Вояж в реал. Киев стольный град

            НАМ БЫ НОЧЬ ОТЛЕЖАТЬСЯ, ДА ДЕНЬ ПОГУЛЯТЬ…
            
            На подступах к Киеву, после полуночи, наш навигатор Галка подаёт голос и… заводит нас в круговорот двухъярусных дорожных развязок, поливаемых дождём.
            Короче, мы начинаем плутать и с чувством костерить Галку на чём свет стоит.
            Хорошо, что обеспокоенный нашей задержкой брат выходит на связь и даёт нужный совет: вернуться назад, на объездную дорогу, выехать на противоположную сторону Киева и уже оттуда по навигатору направиться в Оболонь – район, где он томится ожиданием вот уж более часа…
            Таким образом, брат берёт наши передвижения под личный контроль, и выполнить коварный план по «оккупации» его однокомнатной квартиры нам не удаётся, так как он самолично встречает «москалей» у своего дома.
            Мы паркуемся и поднимаемся на девятый этаж – а там уже стол накрыт и  сидит за ним киевская родова: жена брата и тёща, гостюющая у них пятый день. И ждёт нас обед из трёх блюд… с горилкой.
            Какая уж тут оккупация? Налицо дружба братских народов. Хотя маленький инцидент чуть было не случился, когда расслабленный ночным обедом  хозяин вспомнил, как младший брат осмелился замахнуться на него на глазах у матери. Николай, явно будучи на стороне отца, подавленно молчит, и я спешно меняю тему разговора. Обошлось, вроде бы – но надолго ли?
            Застолье, беседа, непременное общение с компьютером, дабы предотвратить у меня «Интернет-ломку» – и в результате засиживаемся почти до трёх часов ночи, а надо отдыхать, ибо назавтра намечен поход в Киево-Печерскую Лавру и в Софийский собор. Я бы предпочла обзорную прогулку по  городу и купание в Днепре, поскольку все достопримечательности Киева мною давно и подробно освоены, но желание Николая твёрдо и обсуждению не подлежит…
            – Всем спать! – командует братец. – Подъём в восемь утра!
            Мы не спорим, потому как уже валимся с ног, а выехать в Москву нам предстоит в ночь и после утомительной экскурсии…
            
            
            Утро прогулочного дня задалось неприветливым и хмурым, гарантируя нам дождь и неудобства и гоня в уют квартиры. Но мы, москали, не из тех, кого можно запугать дождём. А зонты на что? Их у нас целых два – и оба мужские. Я, как водится, забыла взять зонтик, собираясь в поездку. Да ладно, авось обойдётся!
            До Лавры не близко, мы долго едем в метро, затем на троллейбусе. Мужчины о чём-то разговаривают, но я не слышу их и никак не участвую в общении – сижу через проход от них и жадно смотрю в лобовое стекло на бегущий навстречу город. И удивляюсь: да неужто я тут чужая? Неужто я иностранка?
            
            
            О, Киев – стольный град! Град злато-купольный и белостенный на бреге родного мне Днепра, именуемого некогда Славутичем! Помнишь ли ты меня?
            Помнишь, как я называла тебя лучшим городом Союза? Как спешила к тебе на свидание, как девчонкой визжала от восторга в Святошинских прудах, как коротала дни в проектном институте тёти на Красноармейской улице? Той самой тёти, что совсем недавно упокоилась в Одессе.
            А как я чуть не потеряла своего шустрого сынишку на Крещатике, помнишь? Ох, и всполошил он в тот год киевских пацанят в тихом доме тёти на Дорогожицкой! Ну, там, рядом с парком, где я кормила белочек, недалеко от метро «Жовтневая»… Я-то помню ещё времена, когда оно называлось «Октябрьской»… Да, да! Было такое! Как раз, когда мне малОй совсем удаляли гланды в киевской больнице… И отец тут лечился в онкологии…
            Как же много событий моей жизни связано с тобою, любимый мой Киев! Сколько троп твоих исхожено, сколько километров отмерили мои быстрые ножки за годы детства, юности и зрелости!
            О, Боже! И теперь я тебе никто? Иностранка?!
            Последнее слово комом ожгло горло, и я готова уже пролиться слезами, но в эту минуту брат касается моего плеча:
            – Поднимайся, сестрёнка, выходим… наша остановка. …
            
