Название: Храм бабочек или Повесть о мечте, весне и детстве.
Автор: Kaede
Жанр: рассказ
Описание: Петь песню и не помнить ее слов... Жить в банке и мечтать о свободе... Мост с поющими людьми, на которых никто не обращает внимания... Облетающие со скоростью жизни деревья... Прорастающие из пепла дикие маки... Окна в таинственные миры, живущие в реальных людях...
Голос далекой звезды - звон двух талисманов на двух разных планетах в разных концах равнины времени.
СОДЕРЖАНИЕ
Часть первая – Детство.
Часть вторая – Мечта.
Часть третья – Весна.
Часть первая
Детство.
~1~
«Этот день был оранжевого цвета от летнего жара, как и мои волосы. От летнего солнца...»
- Спасибо за покупку, маленькая госпожа...- человек за стойкой приветливо улыбнулся. В пустом без посетителей помещении магазина играла негромкая музыка. Песня на незнакомом мне языке.
«Он...ко мне обращается?..» - я подняла глаза, и не спешила двигаться с места, хотя мама настойчиво тянула меня за руку.
- Нана, пойдем. И зачем я только поддалась твоим капризам, и сюда зашла? Ты как сорока летишь на все блестящее... – ворчала она. Я посмотрела на круглую восточную монетку с квадратным отверстием посередине, украшенную странными иероглифами, которую держала в руке. Такая дешевая, такая маленькая, но внутри словно что-то изменилось с появлением этого предмета. Жизнь начала новый круг.
- Пойдем! – потерявшая терпение мама подхватила меня на руки, и уже развернулась к двери, когда та внезапно открылась, звякнув колокольчиком, впустив внутрь часть летнего зноя, и в магазин зашли трое: женщина лет тридцати, мужчина, и мальчик примерно моего возраста – семи лет.
Я почувствовала, что хватка мамы несколько ослабла.
- Света, ты?! Это я - Катя Кузнецова! Я тебя узнала почти сразу! А ты? – рыжеволосая женщина подошла к маме, и та, отпустив меня, обнялась с ней. – Сколько лет прошло! Ты еще помнишь наш класс?
- Конечно, - усмехнулась мама, - Как не запомнить...
Я стояла на полу и смотрела на них снизу вверх – такие высокие...
- Привет! Ты кто? – услышала я. Повернувшись, увидела улыбающееся загорелое лицо и лохматые черные волосы.
- На...Нана.
Незнакомый мальчик почесал в затылке, лохматя и без того торчащие волосы еще больше.
- Нана? Странное имя.
- Наташа? А, ты все еще здесь? Слава богу... Стой здесь, никуда не уходи, – сказала мне мама, и вместе с остальными направилась к одной из витрин, где оживившийся продавец уже хлопотал вовсю.
- Так значит тебя зовут Наташа...- он снова улыбнулся, и у меня сложилось такое впечатление, что если бы он еще чуть-чуть растянул губы, то их уголки достали бы до ушей. – Я Витя. Давай дружить! – он протянул мне руку. Звонкий мальчишеский голос словно отскочил от стен восточного магазина.
- Сколько раз говорить: Витя – это Виктор, а ты - Виталик, - сказал мужчина - видимо отец, услышав громкую реплику мальчика.
- А...ну да...- слегка смутился мальчик. – Виталик! – на круглом личике снова появилось довольное выражение, а опустившаяся было рука вновь взметнулась вверх. – Давай дружить, Наташа!
- Нана, - смущенно поправила я, и пожала загорелые пальцы.
- Хорошо... – он захлопал глазами, один из которых был темно-серым, а другой карим. Я чуть расширила свои. Моргнула. – Ух, какие глазища! – он засмеялся. - Нана...Странное имя. Тогда зови меня Витей.
Я смотрела в сторону. Почему я вдруг онемела, не знаю. Тело словно парализовало, а пальцы наоборот, хотели все время что-нибудь комкать, ворошить...делать все что угодно, но не оставаться неподвижными.
- Ты что-то покупала здесь? – спросил Витя.
- Ум...- я показала ему монетку.
- Ух ты! Класс! – он приблизил лицо к ней, чтобы разглядеть поближе. – А мы сюда за музыкой пришли.
- За какой музыкой? – наконец раскрыла я рот.
- За музыкой ветра. Я, правда, пока еще ни разу не видел ее, да и как можно увидеть музыку... Папа обещал показать мне ее. А ты ее когда-нибудь видела?
Я помотала головой:
- Нет.
- Я тебе покажу... Как другу! – он быстро пошел к витрине, у которой стояли его родители и моя мама. Я осталась стоять на месте, наблюдая, как мальчик что-то разглядывает на витрине и разговаривает с родителями. И все это время с его лица не сходила широкая улыбка, а глаза не переставали щуриться от смеха.
«Веселый мальчик... Теперь у меня есть веселый друг?..»
- Смотри, – он подошел ко мне, и взяв мою руку, положил в нее что-то холодное и твердое. Открыв ладонь, я увидела круглый металлический бубенчик с привязанной к нему красной лентой, и начертанным на поверхности каким-то замысловатым иероглифом.
- Смотри...Это тебе. Тот дядя-продавец сказал, что эта закорючка обозначает слово «Свет», а у меня...- мальчик поднял за ленту точно такой же колокольчик на уровень моих глаз. Он звякнул чистым звоном. - ...обозначает «Тьма». Он сказал, что это талисман, оберегающий человека, который тебе дорог. И что люди, носящие его, всегда найдут друг друга, где бы они ни находились. Ты же мой друг? Значит ты мне дорога. Поэтому держи. И не потеряй его...- он снова улыбнулся. – Потому что по отдельности они не имеют силы.
- Ну пока, Светка, созвонимся. Пойдем, Виталь, – услышала я слова рыжей женщины. Мама помахала ей рукой, и повернулась ко мне.
- Пока, Наташа! – черноволосый мальчик скрылся за дверью магазина, и в прохладном слабоосвещенном помещении установилась тишина.
- Мам, - мы с ней вышли из магазина, и направились к остановке. Новых знакомых уже не было. – Кто это был?
- Это моя одноклассница. Мы с ней учились раньше вместе.
- Я тоже теперь хожу в школу.
- Знаю, - засмеялась мама. – Может и не поверишь, но я тоже когда-то училась, также как и ты.
- Я верю, - я, видя улыбающееся мамино лицо, тоже засмеялась. – Этот мальчик... Он сын твоей одноклассницы?
- Виталик-то? Конечно сын. Такой шалопай! – она мне рассказывала, но очень добрый. Говорит, ей повезло. Обычно мальчики в его возрасте вредные до невозможности, а этот скорее любознательныый и любопытный. Ты у меня совсем другая. Тихушница... – мы залезли в душный автобус, и мама, открыв пластиковую бутылку, отпила воды. – Хотя может, это и к лучшему.
Я молча смотрела на нее и улыбалась. Несмотря на адскую жару, мне было хорошо, потому что в руке спасал своим присутствием холодный колокольчик.
_________________
«Он так и не назвал меня по имени...» - колокольчик тихо зазвенел, покачиваясь на ленте. Я смотрела на него, не отрываясь. С того момента прошло уже девять лет.
«Свет...Как если бы это было правдой, будь моя душа белого цвета...» - подул легкий весенний ветер, срывая с цветущих деревьев ослабшие лепестки, которые, словно снег, кружились в воздухе, а после оседали на земле, кое-где покрытой свежей, еще такой сочной травой. «Ты ошибся...Ты перепутал цвета, мой друг... Солнечный мальчик...»
Из школы, весело разговаривая, выходили ученики. Уроки закончились, и весь оставшийся день был в их распоряжении.
Ветер взметнул вверх мои волосы. Темно-каштановые, почти черные.
«Интересно, с каких пор я перестала доверять другим свою душу?» - сквозь одну из плохо прокрашенных прядей выглянул золотисто-русый, почти рыжий цвет. Цвет осенней листвы.
- Надо закрасить, - едва слышно сказала сама себе я. – Не стоит другим видеть мое прошлое. Хотя разве душа и волосы как-то связаны? Как глупо, Нана. Ты так и не повзрослела.
«С каких пор я перестала быть осенним ребенком?» - повернув голову на другую сторону, я увидела белеющую среди черноты волос белую полоску седины. Она снова проявилась.
«Каждый раз после этого сна, в котором я вижу себя с поседевшими прядями, читающую книгу во время солнечного сентябрьского дня, я, просыпаясь, обнаруживаю, что поседела. Даже краска выцветает... Этот феномен я никак не могу объяснить», - я дернула себя за волосы, словно надеясь вырвать ненавистный светлый фрагмент. Прядь рыжая и прядь седая – словно две стороны мира. Инь и Ян. Огонь и вода. Солнце и Луна. Свет и тьма.
Ветер усилился, и страницы лежащей у меня на коленях книги зашелестели, начиная быстро перелистываться.
«Та страница моей жизни закрылась, и началась новая. Как жаль. На ней была счастливая сказка», - я снова вспомнила день в восточном магазине. Тот мальчик был моим вторым другом в жизни. Друг, которого я видела всего несколько минут. Это воспоминание стало одним из самых ярких.
Тихий звон привязанного к руке за красную ленту колокольчика...
Я поднялась с невысокого бетонного заборчика перед школой, на котором сидела.
«Жизнь в последние годы сделалась такой скучной...» - я спрятала книгу в сумку и неспеша направилась по улице домой. День выдался солнечный и теплый, и огромные белоснежные кучевые облака парили в пронзительно-голубом небе.
«Сколько бы я ни фантазировала, все равно у меня недостаточно сил, чтобы поменять этот мир полностью. Хотя бы в своем воображении. Остается только совершать глупые нелогичные поступки, чтобы хоть как-то внести разнообразие в повседневную рутину...» - я прошла мимо фонтана и стоящих возле него скамеек. «Хотя может...это уже стало моей болезненной потребностью. Частью меня самой и моего маленького безумного мира».
На скамейках сидели люди: кто-то ел мороженое, кто-то разговаривал, кто-то пил.
Однажды я услышала фразу «игра судьбы и случая». Она словно была про мою жизнь... Если разобраться, случай – очень забавная вещь. Иногда он круто меняет не только день, но и всего тебя и время, отведенное тебе на этой земле.
Тут я резко остановилась возле почтового отделения.
«Дзынь!» - бубенчик на моей руке зазвенел.
«Я всю жизнь играю с судьбой. Сделать что ли и в этот раз ход?» - я зашла на почту, и простояв полчаса в раздраженной ожиданием очереди, купила почтовый конверт с маркой.
«Если в твоей жизни не появляется что-то новое, нужно самой это новое найти».
Я, кинув школьную сумку прямо на ступеньки, ведущие ко входу в почтовое отделение, села на нее, и подложив под книгу лист, вырванный из школьной тетради, начала писать:
«Жизнь – это танец лепестков в полете.
И ими измеряется вся скорость.
Проходят ли века, иль годы, иль столетья,
Ее река течет в ту пропасть,
Которая хранит все вечные писания,
И имя ее – Вечность.
Ожидания иллюзию нам медленно проводят
Сквозь плоть и кровь,
Друг друга вместе сводят.
И видя быстрых птиц в полете,
Мы все мечтаем о далеком небосводе.
Какая скорость может быть у жизни?
От ветра улетают чьи-то письма.
И чья-то музыка звучит в ушах
Как выстрел, как короткий взмах.
Ценить секунды и любить мгновения.
Рождаться каждый день впервые.
И счастья редкие затмения
Воспринимать, как дар судьбы.
Смеяться вместе с штормом моря.
Узнать, что значит быть вдвоем.
Вся жизнь – упавший лепесток,
Что унесет река времен...»
Я положила листок в конверт, и запечатала его. Осталось самое главное.
«Все равно куда дойдет, все равно кому достанется. Лишь бы пришел ответ...» - я написала первый пришедший в голову адрес, не упомянув свое имя. Другой город, не моя улица, не мой дом. Совершенно чужой человек получит это письмо, и в совершенно чужой мир войдут мои стихи. Люблю совершать безумные на чей-то взгляд вещи. Это не дает отяжелеть душой. Облегчает на ногах кирпичи реальности.
Люди, выходящие с почты, удивленно косились на меня – нагло рассевшуюся посреди ступенек.
- Вот и все, - я поднялась на ноги, и закинув сумку на плечо, опустила конверт в почтовый ящик. – Посмотрим, что из этого выйдет.
«Когда-нибудь я найду то, что поможет мне подняться в облака...» - я направилась домой, попутно разглядывая плывущие надо мной белоснежные громады и тихо напевая одну песню. В воздухе пахло весной и цветущими деревьями. Здесь, возле многоэтажек, лепестков не было, но я все равно шла туда, где они есть. В местности, где я жила, были частные дома, и перед каждым из них - полисадник, в котором росло хотя бы одно плодовое дерево. Весной все это превращалось в скопище белого и розоватого цвета, а налетающий ветер срывал лепестки с веток, от чего создавалось секундное впечатление, что начался снегопад. Словно вновь наступила зима.
«Когда-нибудь я стану свободной от того, что меня тяготит. Вот только что это...» - каждый мой шаг сопровождался тихим звоном. Также пела музыка ветра девять лет назад над входом в магазин...
~2~
Мягкий звук гитары.
- «Я всегда и повсюду ищу тебя.
Ловлю безнадежно улыбку твою.
Вот опустился шлагбаум,
И мимо мчат поезда,
И я уверен в одном ;
За ними нету тебя...»
- Привет. Снова поешь эту песню?
Я поднял голову, прекратив перебирать струны.
- Да. Что-то снова привязалась. Вот только откуда я ее знаю – не помню.
- Наверное где-то услышал краем уха, - подруга прошла в комнату, и уселась на диван, напротив. – Дай-ка мне тоже... – она взяла у меня гитару, и начала играть, но у нее не ладилось, и примерно через минуту она фыркнула: - И как ты только умудрился подобрать к этой твоей песне аккорды? У меня не получается. – она играла на гитаре куда лучше меня – закончила музыкальную школу. А я был самоучка. Причем не самый талантливый.
- И не получится, - отозвался я, допивая наполовину опустошенную бутылку с водой, но увидев, как вздернулись вверх ее рыжие брови, добавил: - Я сам почти три дня мучился с ней. Едва подобрал.
- Ясно, - пробурчала она.
Колокольчик на моей руке звякнул, словно соглашаясь с моими словами.
- Сколько я тебя знаю, ты все время носишь на руке эту побрякушку, - задумчиво протянула Оксана, убирая с лица рыжую кудрявую гриву волос.
- Нравится? – усмехнулся я, посмотрев на колокольчик.
- Ага. Подаришь?
- Обойдешься, - с улыбкой ответил я, кидая пустую бутылку в корзину для мусора.
- Не хами, - спокойно сказала та, заметив мою улыбку. – Лучше расскажи, что это за штука, и зачем ты ее носишь.
- Это...- я вновь взглянул на свою руку.
«Смотри...Это тебе. Тот дядя-продавец сказал, что эта закорючка обозначает слово «Свет», а у меня...» - я поднял за ленту точно такой же колокольчик на уровень ее глаз. Он звякнул чистым звоном. – «...обозначает «Тьма». Он сказал, что это талисман, оберегающий человека, который тебе дорог. И что люди, носящие его, всегда найдут друг друга, где бы они ни находились. Ты же мой друг? Значит ты мне дорога. Поэтому держи. И не потеряй его...» - я снова улыбнулся, глядя на растерянное, белое, несмотря на палящую жару личико. – «Потому что по отдельности они не имеют силы».
«Мой друг... Хороша дружба, если я даже лица этой девочки не помню», - я, не отрываясь, смотрел на свою руку. Взгляд словно прилип к красной полоске ленты. «Хотя нет, кое-что помню... У нее были рыжие волосы... Нет, не рыжие, а... какие-то...» - я попытался воскресить в голове безликий образ. «...золотистые что ли...а еще...»
- Эй, ты что – уснул? – Оксана пощелкала в воздухе пальцами.
- Да, задумался, - я наконец-то обратил на нее внимание, хотя упускать только-только выплывавшее из глубин памяти воспоминание очень не хотелось. – Это талисман. Я его купил еще в детстве.
- А что на нем написано? – поинтересовалась подруга, с интересом разглядывая выгравированный на медной поверхности иероглиф.
- Кажется, «тьма».
- Как пафосно, - она посмотрела на меня, - Это ты-то у нас тьма? Не смеши. Для тьмы ты недостаточно мрачен.
- Так вышло, - улыбнулся я. – Если верить словам продавца, тьма – это энергия «ян» – мужская сторона. «Инь» – положительная энергия, свет, женская сторона. Этих колокольчика сначала было два, – я по привычке взъерошил свои волосы.
- Куда дел второй? Потерял? – подперев голову рукой, спросила Оксана.
- Нет, - я посмотрел в окно. – Второй у кого-то. Забыл.
«У кого-то, кого я не помню...»
- Значит это типа «талисмана для двоих»? – она хихикнула.
- Это талисман дружбы, - поправил я, взглянув на нее с выражением бесконечного терпения. Уж чего я не понимал в девушках, так это того, как они умеют все сводить на любовь, вернее, на один из видов этой любви. Ведь она тоже разная бывает, эта любовь. Дружба – одна из ее разновидностей.
– А теперь извини, но мне пора, – я взял сумку с конспектами, и вышел из комнаты. Я ходил на курсы по английскому. Хорошее учреждение, но находится у черта на рогах, и вот уже почти год мне приходится ездить туда на электричке, где я проводил час. Единственное, что радовало – часто в пустом вагоне. Не люблю толпу.
Я вышел из дома, попутно вычистив почтовый ящик от платежных квитанций, которые планировал отдать родителям, когда приду домой, и поглядывая на часы, зашагал к станции, где должен был встретиться со своим одногруппником и по совместительству приятелем Олегом.
Когда я достиг станции, Олег уже был там.
- Привет, - поздоровался он, давая пять. – Очередной заезд на электричке? Ненавижу. Меня укачивает вечно в ней.
- А мне как-то нормально, - усмехнулся я. – Пакет целлофановый с собой носи.
- Да ну тебя! – он хлопнул меня по затылку учебником в пакете. – Вечно издеваешься.
Тут подъехала электричка, и мы влезли в вагон. Как обычно, в это время пустой. На улице уже темнело, и огромные кучевые облака, плывущие над верхушками деревьев, окрасившись в персиковый закатный цвет, напоминали сливки с красителем.
- Та-ак...задержали дыхание...- недовольно пробурчал Олег, плюхаясь на сиденье напротив меня.
