбазы – все пропитано этим не вымываемым временем запахом. Так же, как не выдыхается  зафиксированный в детской памяти  запах рюкзака из продовольственной палатки, в котором мы возили с дядькой хлеб из сельского магазина, спички, сгущенку, тушенку,   макароны – все, что только могло понадобиться в жизни рыбаков на острове…
Не буду впадать в воспоминания о всем, что связано с палаткой…Было всякое: и комары всю ночь, и поворот ночью на другой бок  по команде старшего, так как из-за тесноты иначе повернуться было невозможно, и процедура выкуривания тлеющей в старой консервной банке травой  гнуса из дырявой палатки, и звуки дождя, и ветер, и песни под гитару…Все было…И спина, утром болевшая от сырости или не убранных при установке палатки шишек и камней…
Потом появились польские, желто – синие палатки, высокие, с сетками на окошках,  с пологом и алюминиевым крепежом…И все было как раньше,  зато свободнее, комфортнее, суше…Но вот того запаха брезента, слегка затхлого, но такого родного, уже не было. Было лучше, но вот и в поход уже не тянет, и жена – уже не туристка, а все больше по огороду, и как-то на словах не получается передать сыну те ощущения, те запахи, которые с возрастом я вспоминаю, про себя чему-то улыбаясь… Улыбаясь тому  далекому, счастливому, близкому, улыбаясь своей такой …непоправимо невозвратимой юности…

…Костерок, закопченные до черноты котелок и чайник… Тишина, изредка нарушаемая всплеском «играющей» или гоняющей мелюзгу рыбы прямо у берега… Легкий шорох ночной волны…Запахи дымка,  чая, леса, воды, палатки, запах ночи – и все это в одном букете… Мерцающий на том берегу близкий и далекий чужой огонек…Близкий и далекий… Чужой… Вот именно. Хотя…Хотя он и далекий,  и чужой – но в этой ночи он знак того, что ты – не один…Мы – не одни…И все это – запахи, звуки, свет – все это наше, человечье, живое и теплое, мощное – и хрупкое. Все это – наш мир…