Мама

        Мчатся мои годы-птицы. За плечами всё больше прожитых лет, впереди остаётся всё меньше. Забываешь о бешеном беге времени в суете повседневной. Удивляешься только
        — А что, нынче уже четверг? А давно ли понедельник был.
        Совсем недавно была весна — суетливая и шумная, а нынче опустилась на город золотая осень — грустная и прекрасная. Ветер гоняет разноцветье листвы по мостовой, завывает в лабиринтах шиферных крыш. Потрескивают корочки первого льда под ногами прохожих. Обостряются мысли и чувства, и на душу ложится тихая печаль....
        Вспомнилось, как в детстве шёл из "музыкалки" домой после очередного "неуда" с тяжёлым предчувствием очередной "нахлобучки". Старался ставить шаг как можно короче, но дом мой всё равно неумолимо приближался. Время  коварно — оно всегда тянется медленно, если его торопишь, когда тебе плохо и неуютно в данный промежуток жизни, и рвётся взмыленной тройкой вперёд, когда его просишь: «Потише!»
        Я не люблю своё детство — Безрадостное, серое, загруженное под завязку учёбой в школе и ненавистной "музыкалке" с обязательными домашними заданиями. У мамы нас было четверо. И мы с малолетства, кроме учёбы, ещё где-то подрабатывали — сторожили, подметали дворы, мыли полы в детских садиках, ЖКО, поликлинике. Не было свободной минуты, чтобы просто поиграть во дворе. И я, мальчик лиричный, мечтательный и задумчивый,  постоянно куда-то опаздывал и ничего в этой суматошной жизни не успевал. Потому и "влетало" мне частенько. Кроме этого у пацана в период взросления и становления в школьном коллективе есть ещё множество проблем, которые приходится решать кулаками, если ты не хочешь быть изгоем. И я эти проблемы решал, как умел, за школьными мастерскими в кулачных боях. Часто приходил домой с "фонарём" под глазом и дома мне ещё "добавлялось", так как я упорно не отвечал ни на какие вопросы.
        Баян — инструмент, который помог лишить меня детства, я разбил. Уже, будучи подростком, скинул с тумбочки на пол и переложил вину на младшую сестрёнку, которая по малости годов не могла ещё отвечать за свои поступки…
        Сегодня, прогуливаясь по осеннему городу, увидел я свою маму, которой уже пять лет тому, как нет на свете. Тело моё, словно "столбняк" сковал. Я стоял посреди тротуара с распахнутыми удивленно глазами, раскрытым ртом,  и мозг мой медленно-медленно "переваривал" это событие. Несколько минут я был в каком-то "ступоре" пока, не дошло до меня, что это шла просто очень похожая на маму женщина. Но удивительно, как же в глубине сознания радовался я этой совершенно невозможной встрече!
        Трудно рассказывать о человеке умершем, а тем более о матери. Она была человек целеустремленный, умный и властный. Много работала в своей жизни. Вырастила четверых детей. В личной жизни стабильности и счастья она не знала. В одиннадцатилетнем возрасте — ссылка в Сибирь, и здесь — бесконечные мытарства и борьба за жизнь. Теперь мы со старшим братом часто с благодарностью вспоминаем, как она "вырвала" нас из той глухой и Богом забытой деревушки, в которой наше  спецпоселение могло продолжаться всю жизнь, и каких неимоверных усилий стоило ей, чтобы мы жили теперь в краевом центре.
        У нас с мамой были непростые отношения. Как-то она рассказала мне, что не хотела меня рожать, думала сделать аборт, но ей приснилось, что я расчёсывал её волосы гребешком, и она передумала. С малолетства я больше находился с бабушкой, к которой был очень привязан, а мама ревновала и, когда пыталась вернуть мое расположение через наказание, ситуация только усугублялась. Когда я случайно замечал её на улице, если думал, что она меня не видит, старался спрятаться или удрать. Но мама всегда видела эти мои "реверансы" и дома мне предстоял тяжёлый разговор. Удивительный это был поединок нервов. Мы оба понимали, что это неправильно, так не должно быть, и ребёнок  должен бежать навстречу маме, переполняемый восторгом и счастьем! Но этого не происходило, и это был наш "замкнутый круг".
        Да и потом, во взрослой жизни, моя прямолинейность упиралась в её бескомпромиссность. В мамином обществе я чувствовал себя скованно и не знаю, что меня томило. Чтоб навестить её, будучи уже взрослым, мне приходилось каждый раз делать над собой усилие. В её доме всегда болело сердце, и я хватался за лекарства.
        Это не значит, конечно, что мы проживали без светлых и радостных дней, но когда уходит самый близкий человек, начинаешь "копать" где больнее и причину, и вину свою искать в нашей непростой и запутанной биографии. Плакал навзрыд возле неё, умирающей, казалось мне уходит с ней какая-то тайна. Уносит она с собой навсегда недосказанность чего-то очень важного. Ушла навсегда… Теперь никого и ничего ей не надо. И что хотел сказать — сказать уже некому. Ни повиниться, ни помочь, ни приласкать — некого. Живые всегда будут чувствовать свою вину перед умершими. Гнетущая и нескончаемая эта вина.
        Прошли пять лет осмысления и душевных переживаний и просто жизни, которая тормошит и отвлекает, приносит новые заботы и новые волнения. И вот эта встреча...
        МАМА…. Через пласты времени снова нахлынули ко мне воспоминания. Но как же изменился я, и всё изменила в наших с тобой отношениях, твоя смерть! Наполняются слезами глаза, и душа моя в мелкой дрожи посылает импульсы боли и любви туда, к тебе...
        Туда, где есть хоть одна живая частичка тебя! Услышь меня и ПРОСТИ!!! За то, что отношения у нас были сложные, за упертость мою и прямолинейность, за тягостные минуты молчания, когда мы оставались вдвоем. За то, что в детстве, завидев тебя, я старался удрать, а не бежал навстречу тебе со звонким ребячьим криком: "Мама-А-А!". И так же старался шмыгнуть за угол, уже будучи взрослым.
        А вот теперь каждый день, прогуливаясь мимо дома, где ты жила, как же хочется тебя здесь живую встретить! Мама, пойми, думать о том, что не увижу тебя никогда-никогда  НЕВЫНОСИМО!!!!!!!

Валерий Зиновьев.