Я промолчал. Меня поездки на электричке устраивали, даже очень. Но любил я их ветренной любовью - лишь короткие поездки. Всегда нравилось смотреть на движущиеся, словно бегущие облака из окна вагона. Но был один огромный минус: к концу часа начинало сильно мутить и болеть голова, но на этом мое путешествие, слава богу, завершалось, и я сходил с электрички. В вагоне время словно застывало, и казалось, что солнце так никогда до конца и не скроется за горизонтом, а когда я выходил на улицу, оно ухало вниз и резко становилось темно. Словно мой выход был ножницами, перерезающими нитку, на котором оно моталось в небе. Люблю поезда и электрички. Забавно.
Я сел у окна, и достав почту, начал рассматривать ее. Две квитанции за свет, одна за газ, за воду, за интернет...
Тут я увидел почтовый конверт.
«Интересно...» - я перевернул его на адресную часть, но не обнаружил ни от кого это письмо, ни кому адресовано. Просто адрес моего дома и адрес отправителя. Из города N – соседнего и довольно большого города, улица такая-то, дом такой-то. И все.
«Что это такое?» - недоуменно подумал я, и помедлив несколько секунд, распечатал письмо. Разве письма доходят без указания имен, с одним только адресом?
Внутри оказался лист бумаги в клетку. Видно было, что его вырывали из школьной тетради, причем вырвали криво. Я почему-то не мог удержаться от улыбки. Скорее всего, этот таинственный отправитель – школьник.
На листке были написаны стихи. Прочитав их, я слегка удивился. Неплохие стихи. Мне всегда были интересны люди, с отличными от меня талантами и способностями. Почерк какой-то неуверенный, словно это писал ребенок. Младшеклассник? Но стихи совсем не детские.
Кроме стихотворения, в письме ничего не было. Никаких пояснений. Странно.
«Странно...» - подумал я еще раз, словно по инерции. «От кого это?»
- Ты что? Что с тобой? – спросил Олег. Наверное, у меня было или растерянное, или удивленное выражение лица.
- Да нет, ничего, – ответил я, сворачивая лист. – Просто задумался.
«Просто задумался...Ха! Как у меня это легко выходит в последнее время. И вроде бы весна наступила, а у меня порой до сих пор возникает чувство, что я сплю и вижу сон. Не чувствую весны, не чувствую пробуждения. Хотя... это могла быть всего лишь нелепая случайность или чья-то шутка...» - я усмехнулся, глядя на проносящиеся закатные облака, которые все еще дразнили меня собой, дожидаясь пока я приеду к станции, чтобы вероломно скрыться в темноте. «Или же...кому-то просто стало скучно. Я бы, наверное, тоже сотворил нечто подобное, если бы совсем был затянут безысходностью. А так и было бы, если бы не...» - мои губы растянулись в улыбке, тихо выговаривая слова песни.
- «Я всегда и повсюду ищу тебя. Ловлю безнадежно улыбку твою... Вот опустился шлагбаум, и мимо мчат поезда...»
- Эй, Вить, ты что это? – Олег весело хмыкнул. – Что бормочешь себе под нос?
- Да так...- отмахнулся я.
«Только эта песня почему-то делает обычное необычным...»
- Ты в последнее время все время под нос себе что-то бубнишь. Никак с ума сходишь?
«...хотя я и не помню ее целиком. Это песня из моего полузабытого прошлого».
- Кто-то еще говорил, что это я над всеми издеваюсь, - подколол я его. – А сам-то!
- Ой да ладно тебе! – засмеялся тот. – Тебе палец в рот не клади – по локоть отгрызешь.
- Добро должно быть с кулаками! Ну на худой конец - с зубами! – мы с Олегом пикировались до самой конечной. Все равно в пустом вагоне не на что и не на кого смотреть.
Вечером, вернувшись домой, я отдал квитанции отцу, и ушел к себе в комнату.
Попробую написать ответ. Может, из этого и выйдет что-нибудь путное.
Я сел за стол, и начал писать:
«Здравствуй.
Спасибо за письмо, хоть я и не знаю ни кто ты, ни как тебя зовут. Ты пишешь стихи – это очень интересно. Наверное. Сам я никогда особо не умел этого делать, да и письма писать не умею. Кстати, меня зовут Виталий, и мне семнадцать лет. А как тебя зовут? Почему ты решил/решила написать мне? Откуда ты знаешь мой адрес? Я очень редко пишу письма, поэтому не уверен, что могу похвастаться хорошей манерой написания и интересным содержанием. Это письмо очень короткое. Ответь мне, расскажи о себе. Все-таки, не думаю, что письма без указания имен отправителя и адресата вообще доходят куда-либо. Такое вижу впервые. Может это случайность, а может и судьба. Кто знает. В любом случае, жду ответа.
Виталий».
«Ну вот. Посмотрим, что из этого выйдет», - я запечатал конверт, написал адрес и свое имя, решив завтра отправить.
«Ощущение, что в моей жизни скоро случится что-то интересное. Вот только...почему у меня так тревожно на душе?»
Через несколько минут понял, почему. Сегодня я не заметил, как при выходе из вагона исчезли во тьме облака...
~3~
«И солнце встает над руинами...» - из-за холмов ослепительными брызгами, сантиметр за сантиметром, показывалось солнце. Негромко шумел мотор автобуса, за окном быстро бежала дорога, лежащая до школы. Я, закутавшись в серую ветровку, сидела в полупустом салоне. Кроме меня там находилось еще три человека. Результат еще одного моего глупого поступка – встать на час раньше и поехать в школу ни свет ни заря. Но, похоже, образовавшийся из-за аварии двух машин затор на дороге, разрушил мои безумные планы.
«...Если б я тяготился одиночеством,
Кто угодно мог бы меня спасти.
Только врать самому себе не хочется.
Звездочка с неба падает.
Оne more time.
Прекрати свой бег, лихое время.
One more time.
Вспомни дни восторга и счастья...» - беззвучно шептала я перевод песни, игравшей в наушниках. Ее я первый раз услышала в тот день, в магазине. Много лет назад. Кого-то я все-таки искала. Каждый в этой жизни ищет что-то. То, за чем он и пришел в этот мир, полный быстрого движения. Чтобы найти то, от чего ему будет хорошо.
«Как отличается моя нынешняя жизнь от детства. В детстве я не очень любила ездить в транспорте – все равно в каком. А сейчас люблю. Может быть...потому что хочу, двигаясь быстрее обычного, перемотать время немного вперед, чтобы найти то, что поможет мне обрести свободу. А после, если смогу, вернуться обратно. Тогда, в транспорте меня постоянно тошнило, особенно в автобусах и на поезде. Каждый ребенок, хоть немного понимающий, как нелегка жизнь взрослых, не хочет ускорять время и уходить из детства. Автобусы, поезда, электрички, машины, самолеты – все это ускорители времени и жизни. Когда-нибудь...» - двери автобуса открылись, и я выскользнула на улицу, освещенную майским солнцем, и зашагала к школе. Некоторые преждевременно увядающие деревья роняли на меня сверху лепестки цветов, словно слезы. Еще одно проявление власти неостановимого времени – падение с высоты чего-нибудь: слезы, лепестки, чья-то жизнь - неважно.
Я быстро шла по улице. Никогда не умела ходить медленно. Некоторые умники, не знакомые со мной, видя мою походку, тут же выдавали вердикт: «Да ты боевая!»
Знаю, читала книжки по психологии. Там сказано, если человек ходит поспешно, а движения быстрые и отрывистые, то он – склонная к раздражительности и активным действиям личность. Как бы не так. Или, может, просто я не вписываюсь в психологический трафарет...
Я наконец дошла до школы. Бежевое здание в два этажа. Обычная среднестатическая общеобразовательная школа, каких много в городе. С одним лишь отличием – очень старая. Еще послевоенная, но хорошо отреставрированная. Мне она нравилась куда больше остальных новеньких, словно с конвейера зданий.
- Нана! Привет! – дохнул мне в ухо чей-то запыхавшийся голос, и сзади шею обвили чьи-то руки.
- Привет, Ань,– сказала я. Та отпустила меня, и тряхнув кудряшками коротких, до скул, волос, улыбнулась:
- Что-нибудь случилось?
- Нет,– я покачала головой, и направилась к школе.
- Мне показалось, что ты грустная.
- Ты всегда это говоришь. Каждый день, – я едва заметно улыбнулась. Аня такая милая. Кроме нее у меня в школе друзей не было. Меня до сих пор удивляло, почему она стала общаться со мной – я всегда была немного дикой на вид и сторонилась людей. Хотя я даже знаю причину нашего завязавшегося общения. В детстве я ходила в детский сад, где находилась целыми днями, но не любила там бывать, потому что мне было скучно одной. Одни дети не принимали в свою компанию, а другие, сначала нормально общавшиеся со мной, стали подходить редко после того, как я однажды, когда играла с ними в догонялки, споткнулась в траве и упала коленом на незаметно торчащий в земле корабельный гвоздь. Откуда он там взялся – не знаю, но он пронзил мне ногу насквозь. Все сбежались ко мне успокаивать, и, видимо, думали, что я начну плакать, но это было не так. Я просто встала на ноги, и медленно вынула гвоздь. Из ноги начала сильно течь кровь, и видимо, дети, испугавшись ее вида, заплакали, и разбежались. Воспитательница, увидев меня, с улыбкой протягивающей ей окровавленный гвоздь длиной сантиметров в десять-четырнадцать, чуть не упала в обморок. Потом оказалось, что она боялась вида крови. Меня отвели к врачу, и остановив кровь, заклеили ранку пластырем. Наверное тогда, своим детским умом я и осознала, что почти не чувствую боли.
Несмотря на то, что мои ровестники предпочитали обходить меня стороной, взрослые меня любили, и всегда много разговаривали со мной. Все без исключения. Забавно, правда? Хотя, может, дело было в возрасте.
С Аней мы были в разных дневных группах. Виделись мельком, и во время игр на улице редко когда перекидывались и парой слов.
Я закончила начальную школу и перешла в среднюю. Там-то и началась наша дружба. Как сейчас помню: наш класс второго сентября ждал свой первый в средней школе урок. Я стояла у окна и читала. Отдельно ото всех, как всегда.
- Привет! – вдруг услышала я, и повернувшись, увидела улыбающееся лицо в обрамлении коротких и от этого еще более буйных волос пепельно-русого цвета. – Ты меня помнишь?
Она сильно изменилась с детского сада, и я ее едва узнала по выражению лица. Только оно осталось прежним. И глаза – цвета зеленого яблока. Почему-то их свежий зеленый цвет всегда напоминал мне весну.
- Нет, не очень...- пробормотала я, силясь вспомнить хоть что-нибудь, связанное с этой смутно знакомой мне девочкой. – Но я определенно где-то тебя видела.
- Мы же с тобой в одном детском саду были! Я – Аня, Аня Данина. Ты не помнишь меня?
- Я...кажется помню...- медленно ответила я. – Я тебя видела несколько раз там.
- А тебя зовут Наташа?
- Да. Но лучше называй меня Нана. Не люблю имя Наташа.
- Х-хорошо...- девочка пожала плечами, немного удивленно глядя на меня. - Все уже заходят, пойдем, - мы зашли вместе с остальными учениками в класс. Вот так и началась наша дружба. До самой старшей школы находились люди, которые пытались задавить меня – по их мнению лишнюю в их обществе девочку, но Аня и тогда почему-то не ушла от меня. Из-за общения со мной начинались нападки и на нее, но она словно приросла ко мне. Это было странно. Никто еще так не пытался понять меня, как она. Сама Анна была девушкой умной, но очень беззащитной и стеснительной. Если я при желании могла дать отпор «пиявкам» – людям, которым было что-то от меня надо, то она - нет. Словно котенок, которого может любой обидеть. Может быть, поэтому я ей так приглянулась. Кто знает. В любом случае, моя благодарность за ее бескорыстную дружбу оплачивалась ее защитой. Хотя, если посмотреть глубже, каждая из нас была не такая, как другие, только моя странность заключалась в том, что я невольно отталкивала людей от себя, словно чужеродных мне существ, а Аня просто пока еще не смирилась с тем, что люди в нынешнем мире с трудной и часто грязной жизнью способны на подлость. И поэтому не могла защититься от корыстолюбивых пиявок, которые находятся в любом обществе. Подросток с неиспорченностью ребенка. Как же мне повезло встретить такую душу.
- Странная вещь, - улыбнулась Аня, поднимаясь по ступенькам, - Когда ты заходишь в школу, ты становишься такая веселая, заводная, чуть ли не агрессивная в общении с другими. А когда выходишь из нее – совершенно другой человек.
- Давно ты это заметила? – засмеялась я, думая, почему людям мое лицо всегда кажется грустным, и выглядит веселым только когда я смеюсь.
- Да. Так было почти всегда, – мы зашли в школу, и уши мгновенно наполнил неимоверный шум множества людей, который я так ненавидела.
- Голова раскалывается...- пробормотала я, и сказала: - Так происходит со многими. Не обязательно, конечно, вне школы человек становится грустным, но резко меняется. По крайней мере я это замечала. А ты нет? – мы с ней поднялись на второй этаж к кабинету истории.
- Нет, только в тебе,– она достала из рюкзака учебник, и начала повторять историю. На первом уроке должен был быть зачет.
- Потому что мы с тобой вдвоем только и общаемся, - улыбнулась я.
- Ну да...- вздохнула та, и с головой погрузилась в учебный материал. Я повернулась к окну, и смотрела на освещенный солнцем школьный двор со множеством разноцветных гимнастических брусьев, «лабиринтов» и лестниц.
«Интересно, дошло мое письмо?» - подумала я. – «Тот человек ответит – я это знаю! Все-таки, жить играючи – это так весело...»
Прозвенел звонок...
_____________________
В конце учебного дня – ближе к двум часам, мне пришло смс от подруги детства. Мы должны были идти гулять по городу. Майские праздники давали чудный повод для похода в кафе или кондитерскую.
После уроков я распрощалась с Аней, и выйдя из школы, зашагала к остановке. Весеннее, но еще не летнее солнце грело, и от этого тепла становилось чуточку спокойнее. Душа мира словно помолодела, и теперь, словно солнечный ребенок, бегала среди ничего не подозревающих прохожих, прикинувшись солнечным зайчиком или маленькой бабочкой, и беззвучно смеялась, вызывая в сердцах беспричинную радость.
Я дошла до остановки. Минуты шли, а автобус все не ехал. Несмотря на разгар дня, на улице было мало людей, и автобусная остановка была почти пуста – наверное, все еще на работе. Час пик обычно наступает в четвертом часу дня. Неподалеку от меня топтался на месте мужчина лет шеститидесяти-семидесяти с большой клетчатой хозяйственной сумкой. Он переминался с ноги на ногу, словно ему было холодно, и тихонько пыхтел.
Я прислонилась спиной к фонарному столбу, и достав из сумки книгу, начала читать. Автобуса не было, а время бежало секундной стрелкой у меня на часах, и похоже, я уже опаздывала.
Тут раздался шум приближающихся голосов и резкий смех, словно кто-то ударял по металлическим тарелкам – то тонкий и высокий, то более сильный и басовитый. Именно так обычно звучит смех молодых девушек и юношей – полных жизни и сил, к тому же, весной этот бурный источник удваивал свою силу, и словно горная река сеял вокруг себя маленький, но очень энергичный хаос, присущий любой радости в этом мире. Школьники, как и я, шли с уроков.
Группа подростков из четырех человек остановилась неподалеку от меня, и дожидаясь своего транспорта, весело болтала:
- ...были сегодня на благотворительной ярмарке. Наша столовая в такие дни больше напоминает базар, хотя еды много классной есть, – донеслись до меня слова русоволосой девушки с большими черными кольцами в ушах. – Слышь, Серег, ты деньги сдавал на пожертвования?
- Какие еще деньги...- протянул другой член компании – юноша в красной бейсболке.
- Наша классная говорила...
- А, эти...на детский дом что ли? – он хмыкнул. – Да они задрали уже! Два месяца назад только сдавали, и опять! По-моему, этим слепым или что у этой мелюзги там за болезнь, и так уже неплохо живется – через каждые два месяца по пятьсот рублей отваливаем...
Пожилой мужчина с хозяйственной сумкой громко закашлялся. Я продолжала читать, хотя под громкие голоса компании школьников было весьма проблематично сосредоточиться на сюжете книги.
- Да вот же! Я уже несколько месяцев не могу купить себе новое платье. Такое модное! Оно почти такое же, как я видела в журнале. Висит уже столько времени в витрине, того и гляди купит кто-нибудь или с продажи снимут...
- «Ишь, чего захотела – платье...» - вдруг услышала я рядом бормотание, и подняв голову, поняла, что эти слова принадлежали человеку с клетчатой сумкой. И смотрел он на меня.
- Простите?..
- Что за молодежь нынче пошла...- вздохнул он, и седые кустистые брови сошлись на переносице. – Еще такая пигалица, а уже столько спеси...- он кивнул на стоящих к нам спиной школьников, видимо, имея ввиду девушку. – Наши дети были совсем другими. Помню, когда моя дочь еще ходила в детский сад, с ней в группе был один маленький. Несчастный ребенок – слепой. А моя-то Ленка не понимала еще, что с ним, что значит быть слепым. Ну я и объяснил ей. Какие у нее слезы на глаза навернулись! Маленькая, а видимо поняла все...- он улыбнулся, глядя куда-то в землю. Я не была уверена, что он разговаривает со мной, да и нужна ли я была этому дедушке в качестве собеседника, но он определенно хотел поделиться с кем-то своими воспоминаниями.
- ...И когда я пришел забирать ее из садика на следующий день, то увидел, что она сидит у окна с закрытыми глазами напротив того мальчика и описывает ему как выглядят деревья. Нет, ну это надо же! А тот просто сиял от счастья. Вот как оказывается просто подарить кому-то надежду... И тогда никто и помыслить не мог, чтобы пустить деньги, предназначенные для благотворительности, на новое платье или другие побрякушки. Вот смотрю на вас и удивляюсь – как вас воспитывают, ума не приложу... - он покачал головой, и больше не глядя на меня, взял свою сумку, и, чуть прихрамывая, зашагал к подъехавшему автобусу. Но номер снова, увы, не мой.
После этого старика осталось какое-то странное ощущение. Даже не дискомфорта, а... стыда что ли...
Я молча смотрела ему вслед.
Правда нелестная, имеющая оттенок упрека, всегда задевает за живое, даже если ты сам этого упрека вроде бы и не заслуживаешь, но все равно возникает ощущение причастности к тому или иному инциденту.
