Убийства в ночь полной луны

               
 
                остросюжетная мистика.

- Сенькин, ты и есть Сенькин, не можешь ты без этого...- И редактор  покрутил в воздухе кистью руки. 
На языке его жестов,  это означало: "через   чур заумное, оторванное от реальной  жизни",  а редактор за реальность и особенно за здравый смысл держался всегда, как слепой за каменную стенку.
 Сенькин, или иначе, Валерий Павлович работал штатным сотрудником еженедельника,  который так и  назывался:  "Здравый смысл" и вел в нем раздел криминальной хроники.  Однако,  из-под его пера,  то и дело выходили опусы, на подобие вот этой статьи о вчерашнем убийстве семьи крупнейшего бизнесмена области.
 - Ну что это такое? - Редактор ткнул пальцем  в  рукопись статьи и процитировал: "Она еще в раннем детстве поняла, что рождена в этот мир ведьмой"! - Что за чушь  ты  несешь?  Что может знать ребенок о себе,  кроме тех детских фантазий, которые проходят вместе с молочными зубами?  И главное, откуда тебе известно, что она знала в детстве? Да еще - «поняла", то есть осмыслила?  Я уже не говорю о сути  этого  утверждения, которое есть полнейшая чепуха!  И этой чепухой у тебя занято больше половины текста,  а между тем содержательной  стороне дела ты отвел  два абзаца.
   Редактор опять ткнул пальцем в текст и процитировал: "Все пять  комнат  представляли собой мясокомбинатовскую бойню; кровь на стенах и даже на потолке,  разорванные  тела  жертв лежали в самых жутких позах.  Труп отца лежал в зале,  через правое предплечье вдоль спины и до  ягодиц  пролегли  четыре параллельные друг другу глубочайшие рваные раны. Внутренности из разорванного живота вывалились на пол, на лице застыла маска ужаса.  Мебель в зале сдвинута с мест, а стол и кресла перевернуты.  В других комнатах, где находились трупы жены и семнадцатилетнего  сына,  картина  была такая же ужасная.  В квартире стоял сладковатый запах крови, а в кухне, где лежала жена,  была опрокинута полиэтиленовая ванна с водой и вода,  смешанная с кровью,  стояла лужей на полу,  затекая под плинтуса, линолеум..."
   Редактор прервал цитирование и поглядел на Сенькина.  Тот сидел, понурившись,  опустив голову и крутил в руках авторучку: "Ты это, вот что, всю эту "чертовщину" и "мясокомбинат", отсюда выкини к той матери и так "ужастиков" по чертову ящику показывают больше чем следует.  Ты обрати внимание на то, что говорит следствие, понятно?"
    Редактор, Ветчинкин Павел Иванович постучал  толстым,  красным  карандашом  по столешнице,  затем  перевернул страницу и сказал:  - Вот это можешь оставить: "Утром, соседка, живущая этажом ниже, увидела, что потолок в кухне покрылся разводами и по обоям стекает красноватая жидкость.  Следователю она сказала следующее: "В  первом  часу  ночи,  я услышала шум и грохот в квартире, этажом выше,  какие-то крики, все это длилось минут десять и первая мысль у меня была о семейном скандале,  хотя раньше я ни когда,  ни чего подобного не замечала.  Утром я  увидела, что на кухне по обоям стекает красноватая жидкость, я от чего-то подумала,  что соседка варила варение и  банка  разбилась,  а  потом  случилось  что-то  с водопроводом и от того ночью поднялся там шум.  Я даже мазнула пальцем по этой жидкости и попробовала её языком,  но на варение это не походило. Я сейчас вся содрогаюсь от ужаса, что это была кровь Пелагеи Ивановны,  а тогда я, поднялась по лестничной клетки и позвонила в квартиру, я звонила минут пять, но мне ни кто не открыл.  Я спустилась к себе и вызвала милицию, поскольку на душе стало тревожно".
  Редактор отодвинул от себя листки со статьей Сенькина, пожевал губы и буркнул: "Все это, можно и нужно покороче, одной фразой, но и так пойдет. Слышишь, - он опять постучал карандашом по столешнице. – Тут фактура, а не досужие рассуждаловки, извлеченные из твоей башки!
   Редактор снова поднес рукопись к своим близоруким глазам: - Ты пишешь:  "Самым загадочным во всей этой кошмарной драме было  то,  что младшая дочь убитых,  одиннадцатилетняя Катя, спокойно спала в своей спальне и даже не  проснулась,  когда оперативники взламывали дверь. Она не проснулась даже тогда, когда вошли в её комнату и стали будить, точнее говоря, разбудить её стоило немало трудов,  а когда девочка проснулась и вышла из спальной, увидела кровь, она упала в обморок и на скорой была увезена в нервно-психологический диспансер."
   Он мельком глянул на автора и бросил:  "Проще  говоря,  в психушку.  Нужно выражаться проще, проще. Читателю совсем не понятно,  от чего её увезли не в обыкновенную больницу,  а в психушку и самое главное, что говорит следствие по поводу её беспробудного сна и того факта, от чего эти варвары, не вошли в её комнату? Почему не тронули её? Из жалости? Сомневаюсь, чтобы у этих извергов была хоть толика жалости! Тут загадка, да! А кто говорит, что в этом преступлении нет загадок?
- Так я и пытался… - Начал было Сенькин, но редактор его прервал.
-  Чепуху молоть! Аваддона выдумал… И редактор разразился очередной проповедью здравого смысла.
   Сенькин давно не слушал Редактора,  поскольку  перед  его глазами проплывали картины вчерашнего дня.  Вот он, вместе с оперативной группой, проникает в квартиру финансового магната и воротилы Тулчеева Егора Степановича. Видит его, лежащим с разорванным брюхом на полу...  Вот он проходит на кухню, где в луже плавает тело его жены, проходит в следующую комнату и видит,  лежащим лицом на кровати сына Тулчеева, Виктора и у того  на колени вывалились кишки.  Чувствует и этот запах,  сладкий, тошнотворный запах крови и  внутренностей,  неистребимый  запах мясокомбината, висящий в воздухе!
   Затем они,  вместе со  следователем  Ащеуловым,  вошли  в спальню к дочери и были поражены той мирной,  обычной домашней обстановкой,  которая так не вязалась с тем,  что было в других комнатах.
   Под атласном одеялом посапывало прелестное существо,  еще не девушка,  но уже и не девочка, сквозь шелковую ткань ночной рубашки проступали зреющие формы,  которые завершив свое естественное развитие,  будут сводить с ума мужчин.  Ащеулов потряс её за плечо - она не просыпалась:  "Напилась  чего-то, или напоили! - Сказал Ащеулов и добавил: - Скорую нужно вызвать".
   Сенькин разглядывал  комнату.  В глаза бросился туалетный столик и на нем большой деревянный крест  сантиметров  тридцать  в высоту.  Сенькина поразило то,  что крест на столике стоял перевернутым.  Это трудно понять,  почему его  поразил перевернутый  крест,  что-то  мелькнуло  в сознании из ранее прочитанного, мелькнуло и пропало, не хорошо заболело сердце и  озноб  прошел  по  спине.  Перевернутый  крест приковывал взгляд, то и дело ему хотелось обернуться и еще раз поглядеть на него.
   В кресле около трельяжа лежал игрушечный тигр,  сшитый из искусственного меха, Сенькин превозмогая, невесть откуда появившийся  страх протянул руку,  пытаясь его потрогать и  в это время Ащеулов грозно сказал: - Э! Так не пойдет! Мы договаривались,  ни чего руками не трогать.  Глазами смотри, а руки убери!
   Сенькин внимательно осмотрел комнаты,  но больше не обнаружил ни где, ни каких предметов культа,  кроме этого,  перевернутого деревянного креста.
   - Нет!  Ты погляди на него!  - Вскричал Редактор. - Я ему говорю,  а он в облаках витает! Я тебя спрашиваю, какие версии есть у следователя, как его? - Редактор заглянул в рукопись. - Ащеулова?
   Сенькин вздрогнул от зычного редакторского баса и кошмарные сцены,  стоящие перед глазами сдернуло,  как театральную занавесь. 
   - Пал Палыч,  в ту ночь было полнолуние. - Невпопад ответил Сенькин.
   Редактор закурил  и пристально поглядел на своего сотрудника:  - Знаешь что Валера,  я не плохо отношусь к тебе,  но всему  есть предел,  мне этот материал нужен как воздух и не позднее чем к двенадцати часам дня.  Я пытаюсь  его  спасти, говорю тебе,  что нужно убрать и чем дополнить, а ты, вместо того чтобы слушать, думаешь черт знает о чем! Еще раз повторяю: у тебя в статье нет ни слова о том, что по этому поводу считают  люди,  которым  по профессии  положено  высказывать предположения и ловить злодеев,  зато полным-полно отсебятины.
   - Ащеулов сказал, что это гиблое дело, очередной "висяк".
   - Вот как! И ты об этом ни слова? Вот и нужно пройтись по милиции,  прокуратуре!  Виданное ли дело, в городе убита вся семья...
   - Не вся, Пал Палыч, дочь жива...
