Вспоминая Гердта

...Это было лет семь назад в Магнитогорске. Народный артист СССР Зиновий Гердт предложил залу привести любую строчку из любого стихотворения Пастернака. По ней он тут же воспроизводил все стихотворение. Публика была потрясена: "Это невозможно! Он знает всего Пастернака!"

...Мы сидим в гостиной уютной тель-авивской квартиры, которую театр "Гешер" снял для Зиновия Ефимовича, и я напоминаю ему о том концерте.

- Чем это объяснять - свойством вашей памяти или любовью к поэту?

- Это не любовь и не свойство памяти, - протестует Гердт. - Это невозможность жить без Пастернака. Понимаете? Не-воз-мож-ность...

- Вы были знакомы с Пастернаком?

- Да, немного. Но я всегда его робел. Были два случая, когда я должен был к нему поехать с близкими людьми. Я заробел и... не поехал.

- Вы всегда предпочитали литературное окружение театральному?

- Боюсь, что да. Я дружил с Михаилом Светловым, Давидом Самойловым. - Гердт мрачнеет. - Приходят рубежи, когда мы уходим, и это катастрофически действует. У меня всегда было уверенное чувство от того, что я в любой момент могу снять трубку и позвонить Давиду Самойлову в Пярну. На каждое свое публичное появление на телевидении я получал от него рецензию. Осуждение Самойлова было для меня верховным. Мне было безразлично, что напишут про меня "Огонек" или "Литературная газета", - я этого не читаю. А важно было, что напишет Дэзик. Я боялся не угодить его вкусу. Он ушел на моих глазах. И теперь мне незачем выступать. Мне некого бояться.

— Вот и все. Смежили очи гении. Нету их - и все разрешено... Гердт покивал головой. Помолчал.

- Приходит время, когда начинаешь понимать, что мы старые, и надо беречь друг друга и говорить добрые слова. Я поднимаю трубку и звоню Мише Львовскому: "Как погода? Как дела?" - "Что делаешь?" - "Работаю". - "А у меня рука перо не держит". - "Ничего, пройдет..." Новости, сплетни, кто кого бросил, кто на ком женился... Хоть это...

...Он устраивается поудобнее - вытягивает на диванчике свою больную ногу (память о ранении под Харьковом в 1943-м). Я вспоминаю эпиграмму Валентина Гафта: "О необыкновенный Гердт! Он сохранил с поры военной Одну из самых лучших черт: Колено-он-непреклоненный!"

- Помните эту эпиграмму?

- Какая же это эпиграмма? Это мадригал, - смеется Гердт.

...У Булата Окуджавы, с которым Зиновий Ефимович дружит много лет, есть стихотворение, посвященное Гердту. Называется оно "Божественная суббота, или стихи о том, как нам с Зиновием Гердтом в одну из суббот некуда было торопиться". Это история о том, как Булат Окуджава и Зиновий Гердт сутки напролет читали друг другу стихи своих любимых поэтов.

- Актер я опосредованный, - говорит Гердт. - Если определить мою профессию, то это будет звучать примерно так: "читатель стихов". Не чтец! Чтец - это что-то совсем другое.

От внимательного взгляда Зиновия Ефимовича не ускользнуло, что я записываю нашу беседу от руки, хотя диктофон лежит рядом. Приходится объяснить:

- Вы говорите так неторопливо, что я все успеваю записать и так.

Приходит черед объясняться ему:

- Моя речь затруднена оттого, что я избегаю затертых определений, штампов. Ищу синонимы, стыжусь, если не нахожу. Русский язык - мое хобби. В моей домашней библиотеке девяносто процентов - поэтические сборники и десять процентов - словари. Мне доставляет огромное удовольствие копаться в них. Для меня читать Даля гораздо интереснее, чем приключенческий роман.

- Зиновий Ефимович, а как вы ощущаете себя в сегодняшнем времени?

- Я жутко "политизировался". Я вовлечен в азартнейшую игру. Стал читать публицистику, материалы пленумов, чего со мной никогда не было. Я - заядлый "ельцинист".

Спрашиваю его об Израиле.

- Я ехал в Израиль с нормальным интересом любого человека, который увидит новую страну. У меня не было при этом никаких особых "родовых" чувств. Я никогда не испытывал на себе дискриминации и не был лицом еврейской национальности по ощущениям. Здесь, когда я окунулся в проблемы еврейства, ловлю себя на том, что я "за нас".

На ваше изобилие я смотрю спокойно. И я совершенно спокойно буду возвращаться из вашего благополучия в наше неблагополучие. Я жил в гораздо более трудные времена, мне приснилось однажды, как я нашел буханку хлеба, - это был счастливейший из снов! Мне здесь бананы встают поперек горла, когда я думаю о детях там.

Эмиграция... Я во всех странах видел эти глаза. Есть люди откровенно страдающие, и есть иные, которые хотят доказать тебе (а главное - себе!), что они правильно поступили. Есть люди, искавшие бытовых удобств. И есть люди, для которых главным было не "оттуда уехать", а "сюда приехать". Знаю ученого - по фамилии Гордон. Технарь, увлекается Мандельштамом. Он именно сюда хотел - в Израиль. Это правильная категория "олим".

ххх

Невыдуманные истории, которые Зиновий Гердт рассказывал в узком актерском кругу во время гастролей в Магнитогорске:

- Был у нас в образцовском театре зам. директора М. Отчаянный сионист.

Идем по Лос-Анджелесу, а он мне:
"Евреи!"
"Бог с тобой, Семен, какие это евреи? Шведы скорее".
"Говорю тебе - евреи! И вот евреи! И вот!"
Приходим в Диснейлэнд.
У входа индеец стоит в полном боевом облачении.
Семей:
"Еврей!"
"Опомнись, Семен, это же индеец! Зайдем в кафе, выпьем кофе..."
Заходим. Вместе с нами заходит индеец. Садится, снимает головной убор из орлиных перьев, устало проводит ладонью по длинным волосам и не говорит даже, а вздыхает: "Азохэн вэй!"

...Однажды сионисту Семену Марковичу на партсобрании в театре поручили рассказать об истоках арабо-израильского конфликта.
С. М. (уныло):
"Израильтяне нагло претендовали на чужую территорию.
Арабы были вынуждены защищаться.
Израильские агрессоры нарушили границу.
Арабы были вынуждены отразить нападение.
Сионистские захватчики пустили в ход артиллерию.
Арабы подавили ее.(Вдруг, неожиданно для себя, взвизгнув): И тогда наши сели за штурвалы "фантомов" и как врезали, как врезали!!!"

P.S. Наткнулась в своем архиве на эту фотографию. В 1991-м году я брала интервью у Зиновия Ефимовича Гердта, которое стенографировала, а он удивился и спросил: - Это что за значочки?...