Я закрыла книгу, и размотав красную ленту на руке, перевязала ее на сумку. Колокольчик едва слышно зазвенел.
Тут подъехала маршрутка. Моя. Наконец-то!
Я направилась к ней, но тут меня окликнули:
- Эй, девочка, подожди! – я обернулась, не понимая, откуда исходит оклик.
- А вот эта красная ленточка у тебя... Такие носят те, кто борется с раком! – девушка с кольцами в ушах громко засмеялась, толкая в бок другую. – Или нет...со СПИДом! – они снова начали хохотать. – Ты боишься СПИДа? – непонятный беспричинный смех.
Я отвернулась, и вновь направилась к маршрутке, пробормотав: «Нет, я борюсь с глупостью».
Над чем они смеялись, я догадывалась, но кроме жалости ничего не испытывала по отношению к этим людям. Я вообще не понимала таких личностей, да и вряд ли когда-нибудь смогу понять. Для этого нужно сойти до их уровня, а делать это я совершенно не горела желанием.
Забравшись в салон маршрутки, я села у окна, и резко выдохнула, думая, что день все же выдался не совсем обычным. К тому же, я уже опоздала на встречу, и когда приеду, скорее всего получу от подруги разнос. Но, в любом случае, что-то примечательное сегодня произошло, и значит день не прожит зря.
«Если ты что-то приобрел, или что-то потерял, значит жизнь стоит того, чтобы называться жизнью. Ведь только мертвым нечего терять и неоткуда брать», - подумала я и снова открыла книгу. В последние годы я читала только зарубежных писателей. В русских современных авторах я почему-то разочаровалась, наверное, потому что не нашла еще ни одной новой книги, которая потрясла бы меня. Может быть, мне нравилось узнавать менталитет других национальностей через их труды, а может потому, что атмосфера зарубежных книг отличалась от того, что я привыкла ощущать, живя в одном и том же городе, в одной и той же стране, являясь одним человеком с определенным складом ума.
____________
Когда я приехала в центр, подруга уже нервно ходила туда-сюда вдоль остановки. Предчувствуя разнос за опоздание, я, подтянув сумку на плече, вышла из автобуса.
Увидев меня, она поспешно подошла.
- Привет. Ты чего так долго?
- Извини, долго маршрутки не было, - оправдывалась я, идя с ней по улице мимо магазинов, в обилии располагавшихся на большом бульваре. – Лучше послушай, что я тебе расскажу. Кое-что случилось, пока я ждала автобус.
- Ну рассказывай, - пожала плечами подруга, скользнув быстрым взглядом по моему лицу, а после по мимо проплывающей витрине магазина часов, или магазина Времени – как я называла такие заведения.
- На ходу неудобно. Давай дойдем до кафе, там все узнаешь.
- Ладно. Представляешь, у нас сегодня Черников снова сцепился с Машаровым. Доску школьную свалили...
Солнце все также ярко светило, а растущие вдоль тротуара деревья создавали приятную тень. Большинство людей шли в кино (рядом был кинотеатр), а кто-то в сквер. Создавалось ощущение выходного дня. Хотя сегодня же пятница...
Мы дошли до кафе с забавным на мой взгляд названием – «Бонифаций». Кафе приятного шоколадного цвета с улицы, с котом в цилиндре и фраке на вывеске, и бежевого – цвета топленого молока стенами и шоколадного цвета столиками и стульями внутри. Там играла приятная тихая музыка.
- Ну что там у тебя? – спросила Катя, когда мы с ней сели за столик у окна. Подошла официантка, и мы, заказав по порции мороженого, отпустили ее с миром.
Я рассказала подруге о моем разговоре со стариком на остановке.
Мою подругу зовут Екатерина Воронина. Мы дружим с самого детства, примерно с восьми лет. У меня есть еще одна подруга детства, но о ней позже.
У Кати темные короткие волосы, карие глаза и мальчишеский характер. Гиперактивный и обаятельный человек, немного безбашенная. Однако это ее нисколько не портило, а наоборот, добавляло некоторой лучистости в личность. У Кати я всегда замечала некоторую двойственность характера. Словно дружишь с мальчиком и девочкой одновременно. Две сущности в одном лице. Может быть поэтому к ней тянулись почти все люди, и всем с ней было интересно.
После моего рассказа, она, задумчиво облизав ложечку с мороженым, выдала:
- Да они идиоты, эти ребята. Ты до сих пор можешь ужасаться подобным вещам?
Меня эти слова не то что бы привели в ступор, но в который раз несколько поколебали мое спокойствие. Катя хоть и была мне ровестницей, но уже, похоже, перестала вообще чему-либо удивляться, словно человек значительного возраста, которого давно уже достали те вещи, которые до сих пор вызывают негатив у меня.
- Такая фигня сейчас на каждом шагу. Я тоже не могу понять таких людей. Нет, конечно если в школе дерут деньги каждый божий день – я еще могу понять, но... это всего лишь раз в два месяца. Да и вообще, та девчонка небось гламурная, помешанная на шмотках. Примерно как ты на книгах...- она засмеялась, и потянув немного сока из стакана, сказала: - Не обращай внимания.
- Знаю, - я опустила глаза. – Но я до сих пор, где-то глубоко в своей душе, не могу смириться с грязью других.
- Нет, ну ты как ребенок, честное слово, – она наклонила голову, пристально посмотрев на меня. – Вроде бы не наивная, и в жизни кое-что понимаешь, и все равно иногда хуже пятилетней. Причем не слышишь других. Это даже не эгоизм, а...просто глухота и слепота. Или нет?
- Я не знаю, – сказала я. – Я не знаю, что собой представляет моя жизнь. Я сама еще не поняла, кто такая и где я живу. Ради чего живу.
Катя молча смотрела на меня и улыбалась, но эта натянутая улыбка говорила сама за себя:
Увидев эту улыбку, я подавила внутри слабый неприятный спазм, который можно было назвать легким разочарованием, и смирилась на время с этой точкой зрения. Смирилась до следующей нашей встречи. Печально, когда люди, от которых ты больше всего ожидаешь понимания, иногда не могут, как бы ни старались, дать тебе этого. Катя, в душе добрый человек, была более реалистичной, чем я и порой не могла понять, чего я хочу. Очень редко. Хотя было бы крайне необычно, если бы она понимала всё и всегда с полуслова. Отчасти у нее были те же проблемы, что и у меня: она тоже осуждала образ жизни нынешних людей и тоже недоумевала, как они могут существовать без какой-либо цели в жизни или любимых занятий, приносящих хоть какую-то пользу. Хотя бы тем, кто этими полезными делами занимается.
Проговорили мы с ней еще часа два. Катя всегда рассказывает про свою школу и свой класс. Такое чувство, что она живет в школе, и вся ее жизнь связана с ее учебным заведением и ее классом. Но даже несмотря на эту, с первого взгляда, пресность темы, мне всегда становится значительно легче от ее беззаботной болтовни. Мы живем в разных мирах, и почему-то мне кажется, что ее мир намного легче моего: в ее мире нет той непонятной тяжести, которую я всегда ощущала где-то внутри себя. Но, единственное, что меня несколько утешает - на этой Земле есть еще один человек, которого я знаю, обладающий подобного рода тяжестью – моя вторая подруга. Сейчас она в другом городе, далеко от меня и Кати. Тяжелый человек. Она отличается от меня, и мы с ней ладим хуже, чем я с Катей, или она с Катей, но все же мы похожи. Скоро она должна приехать. Через месяц. Тогда я и расскажу о ней.
_____________
Теперь же я еду домой в набитом людьми автобусе. В салоне очень душно, пахнет бензином, и я, с трудом протолкавшись через толпу, пробралась к окну, и отодвинув форточку, наконец вдохнула желаемый кислород.
«Как я и думала, встреча в очередной раз прошла бесполезно. Я снова проиграла себе в способности понятно излагать свои мысли...» - за окном бежали дома и деревья. Облака поспешно дрейфовали по направлению к югу. Поднимался ветер и темнело небо – предвестие дождя.
«Хотя кто виноват в том, что я не умею говорить нормально, чтобы все сразу было понятно. Хочу сказать одно, а на деле слышится по-другому. Глупо...»
По стеклу потекли весенние слезы – дождь. Сползающая вниз по стеклянной щеке автобуса капля – бег неостановимого времени. Когда же настанет тот момент, когда все встанет на свои места, и все станет понятно?
Многие говорили мне: «Ты такая умная. Ты все понимаешь даже лучше меня. Я бы сама/сам до такого не догадался/догадалась бы».
Как просто понимать других, и как сложно понять себя. Словно стоишь на краю бездонной ямы и смотришь, смотришь в темноту... И задаешься вопросом – а сколько метров до дна этой ямы? Не прыгать же туда самой, вдруг разобьешься?
Автобус остановился, и добрая половина пассажиров высадилась. Меня наконец перестали придавливать к окну, и дышать стало легче. Осталось всего две остановки.
Тут я услышала шорох, и тихий стук. Оглядевшись, заметила слева, чуть выше своей головы бьющуюся в стекло бабочку. Данаида-монарх.
«Такая редкая...Откуда она здесь - в городе?» - подумала я, и осторожно, пытаясь не сломать ей крылья, поймала в горсть.
«Говорят, бабочки – это живые мечты».
Автобус трясло. В России, как известно, три проблемы: дураки, дороги, деньги. В остальном вроде все как у всех.
Я оперлась спиной о стекло, чтобы не упасть. Автобус снова остановился – следующая остановка.
Тут я услышала:
- Лови ее, лови!
Крик доносился с другого конца автобуса. Двое мальчиков лет десяти, смеясь, подпрыгивали на сиденьях, и махали руками, словно пытаясь что-то поймать в воздухе.
- Глянь! Откуда она тут взялась?
Я наконец разглядела то, что они ловили. Снова бабочка. Близнец той, что сейчас ползала в слегка тесноватой клетке моих пальцев.
- Блин, еще и этот автобус качается...
Наконец мальчик поймал бабочку.
- И что теперь с ней делать? – задал он на мой взгляд чисто риторический вопрос своему другу.
- Эй! – крикнула я. Мальчик перевел взгляд на меня, и дернул головой, словно спрашивая: «Чего тебе?»
- Отдай её, – сказала я.
- Чего? – не понял он. Мотор автобуса шумел, слегка заглушая голоса.
- Отдай ее мне, – он поднял брови, и я добавила: - Пожалуйста.
Мальчик пожал плечами, и встав со своего сидения, направился ко мне.
Тут раздался резкий визг тормозов, и он, поскользнувшись, упал. Раздались возмущенные крики пассажиров, обращенные к водителю. Некоторые упали с сидений, и теперь поднимались на ноги.
- «Безобразие! Кто тебя водить учил, идиот!»
- «Одурел, так на тормоза жать?!»
Я выпрямилась, и с облегчением поняла, что умудрилась преодолеть хватательный рефлекс и не сжать руку. Бабочка все также ползала в моей клетке.
- Блин...- пробормотал мальчик, поднимаясь на ноги, и хватаясь за поручень.
Раздался тихий хруст.
Он, удивленно захлопав глазами, посмотрел на свою ладонь, с которой, легко кружась в воздухе, упала на запыленный пол салона мечта со сломанными крыльями. Ставшая такой маленькой и жалкой. Безжизненной.
Я расширила глаза, не понимая, почему внутри скребется страх. Наверное, такой же страх возникает тогда, когда узнаешь о смерти чьих-то надежд. Возможно, в этот момент умерла чья-то мечта. Настолько хрупкая, что даже не видно выступившей на крошечном пушистом брюшке крови.
Водитель на кого-то орал, высунувшись из окна водительской кабинки. Наблюдалась странная суета. Половина оставшихся пассажиров вышла из салона, и там, за стеклом на улице, на что-то удивленно глазела.
- Прости, - виновато шмыгнув носом, проговорил мальчик, и выскочил из автобуса вслед за своим другом. Я, кинув еще один взгляд на красно-черные останки мертвой бабочки, подхватила их в руку, и последовала за ним.
Ветер тут же пронзил тело прохладной волной и трепал волосы так, словно хотел вырвать их с корнем, а голоса людей стали еще громче. А мне еще тревожней.
Лаврируя между собравшимися в кучу людьми, я наконец протолкалась к носу автобуса, и увидела... лежащего на асфальте вниз лицом человека. Русые вьющиеся волосы были перемешаны с кровью, которая медленно растекалась вокруг тела, облаченного в белую ветровку и голубые джинсы.
- «Боже, он мертв!» - доносилось из толпы. Люди рядом со мной отступили на шаг, когда движущееся алое время попыталось лизнуть концы их ног.
- «Отойди, чего стоишь как столб!» - нервно буркнул кто-то рядом со мной, и я, развернувшись, быстро пошла прочь от места проишествия, жадно глотая воздух.
Мне было трудно дышать, а перед глазами сверкало красное море. Я потерла глаза рукой, пытаясь убрать наваждение, и какой раз уже вспомнила о томящейся в плену моих пальцев бабочке.
«Жизнь похожа на вспышку», – я поднялась по ступенькам на мост, нависающий над проезжей частью. «И у каждой настоящей жизни есть мечта. Это память о детстве, это надежды на светлое будущее. Когда их нет, заканчивается и сама жизнь...» - я подошла к перилам моста, и раскрыла ладони. Пригревшаяся бабочка медленно раскрыла свои крылья, и стала похожа на драгоценный камень. Рубин в моих руках. Маленькое пламя, но все же не освещавшее и миллиметра глубины пропасти меня самой. Видимо, я спасла не свою мечту.
- Ты наверное знала ту – другую бабочку. Вы, мечты, всегда знаете друг друга, я уверена в этом. Знаешь, она умерла. Может, ты видела?..- я подняла ее на уровень своих глаз, и Мечта, шевеля усиками, смотрела на свое отражение в зеркале моих глаз. В такую пасмурную погоду зеркало было почти черным. – Мне очень жаль. Прости, что я не успела ее забрать. Тогда ты была бы не одна... – бабочка еще раз закрыла и раскрыла крылья, и слетев с моих рук, уносимая ветром, мелко трепыхаясь, скрылась в пестрой веренице машин и людей на тротуаре, подобно падающей красной звезде.
Я же спустилась с моста. На душе у меня было также пасмурно, как и в небе. Причем, эта грусть была даже не по задавленному автобусом человеку, а по его умершей мечте. Может быть я жестока, но редко когда у меня получалось сожалеть об умерших людях.
Снова пошел мелкий дождь, и я, поплотнее закутавшись в серую ветровку, направилась домой. Сейчас у меня думать не получалось, и, словно находясь в полусне, я, уперев взгляд себе под ноги, чтобы не споткнуться, быстро шла домой. Все мои прогулки проходили на такой вот армейской скорости.
Проходя мимо почтового ящика, я заглянула в свою ячейку, и обнаружила там конверт. Письмо из другого мира. Как я и думала.
~4~
Семнадцать лет – какой это все-таки странный возраст! То тебе весело до чертиков, то грустно, словно все краски утекли из этого мира, и он превратился в вонючий потрепанный носок, и ты до сих пор недоумеваешь, как ты еще живешь в нем. У каждого свой мир. И у каждого, имеющего хоть немного желания жить, есть вещь, которая если и не дает надежду, то поддерживает покачнувшийся под ударами реальности дух.
У меня этим всегда было три вещи: облака, звезды и дождь. Три – мне этого почти всегда было достаточно, но иногда хотелось чего-то еще. Словно внутри оставалось еще что-то незаполненное. Какой-то маленький участок, отведенный под пустоту. Наверное, именно поэтому я знал, что значит это чувство, создающее одиночество, грусть, смятение. Но для чего нужен этот дурацкий участок пустоты, отделяющий меня от абсолюта душевного спокойствия? Я думаю, что я был бы, возможно, счастлив, не будь его. У меня есть друзья, подруга - буйные огненные волосы которой мне были почему-то очень дороги, гитара, способности, позволяющие хоть чего-то добиться в будущем. Но все равно чего-то не хватало. Чего?
- Ау, ты меня слышишь? Привет! – услышал я, и прекратил играть. Я сидел на большом отколотом куске гранита, в развалинах старого завода. Раньше это был химический завод, но позднее взорвавшийся. Это случилось еще до моего рождения. Отец рассказывал, что в нашем районе была эвакуация, и пока тут все нейтрализовали, прошел год. После мы снова вернулись сюда. Теперь это просто развалины, на которых я очень люблю бывать. Не знаю, правда, почему. Здесь мы также собираемся с ребятами, чтобы повеселиться. В округе никого, и никто не станет упрекать нас, что громко шумим.
- Ты здесь первый? Сашка еще не пришел?
- Как видишь, - развел руками я, и отложил гитару. Оксана прошла внутрь развалин, под крышу, и плюхнувшись на траву, стащила с ног кеды, и выжимая их, сказала:
- Вот вам охота-то, в такой ливень тащиться куда-то. Я пока дошла, до нитки промокла!
Я и не заметил, что на улице начался дождь.
- Мы тебя не тянули насильно. Сама захотела, - усмехнулся я, глядя, как с рыжей гривы стекают на землю струйки воды.
- Ладно уж...- пробурчала она, и зевнула во весь рот. – Никогда не даешь бочку на тебя покатить. Зануда.
Я засмеялся. Оксана, несмотря на то, что была девушкой, имела удивительно мужскую сущность. Словно парень. С такими хорошо дружить. Почему-то никогда ее не представлял, как пару себе. Хотя, все возможно. Но волосы у нее потрясающие.
«И почему мне в мысли так въелись эти рыжие волосы?» - подумал я с некоторой досадой. «Никогда же особо не любил рыжих. Банальщина, а не цвет...»
Тут раздались шаги, и под крышу заглянул вышеупомянутый Сашка. Королев.
- О, здорово! Сидите тут вдвоем? – он подмигнул.
- Остынь, лопоухий. Сам знаешь, какая из нас пара, - хмыкнула Оксана. Я как-то нервно дернулся при словах Санька. Неожиданный рефлекс. Хотя я даже не смутился, ведь не первый раз уже видел в друге подобные наклонности свахи. Бред да и только.
- Ну что, только Стас на подходе? – сказал он, садясь на траву рядом с рыжей.
- Угу.
Примерно минуту мы сидели в тишине. Мне она казалась напряженной. Никогда не любил полную тишину среди людей. От этого становилось как-то жутко, словно всё вокруг внезапно стало неживым, бездыханным, словно сделанным из картона.
- Как дела, сонное царство? – ухмыльнулся Сашка, жуя травинку.