   - Ну и что?  Имеет ли это значение?  Какой человек погиб! Какой человек! А они  - "висяк"?!
   Редактору было о чем сокрушаться,  поскольку щедрая  рука Тулчеева  не  обходила  вниманием редакцию газеты и,  честно сказать,  с его гибелью финансовое положение редакции становилась туманным.
   - Валера,  обязательно пройдись по этой беззубости следственных органов,  хлестко пройдись. Это же надо - "висяк"! К стати говоря, кто будет наследником Тулчеевских миллионов?
   - Не миллионов,  Пал Палыч,  а миллиардов,  у него только ликвидных  акций на сто миллионов долларов,  не считая ГКО и наличных средств в банках; как в валюте, так и в рублях. Если следовать логике древних римлян и задаться вопросом, кому это выгодно, то получается, что выгодно его несовершеннолетней дочери.  На сколько я знаю,  ближайшая родственница, его родная сестра, живет в Самаре. И её уже вызвали.
   - Ну вот!  Вот же! А ты дурацкой мистики через строку понавтыкал! Вот этот момент и отрази в статье. Только не нужно глупости вроде той,  что отца, мать и брата растерзала дочь, а потом спокойно уснула,  как это ты написал в статье.  Все, за работу!
   Через день  вышла  статья Сенькина,  на первой полосе,  с кричащим заголовком:  "В городе  орудует  банда,  а  милиция спит!" Выход этой статьи, перекрыл вход в Горотдел Сенькину, а следователь Ащеулов,  завидя его в дверях своего кабинета, замахал на него руками:  - Уйди!  Чтоб глаза мои тебя впредь не видели!  - Но выгнать Сенькина из кабинета,  коли он туда вошел, без насилия, было не простым делом.
   - Помилуй, Степан Игнатьевич! Я же раб, тварь подневольная,  редактор,  будь он не ладен,  приказал,  за что же меня-то?!  Между прочим,  я хотел с Вами поделиться некоторыми соображениями на сей счет.
   Ащеулов еще поворчал несколько минут,  но быстро  сообразил,  что  из всех зол самым худшим было бы выгнать Сенькина из кабинета и тем дать повод к еще более хлестким обвинениям прессы  в  бездеятельности следствия.  Чаю,  по обыкновению, Ащеулов не предложил, но и ворчать перестал.
   - Степан Игнатьевич, прежде маленький вопрос, кому пришла в голову мысль поместить дочь Тулчеева в психушку?
   - Вопрос  ясен.  Она единственная наследница и общественность предполагает,  что упрятали её туда с  единственной  и вполне  понятной  целью,  вывести  её  из той,  смею думать, предстоящей огромной драчки вокруг миллионов отца?  Так вот, сообщаю общественности,  что это решение принято было бригадой скорой помощи.  Мотивы? Самые прозаические; во первых не ясно  было от чего у неё такой крепкий сон и предполагалось, что без наркотиков здесь дело не обошлось. Сразу же поясняю, предположение оказалось ложным,  ни каких наркотиков! Однако это не сняло вопроса о природе сна. Второй момент заключался в том,  что в психо-диспансере есть  специалисты по нервно-психическим стрессам, а ты сам видел, что она упала в обморок и самое главное,  там можно надежнее обеспечить её охрану. Устраивает тебя такой ответ?
   Капитан милиции взял со стола пачку сигарет "Прима" и закурил.
   - Думаю, что сегодня-завтра она вернется домой. - И пояснил,  -  после приезда сестры Тулчеева,  встал вопрос о том, чтобы девочку выписать из больницы под опеку сестры.  Правда у  врачей на этот счет есть разные мнение,  многие полагают, что сам вид комнат в которых произошла трагедия, может привести к повторному стрессу, но у Тулчеевых есть и загородная дача,  однако тут встает другой вопрос,  уже по нашей части, об охране.
   - Но у него же своя, собственная охрана?
   - Вот  с этой собственной охраной мы и разбираемся вплотную,  поскольку...  - Он обидчиво поджал губы, - у следствия есть версии...
   - И одна из них о причастности охраны к гибели семьи?  Не смешите меня Степан Игнатьевич!  Кто же рубит сук на котором сидит?  От чего же они оставили в живых Катю?  Для участия в заговорах  она  слишком молода и невинна к тому же не совершеннолетняя, и не правомочна распоряжаться отцовскими миллионами.
   - Есть,  есть вопросы и по этой части.  -  Мрачно  сказал Ащеулов,  - если не сказать большее. Да Вы все равно же разнюхаете!?  Как установила следственная  экспертиза,  у  всех жертв была вырвана печень и эта печень исчезла! Характер нанесенных ран так же странен, нет ни одной резанной или колотой раны,  а все раны рванные. Вот собственно и все, и извините меня, мне нужно работать.
   Сенькин колебался, ему явно хотелось что-то сказать Ащеулову,  но он промолчал и ушел. Отповедь, полученная им от Редактора по поводу его собственной версии, охладила энтузиазм Валерки и он впал в состояние тревожной меланхолии.
                II
   Отпели похоронные трубы оркестра,  отгремела медь литавр, церковные иерархи прочитали  положенные  молитвы,  возложены венки к памятнику и ограде, просторно охватившую все три могилы,  Катя вернулась в отеческую квартиру,  где хозяйничала её тетка  Поломошнова  Лидия Степановна.  Через неделю,  как не сопротивлялся этому Сенькин, ноги сами привели к  элитному кирпичному строению на Ленинском проспекте, где на втором этаже,  десять дней тому  назад,  разыгралась  загадочная трагедия.
   Дверь ему открыла женщина лет пятидесяти  с большими  на выкате глазами, в шелковом халате с подкладом, волосы убраны в пучок,  а на длинной шеи гордо покоилась голова с правильными, несколько расплывшимися чертами.
   - Здравствуйте,  я из  редакции  еженедельника,  вот  моё удостоверение. -   Сенькин протянул коричневую книжку  с  золотым  тиснением "Пресса":  - Мне хотелось увидеть Вашу племянницу и еще раз, извините за беспокойство, оглядеть квартиру.
   Он не надеялся,  что его впустят,  более того,  в глубине души он хотел, чтобы его не пустили и тогда он мог,  сам себе сказать: "Я сделал все, но обстоятельства, люди, были против меня".  Однако Лидия Степановна не только впустила  Сенькина, но и провела на кухню, где предложила ему чай с сахарным печением.
   - Катюши нет,  она ушла к подружке.  Горе,  какое горе! -  Приговаривала Лидия Степановна, то и дело, прикладывая к глазам платок.  - Люди завистливые и жестокие!  О, какое время! Только,  только Егорша стал жить по-человечески и на тебе! А ведь так помогать,  как это делал он, мало кто мог и может в России! Он мою дочь устроил на полный пансион в Англии и что теперь прикажите делать? Жестокие времена, жестокие! Смотрите, какой храм в городе построил? Да вот... -    Она вышла  и через несколько минут принесла почетную грамоту московского Патриарха:  - Сам Алексий подписал!  Нет,  за что, за что? Ума не приложу!
   Сенькин молчал,  давая возможность выговориться женщине и она, поминутно вытирая углы глаз батистовым платочком,  наконец, обратилась к нему: - Вы-то что думаете по этому поводу? - Но Валера спросил её о другом:  - Лидия Степановна,  вот  Вы говорите,  что Егор Степанович много и щедро помогал православной церкви, а сам-то он был верующим?
   - В каком смысле?
   - Ну, в самом прямом,  то есть соблюдал ли церковные обряды,  был ли крещен и крещены ли его дети.  Я заметил,  что в доме нет образов.
   - Ну,  что Вы! Мы светские люди, как ни как двадцатый век заканчивается,  не в средневековье живем и понимаем, что бога,  как такового нет, однако же, церковь... Ну, как Вам сказать?  Простой народ успокаивает,  а в наше время, когда железные дороги (Вот ведь ужас!) перекрывают шахтеры,  церковное слово успокоения, ой как нужно! Вы, надеюсь, демократ?
   Сенькин заверил  её,  что  он всей душой за Ельцина,  еще больше за Гайдара и Чубайса, хотя язык с трудом поворачивался говорить эту лож,  но он,  все-таки,  был журналистом.  В глазах Лидии Степановны исчез огонек недоверия к Сенькину  и она продолжала:  - Конечно,  Егор Степанович, в этом прямом смысле,  перед обедом молитв не читал и, разумеется, детей не крестил, хотя не пойму Вашу направленность вопросов? – Снова насторожилась Поломошина.
   - Дело в том,  что в тот трагический день я был вместе со следователем в доме и видел на туалетном столике  в  спальне Вашей племянницы деревянный крест, вот я и спросил.
   - Так он там,  в спальне. Пойдемте, я его Вам покажу. Изумительная работа!  Привезен из Иерусалима и освящен там. Мы, в  прошлом  году  с Егорушкой ездили в Израиль и он приобрел его, говорят редчайшая реликвия, кипарис - святое дерево!
   Они прошли в спальню и сразу, что бросилось в глаза Сенькину,  так это  то,  что  кипарисовый  крест стоял перевернутым. Опять нехорошо заныло сердце и противный озноб прошел по телу.