            
            В ЛАВРЕ

            Вот они, Святые врата Киево-Печерской Лавры! Их ещё величают Царскими. Когда-то в эти врата входили только князья и духовенство, для простых смертных предназначались боковые калитки. А над вратами в те времена висела чудотворная икона Успения Божией Матери, полученная, будто бы, строителями Успенского собора в Царьграде прямо из рук Богоматери…
            Говорят, если пройти через Святые врата, грешнику отпускается половина грехов, а в пещерах Лавры – вторая половина. Потому-то сюда толпами шли православные люди, как в Мекку мусульмане…
            Не знаю, много ли грехов у нашей троицы, но половину их мы оставляем за вратами. У кассы, где продают билеты в заповедник? Наверное, чтобы безгрешным экскурсантам, было что терять…
            От этой мысли мне становится весело и я забываю свои недавние переживания: никакая я не иностранка! Я своя в доску! Вот! Жалко, что язык показать некому… да и неприлично тут как-то это делать…
            
            
            Все эти пёстрые мысли ворочаются в моей голове, пока мы неспешно идём от Святых ворот по царской улочке к Успенскому собору мимо выставочных галерей и лавок. Когда-то тут были кельи… Но это мелочи, вот почти стометровая Большая Лаврская колокольня, самая высокая в Киеве, – это да, это достопримечательность. В ней и стены до восьми метров и колоколов пять тысяч пудов!
            А Успенский собор, он же Великая Печерская Церковь, тут  главный храм и самый древний. О нём ещё Нестор Летописец помянул. По преданию, сама Богородица повелела его строить, а мастера увидели в небе образ будущей церкви. И ещё, будто, место для храма указано выпавшей росой и небесным огнем. Как образно и трепетно...
            
            
            Брат и племянник направляются прямиком к собору, а я задерживаю шаг, чтобы послушать экскурсовода, просвещающего небольшую группу посетителей. И начинаю закипать: да что ж она несёт?! Что собор разрушили свои? О, нет, москали! Ах, ты жертва творцов голодомора! Какие откровения ты несёшь в массы! Да ещё с таким наслаждением смакуешь каждое слово! И голос вкрадчивый, с нотками нескрываемого торжества от грандиозности сего «открытия», и паузы многозначительные…
            А доказательства где? Да, верно, в начале войны Успенский собор был разрушен, но кто это сделал – до сих пор никто толком не знает! Свои ли, немцы ли – неизвестно! И что для тебя значит «свои»? Думаешь, там не было украинцев? Кто для тебя «свои», курица безмозглая! Да, да! Была бы с мозгами, не приплетала бы политику к истории!  Да ещё в таком святом месте! Или ты не знаешь, что в Успенском соборе хранились главные святыни Лавры? Или неведомо тебе, что тут похоронено более трёхсот православных? Что среди них автор Повести временных лет  Нестор-летописец, авторы Патерика Печерского Симон и Поликарп, легендарные Кочубей и Илья Муромец, премьер-министр России Столыпин и другие верные сыны и дочери Отечества!
            Чувствую, что готова подискутировать с экскурсоводом и рвусь в бой, желаю задать несколько острых вопросов – и тут звонит телефон! Смотрю на монитор: Алекс Ершов.  С нашего сайта. Это кстати! Сейчас я ему пожалуюсь:
            – Саша, ты только что спас человека…
            Кого из нас двоих, меня или экскурсовода, он спас от ненужных волнений, я не уточняю, просто  обозначаю проблему – Алекс же только посмеивается и осторожно уводит разговор в сторону. В результате я ему рассказываю о наших гонках на «Форде» под ор «Агаты Кристи»  и мы говорим об этом ансамбле и музыке.
            Десятиминутного общения со смешливым другом хватило для полной разрядки напряжённости и, спрятав телефон, я спешу на зов потерявшего меня брата…
            