- Да никак, - отозвалась Оксана с легким недовольством. – Ты только вчера спрашивал об этом. Что нового может произойти за один день в нашем захудалом городишке? Витька вчера то в школе был, то на курсах. А я так и вовсе дома просидела. Что интересного?
Сашка пожал плечами, мол: «Ну нет, так нет. Не заводись».
- Да нет, кое-что все же произошло. Довольно интересное...- сказал я, и посмотрел на дыру в пробитой стене. Там, над полем проплывали огромные темные тучи, топившие майское тепло в весеннем дожде.
- Ну и что? – спросил меня друг. Я вновь повернул голову к нему.
- Не поверишь: мне примерно неделю назад пришло письмо от неизвестного мне адресата. Без имени. Нет даже имени того, кому из моей семьи это письмо адресовано. Просто адрес моего дома и адрес отправителя, - я проскользил взглядом по лицам, оценивая их реакцию.
- Прикольно, - наконец сказала Оксана. – А что в письме написано было-то?
- В письме было одно стихотворение. И все. Я не понимаю, чего от меня хотят, но мне стало интересно.
- А что за стихотворение? Оно у тебя есть? – поинтересовался Королев.
- Есть. Только я его не помню...- я пожевал губами, пытаясь вспомнить хотя бы первую строчку. – Кажется, начинается оно так: «Жизнь – это танец лепестков в полете...» Тьфу, черт, я же в той же самой куртке! Минутку... – я хорошенько пошарил по карманам и наконец нашел что искал – письмо.
- Вот, слушайте...
Когда я закончил читать, друг хмыкнул:
- Дебилизм. Я ничего не понял. Похоже, у этого «поэта»... – он особенно выразительно выделил это слово, давая понять его совершенно противоположный смысл, - ...до фига тараканов в голове.
Оксана молчала, подперев щеку рукой. Я посмотрел на нее.
- Тебе как?
- А тебе? – тут же отозвалась она, глядя на меня. Я слегка растерялся. Я сам пока не мог понять, какое ощущение у меня оставляет это стихотворение. Но сказать, что оно мне не понравилось, было бы полным враньем. Скорее, я бы признался себе, что не вполне понял о чем оно.
- Я не знаю, - сказал я, глядя на строки, испрещенные неуверенными буквами. – У меня странное ощущение, но я не знаю, как сказать. Не совсем понимаю, о чем оно.
- Ну вот и я тоже, - улыбнулась подруга. – Хотя мне даже немного завидно.
- Чему? – удивился я.
- Этому или этой... У меня никогда не получалось нормальных стихов. Вечно ерунда какая-нибудь выходила.
Я молчал. Счет был пятьдесят на пятьдесят. Оксана была «за» этого человека, Сашка «против». И только я колеблюсь, и все неудел.
- Тебе это кажется не ерундой? – засмеялся Королев. Оксана возвела глаза к небу.
- Я этого не говорила, - прошипела она. – Я всего лишь сказала, что у этого...этой...ну в общем у этого человека больше шансов стать поэтом, чем у меня.
- Точнее больше шансов стать бредозавром, - хмыкнул Сашка, выплевывая травинку. – Никогда не понимал, да и думаю, не пойму таких людей. Мне кажется, такие просто строят из себя непойми кого, пытаются доказать что-то другим, а нафиг – один черт знает! Вечно где-то в облаках витают, думают, что умные очень, презирают других, словно они не ровня им. Хотя сами такие же люди, что и остальные. Обзывают других идиотами, хотя сами кретины почище остальных...
Я слушал все это, и мне жутко хотелось обозвать своего друга кретином. А еще хорошенько дать ему в нос. Мотивы подобных побуждений я осознавал весьма приблизительно, пока спустя минуту не понял, что сам в душе являлся тем человеком, которого так усердно поливал грязью Королев. Я был тем бредозавром, идиотом, зазнайкой и инфантильным мечтателем, таращившимся в облака или на звезды, мечтающем о других Вселенных, планетах, заселенным различным странным народцем, который на Земле зовется инопланетянами, мечтающем о хаосе – даже если после него и камня на камне не останется. Человеком, которому надоело привычное однообразное течение современной жизни. Оказывается, в мировоззрении моего друга такие люди называются кретинами.
«А я и не знал», - с сарказмом подумал я. Наверное впервые за все те годы, что мы с Сашкой общаемся, мне не хотелось оставаться в его компании как можно дольше.
_____________
Прошла неделя. Моя жизнь никак существенно не менялась, а постоянные стычки с какими-нибудь жвачными человекоподобными в школе разнообразием назвать было нельзя. Это уже было в порядке вещей, с моей привычкой не потакать всем без разбору. Иногда от подобного еженедельного и круглогодичного дня Сурка меня тошнило почти физически, но я отводил душу, играя на гитаре или смотря на небо. Чем оно меня так интересовало? Наверное тем, что оно похоже на огромный бездонный океан, перевернутый вверх ногами, в котором была, скорее всего, бесконечная глубина, где много всего интересного, не похожего на то, что я привык видеть вокруг себя с самого своего детства, которое, кстати, помню весьма смутно - отрывками. Одним из самых ярких, необычных и чаще всего всплывающих в моей памяти был бело-золотой безликий образ той девочки по имени Нана из магазина с восточными побрякушками.
Подняв руку вверх, я посмотрел на колокольчик, который зазвенел, слегка покачиваясь на короткой полоске ленты, не намотанной на запястье. Странное это было чувство - дружить с человеком, которого не помнишь. Словно говорить на языке, который никогда не учил.
Я опустил руку и перевел взгляд на небо. Майские вечера – одни из самых тихих вечеров в мире, за исключением летних. И самые звездные. Звезды появляются раньше обычного. По крайней мере мне так сейчас казалось. Я лежал на траве возле дома и отводил душу после тяжелого учебного дня. Хотя до летних каникул оставалось каких-нибудь полмесяца, мне чудилось, что эта учебная рутина никогда не завершится и я погибну, задавленный горой учебников. Смешно конечно, но жуть как надоело. Да и выпускные экзамены впереди.
В небе, сверкнув, упала красноватая звезда.
«Хочу перемен!» - подумал я, но услышав стук каблуков, повернул голову.
- Снова пыль собираешь? Сам стирать футболку будешь, - проворчала вернувшаяся с работы мама, поднимаясь по ступенькам к входной двери дома. Я жил в частном доме, что было не такой уж редкостью в нашем городе. Соотношение многоэтажек и частных домов было примерно равным. Меня больше устраивали частные дома. Нет вредных соседей, которые вечно кричат за то, что кран протек, или музыка слишком громко играет и тому подобное.
- Я не собираю пыль, - сказал я, не совсем уверенный в своих словах. – Трава чистая.
- Кстати, тебе письмо, – вдруг сказала мама, перебирая почту
- Письмо?! – я сам не уследил за своим голосом и интонация получилась чуть ли не кричащей.
- Да, - мама пожала плечами, удивленно глядя на меня и вручая слегка помятый конверт. – Ты завел с кем-то переписку?
- Ну...да, - ответил я, посмотрев на письмо. – С другом в соседнем городе.
- Понятно, - мама улыбнулась, и толкнув дверь, вошла в дом. – Долго не сиди, тебе в школу завтра! – донеслось до меня, стукнула закрывшаяся дверь, и все вокруг снова погрузилось в тишину.
Я, просидев неподвижно несколько секунд, наконец поднялся, и подойдя к невысокому фонарю у дороги, разгоняющему мрак спускающейся ночи, пахнущей горечью появившейся в углу полисадника с ирисами полыни, вскрыл конверт и опершись спиной о столб, начал читать:
Здравствуй, Виталий.
Ты ответил на мое непонятное письмо – это хорошо, потому что я уверена, что тебе показалось несколько странным отсутствие всяческой информации обо мне. Ты спрашивал, почему я решила написать именно тебе и как узнала твой адрес.
Я никогда раньше не знала ни тебя, ни твоего места проживания. Скажи, ты не пробовал писать письмо и координаты адресата наугад? А вот я рискнула, и, как видишь, на свете существует человек, чей код именно такой. На возможный вопрос «зачем?», ответ один: игра судьбы и случая. Слышал когда-нибудь такую фразу? Наша переписка наглядный пример этого.
Мне шестнадцать лет. А зовет меня каждый человек по-разному. Кто-то предпочитает прозвища, а кто-то имя – Наталья. Меня зовут Наталья.
Что можно рассказать о себе...Наверное, скажу только, что я люблю играть в догонялки с жизнью. Сначала я убегаю от нее, а после она меня догоняет. И по новой. Возможно, ты не поймешь что я хочу сказать, но это совершенно нормально. Никогда не умела говорить так, чтобы все было понятно до конца. Вот вам и поэт. Буду приятно удивлена, если ты расшифровал смысл моего стихотворения. Это пока все, что я хочу рассказать о себе. Неинтересно выкладывать сразу всю информацию, и потому эту тему я пока закрою.
Теперь твоя очередь рассказывать о том мире, который тебя окружает. Расскажи мне что-нибудь из этого – что посчитаешь нужным. Это будет, своего рода, письмом с другой планеты. Мы – два разных человека, живущих в разной обстановке и окружении. Мне будет интересно узнать, что из себя представляет твоя «планета». До скорых бумажных встреч.
Наталья.
Я закончил читать письмо и вздохнул. От чего-то я чувствовал себя не в своей тарелке, сам даже не знаю, почему. Но атмосфера, исходящая от этого письма была престранной. Человек – девушка Наташа, написавшая мне это послание, была не такой, какими я привык видеть окружавших меня людей. И я был согласен с ее словами, что существует две разных планеты – моя и ее. Ощущение, что заглянул в космос – даже слегка страшновато стало. Ее личность мне в тот момент показалась какой-то внеземной, но в одном я, как это ни странно, был уверен: в ней присутствовало странное сочетание замкнутости и открытости. Одновременно. Обычно в человеке присутствует что-то одно, но в данном случае...
Хотя у меня уже появилось стойкое предчувствие, что на этом сюрпризы не кончились, а только начинаются. И...мне это было интересно! Ощутимо чувствовался ветер перемен.
«Неужели миф о падающей звезде – правда?» - я посмотрел на небо, где желтыми и красноватыми глазами перемигивались звезды Млечного Пути.
~5~
Я надела свою серую ветровку и взяв папку с рисунками и чистыми листами, вышла из дома, громко хлопнув дверью.
На улице было облачно, и солнце то выглядывало из-за туч, то вновь скрывалось, погружая улицы города в однотонную серость. Я, что есть сил сжимая папку в руках, чтобы хоть немного убить в себе всколыхнувшийся после ссоры негатив, шагала по тротуару по направлению к большому старому парку. Этот парк был одним из запомнившихся мне с детства мест. И всегда я в трудные моменты приходила сюда, а если не было такой возможности, думала о нем, о тех, кто никогда меня не оставит. Множество деревьев и животных всегда были к моим услугам. Природа всегда с тобой, в то время, как люди отворачиваются от тебя по своим причинам. Она всегда слышит тебя, в то время, как другие слышат лишь себя. Природа – твой единственный постоянный друг. Жаль только, что очень сложно понять ее язык.
Мимо сновали машины, прохожие – все с разным проявлением своего времени, скорости, двигались каждый по своей жизненной дороге, как и я. Я смотрела на них, и мне казалось, что все они двигаются с чужеродной мне медленной скоростью. Поэтому я сорвалась с места и побежала. Все тут же встало на свои места. Мое тело неслось по направлению к парку, между тем как мысли шли неспешным прогулочным шагом.
«Этот мир живет на слишком больших скоростях телесно, и на слишком малых душевно», - подумала я, достигая границы, там, где начинался парк, и заканчивался столь ненавистный мною серый город. «И только поэтому...» - я, подтянув папку на плече за ремень, спустилась с холма вниз. «...Только поэтому я делаю все назло этой современной жизни». Мимо проплывали деревья, приветствовавшие меня шелестом своих молодых, обновленных весной листьев. Они как всегда. Рады меня видеть.
- Здравствуйте, друзья. Хорошо выглядите, - я невольно улыбнулась, глядя на них. Их еще так много, и все они такие старые, мудрые. Они могут рассказать больше, чем любой профессор в ненавистном тебе ВУЗе математики, от которой тебя тошнит и тяжело, но одновременно пусто в голове. Их знания не тяготят ни тело, ни душу. Они лишь делают вещи понятнее, но увы, очень малую их часть.
Этот парк не похож на остальные парки. В нем нет ни фонтанов, ни скамеек. Только природа.
«Когда я начала осознавать, что задыхаюсь среди людей?» - я взобралась на крутой огромный холм, на вершине которого росла кипа деревьев. Старые дубы, клены и тонкие, словно большие стебли цветов осинки. Я прошла и села у корней большого дуба на траву.
«Полный абсурд не любить общества людей, являясь самой таким же человеком...» - я смотрела на парк, окрестности которого были неплохо видны с вершины холма. «Ответ очевиден, почему они мне не нравятся. Потому что они приносят больше боли всему вокруг, чем любви и пользы. Но вот что самое ужасное...» - я невольно сжала край своей куртки, но тут же разжав руку, посмотрела на свою ладонь с легким отпечатком от молнии на коже. «Если ты не с людьми, то ты против них! Ведь сейчас так многие считают. А те, кто отпирается на словах, тут же дают подтверждение этому варварскому закону на деле», - я открыла папку с рисунками, и обнаружила там конверт, пришедший вчера. Письма с другой планеты, не похожей на мою.
Свое письмо я отправила неделю назад, и вчера получила долгожданный ответ, но так как спешила в школу, положила в папку, которую брала с собой, чтобы показать подруге новый рисунок, и забыла. Теперь же письмо вновь дало о себе знать.
«Привет, Наташа», - начиналось письмо. Я удовлетворенно улыбнулась. Вот они – истинные эмоции, с которыми этот человек обычно приветствует других. «Здравствуй» у него изначально выходило как-то картонно.
Я получил твое письмо, и знаешь, после него осталось странное ощущение. Действительно, словно мы находимся на разных планетах, а не в разных городах. Ты не знаешь, почему так? Вот и я не знаю. Ты просила рассказать мне что-нибудь о себе, о своей жизни. Честно говоря, я не уверен... Что я могу сказать о своем мире? Он совершенно обычный, как у всех. Я люблю музыку, но в последнее время играю одну и ту же песню. Вот прицепилась – не прогонишь! И что самое интересное, я даже не помню, откуда я ее знаю. В моей памяти появляется много воспоминаний, и не все они приятные, но в большинстве своем хорошие. В частности они и составляют мой внутренний мир, в котором мне хорошо и комфортно. В свою очередь, эти воспоминания ассоциируются у меня со многими вещами.
Я очень люблю облака, дождь и звезды. Очень. И не могу сказать, что что-то из этого мне нравится больше или меньше. Так или иначе, все это связано с небом. Оно очень большое и глубокое – похоже на бездонный океан. Если бы я мог, то нырнул бы туда, и исследовал бы его от и до. Такое занятие меня устраивает больше, чем скучные будни. Что-то меня занесло... Моя буйная фантазия не знает пределов. Надеюсь, после этих слов ты не станешь считать меня кретином. Ну, раз уж я уже проболтался об облаках, то доскажу все до конца.
Я часто езжу на электричке. В том районе, где я живу, только они и ходят. Район расположен на окраине города. Я езжу на электричках на курсы по английскому, и с самого детства замечал, что когда я захожу в вагон, облака не исчезают, даже если вагон задерживается или ломается по дороге. Но всегда, когда я доезжаю до конечной станции и схожу на перрон, небо резко темнеет и облака исчезают. Меня всегда это развлекало, и до сих пор является любимым занятием, когда нужно убить время в вагоне. Скажешь, странные у меня развлечения? Ну, какие есть. Я и сам до сих пор не могу понять – то ли это моя больная фантазия, то ли небо со мной действительно играет. Не то что бы я его воспринимал как человека, но вот как друга – это точно. Вот, в общем-то и все на этот раз. Теперь твоя очередь, Наташа! Напиши мне о чем-нибудь из своей жизни. Буду ждать ответа.
Виталий.
Я подняла взгляд от письма и вздохнула. Какой интересный попался мне человек. Его мир отличается от моего, но такой же необычный. Он верит в нечто такое, во что не верят нынешние люди. Он верит в небо. Он верит в небесный океан, в его бездонную глубину, богатую чем-то, что может выходить за рамки даже самой изощренной фантазии. Небо – это его мир.
Похожее мировоззрение у детей, которые мечтают стать космонавтами, таскают всюду с собой фотографию Гагарина в кармане, смотрят в магазинах игрушек больше даже не на машинки и грузовики, а на ракеты и летающие тарелки, а принеся домой, поиграв в них некоторое время, разбирают по винтикам, желая узнать, что внутри, и в будущем мечтая вот также возиться с настоящими двигателями и турбинами в космических кораблях. Наверное, Виталий был именно таким в детстве. И до сих пор, до шестнадцати лет донес эту мечту, только претерпевшую множество изменений, но сохранившей свою сущность - небо.
У него уже было слово, которое могло бы охарактеризовать его стремления, то, что наполняет его жизнь. А вот у меня... Какое слово у меня?
Я свернула письмо вдвое, и положила в папку. Достав чистый лист из нее, начала рисовать просто что бы что-то делать.
«Я ищу что-то, что поможет мне подняться в облака. Может, мне тоже нужна ракета?» - я вдруг невольно хихикнула. «Да какая ракета... Мне нужны как минимум крылья, как у Икара. Вот только подлететь близко к Солнцу – очень сильный соблазн...» - я бездумно малевала карандашом по бумаге, не замечая, что поднялся ветер и волосы, закрывшие лицо, мешают видеть. «А раз так, то не лучше ли оставаться на земле...» - карандаш выкатился из-под моих пальцев и упал на траву. «...Но ведь... на земле так скучно...».
И все-таки я была рада, что нашла этого человека. По тому, как относились ко мне люди, я поняла, что таких людей, как Виталий и я не так уж и много на Земле. А еще у меня было чувство, что нас что-то связывало с ним. У нас было что-то общее, но словно я не могла это вспомнить.
Деревья в парке уже не шелестели листвой. Ветер улегся. Но тут я почувствовала чье-то присутствие. Они пришли меня встречать. Еще одни жители этого парка.
____________
Тишина стояла лишь мгновение. После появились отрывистые дуновения ветра. Именно так и приходили те, кого я никогда не видела, но чувствовала.
Когда-то, несколько лет назад, в этом парке промышлял маньяк-убийца. Пропало множество людей. Газеты пестрили о найденных трупах под листвой лесов этого парка.