   - Ну что ты с ней будешь делать! Представьте себе, только поставлю крест как нужно,  она тут же и перевернет его вверх ногами. Вот посмотрите, какая резьба? Иисус как живой, каждая жилочка видна...
   Но Сенькин не мог,  не хотел вот так вплотную, детально рассматривать крест,  как это делала с видимым удовольствием Лидия  Степановна,  что-то  говоря  об  особенной структуре дерева, столь близкой к человеческой плоти. Валера отвел глаза от креста и увидел на  кровати  мехового  тигра, который, как показалось Сенькину, злобно глядел на него. Хозяйка заметила,  что гость рассматривает игрушку и поставила на  место  крест,  подумав про себя,  что мужичье и есть мужичье,  и не способно оценить настоящее произведение искусства.
   - Девка уже,  скоро женихаться начнет,  а все в постель к себе эту игрушку тянет. Её Егорушка купил, когда Катюше годик исполнился, всю тогдашнюю зарплату выложил. Импортная работа!
   - А он,  где тогда работал?  - Машинально спросил Сенькин не сводя взгляда с мехового тигра.  Лидия  Степановна  замялась, а потом, гордо вскинув головой, сказала:
 - Сейчас модно в хвост и гриву частить бывших партработников, но, между прочим,  среди  них  многие понимали всю идеологическую глупость того режима. В конце-концов, наш, народно-избранный Президент, был первым секретарем обкома партии и даже кандидатом в члены политбюро! Егор Степанович был первым заместителем секретаря обкома партии и не скрывал этого,  да,  не скрывал!  Он первым порвал свой партийный  билет  и  тем самым порвал  с  проклятым прошлым!
   После этого вопроса холодок отчуждения уже не покидал  их и  дальнейшее пребывание в доме было бы бестактным, и главное – бесполезным. Сенькин узнал то, что хотел узнать и это знание не сняло, а наоборот усилило его тревогу.
   Так прошло еще три дня и Сенькин решил написать  то,  что он думал о зверском убийстве семьи Тулчеевых,  написать не оглядываясь на Редактора и, разумеется, без всяческой надежды  на то,  чтобы опубликовать написанное.  Он больше не мог носить в себе того, что переполняла тревогой его душу.
   В двухкомнатной квартире,  на первом этаже панельного дома,  доставшейся ему от умерших родителей, он писал: 
"В окна светила полная луна, и девочка поднялась с постели, испуганно озираясь по сторонам. В тех местах, где лунный свет был поглощен тьмой, ей чудились шевелящиеся чудовища, без формы, но от того еще более страшные. Она прижалась к меху игрушечного тигра ища там защиты"...
   Он закурил,  почесал затылок,  перечеркнул крест на крест написанное и выбросил в мусорную корзину. Взял чистый лист и вывел  на  нем первую фразу:  "Храм вставал на самом высоком месте в городе"...
   Сенькин покусал  авторучку и зачеркнул - «вставал" и написал - "поднимался" и продолжал:  "чем ближе к небу восходила узорной вязью каменная кладка, тем отчетливее вырисовывалась его тень...
Ему очень  не  нравилась слово "его" и вообще не нравилась вся эта фраза, но он, преодолев очередное желание выбросить в корзину написанное, продолжал. "И когда храм надел золоченые купола и кресты заиграли на солнце благословляя расположившийся внизу город, тень вызрела..."
   И опять он поморщился от слова - "вызрела",  но  ни  чего более подходящего,  более точного не приходило в голову.  Он отложил в сторону авторучку,  тяжело вздохнул, словно приготовился идти к зубному врачу, нагнулся и достал из-под стола пишущую машинку.  Отстукав набело то,  что было  на  листке, продолжал:
   "Однажды случилось то,  что иногда случается. В ночь полнолуния из тени храма отделилось Нечто,  загустело и превратилось по наружности в человека.  Он был высок, худ, строен, впрочем, таким он явился,  когда вышел из тени храма. Человек поглядел на купола, вскинул руки над головой взмахом вспугнутого коршуна и засмеялся: - Долго я ждал тебя в сём месте!
И забормотал:  - Кресты, всюду кресты, глупые не поймут, что и от крестов так же падает тень.
В разных странах его называли по разному, но больше всего он любил,  когда его называли "Джек-из-Тени".  «Нож», «тесак», словом вооруженная рука, протянутая из мрака в тень, а из тени в свет. Он был бесплотен и бессилен в бездне мрака, поскольку для своего воплощения ему требовался свет.  Он так же развоплощался, когда приближался к источнику Божественного света не дающего тени. Могущество  его было полным только в той тонкой прослойке простраства-времени,  где мрак бездны соприкасался с божественным светом, зажигая мириады звезд. Подлинное его имя там, откуда он пришел, Аваддон - "Ангел-из-бездны". В скрытых от посторонних глаз книгах, его называли Галианом - Богом равновесия.  У него были тысячи имен и его гнали из бездны  за  то,  что там он казался слишком светлым,  и от престола бога,  за то, что был тьмой". Он жил среди людей и зорко следил, чтобы ни чего не было через меру: ни добра, ни зла; ни света, ни тьмы, а была тень».
   Сенькин отложил рукопись в сторону и задумался. Воображение  занесло его куда-то в сторону от кровавого происшествия в городке.  Опять эта навязчивая тема баланса Добра и Зла  в мироздании? Опять эта треклятая дихотомия: "или-или", "другого не дано", а вдруг дано?
   Он вышел на кухню,  заварил чай. Потом, с дымящимся стаканом прошел в комнату и уселся в старое  кресло,  доставшееся ему  от покойных родителей.  Он косо поглядывал на письменный стол,  где горела настольная лампа и на косую тень от пишущей машинке на выцветших обоях.
  Навязчивая мысль о том, что где есть Свет, где есть Добро, непременно появится и равное количество Зла,  Тьмы,  подступила к нему.  Сенькин решительно отставил стакан с недопитым чаем в сторону и резким рывком вырвал себя из объятий кресла.
                * * *
   "Так вот, - отстучал на машинке Сенькин, - он стремительным, почти летящим шагом, направился в низ, к городу, по дороге ведущей в храм. И когда ОН – Сенькин напечатал это слово прописными буквами. - Проходил мимо спящих многоквартирных домов, то там просыпались собаки, поднимали головы и  чутко  прислушивались к его легкому шагу,  особо чувствительные и нервные взвывали,  будя  хозяев  и  те  бормотали спросонья:  - Полная луна, полная луна... - и снова ложились в  пастель. Так, невидимый ни кем, а только угадываемый по тому холоду,  который ознобом обжигал редких,  припозднившихся прохожих,  ОН пришел на проспект Ленина и остановился  около элитного кирпичного здания. Стоял минуты две, как слепой поводя головой,  словно что-то пытался разглядеть или учуять и это, что-то, не давало ему увидеть себя. Если бы, кто-то мог увидеть его лицо,  то он бы заметил на нем болезненные судороги  этой борьбы и злобное шипение:  - Она моя,  давно моя! Отойдите!
   Совершенно непонятно,  к кому были обращены эти слова, но выкрик:  "Отойдите»! -  Был столь грозен и громок,  что многие услыхали его даже сквозь сон.
   Потом, тем же стремительным шагом,  человек, если это был человек,  прошел  вдоль  здания и остановился напротив окна. Затем начал вытягиваться и вот уже ОН вырос до окна  второго этажа и прильнул лицом к стеклу.  В лунном свете увидел спящую девочку, затем, словно дым втянулся в открытую форточку.
   В спальне девочки стоял человек в черном плаще,  под плащом  на  широком  кожаном ремне висела шпага,  а мускулистую грудь стягивало плотное,  черное трико.  Едва он появился  в комнате,  как игрушечный тигр подрос и лизнул его лакированный сапог. Человек в черном потрепал его  загривок: - Заждался меня, извини, раньше не мог. - Затем подошел к детской кроватки.
   - Как ты находишь мою новую невесту?  Она прекрасна, не правда ли? - Тигр лизнул сапог
   - Ну, что же, ты? Просыпайся! Встречай жениха. - Обратился он  к спящей. Девочка проснулась и села на кровати.
   - А  теперь скажи мне,  - Властно произнес ОН.  - Кого ты любишь больше всего на свете?
   - Маму.  - Ответила девочка бесцветным,  лишенным выразительности голосом.
   - Её убьешь первой!  - И тигр, враз подросший до величины крупного дога, зевнул, обнажая клинки зубов.
   - А кого ты еще любишь так же крепко?  - Спросил Он и девочка ответила таким же отстраненным, не живым голосом:  - Папу.
   - Его убьешь вторым. Кого ты еще любишь?
   - Брата люблю. - Ответила девочка.
- И его убьешь,  потому что я, - жених ревнивый, не терпящий соперников и любить ты должна меня одного, так же сильно и крепко, навечно, как я ненавижу ЕГО.  – Он ткнул пальцев в распятие.  - Скажи мне,  ответь мне, ты любишь меня?
   - Да, люблю. - Сказала девочка.
   - Сильнее и крепче чем мать, отца, брата? – Требовательно спросил Он - и будешь, послушна моей воле?