            
            Дождь начинается, когда мы втроём находимся в Успенском соборе: ставим свечи, заказываем молебны за здравие родных и близких и тратим последние гривны в церковной лавке. Конечно же хохлобаксов нам не хватает! И потому мы с братом отправляем самого молодого из нашей троицы, то бишь, племяша, на поиски обменного пункта. И как позже выяснилось, зря мы гоняли парня! В лавках Лавры охотно берут рубли, а сдачу могут дать в гривнах – если того пожелает покупатель…
            Но в тот час мы этого не знаем и, устроившись в беседке неподалёку от собора, терпеливо ждём и Николая с местной валютой, и окончания дождя. Ждём, чтобы отправиться в пещеры. Коротать томительное ничегонеделание помогает спонтанное интервью, которое я беру у родного брата.
            Речь идёт о Киево-Печерской Лавре и я узнаю, что она делится на две части: Верхнюю и Нижнюю. Верхняя Лавра – это государственный историко-культурный заповедник.  А в Нижней Лавре находятся действующий мужской монастырь, Ближние и Дальние пещеры. Перед входами в них стоят церкви Крестовоздвиженская и Аннозачатьевская, а чуть в стороне, у Рождественского кладбища, – церковь Рождества Пресвятой Богородицы…
            Под аккомпанемент дождя я слушаю соло брата о святынях и деятелях Лавры и прикидываю, что в Софийский собор мы явно не поспеваем.
            А вот и племяш! Управился таки аккурат к окончанию дождя!
            
            
            Ох, уж этот спуск в Нижние Лавры! Его крутизна, да ещё после ливня, напрягает! И плитка, как нарочно, гладкая, отчего уподобляется катку…
            Мне совсем не хочется идти в пещеры, а племяннику – край как нужно. И я отправляюсь с ним и с братом взирать на мощи лаврских святых.
            – Смотрите под ноги, – предупреждаю я своих мужчин, когда мы с зажженными свечами, начинаем спуск в подземелье, – не споткнитесь. Иначе не будет вам отпущения второй половины грехов!
            Желающие очищения и просто любопытные посетители гуськом движутся в катакомбах, останавливаясь у келий, икон и гробниц.
            Сумрак, тихий шёпот, плывущий со шлейфом света от свеч и сплетающийся во встречных потоках воздуха, сдерживаемое дыхание, запах тления и плавящегося воска – угнетают. И всё это пропитано духом смерти и призрачным отрешением от бытия…
            Как и в прошлые мои посещения катакомб, мне становится неуютно, а главное, душно. Я дожидаюсь паузы в потоке паломников и покидаю пещеры. Лучше уж буду я, грешная, стоять под дождём, чем пойду по этому маршруту…
            Посетить Дальние пещеры я категорически отказываюсь, брат тоже не желает идти туда,  и мы с ним укрываемся от дождливой мороси под навесом у входа в Крестовоздвиженскую церковь. В ожидании племянника мы ведём беседу о делах семейных – благо, эта тема неисчерпаема…
            
            
            Перед уходом из Лавры мы, не спеша, прогуливаемся по территории. Николай фотографирует, мы с братом молчим.
            Грустно. Что-то не так, нет той благости, которая ожидалась – нет, я её не ощущаю! Старые намоленные церкви в новой иностранной футеровке, купола сияют золотом на показ туристам, зелень свежее вымытая – без памяти…
            Люди не те? От них нет светлых волн?.. Не знаю! Не пойму! Просто чую – чую фибрами пустоту, суету и меркантильность… Нет тепла и тяги к целому…
            И город другой, раздробленный, и я другая – выпростанная…
            Дождь то стихает, то усиливается – и вибрирует моя душа, и наполняются влагой глаза, и ноздри трепещут будто не найдут нужный запах или ноту.
            Лучше бы я съездила на Крещатик! Да лучше ли?! Он, наверняка, как и Тверская, очужел иностранными письменами…
            О, Киев, Киев, град стольный! Надлом твой чую, сочащийся трещинами. И наскоро залепленный чем-то чужеродным. Так же как в Севастополе…
            
            
            ГОНКА В МОСКВУ!
            