Еще в детстве, когда мы с мамой ходили гулять в этот парк, я ощущала присутствие кого-то рядом с собой. Словно бы от меня прятались люди. Я не слышала их голосов, но я слышала их шаги и чувствовала, что они смотрят на нас. Призраки умерших людей. Я знаю, что это звучало бы как бред сумашедшего, но ощущение, что к тебе прикасаются чьи-то бесплотные руки – не более материальные, чем ветер, было реальным. И эти люди были всегда тихи и грустны, слабы. Слабее, чем опавший с дерева сухой листок.
- Вы пришли ко мне? – тихо спросила я, протягивая руки вперед и чувствуя на них легкий холод. Наверное, кто-то из них положил свои ладони на мои. – Я знаю, как вам здесь одиноко. Не знаю, слышат ли вас деревья и животные...
Никто из живых меня не видел в этот момент, иначе это выглядело бы так, словно я разговаривала сама с собой. Но мне было безумно жаль этих грустных невидимок. Они шли к живым, пытаясь взять хоть немного тепла для себя, но их никто не видел. Даже я их не вижу, хоть и чувствую.
«Наверное, только такие люди не способны на зло...» - подумала я, глядя на четко очерченные в сумерках облака...
~6~
Тихий звон привязанного к руке колокольчика...
Я ехал на велосипеде в школу. Несмотря на раннее утро – половина восьмого, солнце уже достаточно поднялось над горизонтом, и теперь сверкало среди свежей голубизны неба. Мимо проносились покрытые травой холмы, деревья, дома, развалины химического завода. Я вспомнил, как с отцом в детстве ходил туда. «А что здесь было?» - помнится тогда спросил я. «Химический завод», - ответил отец. «Здесь создавали топливо для ракет. Специально выбрали место подальше. И как всегда рядом с нами...»
После этого я стал смотреть на эти старые развалины чуть ли не с благоговением. В детстве мне казалось, что стать космонавтом – мое призвание, и что я его никогда не отпущу. Это стало моей мечтой...
Я доехал до школы, и затащил велосипед внутрь, чтобы не угнали.
- Опять свою махину привез! – закричал на меня старый охранник, стуча по столу газетой с кроссвордами. – Здесь что – стоянка?!
- Да ладно вам, - хмыкнул я, пристегивая велосипед на замок. – Не первый раз уже.
Не первый раз уже он кричал на меня, но ни разу еще не выкидывал велосипед из школы. Это скорее было обычным старческим ворчанием. Хороший человек, хоть и любит изображать из себя злыдня.
Я поднялся на второй этаж, и зайдя в пока еще пустой класс, сел за третью парту у открытого окна. Мне очень повезло – окно открывалось только напротив моего места, и за окном, на улице, рос большой высокий абрикос, сейчас пышно цветущий. День был довольно ветренный, и дерево лишалось своего наряда гораздо быстрее, чем в безветренную погоду. В класс залетали белые лепестки, оседая на партах, полу и моих волосах. Я смахнул их, думая, почему у меня вечно получается приходить в класс раньше всех. Но меня это даже устраивало, потому что в одиночестве было так тихо...
- «...Если б я тяготился одиночеством,
Кто угодно мог бы меня спасти.
Только врать самому себе не хочется...» - сам не замечая того, прошептал я. Снова эта песня. Как же мне вспомнить, откуда я ее знаю? Почти тут же в голове возник безликий образ Наны. Всегда эти два воспоминания приходили одно за другим. Значит...
«Значит эта песня и Нана как-то связаны», - подумал я. И тут у меня в голове словно стрельнуло.
«Сегодня же должно прийти письмо!» - я вскочил с места, и спустившись в холл, выбежал на улицу.
- Куда?! До занятий десять минут! – крикнул мне вслед охранник, но я не обратил внимания. Почта была в двух минутах ходьбы от школы. Письма еще не должны разносить, а значит оно еще на почте.
Я зашел в почтовое отделение, и спросил у женщины в окошко:
- Скажите, не приходило письмо по адресу N?
- Минутку, - женщина застучала по клавишам компьютера, и через минуту ответила: - Да, есть.
- Можно получить?
- Сейчас? – она удивленно посмотрела на меня.
- Сейчас, - нетерпеливо ответил я. Она пожала плечами, и встав, ушла куда-то в недра помещения. Прошло наверное минут пять, прежде чем она показалась вновь, и протянула мне конверт.
- Спасибо! – выпалил я, и исчез, хлопнув дверью.
- Вот бешеный...- пробурчала она.
________________
На урок я успел, и теперь сидел за третьей партой у открытого окна и читал письмо, вместо того, чтобы слушать учителя истории. Мне стало неспокойно и внутри поднялась тревога, как только я увидел первые строчки. Не было приветствия. Не было вступления, как обычно.
Это было летом 2001 года. Я с мамой в один из выходных дней отправилась гулять по городу. Было воскресенье, и повсюду по улице шли взрослые с детьми. Они покупали шарики и сладкую вату, катались на каруселях и ели мороженое, фотографировались у фонтана и статуи Бима Черное Ухо напротив кукольного театра, в котором проходили спектакли. От кинотеатра исходил запах жареного попкорна и как минимум в радиусе двух метров от него то тут, то там были раскиданы листовки с рекламой того или иного фильма. Неподалеку от кинотеатра, если свернуть на лежащую рядом узкую улочку, шли ряды маленьких магазинчиков. Мы зашли в один из них. Это был магазин восточной атрибутики...
Мои глаза расширились, а виски заныли. Моргнув, и стряхнув наваждение, я принялся читать дальше.
Я с мамой зашла внутрь. Рассматривая витрины, я увидела маленькую монетку. Почему она мне так понравилась, даже не знаю...
На этих словах мне представилось, что девушка Наташа улыбается. Может это мое воображение, но... как же звали ту девочку? Ведь Нана – это не настоящее имя! Это сокращение от...
Мама купила эту монетку, и мне ее отдал все время улыбающийся человек – продавец. Пока я стояла и разглядывала ее, дверь магазина открылась, и в помещение вошли женщина лет тридцати, мужчина, и мальчик примерно моего возраста – семи лет.
Женщина вдруг бросилась к моей маме, и оказалось, что это ее бывшая одноклассница. Я стояла на полу и смотрела на них снизу вверх – такие высокие...
А потом появился мой второй в жизни друг. Кстати, его зовут также, как и тебя.
Ну так вот:
«Привет! Ты кто?» – было его первой фразой.
Я сказала, что меня зовут Нана. Имя Наташа никогда не любила, и предпочитала это сокращение. Но тут мама окликнула меня по имени, и теперь он знал оба.
«Я Витя. Давай дружить!» – сказал он и протянул мне руку. Его голос был таким звонким, словно звенел колокольчик. Не писклявый, как у многих маленьких детей, а именно звонкий.
Отец поправил его, сказав, что его зовут Виталик, а не Витя.
«А...ну да...» - слегка смутился он. - «Виталик! Давай дружить, Наташа!
Я снова поправила его.
«Хорошо... Нана...Странное имя. Тогда зови меня Витей».
Я показала ему свою монетку, а он сказал, что они пришли сюда за музыкой ветра. Думаю, ты знаешь, что это такое. Ее обычно вешают над входом.
Он пошел к родителям, а я осталась стоять на месте, наблюдая, как мальчик что-то разглядывает на витрине и разговаривает со взрослыми. И все это время с его лица не сходила широкая улыбка, а глаза не переставали щуриться от смеха.
После он вернулся, и подарил мне колокольчик.
«Смотри», – он подошел ко мне, и взяв мою руку, положил в нее что-то холодное и твердое. Открыв ладонь, я увидела круглый металлический бубенчик с привязанной к нему красной лентой, и начертанным на поверхности каким-то замысловатым иероглифом.
«Смотри...Это тебе. Тот дядя-продавец сказал, что эта закорючка обозначает слово «Свет», а у меня...» - мальчик поднял за ленту точно такой же колокольчик на уровень моих глаз. Он звякнул чистым звоном. «...обозначает «Тьма». Он сказал, что это талисман, оберегающий человека, который тебе дорог. Ты же мой друг? Значит ты мне дорога. Поэтому держи. И не потеряй его...» - он снова улыбнулся. «Потому что по отдельности они не имеют силы».
И он все время улыбался. Все время. А еще у него были очень странные глаза – один серый, а другой карий. Я до сих пор их помню. Вот это одна из моих жизненных историй.
Ты писал мне о песне, от которой не можешь отделаться. И которую не помнишь. Я тоже много чего не помню. Я почти не помню лица того мальчика, только его глаза. А ты не помнишь, где слышал эту песню. Знаешь, если некоторые вещи не желают оставлять нас впокое, не желают забываться, может, их и не стоит прогонять. К любой закрытой двери есть ключ, и не найдет его только ленивый. А когда отпирается дверь, перед тобой открываются новые горизонты. И ты повышаешь свой уровень. Я считаю, ради этого и стоит жить.
Я с глубоким вздохом оторвал взгляд от письма. Меня словно оглушило по макушке обухом. Все это было похоже на дурной, но прекрасный сон.
«Неужели то, что я так давно искал, те вопросы, на которые пытался найти ответ, та, что не имеет в моей памяти лица – все в этом письме?!» - я закрыл лицо руками. Мне было жарко от волнения. Всю жизнь у меня болела голова, когда я пытался вспомнить хоть что-нибудь из того летнего дня две тысячи первого года. Всю жизнь... И вдруг – вот оно! Она сама нашла меня. Спустя столько лет.
- Как это вообще возможно? – прошептал я.
- Вить, ты чего? – Сашка толкнул меня локтем. – Ты чего красный такой?
- Ничего, - бросил я и накрыв письмо тетрадью, отвернулся к окну по прежнему находясь далеко от урока и школьной доски.
«Я нашел тебя, Нана! Наконец-то...» - шок постепенно проходил, заменяясь какой-то эйфорией, и мне казалось, что меня наполняет воздухом. Все звуки стали громче, словно от моих ушей отняли подушку, краски ярче, словно с глаз спала сонная пелена. И я почувствовал запах цветущего за окном напротив моей парты абрикоса. Этот нежный, едва уловимый аромат я словно почувствовал впервые. Я почувствовал весну...
~7~
Пасмурный ветренный день словно подговаривал сделать себе крылья из картона и прошлогодних засушенных листьев икебана и выйдя на возвышение, прыгнуть вниз, но не упасть, а полететь, как птица, чтобы чувствовать тугие струи воздуха под этими специфическими перьями. Этот день дышал свободой.
Я резко развернулась и пошла обратно, хотя до дома оставалось всего несколько десятков метров. Я решила пойти к мосту. К тому самому, что нависает над дорогой. Этот сильный ветер был слишком большим соблазном, чтобы отказывать себе в удовольствии постоять на высоте и почувствовать его прозрачные руки, прошивающие твое тело до самого сердца.
В небе собирались тяжелые тучи, а в воздухе сладко пахло весной вперемежку с ароматом предстоящей грозы. Сегодня назначенный день.
Проходя мимо почтового ящика, я заглянула в него, и, как ожидала, обнаружила там письмо. От человека, чье имя напоминает звон музыки неба – музыки ветра. Мне всегда казалось, что это имя - Виталик, при его произношении начинает звенеть на букве «т». После звон передается букве «л» и замирает на «к».
Я вынула конверт и направилась к мосту.
______________
На высоте было еще холоднее, а у подножия моста копошились какие-то люди в желтых касках, словно светящихся среди пасмурного дня, как фонари. Рабочие. Они ремонтируют мост?
Я отвернулась к перилам, и вскрыла конверт. Тут же почувствовала, что что-то не так. Почерк моего друга с другой планеты был похож на прыжки кардиограммы. Он был чем-то взволнован. Но чем?
Здравствуй, Нана!
Я прочитал твою историю. Ты наверное не представляешь, как ты мне помогла! Вот уже много лет у меня в голове возникало воспоминание о девочке с золотыми волосами, лица которой я не помню. Ее звали Нана. Думаю, не ошибусь, если скажу, что у тебя рыжие волосы и белая кожа. И что у тебя есть круглый восточный колокольчик на красной ленте с начертанным на нем иероглифом. Ведь так?
У меня потемнело в глазах. Его зовут точно также, значит...
Я все эти годы пытался тебя вспомнить, но не мог. Но дружить с человеком, не помня ни его лица, ни его полного имени, имея при себе лишь талисман дружбы – весьма интересное ощущение. Но очень мучительное. Я всегда мечтал вспомнить тебя, но, что самое смешное, я до сих пор не помню твоего лица. Но я знаю, что ты есть на свете, и я могу связаться с тобой. Пришли со следующим письмом свой номер телефона. Я обязательно позвоню тебе.
Виталий.
Я опустила руку с письмом, глядя невидящими глазами в пространство перед собой – на оживленную магистраль с движущимися по ней машинами.
«Я...я нашла его. Я нашла свои воспоминания. Десять долгих лет...» - где-то в небе загремел гром. Скоро будет дождь.
«Вот почему мне казалось, что я знала его раньше. Я встречала его в детстве...» - письмо вырвалось из моих пальцев, и кувыркаясь в воздухе, понеслось куда-то в тучу машин.
- Ой! – я перегнулась через перила, надеясь усмотреть траекторию его движения. Но листка не было. Письмо исчезло.
А на мою протянутую вниз руку села бабочка...
~8~
У меня странные глаза. Мне всегда это говорили. Почему-то всем разный цвет глаз кажется чем-то необычным. А они у меня как раз-таки разного цвета: правый – серый, а левый – карий. Но я всегда забываю о них. Но Нана напомнила. Она напомнила мне обо всем, что я забыл.
Недавно я написал ей письмо, и с тех пор не могу думать ни о чем другом. Фраза «игра судьбы и случая» полностью оправдывала свое существование.
«Но так просто не бывает...» - думал я, возвращаясь на электричке с курсов по английскому домой. Облака все еще плыли по небу.
«Это просто мистика какая-то! Мы с ней встретились всего один раз - в семь лет в ее городе, а после исчезли из виду друг друга на целых десять лет. И вот приходит странное письмо от незнакомого человека, и после выясняется, что по чистой случайности она написала мой адрес, которого никогда раньше не знала!» - я покачал головой и закрыл глаза. «Что это – интуиция? И потом...» - я задумался. «Она все время говорила про планеты. Все время что-то связанное с космосом. Это тоже случайность, или она так хорошо понимает характер моего мира? Понимает то, как можно обозвать мой мир?»
Электричка остановилась и я, поднявшись, сошел с вагона. Облака тут же начали поспешно скрываться в темноте, и я почувствовал спокойствие. Значит все будет хорошо.
______________
Через несколько дней я получил письмо. Шел с друзьями в поле – жечь костер. Проходя мимо почтового ящика, заглянул в свою ячейку, и тут же почувствовал, как губы неволько растягиваются в улыбке. Почему я так радовался – не знаю. Я же видел Нану всего полчаса – не больше. Сейчас это наверное совсем другая Нана – с другой душой, с другими желаниями, с другим взглядом. Я не помню ее лица и уж тем более глаз, но почему-то уверен, что ее взгляд не похож на другие. Может быть, я, где-то глубоко внутри все же знаю, каков он, но...не могу вспомнить?
День клонился к вечеру, и закат четко разграничивал большие кучевые облака.
Мы дошли до поля, на котором, кстати, находились развалины химического завода. Друзья принялись разводить костер, а я незаметно отошел к руинам, и открыл конверт. Там был лист. На нем вновь не было ни приветствий, ни прощания. Только номер мобильного телефона.
Тогда я забрался на одну из стен, и сев на нее, достал телефон. Набрав номер, поднес трубку к уху.
- «Алло», - услышал я тихий голос.
- Привет, Нана. Это я.
- «Виталик?»
- Он самый. Вот значит какой у тебя голос.
- «Какой?»
- Грустный, - я почему-то не мог заставить себя прекратить улыбаться, хотя слова «грустный» и «радость» несовместимы.
- «Да, наверное...»
- Нана.
- «А?»
- Я приеду.
- «Ко мне?»
- Да. Я тебя совсем не помню. Помню только твои рыжие волосы и белый цвет лица. Скоро летние каникулы, и я к тебе приеду. В конце мая.
- «Деревья еще не успеют отцвести».
- И что? – я удивленно смотрел на горизонт, в то место, где земля сходится с небом.
- «Нет, ничего. Это хорошо. Это хорошо, что ты приедешь. Ты узнаешь меня и расширишь свои горизонты. Ты узнаешь новое, и повысишь свой уровень».
В трубке раздались короткие гудки. Облака скрылись за горизонтом, уступив место под солнцем ночному костру...
Часть вторая
Мечта.
~1~
Прошел месяц.
Я периодически созванивалась с моим прошлым и с каждым новым звонком все больше убеждалась, что это тот самый мальчик из прохладного магазина восточной атрибутики. Его голос был таким же звонким, с теми же интонациями, которые навсегда отпечатались в моей памяти как в мокрой глине, разве что стал более низким, взрослым.
Наверное, человек только с таким именем мог в качестве подарка приподнести колокольчик. Потому что его серебрянный звон всегда будет напоминать это имя – Виталик. Впервые я не могу утвердиться в том, как можно называть моего друга детства. Почему-то я внутренне сжималась, пытаясь произнести это имя. Все интерпритации: Витя, Виталик, Виталий – вызывали это непонятное сжатие воздуха где-то в легких. Имя музыки ветра. А ветер не подвластен ни одному человеку. И мои легкие не в силах его удержать.
______________
За окном быстро проносится город. Я люблю садиться в какой-нибудь автобус и много часов ездить по городу. Почему-то мне всегда становилось от этого спокойнее. Мысли сразу же выстраивались в нужном порядке и текли неспешно, медленно и правдиво.
«Он говорил мне, что в детстве мечтал стать космонавтом, собирал и разбирал игрушечные ракеты, хотел узнать все тайны Вселенной...» - я неотрывно смотрела в окно. Солнце то заливало весь салон, то скрывалось за деревьями и крышами домов.
«А я...о чем мечтала я в детстве? Я совсем не помню этого. Я просто жила и радовалась жизни...» - мой путь лежал в обратном направлении до точки моего отсчета – остановки рядом с мостом над проезжей частью. Мост был закрыт, и над ним велись ремонтные работы. В последнее время мне казалось, что такому же ремонту подвергалась и моя жизнь. Атмосфера, в которой я жила до того, как отправила письмо на волю «судьбы и случая», неотвратимо менялась, словно в краску одного цвета добавили краску другого. Новый цвет в моей с одной стороны разноцветной жизни, а с другой совершенно серой.