   - Да. - Ответила  девочка.
- Тогда поцелуй меня? - Потребовал ОН.
Девочка потянулась к нему. Человек нагнулся и взял её лицо в свои ладони. Ледяной холод обжег её щеки, и могильная сырость дохнула в  её лицо.  Черный  человек вобрал её губы в свои и жадно потянул в себя,  словно что-то пил. Девочка вскрикнула и лишилась сознания. Она не дышала.
   - Вот!  - Человек в черном опять взмахнул руками,  словно коршун  и  обращая лицо,  к распятому на кипарисовом кресте, произнес с издевкой: - Видишь, как я пью твое дыхание Боже и даю,  детям твоим, своё? Так смотри же и содрогайся на своем кресте!
   И действительно,  на  кипарисовом кресте,  перевернутым в низ головой, распятый Сын Божий содрогнулся в конвульсиях, а человек в черном плаще продолжал: - Ты помнишь, как ты был прикован к скале Кавказа?  Ты помнишь,  как я прилетал к тебе и клевал твою печень? А твой милосердный Отец не пришел к тебе на помощь?  Ты и с креста звал его и что же? Он тебя оставил и на кресте! Смотри же, как Страх и Ужас приходят в мир, который создал твой Отец!
   Человек, в  черном,  подул  в лицо девочки и она застонала, затем,  стала что-то искать руками и нащупав край  атласного одеяла,  укрылась им с головой.
   - Ну и довольно,  на сегодня,  - Сказал ОН,  обращаясь  к тигру: - Открой-ка пасть!
   Тигр повиновался.  ОН превратился в густое облако дыма  и втянулся  в  эту пасть,  та с клацаньем захлопнулась и тигр стал стремительно уменьшаться в размерах пока,  около кровати, не оказался игрушечный, меховой тигр".
                * * *
   Сенькин выдернул из каретки недописанный  листок  бумаги, остервенело, скомкал его, а потом схватил со стола остальные, сжал в тугой комок и стремглав кинулся в  туалет.  Бросил  в раковину и вода,  с урчанием заглотала бумажный ком, утянула  в утробу унитаза.
   Ему было  мерзко,  словно  он только что копался в утробе дохлого  животного. Было далеко за полночь и горячей воды уже не  было,  но  Сенькин мыл руки и лицо холодной водой до тех пор пока лицо и руки не заныли от холода. Потом обхватил голову руками, заплакал.  Внезапная жалость и не только к себе,  а ко всему миру накатила на него,  и обильные слезы потекли  из глаз.  Валерка всем сердцем почувствовал красоту и беззащитность живого, и в этом чувстве была такая глубина, и полнота знания, которую не может вместить человек, и потому-то это знание пролетело сквозь его и потрясло, как потрясает тело человеческое жесткое рентгеновское излучение. И если бы это знание задержалось чуть дольше, то этого знания не вынесло бы ни одно человеческое сердце.  Потом, Сенькин подошел к книжной полке,  взял отрывной  календарь,  полистал его. Полнолуние должно было наступить через два дня и опять тревога охватила его и  желание  что-либо  писать начисто пропало.
   Спал он  плохо,  снились кошмары и уже под утро, достал из холодильника початую бутылку водки и выпил целый стакан.  На целый  час опоздал в редакцию.  Пал Палыч вызвал его к себе, едва тот успел снять с себя плащ.
   - Ну что у тебя нового? - Спросил Редактор. Сенькин пожал плечами.  Пал Палыч закурил: - Между прочим, должен бы знать, что  этим  делом занялась Генеральная прокуратура!  Я сейчас разговаривал с прокурором города и он сообщил мне,  что  его ведомству поручено сосредоточить внимание на том,  каким образом у Тулчеева образовался такой капитал,  надо  полагать, что  через  это  они  думают выйти на исполнителей зверского убийства Егора Степановича.
   - А мне так кажется,  что они хотят умыкнуть его денежки, самым законным образом.  - Пояснил своё видение  Сенькин.  - Ведь не задается же прокуратура, откуда у Рэма Вяхирева и Потанина полтора миллиарда долларов состояния?
   - Может быть и так,  большие деньги -  большая политика, к стати говоря, известно ли тебе, что тетка Егора Степановича, как её?  - Сенькин подсказал: - Лидия Степановна Поломошина, - Вот, вот, Поломошина наняла двух московских адвокатов, которые сами, понимаешь ли, сами, приехали из  Москвы и предложили ей свои услуги?
   - Вороны слетаются на падаль, а адвокаты на деньги.
   - В  общем,  сходи  к своему следователю...
   Сенькин протестующе поднял руки:  - Помилуйте, Пал Палыч! От чего ж он мой?
   - Ну, ладно, наш, тебя так устроит? Так вот сходи и узнай, насколько продвинулось следствие, материал жду.… Жду, ну, скажем, к четырем часам. Ясно?
   Так Сенькин Валерий Михайлович снова оказался в  кабинете Ащеулова, и это было раковое, для обоих, свидание.
   - Ни чего нового  я,  Вам  Валерий Михайлович, сообщить не могу. - Начал Ащеулов свою обычную "песню".
   - Ну, хотя бы результаты осмотра  комнат?  Есть  ли  следы проникновения? Отпечатки пальцев?
   Ащеулов состроил кислое выражение лица и вздохнул: - Если бы,  если бы были следы проникновения, а тем более отпечатки чужих пальцев,  тогда бы мы с Вами говорили о  чем-то  ином, более конкретным,  в том-то и дело, в этом чертовом деле, не за что ухватиться!
   - Это Вы, верно, сказали - "чертово дело"! Тогда послушайте мою версию, или точнее сказать мой прогноз, теперь уже на завтра,  в полночь.  Так вот завтра, в ночь, произойдет еще, точно такое же убийство и в этом же доме.
        - И давно ты взял на себя роль Кассандры? – Ащеулов с ехидной усмешкой откинулся на спинку сидения и закурил.
   - Нет,  только сейчас, когда увидел всю Вашу следовательскую глупость.
   Лучше бы он этого не говорил!  Даже дурака не следует называть  дураком,  когда  в общении с ним есть необходимость, тем более этого не следовало делать с Ащеуловым, который отнюдь, дураком не был и явных глупостей не делал ни когда.
   - Ну,  нашу глупость ты нам и оставь, а свою умность прибереги для себя и если тебе  не  чего  сказать  по существу, то...  - Он выразительно кивнул на дверь.  Так Сенькин нажил себе недруга. Ащеулов был обидчив и обиды помнил долго.

                III
   Материал Сенькин сдал в срок,  то есть в четыре часа дня, за час до окончания работы.  Редактор поворчал о том,  что в статье мало соли и перца,  но отослал её в набор. Так закончился для Валерки этот день.
   Дома он снова попытался писать,  но дело не пошло  дальше первого абзаца.
   "Когда же вышел он (Иисус) на берег,  встретил  его  один человек... с давних пор одержимый бесами... он (нечистый дух) долгое время мучил его,  так что его связывали цепями и узами,  оберегая его,  но он разрывал узы... Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: "Легион".
   Сенькин снова  перечеркнул написанное и смял лист.  Вышел на кухню заварил крепкий чай и подумал: "А не пойти ли мне к Тамаре?" Но,  подчитав что-то в уме,  огорченно мотнул головой: "Муж дома".
   Это была его женщина,  которую он делил с её мужем. Сенькин считал,  что так лучшее,  надежнее, поскольку у него нет повода для ревности.  Муж и он,  и ни кого,  кто бы мог вмешаться в это дело.  Утверждение сомнительное, но что поделаешь, у каждого на этот счет своё мнение и, наверное, это хорошо.
   Между тем,  Сенькина буквально притягивал стол и он опять уселся за него. Авторучка непроизвольно вывела первую фразу.
   "Хочешь, почитаю немного?  - Спросила мать. Девочка прижалась к материнской груди и сказала: - Мама, мне страшно.
           - От чего тебе страшно, глупенькая?
           - Мама, я боюсь себя.
   - Ну что ты милая? Разве можно бояться себя? Тебе уж двенадцатый год пошел,  а ты всё боишься  ночных  страхов.  Это всего лишь луна, полная Луна. Ты уж постарайся заснуть.
   Мать нагнулась  и  поцеловала  дочь;  затем направилось к двери, и выключила свет.  Уже на пороге её остановил визжащий от страха голос: - Мама, что со мной!
   Столько было в этом голосе ужаса и отчаяния, что мать похолодела от страха и с не человеческим усилием, повернулась в сторону детской кроватки.  Её дочь лежала в самой бесстыдной позе,  задрав ноги и, раскинув их в стороны,  она выгнулась в сладостной истоме сексуального наслаждения и что-то бормотала каким-то, враз погрубевшим, голосом".
                * * *
   Сенькин поглядел на исписанный лист бумаги и так же,  как предыдущий, перечеркнув и скомкав, выбросил в урну.
  "Зачем всё это? Зачем? Кому это нужно?" - Подумал он.