            На сборы остаётся меньше трёх часов, однако, их хватает, чтобы посидеть рядком за столом, отзвонить в Одессу сестре и в Новошахтинск бабушке, основательно затариться едой и горячим и холодным питьём.
            В девять вечера наш «Форд» трогается в путь. Брат устало очерчивает рукой некий прощальный знак – и я легко разгадываю его: снова лет на пять, а то и десять уезжаешь? И посылаю воздушный поцелуй: кто знает, братушка? Я же теперь иностранка…
            Едем ходко. Некоторое время мы с племяшом молчим, слушая бесстрастные указания Галки, затем, когда уже почти вся Оболонь осталась позади, я тихо выбрасываю в салон на выдохе:
            – Эх, не увидела я Крещатик и в Днепре не искупалась!
            – Я тоже, – вторит Николай, не отрывая глаз от дороги, – ни Крещатик не видел, ни Софийский собор. Да и в Лавре не всё посмотрел… – он слегка поворачивается и прищуривается: – А давай монетку кинем, чтобы скоро вернуться! Сейчас Днепр будем проезжать…
            Серая лента Днепра, оседланная мостом, уже виднеется, и я быстро, на ощупь, отыскиваю в сумке то ли наши десять копеек, то ли украинские двадцать пять…
            Племяш берёт монетку, открывает окно и на ходу «стреляет» ею за перила моста.
            – Попал? – волнуюсь я.
            – Надеюсь…
            Эта простая традиция волшебным образом снимает с меня хандру и возвращает интерес к дороге. Надо бы сесть поудобнее…  Так… Ноги на приборную доску, руки на живот… Скучновато будет… Лезу в бардачок за диском «Агаты Кристи»…
            – Колюня, поставь этих оглашенных! Будем поднимать жизненный тонус
            Племяш молча «заводит музыку» и начинается «полёт»: «Всем привет на небесах, кто прозрел и все узнал, кто понял сам, что позор а что полет, что дорога заберет и понесет и по концам, кого-то чёрт, а кто-то сам… А по дороге, дороги манят остаться, держаться вместе, на ровном месте зажраться? Не сдаться?  Жрать, любить, копить, мечтать, верить, быть, осуществлять, употре-блять!»
            В этом месте мне, будто бы некстати, вспоминаются рекламные щиты, натыканные через каждые пятьсот метров на трассе Одесса – Киев. На них, на светлом фоне строгим шрифтом красуется многозначительный вопрос «А ты уху ел на костре?». Далее более мелко указано, где и как это можно сотворить, но мы ехали так быстро, что я ни разу не прочла предложение рекламодателя. Я тогда ещё подумала, что не всякий бы на костре уху ел… Или всякий?
            – Ты чего смеёшься? – интересуется племяш.
            Я делюсь с ним своими мыслями, и Николай спрашивает:
            – А ты смогла бы уху есть на костре?
            – А фиг ли нам, вулканАм! – выдаю я свой бравурный слОган.
            
            
            Мы летим по Черниговщине, мелькают указатели: Гарбузин, Козелец, Лемешки, Бобрик…
            Мы рассекаем ночь и трамбуем дорогу, вторим сумасшедшим рокерам, и сами мы немного сумасшедшие или пьяные от скорости…
            Таможня близко…
            
            
            
            


            
             Начало: http://www.proza.ru/2011/07/15/203
             Продолжение http://www.proza.ru/2011/08/09/30


Иллюстрация: коллаж автора из фото Николая Бобина и фото с Интернета