Наконец я приехала к остановке.
Тут в кармане зазвонил телефон.
- Алло, - я подняла трубку, идя по направлению к дому.
- «Привет», - раздался голос Кати на другом конце провода. – «Марта приехала. Жалко, но я не могу сейчас ее встретить – мне с мамой нужно по делам в город. Можешь ты к ней сходить? А я вечером приеду и тогда все вместе погуляем».
- Да? Приехала? – я засмеялась. – Хорошо. Я ее встречу. У ее дома?
- «Ага».
- «Ладно, пока», – отключившись, я быстрее зашагала по улице. Было жарко – начало июня на дворе, и джинсовая куртка слегка усугубляла положение, но мне было лень ее снимать, и я, сосредоточившись мыслями на приехавшей подруге, целеустремленно летела к своей улице.
Марта Литвинова – моя подруга детства. Самая первая подруга. Сколько я себя помню, мы с ней дружили. Познакомились в три года. Это было в один из жарких солнечных летних дней.
- «Ты кто?» - я удивленно смотрела на худую девочку с короткими русыми волосами почти до плеч. На голове у нее был красный тряпичный ободок с тремя белыми цветочками в ряд.
- «Марта. Я тебя видела уже. Моя мама дружит с твоей», - она захлопала глазами, которые за огромными очками казались раза в два больше и понадежнее перехватила ручки руля велосипеда. На ней были очки, а на мне нет. На ней была синяя, слегка потрепанная курточка с видневшейся под ней полосатой футболкой, джинсы и большие ботинки непонятного происхождения. На мне был простой белый сарафан из хлопка и белый платочек на голове. А в руке веник, которым я подметала асфальт перед домом.
- «Тогда давай дружить тоже?» - спросила я.
- «Давай».
Вот так мы и подружились. Просто, быстро, и даже чем-то смешно.
Я наконец дошла до своей улицы. Возле дома Марты стояла машина – она приехала с матерью. Я нажала на звонок, и услышала, как где-то, внутри дома зазвенели пронзительные трели. Вслед за этим раздался топот чьих-то ног, а после шаги по земле во дворе. Наконец зеленая калитка открылась и в проеме появилось лицо в прямоугольных тонких очках, обрамленное буйными, волнистыми, покрашенными в рыжий цвет волосами.
- Привет, - я улыбнулась.
- Привет-привет, - Марта повела глазами из стороны в сторону, - Заходи.
- Давно приехала? – спросила я, проходя. Двор был очень просторный. Гараж, сарайчик, и довольно обширный сад. Сама же Марта как всегда была незыблемой личностью – границы её самой остались такими же четкими, как и прежде. Высокая, худая, в очках... И по своей сути совершенно необычная девушка. Наверное, такими были мы обе. Не знаю, насколько я, но Марту точно заурядной не назовешь.
- Я приехала час назад, - ответила она, зевая. – И очень устала. Давай я сейчас час посплю, а после можно пойти погулять. Катя, надеюсь, никуда не уехала?
- Она с мамой в городе по делам, - пожала плечами я. – Но к вечеру обещала быть.
- Ну ладно...- странные серо-оранжевые глаза Марты моргнули за стеклами очков. – Тогда до встречи.
- Да, пока, - я вышла на улицу, и пошла вверх, по направлению к своему дому. Я дружу с этой девушкой всю свою жизнь, и до сих пор не могу привыкнуть к энергии, исходящей от нее. Может, это было силой личности, а может, это было что-то, чему я не могу подобрать названия. Но, тем неменее, именно в такой атмосфере и прошло мое детство. Обе мы совершенно не были обычными заурядными людьми – это факт. А все потому что никогда и не помышляли жить «как все остальные нормальные люди». Нам нравился тот невероятный мир, который мы создали сами.
Я открыла ключами калитку.
«Кем можно было нас назвать?»
Очутившись дома, я быстро переоделась в свой до умопомрачения цветастый сарафан и сев перед аквариумом, стала рассматривать плавающих в нем рыбок. Несмотря на то, что выходя на улицу, я одевалась преимущественно в спокойные и приглушенные или темные цвета, дома я ходила в немыслимом ярко-попугайском шелковом сарафане с желто-фиолетово-розово-сине-зеленым рисунком. И рисовала тоже в нем, из-за чего его частенько приходилось старательно отстирывать от краски. Но он все равно не терял своих цветов. Словно радужное немеркнущее солнце.
Отведя взгляд от рыбок, я посмотрела на недавно законченный рисунок. Он был прикреплен прищепкой к доске из очень плотного и жесткого картона, заменявшей мне планшет. Рисовала я неплохо, но до настоящего художника мне было далеко. Не хватало профессионального образования, техники. Ведь я никогда не училась в художественной школе. Но одно я знала точно – нельзя стать художником, если у тебя нет чувства жизни, которое помогает превратить неживой белый лист бумаги в почти живую картину. А у меня оно было. Но помимо этого имелось еще одно увлечение, которое я ставила даже чуть выше любви к рисованию. Это было написание прозы, стихов, песен. Все свое детство мы с Мартой занимались самыми разнообразными и немыслимыми вещами. Но у каждой из нас было свое самое главное увлечение: она все время рисовала, а я все время читала. Она всюду таскала с собой бумагу и карандаши, а я какую-нибудь книжку. Но даже несмотря на это мы были очень с ней похожи интересами и фитишами , почти как близнецы. По детской глупости часто возникали размолвки по этому поводу: каждая из нас думала, что другая за ней повторяет. Злились друг на друга, расходились, надувшись, а после снова мирились и вновь дружили. И так было всегда.
«Вечно читаешь то, что люди не читают», - говорили мне все люди.
«Вечно рисуешь какие-то странные рисунки. Откуда ты их берешь?» - слышала от других Марта. В начальной школе мы с ней учились вместе, но в разных классах и почти никогда не встречались там. А после...после ее родители решили переехать в Москву, и теперь Марта приезжала к нам с Катей только на каникулы. Вот так мы и жили с ней, как две музы: она – муза изобразительного искусства, я – муза литературы. Может маленькие, может не гениальные, но тем неменее существовавшие на этой обычной и будничной Земле, которую мы умудрялись превращать в самое волшебное место во Вселенной. После к нам присоединилась Катя – муза мелодии, музыки, которая была основной нитью ее жизни.
Чудесна сила детства и именно ее я пыталась не потерять в себе, не забыть среди черного цинизма взрослой реальности. И, мне это все же удавалось, хоть и слабо. Нелегко было быть в душе ребенком и одновременно взрослой, чтобы не казаться инфантильной внешне. Наверное, из-за этой постоянной борьбы, я и сделалась внешне малоэмоциональной со странными то пустыми, то горящими непонятным огнем глазами. Сумрачный вид стал меня сопровождать лет с тринадцати. Все потому что я наконец начала видеть сущность многих людей, и увы, зачастую это была банальная избалованность и испорченность. Все это портило окружающее пространство, даже воздух начинал душить, и я закрывалась от них. Как говорилось в одной песне: «Но сумрачный вид – это возраст, а вовсе не суть». Вот и у меня то же. Просто я многое поняла, но одного мне не понять никогда – людей. Но ведь я же была их ровестницей, жила в том же городе, что и они и смотрела те же новости по телевизору. Но...вот только почему я отличалась от них? Я много думала об этом, пока училась в средней школе. Часто слышала: «Ты вообще откуда взялась? Из какой ты эпохи?» и про себя делала выводы: «Они совершенно другие. А я для них другая. Но как понять, кто из нас ненормален? Они – чья жизнь проходила среди игр на компьютере, просмотра телевизора и прогулок большими компаниями; и я – не особо жалующая их образ жизни, зачитывающаяся непонятными даже взрослым книгами, рисующая странные, но красивые рисунки, предпочитающая животных людям. Так кто же из нас нормальный?»
Наверное, ответ был один – никто. Каждый образ жизни был странным по-своему. Мой сам по себе был немыслимый, а жизнь моих одноклассников – обычной, удовлетворяющей свои потребности самыми простыми, бесполезными и непризнаваемыми мной вещами.
«Мяу!» - вдруг услышала я, и повернув голову, увидела, что рядом со мной сидит моя кошка – Линда. Она смотрела на меня большими круглыми, желтыми, как у совы глазами, словно спрашивая «что случилось?».
- Да нет, ничего, - сказала я, погладив ее по голове. – Просто я снова думаю о своем месте в мире. А знаешь почему? Потому что я его не знаю. Ощущаю себя подсолнухом среди алого макового поля. Непонятно – как умудрилась вырасти именно в таком месте. Вроде бы такое же растение, что и все остальные, но одновременно совершенно другое. И маки не знают, кто я такая и потому стараются расти как можно дальше от чужака, - Линда молча слушала меня, двигая большими серыми ушами, как локаторами. Но я прекрасно знала, что она понимает все, что я говорю. Животные умнее некоторых людей хотя бы потому, что чаще слушают сердцем и инстинктами, чем ушами.
~2~
- Вам нужно заполнить тесты на профориентацию. Так вы сможете определиться в выборе профессии, которая поможет вам исполнить все мечты, - женщина-психолог улыбнулась классу, и моя бровь непроизвольно поползла вверх. Мечты значит? А к какому разряду относится работа космонавта?
- У вас здесь несколько групп видов деятельности: работа с людьми, физико-математическо-техническая сфера, медицина, творчество...
- А космонавт из какой группы? – вдруг непроизвольно вырвалось у меня. Женщина замолчала, круглыми глазами глядя на меня. Одноклассники не менее удивленно таращились со своих парт.
- Ну если уж ты хочешь быть космонавтом, то тебе нужно в техническо-физико-математическую сферу.
- Да нет...я не хочу быть космонавтом...- пробормотал я, чувствуя себя в наивысшей степени глупо. – Просто вдруг в голову пришел вопрос, и я решил его задать.
Психолог еще больше удивилась, и пожав плечами, вновь продолжила рассказывать классу о преимуществах каждой сферы. Постепенно и одноклассники перестали на меня поглядывать, и все снова успокоилось.
Приятель, сидящий со мной за партой, хмыкнул, а я отвернулся к окну, за которым бушевало настоящее лето и на поздно проснувшихся деревьях сохранялись еще остатки цветов. Последний день учебы, чему я несказанно рад. В основном потому что наконец смогу, не оглядываясь ни на кого, поехать в соседний город, чтобы встретиться с Наной – девочкой без лица, но с огненно-рыжими на свету, похожими на солнце волосами. Но существовало одно «но». Я не продерживался в транспорте дольше одного часа. Начинала ужасно болеть голова, тошнить... вобщем состояние делалось таким, что хоть вешайся. С этой проблемой я совершенно не знал, что делать. Врач сказал, что мой вестибулярный аппарат не приспособлен к долгим путешествиям. А до города N ехать никак не меньше трех часов на поезде. Как же быть...
Когда уроки закончились, я, выйдя из школы, и шагая по направлению к дому, вытащил из кармана мобильный, набрал номер.
- «Здравствуй».
- Привет, Нана, - настроение, странным образом упавшее после вопроса о космонавте, стало улучшаться. Почему-то от этого грустного голоса мне всегда делалось легче. – Ты снова грустная.
- «Нет, что ты», - тут в голосе на том конце провода, может быть впервые за все время послышалась улыбка. – «Это искажения на связи. Ты же знаешь, голос по телефону очень отличается от голоса в реальности».
- Увидим, - усмехнулся я, проходя мимо развалин. – Я приеду послезавтра.
- «Послезавтра? Так скоро?» - удивленно сказала Нана.
- Ну да. А ты против?
- «Нет конечно. Просто не ожидала, что ты так скоро соберешься ехать».
Я улыбнулся.
- «Главное - доехать».
Прошла секунда тишины, прежде чем Нана сказала:
- «Тебе плохо в транспорте?»
- Откуда ты знаешь? – вытаращил глаза я. Послышался странный, даже несколько жутковатый смешок:
- «Я много чего знаю. В том числе и очевидное».
У меня мурашки по спине поползли, и несмотря на летнюю жару стало холодно.
- Ну ты даешь, - хмыкнул все же я. – Все знаешь. А я вот о тебе ничего не знаю. Не расскажешь?
Снова молчание с последующим через некоторое время ответом:
- «Скажи, ты любишь читать книги?»
- Да не особо. Никогда терпения не хватало. А что? – недоуменно сказал я.
- «Если увидишь вдруг показавшуюся тебе странной книгу, прочитай ее...» - я потряс головой, отгоняя непонятное ощущение. – «...Потому что как правило, в таких книгах есть герои, похожие на меня. Проверено на собственном опыте», – в ее голосе мне снова почудилась улыбка и я расслабился. Да что такое со мной?!
- Х-хорошо...- пробормотал я. – Я...я обязательно прочту.
- «Вот и чудно», - послышался тихий смех.- «До встречи», - короткие гудки в трубке. Я глубоко вздохнул и отключил телефон. Каждый разговор с Наной, каждое ее письмо – любое средство общения с ней было похоже на сон. Что-то нереальное, чуть ли не эфемерное. Но вот такое же ли недолговечное как сон или призрак – неизвестно. Мне она до сих пор казалась нереальной, даже после того, как я услышал ее голос в трубке. Словно надо мной кто-то играет очень умелую, завораживающую своей таинственностью шутку. Если ты здесь, этот кукловод, то выйди из-за ширмы, чтобы я мог тебя убить! Если Нана не существует, то это, наверное, самая жестокая шутка, которую со мной можно сыграть.
_____________
В тот же день я отправился в ближайший книжный магазин и походив между полок, долго прислушивался к своим ощущениям. Знал же, что веду себя как дурак, но ничего не мог с собой поделать – слишком уж мне хотелось поймать ту нить, на которую наверняка пыталась навести меня Нана.
Спустя часа кружения по магазину, продавцы начали на меня посматривать с подозрением.
Колокольчик на моей руке зазвенел, и одновременно такой же звон, только намного чище раздался у меня в голове. Резко остановившись, я посмотрел на полку, около которой находился. Она была почти пустой, но посреди нее стояла книга в фотообложке, на которой была изображена девушка с белой, как фарфор кожей и красновато-медными, почти рыжими волосами. Пухлые, но небольшие губы, слегка раскосые темно-карие глаза. Наверное их взгляд меня и зацепил. Взгляд девушки на обложке книги был странным.
«Может, это то, о чем говорила мне Нана?» - подумал я, и взяв с полки книгу, прочитал название: «Белая как молоко, красная как кровь».
«Точно странная книга», - удовлетворенно подумал я, и купив ее, вышел из магазина.
Прочитал я ее за один вечер. Она была довольно тонкая, но еще никогда наверное мне так не хотелось узнать, чем закончится рассказ. Эта книга не была веселой. И не была из тех, что заканчиваются традиционным хеппи-эндом, где все жили долго и счастливо. Она была жизненной, а это значит то, что в ней описывались те трудности и несчастья, с которыми сталкиваются многие люди в реальности. Нереальная девочка Нана пыталась научить меня реальности. Жить нереальной жизнью и не терять чувства реальности.
Больница...Девушка с огненно-рыжими волосами умирает от болезни, но тем последним рывком, наполненным желанием прожить последние дни ярче, чем любой из смертных на Земле, дает понять главному герою самого себя и то, что значит жить по-настоящему и следовать за своей мечтой. Подобная история и описанные в ней судьбы дорого стоят. А книжка дешевая. Мне очень повезло – эти дорогие судьбы достались мне почти даром. Наверное, это был шанс, и тот, кто мне дал его, надеется, что я его не упущу. Я постараюсь его не упустить.
С этими мыслями я и уснул, и во сне мне снился взгляд тех странных глаз девушки с обложки.
~3~
Я с Мартой и Катей сидела на берегу возле городского водохранилища. Черная грязная вода тихо шумела, ударяясь маленькими волнами о бетонный бордюр.
- Знаете, мне сегодня сон приснился, - сказала Марта. – Мне снилось, что я лежу на земле на большой равнине. Земля серая, посыпанная пеплом. Мне очень больно. Я ранена – у меня повреждены руки, ноги и сердце, и моя кровь, вытекая из ран, впитываясь в землю, дымится. И из земли начинают расти алые маки. Тут начинает всходить солнце, и на маках появляется роса, которая, скатываясь с листьев, падает мне на лицо. Я слизываю капли и чувствую, что начинаю засыпать, и чем больше мне хочется спать, тем меньше боль от моих ран. Под конец я засыпаю, и просыпаюсь уже в реальности, - она улыбнулась, обхватив руками длинные ноги со смотрящими внутрь коленками. Клыки у нее немного выдавались, выглядывая из-под губ, как у вампира. – Мне редко когда снятся такие сны, но они все очень красочные. И маки я обожаю. Именно дикие, не декоративные. Но они...- она хохотнула, - ...наркота.
- Да, ты у нас вечно в растаманов играешь, - хмыкнула Катя, плетя браслет из разноцветных нитей-мулине. – Даже в нашем фильме про маньяка тебя убивают, когда ты нюхаешь наркотики.
Я, слушая их, вспомнила, что когда-то мы хотели снять любительский детективный фильм про маньяка и его жертв. Добрые дети, ничего не скажешь. А Марта и правда очень похожа на мак. И не на декоративный, а дикий, обладающий не только дивным ароматом, но и дыханием смерти. А я – орхидея. Цветок коварства, смерти, безумия, неизлечимой болезни и прочих напастей. Не слишком ли много для одного хрупкого безобидного растения? Но мы были вместе всю жизнь.
- А тебе ничего не снилось? – спросила меня Катя.
- Мне часто снятся красочные и странные сны, - сказала я. – Но в последнее время ничего странного.
Я не знала, что солгала им.
У Кати зазвонил мобильный, и она, встав и быстро сказав: «Сейчас вернусь», пошла разговаривать.
- Не хочу в обратно в Москву, - сказала Марта, глядя на волны.
- Ты так и не нашла там друзей? – спросила я, скосив глаза с воды на нее. Рыжие короткие волнистые волосы шевелились от ветра. Дужка очков блестела на солнце.
- Нет. Я нашла одну девочку из моего класса, но не уверена, что она будет мне как ты и Катя. И я даже не знаю, приеду ли я еще сюда когда-нибудь. Ведь со следующего года я уже поступлю в институт.
Марта на год старше меня.
- Кто знает, как судьба повернется, - возразила я. – А друзей никогда много не бывает. По крайней мере как мы с Катей. Мы же знакомы с самого детства. А я и ты почти с рождения. Вот только... – я вновь перевела взгляд на черную, идущую рябью от легкого ветра воду. - ...общаться стали чуть позже. У меня тоже кроме вас никого нет. Есть одна девочка в школе, но она – нечто другое. Может наша с ней дружба и не слабее, но другая по своей сути. Мы с тобой всегда такими были – с трудом сходились с новыми людьми.