   Было душно.  Валера открыл окно комнаты выходящей на балкон.  Смеркалось. Потом Сенькин полез в книжную полку и достал несколько книг. Он полистал их и отложил в сторону. Он и сам не знал,  что он ищет,  но точно помнил,  что нужное ему слово  начинается  на  букву "Э",  но ни одно слово на букву "Э",  из словарей,  его не устраивало. Что-то он читал,  похожее  на  то,  что случилось у них в городе и еще обязательно случиться, в этом он был уверен, и ни когда-либо, а именно сегодня, в полночь. Но что читал и когда читал, ускользало из его памяти, как тогда ускользнуло, когда он увидел в спальне девочки перевернутый крест. Он искал в слепую, повинуясь некому наитию. Нужная книга сама выпала из книжной полки.  Сенькин поднял её и стал читать с того листа, на котором она открылась.
   "Ритуал экзорсизма  опасен тем,  что эффект его,  по сути дела, достигается самовнушением. Больной, никогда в жизни не слыхавший о вселении духа,  может легко подхватить эту идею. Тот,  кто успел себе внушить одержимость, часто лишь утверждается  в  собственном заблуждении.  Кроме того,  прежде чем дать разрешение на  проведение  экзорсизма,  церковь  должна проверить  саму  правомочность  обращения  к  столь крайнему средству.  Она должна отделить  психическое  заболевание  от подлинного вселения Духа и только тогда,  когда уверена, может начинать процедуру изгнания".
   Книжка без корочек, потрепанная и этот открывшейся листок был оборван более чем на треть и,  видимо,  это было все, что  осталось от рассказа,  а может быть - повести.  Сенькин прочитал дальше,  но там речь шла совершено  о  другом;  какой-то частный детектив гонялся за сумасшедшей дамочкой, которая поставила себе целью в жизни, переспать с представителем каждой расы и народа.  Впереди так же была какая-то мутная история с кражей драгоценностей из частной коллекции.
   Одно только твердо знал Сенькин, что сегодня, ночью должно  произойти  убийство  и, скорее всего жертвой станет Лидия Степановна Поломошина. Он ругал себя: "Ну, от чего, от чего я тогда сбрындел и не сказал этому надутому индюку,  Ащеулову, что это,  невинное дитя, убьет свою тетку?" Он успокоил себя тем,  что все-таки сказал, что убийство непременно случится.
Но,  как это часто бывает с  предсказателями,  они  пророчат судьбу государствам,  народам и людям,  а о том, что будет с ним, через час, через минуту, не ведают,
   В полночь с треском лопнуло окно  и  в  комнату  Сенькина влетел тигр,  живой, во плоти, такой, каким он расхаживает в джунглях Бенгалии.  Валерку спасла только отменная реакция и то,  что между влетевшим в окно тигром и им,  был письменный стол и кресло,  а так же то,  что дверь в комнату, автоматически захлопывалась на замок. Тигр ударился в эту дверь после второго броска, чуть задержавшись между столом и креслом. А затем, не сделав ни какой попытки сломать дверь, только утробно и тоскливо рыкнув, выпрыгнул обратно в окно.
   На этот раз, Сенькину не помогла водка, и он всю ночь просидел на кухне,  вознося благодарности отцу за то, что он во все двери врезал автоматические замки.  Тогда это казалось причудой, выжившего из ума старика, но по странной случайности эта причуда спасла жизнь его сыну.  К утру, он был пьяный в стельку! Пьяного его и взял подъехавший наряд милиции. Валерки надели наручники и под вопросительные взгляды соседей и прохожих увезли  в Горотдел.  Старый его знакомый,  Ащеулов,  сказал конвою: "В подвал и отрезвить!  Но без этого!" Он строго погрозил пальцем: - Марью Ивановну пригласите, укольчик, или еще что…
   Конвойный буркнул:  - "Рассольчик, огурчик..." - Но тут же получил отповедь: - Не рассуждать! Остряк нашелся.
   Пьяный Сенькин повторял только одно слово:  "Тигр,  тигр, тигр!" Через два часа он сидел в том же кабинете Ащеулова, в наручниках, помятый, опухший, но вполне соображающий, где он и что с ним.
   - Да,  пойми ты,  голова твоя содовая,  что это тот самый тигр, что имеется в спальне этой ведьмачки!
   - Ну да, и эта игрушка ворвалась к тебе в окно и чуть было не разорвала тебя? Так?
   - Именно это я и пытаюсь тебе доказать. Там, у меня в доме на стекле остались клочки его шерсти! Тьфу ты, черт!       Его меха. Возьми и сравни. Тебя что ли учить?
   - Меня учить не надо, уже сравнили. Ловко же ты провернул это дело.
   - Да какое дело?
   - Ну, ты, не темни, дурака-то из себя не строй! Тут не такие кололись.
   Сенькин опешил,  ему только что дошло, что его обвиняют в совершенных убийствах.
   - Да ты что! - Заорал он, - Обалдел что ли?
    Я те дам, обалдел! - Рявкнул Ащеулов. - Я те дам, обалдел!
   И он ударил кулаком по столешнице так,  что со стола слетели протоколы допроса и прочие письменные принадлежности. В комнату вошли двое милиционеров и  вопросительно  посмотрели на Ащеулова.  И вдруг Сенькин расхохотался, неудержимо и заливисто, как ни когда не хохотал в жизни.
   - Так,  так...  - Он не мог выговорить слова, а выталкивал их из себя вместе со смехом: - Ой, не могу!  -  Ащеулов смотрел на него со злостью и недоумением.
   - Свихнулся,  что ли? - Спросил милиционер.
   Обессилив от  приступа смеха,  Валерка сел на табурет:  - Черти вы милицейские,  сыщики вы херовые..,  - но договорить не успел,  получив сильный тычок от милиционера в левую почку, он сполз со стула.
   - Ты,  скот!  Закрой свою поганую пасть,  а то проглотишь все зубы вместе с языком.  - Прошипел милиционер, поднимая за шиворот упавшего со стула Валерку.
   Чем бы закончился этот допрос,  о том волен судить  читатель, поскольку в это время зазвенел телефон на столе следователя и потому, как он поджался и вытянулся, Сенькин понял, что это звонок от большого начальника. Так оно и оказалось и Валерку повели по бесчисленным переходам в  приемную  к  начальнику  горотдела  полковнику Семенову.  Сенькину не долго пришлось стоять в приемной, подпертым с двух сторон доблестными  стражами порядка и законности.  Через полминуты выглянул, несколько смущенный Ащеулов и не глядя на Валерку, сказал: - Входи.
   Милиционеры, было, направились вслед  за  арестованным,  но следователь остановил их жестом.
   В кабинете сидел Ветчинкин Павел Павлович и перед ним аппетитно парил чай. Ащеулов еще раз доложил: «Товарищ полковник, задержанный гражданин Сенькин Валерий Михайлович по подозрению в совершении серии зверских убийств находился у меня на допросе, и по Вашему приказанию, доставлен»...
   Он замялся, подыскивая слова, "куда и зачем доставлен", но полковник покосился на наручники и покачал головой.  Ащеулов выбежал  в приемную и взял ключ от наручников у милиционера.
Наручники сняли и только тут,  Валерий ощутил, как болят запястья рук и бок,  куда его саданул милиционер.  Он невольно поморщился.  Это движение не ускользнуло от полковника и тот сказал:  - Да,  у нас,  сами понимаете, не благотворительное общество  народ мы, прямо скажу, грубоватый, да и дело у нас мужское,  грубое дело. И так, Степан Игнатьевич, докладывайте,  почему был арестован известный в городе и за его пределами, - Он подмигнул Ветчинкину, - журналист?
   - Товарищ полковник, подозреваемый вчера, в одиннадцатом часу дня,  был у меня в кабинете и сказал буквально  следующее:  "Тогда  послушайте мою версию,  или точнее сказать мой прогноз,  теперь уже на завтра, в полночь. Так вот завтра в  ночь  произойдет  еще точно такое же убийство и в этом же доме".
   - Что и произошло в точности, как я сказал: - Подал голос Сенькин.
   - А почему Вы были так уверены в этом? - Спросил полковник. - Какие-то основания у Вас были?
   - Конечно, были. – Сенькин, опять засмеялся и это было несоответственно месту, и ситуации, и от того выглядело диким, несуразным и даже вызывающим. -  Дело в том, что первое убийство произошло так же в ночь полнолуния...
   Редактор прервал его речь:  - Валера!  Только не это! Дело-то серьезнее, чем ты думаешь!
   - Нет,  от чего же,  Павел Павлович, пусть продолжит, это даже интересно.
   - Мне  конечно ни кто не верит,  да и на самом деле в это трудно поверить,  поскольку...  Впрочем, что же я тут... Вот, видите ли,  храмы повсюду строят,  если расстегнуть рубашку, то у каждого второго на груди крест,  иконки в доме  и  даже креститься правильно научились,  то есть, как бы все считают, что Бог есть,  но коли бог есть,  то и Сатана есть... Это как правое и левое, верх и низ. Построили храм Богу света и добра,  а от него,  от храма - тень, мрак, то есть, помрачение, иначе говоря - противоположность свету, понимаете?
