Глава девятнадцатая. Театр свободы

Местом встречи актёров был назначен бульвар, раскинувшийся перед Осенней читальней, вблизи фонтанов и портиков. В вечерний час здесь прогуливались дворяне самого разного возраста и чина. Актёрам предлагалось, чтобы не привлекать излишнего внимания до начала представления, приходить пешком или прибывать верхом, но в сопровождении малой свиты, и не творить заклинания раньше времени.

Колдун явился, облачённый в обычную, не для парадных выходов, одежду серых оттенков, в застёгнутой поверх рубахи бежевой куртке — после визита к даме Арцт и пришедшего во сне видения он невольно потянулся к смягчённым оттенкам. Из всей свиты его сопровождала лишь мистичка, которая, накинув серый балахон, стала куда незаметнее прежнего.

Колдун медленным, прогулочным шагом обогнул колоннаду перед парадным крыльцом Осенней читальни. Он увидел несколько знакомых лиц в вечерней толпе, увидел и лицо дамы Веррукты, однако, согласно необычным правилам Театра свободы, не приветствовал никого, продолжая свой путь. Потом он перешёл к дальнему фонтану и остался ожидать там.

Спустя некоторое время прибыл Трубадур. Он был без алого плаща, в лёгкой светлой дорожной накидке, и меча при нём тоже не оказалось, только шпага. Будто и не взмахивал он кацбальхером накануне, и не призывал летучего воруртайля. Не было и свиты. Позади шёл один слуга, высокий и стройный, ведя за собой притихшего коня Айтелькайта.

Поскольку фонтан располагался достаточно далеко от парадного входа, Колдун позволил себе поприветствовать Трубадура. Тот кивнул, затем представил молодого, благородно державшегося дворянина, который прибыл в одно время с ним.

— Ты так скромен сегодня, милый друг, — улыбнулся Колдун. — И даже не в плаще. Правда, снова без свиты.

— Не совсем, — покачал головой Трубадур. — Вот идёт один из моих цветоводов. Его мастерство мне оказалось полезно после того, как я убедился в том, сколь жестока дама Арцт бывает с цветами. Право же, не могу смотреть, как она срезает их ножом. Это жестоко, пусть даже это и хефтиги. Но это будто бы и не она. Учёная Ведьма себе такого не позволит. Этот молчаливый субъект, её телохранитель — вот он куда менее человечен.

 — Я обратил внимание на этого не лишённое магии существо, — сказал Колдун. — Весьма сильная натура. И притом жестокая.

Трубадур кивнул и поглядел в сторону Осенней читальни. Почтовый дух, присланный Колдуном с утра, описал в подробностях сюжет Театра свободы. Колдун узнал, что не было иного способа получить приглашение от дамы Веррукты, кроме как прочтя его в замке Гарн. Астрал медленно, но неуклонно повышал свою значимость в земном мире.

— Похоже, они начинают, — сказал Трубадур, увидев, как в руках дамы Веррукты вспыхнул яркий эфемерный арбалет.

Он попрощался со своим спутником, велел цветоводу ждать у фонтана и пригласил Колдуна следовать за собой к колоннаде. Луки и арбалеты вспыхивали один за другим.

Колдун оказался более способным актёром, чем мог подумать. Возможно, права была мистичка, возможно, нет; но лук его то и дело вспыхивал, становясь из алого рубиновым. Иллюзорные стрелы, сами собой создаваемые его воображением после очередного выстрела, летели в других лучников, разбивались о столь же иллюзорные доспехи, проходили сквозь тело, не причиняя вреда. Прогуливающиеся рядом благородные господа и дамы глядели с удивлением, степенные пары сторонились с изумлением или даже страхом.

Перестрелка длилась всего несколько минут. Когда Трубадур проникся сюжетом, его лук вдруг рассеялся в руках, он вытащил из-за спины зачехлённую кифару, повернул её, и она, на глазах меняя облик и обрастая магическим свечением, превратилась в огромный, тяжёлый самострел. Первая же алмазная стрела, выпущенная из него, врезалась в колонну и со звоном рассыпалась искрами. Трубадур повернулся, как изготовившийся к выстрелу тяжеловооружённый воин, и выпустил второй выстрел в молодого менестреля — того самого, с которым они уже потешили публику на Голубом карнавале.

Стрела, сверкнув, прошла через его тело. Менестрель вскрикнул, словно и в самом деле раненный в грудь, и повалился на каменные ступени читальни. Хотя это было исполнено и несколько наигранно, как на театральных подмостках, однако столь необычное зрелище сразу всколыхнуло праздно гуляющих вокруг дворян. Кое-кто, похоже, и правда поверил, что началась магическая дуэль. Рубиново-красные феечки, хохоча, разлетались весёлыми стайками от того места, где упал менестрель, привлекая внимание и распугивая мелких воруртайлей.

Но спустя всего несколько мгновений дама Веррукта подняла свой лёгкий ультрамариновый лук и, поскольку он был совершенно невесомым, подбросила его высоко в воздух, где он исчез, рассыпавшись искрами. Это было знаком к окончанию представления. Один за другим актёры последовали примеру Веррукты. Луки и арбалеты пропадали без следа, только искры сыпались на головы удивлённых и очарованных людей вокруг. Пользуясь этим временным замешательством, актёры Театра свободы расходились в разных направлениях, чтобы потом снова встретиться в условленном месте.

Последним в воздух взлетел, рассыпаясь с хрустальным звоном, тяжёлый самострел Трубадура. Сам он ловким движением закрепил за спиной чехол с кифарой и направился обратно к фонтану, где ожидали его цветовод и мистичка Трубадура.

— Прекрасное представление, милый друг, прекрасное, — сказал он, поглаживая коня Айтелькайта по носу. — Теперь нам предстоит идти к лестнице Эвигфламме. Спешка нам ни к чему. Я предлагаю наслаждаться этой прогулкой так же, как представлением, в котором мы только что играли свою роль…

Они медленно двинулись по бульвару. Где-то далеко вверху всё ещё кружили стайки рубиновых феечек.

— Как упал менестрель! Это было почти трагично, — сказал Колдун.

— Дама Веррукта придумала хороший сюжет. Спасибо тебе, друг мой, что пригласил меня. Я видел, благородную Глаубен сопровождал рисовальщик. Ты ведь тоже заметил? Мы можем сейчас подождать милую Глаубен вместе с её зарисовщиком. Не откажусь от небольшого портрета. Айтелькайта пусть тоже набросает, хотя бы контуром. Давай подождём, милый друг. А потом — вперёд, к лестнице Эвигфламме.