Происшествие на кладбище

        На заре моей давно отшумевшей юности, произошло со мной и моим другом, которого давно уже нет в живых, Вовкой Кузовлевым, одно приключение или происшествие, назовите это как угодно, оставило оно в памяти моей неизгладимый след.
        Нам было в ту пору по шестнадцать лет отроду. Я тогда с удовольствием  вырвался из родительских оков, бросил строительный техникум, в котором  проучился почти год. Девчонки, друзья, гитара — беззаботное было время. Ночевал то у бабушки, то у друзей, питался где и как придётся, начинал попивать спиртное. Жизнь моя  казалась бесконечным праздником, я был красив, молод, силён и мне казалось «море по колено»!
        В тот вечер мы с Вовкой были в гостях у его дальних родственников на окраине города. Пили какую-то настойку из варенья и на дрожжах настоянную. В то время денег у народа водилось совсем мало, вино и водка считались удовольствием дорогим и страждущий народ обходился такими бражными настойками, — редкая, я вам доложу, мерзость!
        Компания была разношерстная, все уже давно напились и наелись. Говорили о чем попало, перебивая друг друга, спорили — кто кого перекричит. Под потолком, хриплым колокольчиком, заливался женский смех — визгливый и глупый. Толстый и лысый мужик требовал уважения к своей потрепанной персоне.
        — Ты меня ув-важаишшь? — вопрошал он и тянул свои масляные губы для поцелуя.
        Кто-то пытался петь, но голос был такой противный, что поддержки в народе не нашёл, и человек уснул, ткнувшись лицом в тарелку с салатом. В воздухе стоял запах перегара, кислой капусты и потных тел.
        Мы с Вовкой вышли на улицу освежиться. Была уже полночь. Улица Кутузова, как и
вся эта рабочая окраина за заводом «СибТяжМаш», никогда не имела уличного освещения. И с последними, погасшими в домах окнами, погружалась в кромешную темень. Я носил в то время на поясе солдатский ремень, а Володя — в кармане отвертку. Это придавало нам какую-то уверенность — мы вооружены и нам совсем не страшно!
        Сразу за домом, в котором мы гостевали, начиналось большое «Злобинское»
кладбище. Оно занимало весь откос Лысой горы и тянулось на несколько сот метров в длину, и далеко уходило вглубь по холмам до кромки леса. Кладбище стояло перед нами большой, едва различимой железной громадиной и непонятным образом тянуло к себе.
        Два молодых человека и огромное ночное кладбище с тысячами упокоенных людей, с ночными шорохами и детскими страхами, с осознанием конечности бытия, зыбкости и временности существования нашего на этом свете. Как-то хотелось противиться, не верилось в наше временное пребывание ЗДЕСЬ, ведь мы так молоды!
        Среди зловещей чернильной темноты ночного погоста мы явственно увидели отблески света. Не помню, кто первый из нас предложил идти, добраться туда, 
вглубь кладбища, к этим огонькам. Хотелось проверить себя, что мы мужчины уже. Доказать себе, что чудес не бывает и тайное всегда вблизи становится явным. Этому и 
в школах нас учили в то время.
        Я снял и намотал на запястье руки солдатский ремень, Вовка взял в руку свою  отвертку и мы стали продираться меж оград, памятников и бурьяна почти на ощупь.  Чуть-чуть высветлило из вышины неба, но ни звезд, ни луны не было видно. Карабкались мы почти на ощупь. Не помню, чтоб было особенно страшно. Хмель из меня вышел сразу, как только я переступил черту ночного погоста.
        Отошли мы довольно далеко, когда стали различать приглушенные голоса мужские
и явные отблески костра. Подобравшись поближе мы увидели пятерых мужчин, сидящих вокруг костра и что-то вполголоса обсуждающих.
        Дурная мальчишеская бравада да ещё выпендреж друг перед другом не позволили нам сделать единственный правильный выход из той ситуации, а именно — тихо уйти.
        — Валера, ты держишь эту мразь на мушке? Всем встать! Руки за головы! — прокричал сумасшедшим голосом Вовка. 
        Ребята оказались прожженные и через несколько секунд нас уже жестоко
избивали. Махнуть бляхой солдатского ремня я успел только один раз, и тут же мощным ударом  в челюсть был свален на землю. В миг на меня навалились двое и, грязно матерясь, стали разбивать мне голову стеклянными бутылками. Вот тут только ко мне пришёл настоящий страх, и я с обречённым отчаянием стал вырываться. Ногу пронзила острая боль, в неё мне всадили выбитую из Вовкиной руки отвёртку.
        Силы мне отказали. Голову и лицо заливала кровь, нога задеревенела и
страшно болела. На голове продолжали разбивать бутылки, сознание мое от меня
уплывало. Успел подумать, что на этом «пятачке» места на две могилки нам как
раз хватит, и никто никогда не догадается нас здесь искать.
        — Хватит, мужики, убьёте! — прохрипел я.
Возникла пауза, нас перестали бить и …отпустили. Голова и лицо мое в крови, в
правом ботинке тоже хлюпает, но я умудрился спросить:
        — Кто вы, откуда?
        — Валите, пока не передумали! — был ответ. Насколько было возможно быстро мы ретировались.
        В «травмпункте» состригли мои длинные патлы «под Beatles» и несколько часов накладывали швы на голове, правой ноге и локте левой руки.
        Врачи говорили:
        — Повезло тебе, что жив остался!
        Бывают ситуации, когда человек оказывается на самом краю бездны. Обстоятельства так сложились или глупость собственная к краю подвела. Если выжил —  запомнишь навсегда ледяное дыхание смерти.
        Думаю, что познал я ЦЕНУ ЖИЗНИ именно тогда, в центре ночного «Злобинского» кладбища......

Валерий Зиновьев.