   - Валера!  Я тебя умоляю!  - Вскричал редактор,  - Ну при чем здесь Бог или Сатана?  Твоя доморощенная  философия?  Ты скажи,  каким  образом  у тебя на разбитом стекле появилась, шерсть, тьфу ты! Мех с детской игрушки ребенка?
   - Которая  спала  так  же крепко,  как и во время первого убийства и,  надо полагать, так же отправлена по тому же адресу, то есть в психушку? - Спросил Сенькин.
   Все замолчали.  Полковник осторожно спросил,  Пал Палыча:  «Не  замечал  ли он за своим работником заскоков?»
  На что, тот мрачно ответил: - Не чаще и не больше чем за другими.
   - Так,  все-таки,  -  Спросил полковник,  - можешь ты без всякой мистики и чертовщины объяснить, каким образом появился мех с игрушечного тигра на осколках стекла в твоем доме и из каких оснований ты сделал этот мрачный,  но точный  прогноз?
   - Без мистики и чертовщины  не  могу.  -  Мрачно  ответил Сенькин.
- Видите,  Павел Павлович,  - Полковник повернулся всем корпусом к Редактору,  -  дела обстоят, прямо скажу, плохо и хотя я всей душой рад бы помочь,  но Валерий Михайлович,  то есть  -  подозреваемый,  говоря юридическим языком,  на этот счет имеет свою точку зрения и  она  нам  кажется  странной, настораживающей странной. И, думаю, что для любого нормального человека,  она покажется таковой. А вот Степан Игнатьевич   может  изложить  иную точку зрения без мистики и чертовщины. Так ведь?
   - Да,  товарищ полковник! Подозреваемый был в доме и знаком с убитой гражданкой Поломошиной,  таким образом, часов в одиннадцать  вечера,  гражданка  Поломошина  впустила  его в квартиру,  а первом часу ночи он убил её,  взял  игрушечного тигра,  пришел домой,  разбил стекло и несколько раз,  через разбитое стекло провел этой игрушкой с тем, чтобы на нем остались следы меха,  затем отнес игрушку обратно, а потом напился. Остается выяснить мотивы преступления.
 - Мотивы – это верно, - согласился полковник, Это очень верно! Без мотива и песни нет!
- У него мания… - начал было Ащеулов, но Валерка его перебил:   
«Ну не только мотивы… еще предстоит найти орудие убийства,  а так же объяснить феномен странного сна девочки.  Помимо этого,  вам  предстоит доказать,  мог  ли я быть в означенное время на месте убийства, или же находился где-то в ином месте.
   Сенькину вдруг  стало  все  безразлично, и это безразличие успокоило его и принесло ясность мысли: - Я так полагаю, что все убийства на меня вещают, по этому вам придется потрудиться и доказать,  что я могу раздваиваться,  что так же невозможно без мистики.
 -   Н-да…  - Протянул полковник. - Что на это скажите Степан Игнатьевич?   Это уже не Сатана с Богом в придачу?
- И мотивы расскажет и сознается, чем убивал и где был, проверим. – Уверенно заявил Ащеулов.
   - И что будет после того,  как окажется, что я тут не при  чем?  Извинений  я  ведь не приму,  говорю сразу.  – Заметил Сенькин.
   - Да,  действительно,  Максим Аверьянович,  что тогда?  - Спросил Пал Палыч полковника.  - Если  на  моего  сотрудника возведен поклеп, то это, сами понимаете, престиж газеты, моральные издержки.  В конце-концов,  читатели? Мне вот сейчас номер  нужно  составлять и что?  Что я должен дать по поводу ареста своего сотрудника?  Он плетет несусветное,  да и  Вы, если честно сказать, ни чего убедительного не сказали.
    - Ну и что, ты на это скажешь, сыщик?
   - Воля Ваша, товарищ полковник, если у меня связаны руки, если Вас устраивает вся эта чепуха об оживающим тигре, то..
   - Нет,  я не о том,  а о последствиях Вашей ошибки, которая, как я понимаю, вполне возможна, так?
   - Один господь-Бог застрахован от ошибок,  а мы люди, человеки.
   - Тогда почему бы ни прислушаться к тому, что я говорю. - Вмешался в разговор Сенькин.  - Как бы нелепо и  странно  не казалось то,  что я рассказываю, тем более, все можно проверить  через месяц,  в следующую ночь полнолуния,  поскольку Аваддон в городе.
   - Какой еще Аваддон?  Что Вы чушь-то несете?  - Начальник горотдела не скрывал своего раздражения.  - Вы говорите,  не только нелепые вещи,  но и прямо-таки фантастические! Как же в это можно поверить?
   - Дайте мне воды.  - Попросил Валерий.  Полковник  открыл бар и достал оттуда бутылку запотевшего жигулевского пива.
   - Нате,  это  будет получше воды и может быть вернет Вам здравый рассудок.
   Сенькин выпил  бутылку  одним  махом и крупный пот тут же выступил на лице.  Он утёрся подолом рубахи,  которая совершенно вылезла из-под брюк.
        - Ну и видик у Вас. -  Заметил полковник.
        - Это у Вас видик.
        - Не понял?
   - Я говорю,  это ваши орлы меня так растребушили.  И так, то, что я буду говорить,  невероятно, но все можно проверить. В первых, в ночь первого убийства у меня есть железное алиби.  И я,  об этом алиби,  заявлю только в день суда по той причине,  что тут затрагиваются интересы женщины, во-вторых, пригласите-ка в качестве экспертов,  лучше всего  какого-нибудь  охотника,  который видел человеческие жертвы нападения тигров.  Это я отвечаю на вопрос следователя об орудие убийства.  Во вторых, в некоторых сатанинских сектах, печень считается сакральным органом... - Он увидел бессмысленные недоуменные взгляды, направленные на него и выкрикнул:    - Как же вы не понимаете,  храмов все больше и больше а, следовательно, и на противоположной стороне так же возрастает давление на человеческую психику и на мировых весах нагрузка увеличивается,  груз все не переносимее, все тяжелее и тяжелее и что потом?
   Полковник машинально спросил:  - Ну и что потом? 
- А потом, хрусть! И вот тебе, и конец света, апокалипсис!
   Редактор только развел руками, мол, ну что ты с ним поделаешь. Сенькин взял себя в руки и продолжал:    - Дальше, я настаиваю на обследовании девочки  на  предмет её,  так сказать,  девственности.  Я утверждаю, что эта особа давным-давно не девочка!  Более того,  не знаю,  возможно ли это с медицинской точки зрения,  необходимо попытаться установить...   короче говоря, предмет, который она использует для сексуальной  цели, является кипарисовый крест  подаренный ей отцом в прошлом году. Не исключаю, если этот крест не мыт...
   - Довольно!  Довольно!  - Вскричал полковник.  - Нужно же знать меру! Какую ахинею Вы здесь несете? Это же бред сумасшедшего?!
   - Ну, тогда,  давайте в камеру.  - И Сенькин протянул руки для наручников. - Но предупреждаю, что за каждый проведенный здесь день, потребую пять дней в лучшем санатории!
   В кабинете наступила зловещая тишина. Затем, полковник, обращаясь к Ащеулову, сказал:  - Степан Игнатьевич,  снимите  с гражданина Сенькина положенные по протоколу показания, возьмите подписку о не выезде. Все. У меня больше вопросов нет. -    Ащеулов и Сенькин вышли из кабинета начальника горотдела.
Обращаясь к редактору,  полковник сказал:  - Я сделал все, что мог и надеюсь на Ваше понимание, и Ваш такт.  Кстати, как же Вы работаете с таким контингентом?
   - Творческие люди, они все, несколько, того, то есть, отличные от нас с Вами,  Максим Аверьянович,  но мысль, этого, Вашего следователя...
   - Ащеулова. - Подсказал полковник, - вот именно, Ащеулова, что убийства совершил Сенькин,  так же нелепа,  как его рассуждения о том, что в городе появился Аваддон.
 - Кстати, что это за Аваддон?
- Боюсь ошибиться, но, кажется, по-древнееврейски так называется ангел-губитель.
   - В  странные  времена  мы живем, Павел Павлович, - Полковник говорил мягко, доверительно, -  в очень странные времена, за что не возьмись, вроде прочно, а потяни и в руках нет ни чего, паутина какая-то. Устроить в квартире такую бойню и при этом не  оставить  ни  каких  вещественных следов!? Такого, на моем веку не бывало. У всех жертв вырвана печень.  Ну, убили,  зверски убили, но зачем им печень? А девочка ни чего не слышит,  спит сном праведным! Ладно, сатана это или нет с  Аваддоном  в  придачу,  но  мы  будем  искать все-таки людей.
   На этом Редактор и начальник горотдела распрощались,  явно  довольные друг другом.
                VI
   В кабинет Ащеулова, Сенькин пришел сам и  без  наручников, милиционеры  недоуменно поглядели на него,  пожали плечами и ушли по своим делам. Минут десять они сидели друг, перед другом молча,  потом Ащеулов тяжко вздохнув, взял листок протокола и заученным голосом стал спрашивать: "Фамилия? Имя? Отчество? Домашний адрес?"