- Дикари, - Марта рассмеялась, но смех был не очень радостный, - Мы так и не научились общаться с людьми.
Я промолчала. Действительно, нам все было близко. Ничто не было чуждо – только люди были этим исключением. Они были нам самыми чужими существами в этом мире.
- Я пытаюсь общаться с людьми, но у меня почему-то не получается, - сказала Марта, отдирая отслоившийся от своей коричневой, похожей на греческую, сандалии кусочек дермантина.
- Я тоже, - ответила я.
- Ты не пытаешься, - внезапно сказала Марта. – Ты все время говоришь, что пытаешься, а на деле происходит наоборот. Я вот пытаюсь: ищу их, всячески иду на контакт, а ты для этого ничего не делаешь.
- То есть? – я слегка рассердилась. Марта иногда говорит обидные вещи, и, после то ли исправляя неправильно выраженную мысль, то ли оправдываясь, объясняет:
- Не обижайся, просто ты хочешь общаться с людьми и не хочешь одновременно. Ты их отталкиваешь от себя, может даже неосознанно. Я не знаю.
- Ты права, - сказала я, все еще чувствуя легкий негатив. Такие слова от самых близких друзей всегда воспринимаются болезненней, чем ото всех остальных в мире. Но Марта такой человек. Даже если мне в ней что-то не нравится, я должна полюбить это, найти в этом положительную сторону. Нелегко. Но возможно. Нужно научиться идти на уступки некоторым недостаткам дорогих тебе людей. Тем более, что их – людей, очень и очень немного.
- Мне мама звонила. Нужно к ней на работу зайти, забрать кое-что, - сказала Воронина, идя к нам. Катя – такая общительная, такая обаятельная. К ней тянутся абсолютно все люди. Как она смогла так крепко ужиться с нами двоими – буками? Это до сих пор остается для меня загадкой.
Мы с Мартой встали на ноги.
____________
Известно ли вам что-нибудь о структуре сновидений?
Есть всего два вида сна: быстрая фаза и медленная фаза. Они сменяют одна другую. В стадии быстрого сна пока тело спит, мозг работает. Отсюда и возникают сновидения.
Когда я говорила, что не заметила, как солгала подругам, я забыла о том, что мне приснилось ночью в тот день. Но вспомнила.
Одной из моих, скажем так, странностей было частое видение ярких и красочных снов. И не всегда это были сны-мороки. Часто мне снились такие вещи, которые после происходили в реальности. То есть, вещие сны не были для меня слишком сильной редкостью.
Настал назначенный день.
«Сегодня должен приехать мальчик из магазина», - подумала я, сидя на школьном дворе с книгой на коленях. Белой книгой с небесно-голубой длинной лентой в качестве закладки. Было ветренно и страницы все время норовили выскользнуть из-под моих пальцев.
«Через три часа я узнаю нового человека и повышу свой уровень».
Мое запястье зачесалось, и я машинально попыталась почесать его, но почти положив руку на другую, внезапно ее отдернула, почувствовав под ней нечто чужеродное коже.
На запястье сидела бабочка. Павлиний глаз. Я ее чуть не прихлопнула, и, видимо, задела крыло. И его краешек отломился.
- О боже, прости меня, - я поспешно поднесла бабочку к лицу и осмотрела крыло. – Какая же я неуклюжая. Ты можешь лететь?
Бабочка продолжала сидеть у меня на руке, и тут мою память кольнуло что-то. Я уже видела это. Кажется, мне что-то снилось.
И тут я вспомнила. Мне снился отломаный кончик крыла бабочки и человек, лица которого я не помню, со сломанной ногой. И дым, глотающий в своих клубах непонятный грохот железа.
Я вздохнула и помотала головой. В который раз уже у меня возникло ощущение, что я схожу с ума.
________________
Когда я пришла на мост, где мы договорились встретиться, день уже клонился к вечеру. Оставалось каких-нибудь пятнадцать минут.
Проходит двадцать минут... тридцать... час... два... вечность?..
С каждой минутой мне все тревожнее, словно внутри натягивают струну на виолончели. Еще чуть-чуть и она порвется.
«Он не придет», - внезапно осознала я. Но чувства, что тебя обманули не было. Была непроходящая тревога и сильная боль в груди. Настолько сильная, что я села на корточки, подтянув колени к ней. Странная тошнота...Ее я уже не чувствовала семь лет. Похоже, струна все-таки порвалась.
«Что-то случилось...» - я вынула руку из кармана и проглотила таблетку, которую всегда на всякий случай носила с собой, не заметив, что вместе с рукой оттуда выскользнула, и, незамеченная мною, упала на выложенный уличной плиткой пол моста забытая мертвая данаида-монарх.
~4~
- Мам, я уехал. Вернусь через два дня, - сказал я, стоя у двери. Внешне я был спокоен, но внутри таилась радость, что я наконец-то смогу увидеть Нану. Что наконец-то пойму, что не сплю.
- Ты уверен, что выдержишь поезд? Ехать-то четыре часа, - сказала мама, пытливо глядя на меня, словно уже сейчас оценивая на глаз процент моей выдержки и время, которое я вытерплю, прежде чем меня стошнит.
- Не волнуйся. Тем более, что я очень этого хочу. Мне семнадцать лет, справлюсь. Не маленький уже, - ответил я.
Мать внимательно посмотрела на меня, и сказала:
- Давно я тебя не видела таким.
Я даже собираться перестал.
- Каким?
- Счастливым. Последний раз у тебя глаза так горели, когда ты сам смог собрать игрушечную ракету и заявил, что теперь не можешь не стать космонавтом.
Я опустил глаза в пол. Неужели так заметно? Да, моей детской мечтой было стать космонавтом. Она и сейчас таится где-то в глубине моего сердца, хотя часто я начинаю смеяться сам над собой, то ли от смущения, что верю таким наивным вещам, когда сам уже такой взрослый и вроде бы реалистичный человек, то ли просто боюсь себе признаться в том, что так и не поумнел как того требовалось от прожитых мною лет.
- Я пойду. Пока, - наконец сказал я, и вышел. Почему-то мне стало неспокойно. Спускаясь по каменным ступенькам, ведущим к остановке автобуса, идущего до вокзала, я услышал едва издавший звук хруст. Пройдя несколько сантиметров, я обернулся и понял, что этот хруст издала бабочка, на которую я случайно наступил. Видимо, пригрелась на солнце и не заметила приблизившейся смерти, то есть меня. Странная бабочка. Никогда раньше таких не видел. Похожая на рубин, с черными нитями прожилок. Мне тут же вспомнились огненно-рыжие от солнца волосы маленькой Наны, лица которой я не помню.
______________
Сев в поезд, я надел наушники и включил музыку. Так время летело быстрее и незаметнее. Наконец вагон тронулся и колеса застучали по шпалам.
«И это не сон? Наверное нет», - подумал я, глядя на проносящуюся за окном местность. Солнце стояло высоко. Был полдень и облака, золотящиеся солнечными лучами, неспешно плыли над пропыленной землей. Сейчас у них не было настроения играть со мной в одну и ту же, но так любимую нами обоими дурацкую игру, и я скучал. Рок-музыка громко долбила по ушам, но лучше уж она, чем монотонные разговоры соседей по плацкарту.
Постепенно я забыл, сколько уже еду в этом поезде. Кажется, всю жизнь. Равнина времени сделалась бескрайней.
Тут вагон сильно встряхнуло.
- «Что там такое?» - услышал я, сняв наушники. Поезд еще раз тряхнуло, уже сильнее. Наверное только сейчас я понял, что вагон несется с безумной скоростью, явно слишком большой для нормы. Пассажиры взволнованно переговаривались. Кто-то попытался встать, чтобы пройти в кабину машиниста и все выяснить, но очередной всплеск тряски его повалил на пол.
- «ЭЙ! Что там происходит?!» - закричал какой-то мужчина в желтой футболке. – «Меня кто-нибудь слышит?!»
Но ответа не было, и поезд все продолжал набирать скорость.
Вот тут-то и я уже забеспокоился не на шутку.
Мужчина встал со своего места, и держась за поручни, с трудом добрался до двери, и исчез из виду. Видимо, направился к машинисту.
Некоторые из маленьких детей уже успели испугаться и плакали, а мамы успокаивали их.
- «Машинист мертв!!!» - взвыл мужчина, вваливаясь в салон спустя несколько минут. – «Он не дышит, и поезд без управления!»
Вот тут-то и поднялась настоящая паника. Люди начали вскакивать со своих мест и метаться по салону, все время падая от сумашедшей тряски.
- Звоните в МЧС! – крикнул я сидящему рядом человеку в шляпе. – Скажите, что поезд «X – город N» без управления и может случиться авария! Звоните же, кретин! – но тот только смотрел на меня полными паники, ставшими бараньими глазами.
- Черт! – на моем мобильном как назло деньги закончились. – Дайте свой телефон! Ну же, живее!
Тот наконец задвигался и вынув мобильный, протянул мне. Я набрал номер и сообщив обо всем службе, вернул аппарат человеку.
- «Вы пробовали тормоз искать?!» - крикнул кто-то кому-то. Ответа не последовало. Была только оглушительная какофония криков паники.
Тут я почувствовал, что вагон кренится куда-то в бок.
Затылок пронзила жуткая боль: чей-то чемодан, свалившись с багажной полки, ударил меня по голове. Не успел я опомниться, как уже лежал щекой на пыльном полу салона.
Вслед за этим последовал жуткий удар и грохот. Я куда-то полетел, ударился, и в моей ноге, где-то хрустнув, поселилась всепоглощающая боль...
_________________
«Новости с места проишествия. Сегодня, в 15:08 сошел с рельсов поезд, следовавший по маршруту город X – город N. Поезд утратил управление вследствии потери контроля над скоростью. Следственная группа считает, что машинист, ведший поезд скончался от сердечного приступа, и упав на рычаг, задал максимальную скорость. Восемь пассажиров погибло, семьдесят получили тяжелые ранения. Надеемся, что родственники и друзья погибших смогут исполнить мечты покойных. На этом все»...
Часть третья
Весна.
~1~
Я открыла глаза и зажмурила их от яркого солнечного света. Можно ли любить начало июня, полное солнца, тепла и летающих по воздуху легких паутинок? Нет. Если ты заперт в больнице на три недели.
И снова у меня появилось ощущение, что я попала в прошлое. Практически каждый год моего детства был связан с больницей. С этими голыми, выкрашенными в разные, но почему-то всегда имеющими тошнотворный оттенок стенами. Сейчас они были пронзительно-голубыми, и от этого яркого цвета становилось как-то не по себе. Потому что он был не настоящим, и словно насмехаясь надо мной, говорил всем своим видом: «Посмотри на меня! Я смогу заменить тебе небо». Никогда не сможешь. Никогда.
Сюда я попала три дня назад. В назначенный день. Моя гипертония, молчавшая много лет, вновь дала о себе знать. Врач сказал, что она была спровоцирована сильным стрессом, вероятнее всего, волнением. У меня резко подскочило давление, и в итоге по «скорой» я оказалась здесь.
Я лежала и смотрела на свои волосы, покоившиеся у меня на плече и подушке. Вновь седые пряди. Как же вы меня достали. Теперь их стало намного больше.
Мама сказала, что она собственными глазами видела, что когда я лежала под капельницей в жарком бреду, крашеные волосы медленно светлели, пока наконец не стали цвета раскаленной звезды. Она недавно видела такую по телевизору, в документальном фильме о смерти планет. Раскаленную звезду.
Я вспомнила, как в детстве лежала в одной из больниц с тяжелой смесью болезней: коклюш, осложненная пневмония и воспаление обоих легких одновременно. В начале было что-то вроде двухдневной комы с температурой под сорок, а после состояние похожее на астму. Тогда у меня впервые и поседели волосы. Сильные боли в груди с последующей закупоркой дыхательных путей... Каждый такой приступ мне казался последним, и каждый раз, когда вновь открывался доступ кислорода к легким, мне казалось, что я родилась заново. Тогда я постоянно думала о фениксах и становилось чуточку спокойнее. Они ведь умирают, а после возрождаются из пепла. Нужно только пережить очередное удушье, попытаться выжить, и тогда наградой за твой страх тебе будет новая, благосклонно дарованная тебе кем-то или чем-то жизнь, вернее, ее продолжение.
Многие мне говорят: «Ты всегда чем-то занята. Ты успеваешь писать рассказы, рисовать красивые рисунки, и учиться – пусть не блестяще, но довольно хорошо. Ты не спишь по полночи, занятая чем-то. Ты постоянно работаешь над собой. Трудяга и почти никогда не устаешь. Но неужели нельзя остановиться и просто побездельничать, заняться чем-то бесполезным, но расслабляющим?»
Я знаю истинную ценность жизни, ее прелесть. И понимаю, что ее слишком мало отведено человеку, чтобы тратить время на бесполезные, не приносящие никому и ничему пользы вещи. Даже мое тело, вроде бы с такими же человеческими потребностями, как сон, словно забывало об этой своей функции. Я много чего могу, но большинство из этих вещей понять пока не в силах. Но одно я понимаю ясно: оставить свой след в сердце каждого, кто встречается на твоем пути – вот что нужно для настоящей жизни. Чтобы тебя помнили. Но все-таки, лучше, чтобы некоторые люди забывали. Я с детства запрограммировала себя подобным образом, и теперь учусь делать так, чтобы ненужные мне люди забыли меня. Хотя бы частично. Но это гораздо сложнее. Просто закричать, выдернуть чеку у гранаты и броситься под вражеский танк. Это будет красивый поступок и тебя заметят, запомнят как героя. Гораздо сложнее пробраться внутрь этого танка и взорвать его вместе с врагами, не издав при этом даже предсмертного крика – быстро и незаметно. Это гораздо сложнее.
Эта больничная половина детства вызывала у меня ассоциацию с закрытой в банке бабочкой. Точно также и я сидела по месяцу, а то и по два в палате, глядя в оконное стекло на солнце, зеленую листву или падающий снег, на играющих детей, до которых мне было не дотянуться, потому что ладонь все время упиралась в стекло окна-банки, не пропуская меня к внешнему миру. Может быть поэтому я испытываю такие нежные чувства к бабочкам, и такую сильную боль у себя, когда вижу их боль. Я могла избавиться от телесной боли, потому что почти не чувствовала ее, но не могла избавиться от душевной. Толстошкурость тонкой кожи с просвечивающими сквозь нее венами не могла защитить от морального влияния окружающего мира и жизни. Выход был один – начать вырабатывать внутреннюю броню. А броня – это воля. А тренировка воли – это постоянное насилие над собой. Делать то, что не хочется. Работать, даже если устала. Вот что значит быть сильным. И тогда то, что другим кажется неподъемным, тебе представляется обычным делом, если не легче. Но волю очень легко потерять. В этом весь ее минус – ее нужно постоянно тренировать. Но только с ней можно достигнуть всего, чего захочешь. Жизнь бесполезна, если ты не исполнил свою самую главную, заветную мечту. Для человека, обладающего высшим интеллектом, непозволительно жить образом жизни жвачного животного – только есть и спать. Такое существо не имеет права называться человеком в полном смысле этого слова.
Было еще кое-что, что тяготило меня. Недавно у меня украли телефон, а вместе с ним и sim-карту. Телефон мальчика из прошлого я записала в записную книжку, но всякий раз, когда бы я ни звонила на его номер, он не отвечал. Оператор мне сообщал, что абонент недоступен и просил перезвонить позднее. Уже три дня. Мы вновь потеряли друг друга.
~2~
Когда я открыл глаза, то первое, что увидел – это встревоженное и усталое лицо матери. Темные синяки под глазами говорили, что она не спала уже как минимум двое суток. Но почему?
Я медленно скосил глаза в бок. Бежевые стены, несколько кроватей с лежащими на них людьми... Я что, в больнице?..
- Мам...- прохрипел я и ужаснулся своему голосу. Горло пересохло и каждое слово словно обдирало его.
- А? Виталик?! Ты проснулся! Как хорошо...- и она внезапно расплакалась. Я даже испугался. Я первый раз увидел, как плачет пока что самая дорогая мне на свете женщина. Никогда не заставляйте плакать своих матерей, потому что от этого становится очень больно.
- Мам, ты чего? Не надо, мам...- я сел на кровати, и внезапная резкая боль в ноге заставила тихо охнуть от неожиданности. – Дай воды пожалуйста.
- Сейчас, - она вскочила со стула и через минуту вернулась со стаканом воды.
- Мам, что случилось? – я почему-то не мог быть уверенным, что помню причину, почему я попал в больницу.
- А ты не помнишь? – мать утерла глаза платком, похоже, наконец-то успокоившись. Я покачал головой.
- Ты попал в аварию, когда ехал к этой своей Нане в другой город. Поезд сошел с рельсов.
Я чуть не поперхнулся. Воспоминания тут же вернулись.
- Значит...- мне стало горько. В первую очередь даже не из-за сломанной ноги, а того, что моя мечта вновь отдалилась от меня. Прошло десять лет, и вот – я был почти у цели. Но...
- Больше ты никуда не поедешь, - сказала мать, ставя пустой стакан на тумбочку возле кровати. – Эта Нана не стоит того, чтобы из-за нее умирать.
- Мам, что ты несешь? – я посмотрел на нее. – Я не могу всю жизнь никуда не ездить. И потом...- я на секунду задумался – говорить или нет. – Ты ее уже видела. Десять лет назад.
- Что? – мать сдвинула брови на переносице, непонимающе глядя на меня.
- Помнишь, когда мне было лет восемь, мы тогда еще жили в городе N, и однажды зашли в магазин восточной атрибутики. Тогда ты встретила свою одноклассницу и с ней была маленькая девочка моих лет с рыжими на солнце волосами.
Лицо мамы вытягивалось, приобретая удивленное выражение.
- Нет, я не помню, - наконец сказала она. – И тебе забыть советую. Ты больше не поедешь никуда. По крайней мере до своего совершеннолетия. Будет тебе восемнадцать – делай, что хочешь, хоть в космос лети. Я не хочу, чтобы мой сын умирал из-за какой-то там девчонки, которую он видел полжизни назад и то не больше получаса...
- Значит ты все-таки помнишь, - я опустил голову, пытаясь скрыть дурацкую странную улыбку, которая отнюдь не была радостной.
- Это не важно! – отрезала мама. – Я тебе уже все сказала.