   Когда формальности были закончены и все бумаги подписаны, они  опять замолчали.  Потом Ащеулов молча подвинул Сенькину стакан чая, тот так же молча взял его в руки и отпил горячей крепкой жидкости.
   - Ладно,  - Сказал Ащеулов,  - Я ведь и сам понимаю,  что орудие убийства было бы самым подходящим, если бы и на самом деле, это был тигр. Но тигра на тысячи верст вокруг нет! Понимаешь ли ты,  нет! Однако я задам и этот вопрос судмедэкспертам и поставлю вопрос перед врачами, то есть вопрос о, о, ну о кресте и прочей чепухе, чтобы снять его окончательно. Я узнаю,  где ты был месяц тому назад, узнаю по своим источникам и если все,  что ты говорил, окажется чепухой,  я с тобой буду так разговаривать,  так...  словом ты и сам можешь  себе представить  и нарисовать в своем воображении картину предстоящего разговора со мной и я  тебе,  тогда,  не  позавидую! Все, можешь быть свободен, по крайней мере, целый месяц.
   - Целый месяц до следующего полнолуния. - Сказал Сенькин, -  поскольку в следующую ночь полной луны,  если девочка окажется вместе со своей меховой игрушкой, может случиться то же самое, что уже случалось.  И судя по всему,  этой жертвой могу быть я, поскольку одна, правда не удачная попытка, была предпринята.
   - Не сомневайся, я с тебя глаз не спущу. - Пообещал Ащеулов.
  - Очень приятно, только не забудь пистолеты и автоматы зарядить серебряными пулями, в ту самую, следующую ночь полнолуния.
   - Спасибо за совет, но видел ли ты, как десантный автомат рвет тело? Нет? Ну, тогда не учи.
   Этот месяц прошел ни чем не  приметно,  разве  что  волна слухов  о наследстве Тулчеева поднялась еще выше и какие-то, совсем уже  невероятной  дальности  родственники,  крутились вокруг диспансера,  подкарауливали врачей, обращались в различные инстанции,  в том числе и в опекунский совет,  словом огромные  деньги завертели огромный водоворот,  но он не касался Сенькина.
   На следующий день после ареста, Редактор с полчаса внушал ему, что и фантазиям нужно давать окорот, и по меньше читать мистическую литературу,  иначе,  не долго дела, и крыша поедет.  Словом,  Сенькин писал,  что приказано и ждал,  ждал с тревогой ночи полнолуния.  Он узнал, что девочку выписали из диспансера и совет опекунов назначил  какую-то  родственницу жить с ней до её совершеннолетия. Средства, на счетах Тулчеева были  "заморожены".  Его  мало  интересовали  результаты расследования Ащеулова потому,  что он сказал ему  сущую правду. Когда при Сенькине заговаривали о банде головорезов, он только криво усмехался.
   Днем, перед  ночью полнолуния,  в редакции раздался телефонный звонок и чей-то голос спросил Сенькина.  Звонил Ащеулов  и  сухо сказал,  чтобы Валерий подождал его в редакции.
Они договорились встретиться в пятом часу перед концом рабочего дня. В голосе Ащеулова Валерию послышались примирительные нотки.
   - Я начинаю, как и ты же, сходить с ума. - Сказал Ащеулов. - Характер и глубина ран полностью соответствует ранам,  которые наносят тигры, одно смущает, тигры не вырывают у жертв печень. Что на это скажешь?
   - Это  не просто убийство,  а ритуальное убийство,  вот в чем весь фокус.
   - Ну и куда же все это девается?  Уж не хочешь ли ты сказать, что меховая игрушка съедает печень?
   - Не меховая игрушка,  а тигр,  мистический тигр, тот самый, который сказал Иисусу: - Имя мне Легион!
   - Ну ладно,  ты мне страшилок не рассказывай.  Пусть тигр мистический, но печень не мистическая. Значит в пятом часу?
   - Да, я буду в редакции до пяти.
   Полпятого Ащеулов был в редакции, изпод плаща выглядывал короткоствольный десантный  автомат.  -  Извини,  серебряных пуль не нашлось, но этих вполне достаточно, две обоймы.
   - Достаточно ли?
   - Не сомневайся!  В Чечне разрубал тело пополам,  ежели в упор и очередью. На меховую игрушку хватит.
   Они вышли из редакции и к  ним  еще  присоединились  трое бойцов ОМОНа, одетых в гражданскую одежду, и в таких же свободных плащах, в каком был старший следователь.  Ащеулов  хохотнул:  - Ребятам сказал, что сегодня сезон охоты на тигров и пообещал тому, кто его убьет, отдать шкуру.    Он был весел и шутил всю дорогу:    - Ты учти,  что вся эта операция ни кем не санкционирована,  личная инициатива, то есть личная голова в случае чего, а ребята  так же добровольцы, в Чечне с ними был. Хотел оставить одного-двух парней в самой квартире Тулчеева,  но для этого нужна официальная бумага.
   Увидев недоуменный взгляд Сенькина, продолжал: - Обращался,  обращался к начальству,  но  они  вполне  удовлетворены внешним наблюдением, поскольку не ждут нападения от игрушечного тигра. Кстати говоря, был я вчера в квартире, девчонки не было,  а крест, действительно, был перевернут. Да, хороши мы с тобой!  Это же надо!  Вышли на охоту за самим  Сатаной! Так что, место нам, давно уготовано в психушке.
   - Значит, ты уже не веришь, что я убил?
   - Я проверил твое алиби...  - И увидев  негодующий  взгляд Сенькина,  похлопал его по плечу. - Сделал чисто, муж не узнает, будь спок. Эх, черт и что вас тянет к замужним, когда девок на каждую руку по десятку?
   - А вот это не твоего ума дело.
   - Это точно. - Миролюбиво сказал Ащеулов. - Ты не обижайся на меня, пойми.
   - Не обижаюсь, понял, но милицию не любил и любить не буду.
   - Ну и ладушки, любить, это уж слишком жирно будет.
   Ребята из ОМОНа целый час ходили вокруг дома, а Ащеулов и Валерка смотрели телевизор.
   - Чего они там целый час вокруг дома выхаживают?  - Спросил Сенькин.
   - Чего? Ты думаешь стрелять из автомата среди ночи, в городе,  простое дело? С дуру-то по окнам так полоснуть можно! Устанавливают сектора возможного  обстрела  и  места,  откуда можно  все  видеть,  словом это их профессиональная работа и все тонкости этого дела тебе знать не к чему.
   Часа через полтора к ним присоединились омоновцы.  Сенькин крутился на кухне,  выгребая из холодильника все  что  можно было приготовить, а готовить он умел мастерски и делал это с удовольствием.  Осмотрев не богатый набор провизии, он решил угостить  милиционеров своим фирменным блюдом,  как он говорил, "нищенскими котлетами".
   Он истер на мелкой терке десяток крупных картофелин,  добавил в полученную массу воды и отжал все это через три слоя марли, почти до суха. Затем взял кусок вареной печени и кусок сала,  прокрутил их на мясорубке с изрядной долей репчатого лука, и хлебного мякиша, добавил несколько ложек сухого молока,  сырых яиц,  вымешал все это и принялся выпекать  на  оливковом масле.  Потом отварил макароны,  бросил в них не много сливочного масла. Дело оставалось за соусом, но он,  посмотрев на часы и, увидев,  что шел десятый час, решил обойтись острым кетчупом.
   Поужинали молча,  видимо, пока Валерка готовил, все было обговорено,  а ребята были молчаливы и даже,  как показалось Сенькину,  излишне суровы, однако фирменное блюдо исчезло со стола с радующей сердце хозяина,  быстротой. - Фу-ты! - Сказал бородатый хлопец.  - Нажрался,  хоть ремень расстегивай, придется рецепт просить у хозяина.
   Омоновцы засобирались уходить, было половина одиннадцатого.
   - Раньше двенадцати часов не начнется,  - Сказал Сенькин. - Я бы сказал,  что все произойдет между двенадцатью  часами ночи  и половиной первого,  так что можете сидеть и смотреть телевизор.
   Ребята, поблагодарили  за  ужин  и ушли.  Сенькин остался один с Ащеуловым.
   - Зря я ребят булгачил. - Сказал Ащеулов. - Они сказали, что сектора,  безопасного для жителей  обстрела,  фактически ограничены  высотой цоколя,  в общем, у них,  что называется, руки связаны.  Ну, ни чего,  в крайнем случае, будут надежные свидетели, если конечно, тигр или сам Сатана явится.
   Он замолчал и погрузился в себя, о чем-то раздумывая, так сидел минут десять, потом тряхнул головой, словно избавляясь от дурных мыслей и сказал:    - Однажды,  в Чечне я вот так же сидел  и  ждал,  у  окна  ждал,  хотя окна и не было,  все вынесло взрывом, и дождался, но только вовсе не оттуда,  откуда ждал,  свои по нам ухнули бомбами,  перекрытие рухнуло и плита встала торчком, панельный дом был,  вот она и зацепилась чуть  выше  моей  головы. Крики,  стоны,  маты и она,  весит надо мной и покряхтывает, вниз в окно,  пять этажей - птицей вылетел и ни  чего,  даже ногу не сломал, обернулся и увидел, как весь десятый этаж по шестой включительно в гармошку сложился.
   И вдруг,  показал на выплывающую из-за домов полную луну: «Так вот она какая,  покровительница колдунов и магов,  сумасшедших и параноиков, вроде нас с тобой! Идет»…
   - Есть многое на свете,  друг Горацио, такое, что не снилась мудрецам! = Пробурчал Валерка.
   - Что ты сказал?
   - Я сказал, что мы ни хрена не знаем, ни о человеке, ни о   мире, в котором живем.
   - Ну,  это ты, брось! Уж я то, точно знаю, что этот автомат разорвет любую, даже твою колдовскую кошку.
   - Так думаю те,  кто ни когда не видел, что отточенные до бритвенной  остроты клинки не берут голое тело,  а острейшие копья не протыкают грудь и огонь не оставляет следа  на  подошвах.
   - Ну, я то видел обратное и скажу тебе откровенно, что более хрупкой вещи,  чем человеческая плоть ни чего не видал в жизни.
   - Да?  А сам же рассказывал, что выпрыгнул из окна пятого этажа и даже ноги не вывихнул.  Может быть, ты  осмелился  бы еще раз продемонстрировать такое?
   - Нет уж, уволь!
   - В мире случается нечто такое,  что постоянно,  то есть, если человек прыгает из окна пятого этажа то,  как  правило, он разбивается на смерть, или серьезно калечится и случается нечто особенное,  когда человек выпрыгивает и ни чего ему не доспевается.  Обычно  огонь  сжигает,  а  сталь  распарывает плоть,  но бывает и так,  что не распарывает и  не  сжигает. Обычно меховая игрушка, так и остается игрушкой, но бывает и иначе,  она обращается в тигра.  Наука имеет дело с тем, что случается, как правило, то есть везде и постоянно и всё, что выпадает из этого "как правило" остаются за гранью  научного и общественного внимания,  а между тем,  именно в этих "случайностях" и скрыт ответ на то, что есть человек и что такое мир, в котором он живет.
   - Все это может быть и интересно,  но я привык иметь дело с фактами:  кто, где, когда, каким способом, с какой целью и так далее и,  к стати говоря,  суд так же принимает к своему рассмотрению доказательства,  а не философские, или мистические рассуждения. Скажем, что из того, что девчонка использует в качестве сексуального инструмента крест?  Это говорит о её  психике,  не более того,  нынче в каждом секс-шопе такую загогулину купить можно,  что только ого-го,  и скажешь. Как вывести причинно-следственную связь между убийством и сексуальной извращенностью девочки? Тут, как говориться; морковку в одну кучку, а ботинки в другую.
   - Это  верно,  поскольку так и бывает всегда,  по большей части именно так и бывает, однако же, вот и иначе случилось. В том-то все и дело,  что крест… Если бы не крест, то действительно не было бы ни какой связи,  а  так поступают только в сектах сатанинского толка, переворачивают крест вверх ногами.
   - Ну откуда у нас в городе сатанисты?  Это Москва  богата всяческой дрянью, да и девочка из вполне порядочной и благополучной семьи.
   - Это тем более настораживающее обстоятельство, а коли не ясно, то  и опасно.  Я где-то читал, что Сатана периодически выбирает себе невесту и,  как правило,  это самое невинное и чистое создание.  Якобы он говорит так:  "Что толку если я возьму того человека, которые и так, по жизни принадлежит мне?  Нет, вырвать у Бога самое дорогое и любимое - вот радость!
   - Почему?
   - На этот вопрос можно ответить только философски. Видишь ли, чем ярче свет, тем резче тени, чем больше в обществе Бога.  Чем сильнее общество начинает задумываться о Боге,  тем сильнее оно начинает верить и в Сатану.  Убери из христианской религии Сатану с его адом и христианство тут же  рассыплется в прах. В какой-то мере все проявления религиозности и ведьмовства,  чертовщины являются психологическим феноменом, вот как, например,  твой прыжок в окно, или хождение по раскаленным камням но, что стоит за всем этим, какие силы и законы там действуют,  о том ни кто не знает.  Тем более об этом ни чего не знает наука,  так как это "не всегда",  а что  «не всегда», то и для науки, как бы и нет.
   - И все-таки, не возможно поверить в то, что тряпка обращается в тигра из плоти и крови.
   Сенькин поглядел на часы, было без пяти двенадцать: - Это мы проверим сегодня, осталось всего несколько минут. - Сказал Валерий.
 Ащеулов проверил автомат и положил его на колени:   - Знаешь,  Валерий, шел бы ты на кухню что ли, мне одному сподручнее будет.
   - Он придет ко мне, за мной и если я уйду на кухню, то он ударит в кухонное окно.
   - Тогда так. Ты будешь позади меня, а я сяду в кресло перед окном и когда ЭТО начнется,  ты  мигом  выскакиваешь  из комнаты. Добро?
   Они замолчали.  Прошло еще несколько долгих минут. Сенькин стоял метрах в двух позади кресла в котором сидел Ащеулов и держался за ручку на половину приоткрытой двери. Все случилось в доли секунды и так же неожиданно, как и в первый раз. Сенькин увидел, как в окно влетела огромная кошка и по мере её появления в комнате, она все увеличивалась в размерах,  потом зарокотал автомат Ащеулова,  но Сенькин уже был за дверью,  которая автоматически захлопнулась на замок.
Валерка  услышал  глухой  стук в дверь,  словно в неё кто-то бросил мешок с мукой, потом, уже на улице рокотнула автоматная  очередь и все удаляющая серия одиночных выстрелов,  и в ту же минуту,  постучали резко и требовательно в дверь.  Валерка бросился к двери и открыл её,  в квартиру влетели двое омоновцев и, отстранив Валерку, пробежали в комнату,  где  был Ащеулов,  потом,  так же стремительно, не сказав ему ни чего, выбежали на лестничную клетку и скрылись.               
У Сенькина подкосились ноги и он сел прямо там,  где стоял,  в коридоре. Его тошнило.  И никчемная,  глупая фраза вертелось в его  мозгу: "Не больше секунды, секунды, секунды не больше, не больше..."
Превозмогая слабость и дурноту,  которая все усиливалась, он прошел на кухню и жадно стал пить из крана  и  только сейчас  вспомнил  про  Ащеулова  и дикий страх совсем сковал его.
   Вызванный омоновцами наряд милиции нашел Сенькина, лежащим на кухне с бессмысленно уставившимся в потолок взглядом. Они вызвали скорую, которая увезла Сенькина в психоневрологический диспансер, а старшего следователя Ащеулова, в морг.
   Погоня за тигром,  устроенная омоновцами окончилась  тем, что  не  далеко от дома,  где три месяца тому назад проживал господин Тулчеева,  в палисаднике,  была обнаружена его дочь, спящая крепким сном, в головах её лежала любимая меховая игрушка - тигр,  а внутри этой игрушки болтались восемь  пуль, шесть из которых были выпущены из автомата Ащеулова, на теле самой девочки были обнаружены восемь синяков, которые удивительным образом совпадали с теми местами, в которые, по мнению баллистиков,  должны были  попасть  пули,  выпущенные  в "тигра". Игрушку растребушили в отделе экспертиз, так что от неё почти ни чего  не осталось, и через какое-то время выбросили на помойку.
   Светила отечественной психиатрической науки признали  девочку  сомнамбулой  и приступили к лечению,  но в ночь полной луны её приходилось туго пеленать,  поскольку она порывалась бежать,  кричала  разными  голосами  и ни какие лекарства не могли успокоить взбунтовавшееся тело. Она рвала все ремни не чувствуя  боли,  хрустели  кости  от не мыслимого напряжения мышц.  После приступов она спала двое, трое суток и просыпалась вполне нормальной девочкой, если  не считать  сильнейшего нервного  и физического истощения.
   В этом  же диспансере проходил лечение и бывший журналист еженедельника "Здравый смысл" Сенькин  Валерий  Павлович,  с диагнозом  параноидный бред.  Он говорил,  что в России объявился сам Сатана со своим помощником  Аваддоном  и  что  не следует  строить  храмы,  поскольку  даже кресты отбрасывают тень.
   Омоновцы, после собеседования  с  начальством,  перестали нести чепуху о тигре,  а серия убийств в городе, так и расследуется. Как сказал прокурор области, уже появились определенные надежды на успешное окончание дела, поскольку недавно была взята  группа  киллеров  и,  по  осторожным  замечаниям следственных органов, некоторые из них, готовы взять на себя убийство семьи Тулчеева и следователя Ащеулова.
   Действительно, в городе больше ни чего такого не происходило,  даже в ночь полной луны. Разве, что слухи, один нелепей другого,  будоражили общественное сознание,  но мало  ли слухов бродит по просторам России?
   Да вот еще, зимой в разгар крещенский морозов и опять-таки в ночь полной луны,  в городе сгорел храм, построенный на деньги Тулчеева. Народ говорил: "Был б-о-оль-шо-ой человек и вот...  Ни чего от этого человека не осталось. Ни-че-го!»
1998  - 2004 г.г.