- А...- мне в голову пришла мысль, - ...где мой мобильный?
- Нет твоего мобильного, - сказала мама, - Наверное, ему конец пришел в поезде.
- Как...- я даже хлопнул себя по лбу. Ну что за наказание! – Тогда принеси мне пожалуйста завтра книжку нашу телефонную из дома. Я очень прошу.
- Зачем она тебе? – мать сердито смотрела на меня. – Ты все никак не угомонишься?
- Я собираюсь ей звонить, а не ехать к ней, - едва скрывая раздражение, процедил я. Конечно же, мама теперь винит в случившемся Нану, хотя она тут совершенно не при чем. Но я-то прекрасно понимаю, что больше никогда не смогу ее найти, если потеряю сейчас из виду! Такие совпадения случаются лишь раз. Второго шанса не дано. Воспоминание о солнечной девочке без лица преследовало меня всю жизнь и я не могу просто так все бросить, почти пройдя путь до цели. Но как это объяснить родителям, которые и слушать ничего не хотят на эту тему? И в первую очередь – о Нане. Сейчас они ненавидят все, что хоть как-то связано с аварией.
- Мам, - я пристально смотрел на нее, и женщина наконец сдалась:
- Ну хорошо. Но пообещай мне, что ты не поедешь к ней больше.
- Я не могу этого обещать, - тихо сказал я, - Даже если я не поеду к ней сейчас, то поеду после наступления совершеннолетия. Я пытался ее вспомнить всю жизнь, и вот невероятным образом нашел – это чудо.
- Глупые юношеские мечты, - проворчала мама, - Отдыхай. Я завтра приду – принесу тебе твою книжку.
- Спасибо.
Мама ушла, а я остался лежать в тишине больничной палаты. Лишь дыхание спящих людей говорило о том, что из живых в ней не один я.
«Прости меня, я подвел тебя...» - я закрыл глаза, чувствуя накатывающий сон. «Нана».
_________________
Весь следующий день можно было назвать днем Упреков. Причем не только со стороны посещавших меня людей, но и с моей стороны. С утра ко мне пришли мама и отец.
- Вот, держи, - она протянула мне синюю записную книжку и книгу в белой обложке с девушкой со странным взглядом. – Я ее увидела на полке и решила, что лучше ты будешь читать, чем смотреть в потолок. Может хоть польза будет.
- Я же ее читал уже...- вздохнул я.
- Ну извините! – вспыхнула мама. – Прочитаешь еще раз.
- Ладно-ладно, спасибо, - замахал руками я, думая, что только сегодня споров еще не хватало. После я поговорил с отцом. Он меня особо не укорял, но и не одобрял моего упрямства. Напоследок грозно заявил, чтобы я не хамил матери и ушел.
Во второй половине дня пришли Оксана и Сашка Королев.
«Абонент отключен, или находится вне зоны действия сети. Перезвоните позже», - сказал мне оператор после того, как я уже в пятый раз пытался дозвониться до Наны. Но в панику я не впадал, уговаривая себя, что у меня еще остался ее адрес и я могу написать ей письмо.
Отложив телефон в сторону, я, тихо чертыхнувшись, взял в руки книгу и открыл ее, собираясь перечитать. Делать все равно было нечего, и лучше уж так, чем никак.
Хрустнул нерасшатанный переплет и из книги выскользнула сухая, как листок из гербария, мертвая бабочка. Оранжево-красная, как далекая звезда.
В моей памяти тут же вспыхнул тот день аварии, когда я, держа путь на вокзал, раздавил ногой бабочку. Точно такую же.
«Черт!» - в какой раз уже за день подумал я. Откуда она взялась в книге, я не знал, но складывалось стойкое ощущение, что за мной кто-то следит и в качестве шпионов использует этих крылаток.
«Все выходит за рамки моего понимания...» - я зарылся пальцами в волосы, и закрыв глаза, пытался восстановить душевное равновесие, стать прежним, таким, каким был до появления Наны в моей жизни. Но не мог. В механизм моего бытия добавилась новая деталь, превратившая его в совершенно немыслимую вещь с такими же немыслимыми функциями.
«В последнее время на моем пути возникает все больше странных ситуаций. Хотя бы эти постоянно попадающиеся под ногу, руку бабочки. Словно моя жизнь – сачок для бабочек...» - я положил ладони на кровать и глубоко вздохнул.
Тут дверь палаты скрипнула и в помещение вошли двое. Рыжая кудрявая грива волос и короткий ёжик русых. Оксана и Сашка.
- Привет больным! – поприветствовал меня Королёв, давая пять. – Как ты умудрился так навернуться?
- Поезд с рельсов сошел, - коротко ответил я.
- А ты что делал в этом поезде?
- Ехал. С Наной собирался встретиться.
- Ну ты придурок...- протянул Королев, глядя на меня, как на полоумного. – Неужели и вправду поехал в такую даль ради этой девчонки?
Я промолчал. Ответ был очевиден.
- Ну ты даешь, - покачал головой он. – Была бы хоть нормальная, а то...
- А то что? – вдруг едко спросил я. Друг посмотрел на меня и сказал:
- Тебе не кажется, что она странная, если не ненормальная?
- Нет, не кажется! – отрезал я.
- Она же вообще непонятная! Ты хоть раз видел, чтобы хоть одна нормальная девчонка вела себя как инопланетянин-лунатик: всерьез говорила про планеты, счастливый случай и тому подобное в том же идиотском духе?
Чего и говорить, я рассказывал друзьям о некоторых особенностях Наны, но они так ничего и не поняли и только смеялись над ней. И что самое грустное, что сам я осознал некоторую подлость своих действий по отношению к ней только сейчас!
- Она не лунатик, - сказал я, опустив голову, стиснув зубы, - Заткнись.
- Что? – опешил Королев, не ожидавший от меня бунта. – А как ты ее еще назовешь? И я вообще удивлен, что ты с ней общаешься. Ты же совершенно нормальный, как и я, как Оксанка...
- Значит не совсем! – рявкнул я на него. – Значит плохо меня знаешь! Несешь всякий бред и считаешь, что ты сам лучше остальных?!
- Вить...- начала Оксана, но ее прервали.
- Что за шум? – в палату заглянул мой лечащий врач. Я метнул на него сердитый взгляд.
- Так, молодые люди, на выход! – сказал он, глядя на моих друзей. – Завтра придете. На сегодня хватит посетителей.
Оксана пожала плечами и встала со стула, встревоженно посмотрев на меня, вышла из палаты. Королев, разозлившийся не меньше меня, последовал за ней.
Врач посмотрел им вслед, и повернулся ко мне.
- Вы чего расшумелись? Это больница, а не дурдом, - сказал он, подходя к моей кровати. – Здесь есть еще пациенты, кроме вас, и им требуется тишина и покой.
- Извините, - бросил я, сердито глядя куда-то в складки одеяла.
Врач помолчал несколько секунд, а после сказал:
- Как твоя нога? Не заболела?
- Заболела, - ответил я, потому что после внезапного всплеска ярости перелом словно ожил и вновь начал ныть.
- Оно и понятно, - сказал мужчина, что-то записывая в документах, - Тебе нельзя волноваться. При переломе повредился нерв, а он напрямую связан с нервной системой. Так что любые волнения сейчас для него отрицательны. Понервничаешь – начнет болеть, что замедлит процесс заживления тканей. Так что учитесь властвовать собой, юноша. Сейчас тебе лучше поспать, - он захлопнул папку с документацией и вышел из палаты.
Помещение вновь погрузилось в тишину и я начал постепенно успокаиваться, но не был уверен, что снова захочу видеть завтра своих друзей, по крайней мере Королёва.
«Похоже, такие люди как Нана для него совсем в новинку», - подумал я, откидываясь на подушку, и набирая номер на мобильном.
«Абонент отключен, или находится вне зоны действия сети. Перезвоните позже».
~3~
Вот уже почти месяц прошел с тех пор, как я попала в больницу. Подруги время от времени навещали меня, но большинство дней я проводила в одиночестве. В мою палату как назло никого не клали, и потому общаться было не с кем. Хотя кто знает, может все к лучшему.
За окном пышно бушевало лето, на клумбах радужно пылали цветы, от чего день казался еще более теплым, и по цветам порхали бабочки. А я все еще была заперта в банке. Последний день.
Недавно мне мама принесла книгу «Тайные искусства», чтобы я совсем не заскучала в четырех стенах. Это была очень старая, довольно тонкая книга альбомного формата в матерчатой коричневой обложке с изображенным на ней магом и глянцевыми страницами внутри. Мне ее подарила Марта в день, когда мне исполнилось девять лет. У нее была вся серия – примерно книг двадцать, и одну она пожертвовала мне, чему я была несказанно рада. Это очень редкие книги, и все истории, собранные в них извлекались из самых разных стран по всей Земле, сплетались, образуя историю того или иного вида магии.
Одной из моих любимых глав этой книги была глава «Кухня ведьмы», где подробно рассказывалось о том, какие зелья, мази, отвары считались чудодейственными и пользовались большим спросом у людей. Готовили же все эти эликсиры ведьмы. В этой главе была история девушки Черри, которая при помощи волшебной мази смогла увидеть скрытый мир эльфов. Я сидела на подоконнике и вот уже в какой раз перечитывала ее:
«В фармакопее чародеев существовало множество мазей, которые воздействовали на человеческий глаз, окно души человека. С течением времени на земле появилось больше живых созданий, чем способен был увидеть глаз, но определенные тайные целебные мази обостряли зрение и позволяли человеку проникнуть в царство волшебства. Одной из девушек, непроизвольно заглянувшей в это царство, стала Черри Зеннор из Корнуолла.
Отец Черри был простым рыбаком, единственное достояние которого составлял целый выводок прекрасных детишек. Черри была самой юной, прелестным ребенком, бегавшим по берегу босиком и в платьях, из которых выросли ее старшие сестры. По мере взросления она начала замечать, что у других девушек появляются новые платья и ленточки для волос, и ей стало мало тех простых радостей жизни, которые мог предоставить ей домик отца на берегу моря. Мать умоляла ее остаться, но гордая Черри решила отправиться туда, где жили богатые фермеры, у которых на ужин вместо ракушек готовили бифштексы.
Однажды утром она пошла в местечко, известное под названием Леди Даунс. Первые шаги ее были легкими и быстрыми, но после долгих часов пути она устала и присела на перекрестке отдохнуть. Вокруг, насколько видел глаз, простиралась равнина. Только она прикрыла глаза, как из пустоты раздался голос, обращавшийся к ней. Черри вскочила на ноги. На нее добрыми глазами смотрел мужчина; Черри сразу поняла по блестящим башмакам и дорогому плащу, что это джентльмен. Она в почтительном молчании сделала реверанс, хотя ей очень хотелось спросить, как он мог появиться так неожиданно.
Джентльмен поинтересовался, куда Черри направляется, и, когда она ему рассказала, улыбнулся. Именно сегодня он отправился в путь, чтобы найти девушку, которая могла бы присматривать за домом, - сам он был вдовцом, и его юный сын нуждался в уходе. Обязанности Черри в его удобном доме с теплым очагом и богатой кладовой будут весьма просты. Выслушав все это, девушка кивнула и сказала: «Да, сэр», - как учила ее мать. Они шли и шли, пока не остановились перед воротами в высокой каменной стене. Странно, но Черри чувствовала себя совершенно неуставшей.
Они вместе вошли в ворота и оказались в саду, чудеснее которого Черри никогда не видела и даже не могла себе представить. Словно шелковый ковер, у ее ног распускались цветы всевозможных оттенков. Вдоль стены шпалерами стояли фруктовые деревья, протягивая ветки, тяжелые от спелых яблок, груш и слив. Казалось, что растения в этом саду не знают времен года, весенние цветы и фрукты росли рядом с летними и осенними плодами.
Джентльмен, который теперь стал хозяином Черри, открыл перед ней дверь, и она даже покраснела, пораженная его любезностью. Войдя в прекрасный холл, он позвал своего сына. Мальчику было не более трех лет, и тем не менее он встретил дружескую улыбку Черри холодным пронзительным взглядом.
Хозяин описал ей ее обязанности и доступные для нее удовольствия. Она должна была спать в комнате ребенка, готовить еду и присматривать за ним, а также ужаживать за садом, пока он будет играть. Как сказал хозяин, правил было немного, но их следует строго соблюдать. Ночью она никогда не должна открывать глаз. Она никогда не должна заглядывать в другие комнаты, двери которых будут всегда закрыты. И что самое главное, каждое утро ей предстоит смазывать мальчику глаза специальной мазью, но эта мазь никогда не должна касаться ее собственных глаз.
На следующий день Черри приступила к работе. Она искупала мальчика в ручье, протекавшем в нижней части сада. Неподалеку в расщелине скалы, там, где подсказал хозяин, она нашла ларец, высеченный из прозрачного, как лед, кристалла. Когда она открыла его, от находившейся там ярко-зеленой мази исходил слабый горьковатый запах. Мальчик крутился и извивался у нее в руках, пока она не коснулась мазью его глаз. Тут он тотчас затих и уставился куда-то в пустоту. Всю оставшуюся часть дня он ее практически не замечал, погруженный в свои игры, а она работала в саду.
Спустя несколько недель Черри освоилась с работой по дому и все больше времени проводила в саду. Хозяин тоже часто выходил туда, пользуясь случаем, чтобы вознаградить свою прелестную служанку поцелуем. Каждый день она купала мальчика и касалась его глаз мазью, а затем с изумлением наблюдала, какой сильный эффект это производило. Ее начинало мучить любопытство.
Наконец она не смогла его больше сдерживать. Мальчик после купания куда-то ушел. Черри намеренно замешкалась перед тем, как спрятать ящичек на место. Убедившись, что осталась одна, она опустила палец в мазь и коснулась им своих глаз. Жгучая боль пронзила ее, и она бросилась к ручью. Только много раз промыв глаза, она почувствовала, что может открыть их без боли. И тогда, помимо мягких пузырьков на поверхности ручья, она увидела крошечных человечков, эльфов-мужчин и женщин – величиною с наперсток. Черри наклонилась к воде и стала наблюдать, как эльфы танцуют и кружатся в глубине. Женщины столпились вокруг одного мужчины, целуя и лаская его. Черри всмотрелась в крохотную фигурку – и узнала своего хозяина.
Она отвернулась, глаза ее наполнились слезами ярости. Она жила вместе с эльфами, вредными и испорченными созданиями. Джентльмен, который казался ей таким значительным, чью доброту и поцелуи она принимала с такой радостью, был вовсе не человеком, а существом столь неуловимым, как роса или лунный свет.
Черри бросилась к дому. Повсюду вокруг себя в траве, на цветах и в верхушках деревьев она видела прыгающих и проказничающих эльфов. Она захлопнула за собой кухонную дверь и бросилась к очагу. Наступил вечер, и, как всегда, появился ее хозяин в обычном человеческом облике. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, она ударила его и закричала, что он должен приберечь свои нежности для девушек-эльфов, которым они так нравятся.
Джентльмен-эльф тотчас понял, что она сделала, и отступил назад, печально покачав головой. Он не мог больше держать девушку-служанку, чье любопытство превысило ее послушание. На следующее утро он отвел ее на тот же перекресток, где с ней встретился, и там ее оставил. Черри благополучно вернулась домой. Однако, как все смертные, кому довелось бросить взгляд на королевство эльфов, с тех пор она жила с постоянным желанием увидеть его еще раз» .
Вот и вся моя жизнь напоминала то королевство, которым становился обыденный мир, стоило коснуться волшебной мазью глаз. Особенно детство. Мы с Мартой обитали в этом мире все время. Проснувшись с утра, касались мазью своих глаз и окунались в водоворот невероятного и нереального. Эльфов нам заменяли бабочки, которых мы выращивали сами. Находя различных гусениц, сажали их в коробку, где старательно откармливали листьями, а после наблюдали окукливание с последующим метаморфозом, когда уродливая толстенькая гусеница превращалась в крепкую и здоровую бабочку с разноцветными крыльями. После мы их выпускали. Может быть, поэтому у Марты в саду всегда было много бабочек. Этот сад был тем эльфийским садом, который был создан для наших игр. Это было нашим храмом. Храмом бабочек.
«Смотри, она расправляет крылья!»
Я потрясла головой, прогоняя раздающийся в ушах звонкий смех. Окна в таинственный мир... С каждым днем они все уже и уже. Уже с каждым разочарованием, с каждым резким словом окружающих. Наверное именно так черствеет душа, приспосабливаясь к сумашедшему в своей нормальности миру.
Завтра я вновь вернусь в этот мир. Я просто разобью больничную банку.
~4~
Через два месяца меня переправили из больницы домой, где и зажила до конца моя нога. Был уже конец лета. Пока я лежал в больнице, родители успели за меня похлопотать над документами о поступлении в институт, хотя я их и не просил.
Я поступил в университет компьютерных технологий в ближайшем городе. О лётном институте пришлось забыть. Отец сказал, что с моим хилым вестибулярным аппаратом меня туда и за километр не подпустят. Там даже кривой палец на ноге – серьезное препятствие для поступления. Но почему-то я не чувствовал, что моя мечта о далеких просторах Вселенной разрушена. Наверное, она бы умерла только если бы исчезло небо над головой.
Но помимо этого разочарования, была одна огромная, почти катастрофическая проблема. Когда я прибыл домой, я решил написать письмо Нане, чтобы спросить, что случилось с ее номером телефона. Ведь она наверное тоже не понимает, что с моим. Она же не знает, что мой телефон канул в Лету в день аварии. Она вообще ничего не знает об аварии.
Письма с адресом я клал между стопок со старыми бумагами в ящике допотопного книжного, почти полуразвалившегося шкафа. Когда я зашел в комнату, то не обнаружил там шкафа. Отец, удивленно глядя на мою весьма бурную реакцию, сказал, что месяц назад проезжал бульдозер, занимающийся вывозом крупного мусора, и они, посовещавшись с матерью, выкинули этот шкаф, от которого не было совершенно никакого проку. И они не знали, что я храню там какие-то свои вещи!
Это была катастрофа. Теперь у меня не было ни номера телефона, ни адреса, ни даже фамилии Наны. Только полное и сокращенное имена и запутанная странная история нашей встречи спустя десять лет.
Что делать, я не знал, и продолжал просто жить, надеясь на очередную «игру судьбы и случая». Хотя знал, что упустил данный мне однажды шанс.
«Деревья не успеют отцвести», - вспомнил я странную фразу Наны во время нашего последнего телефонного разговора. Действительно, если бы я тогда доехал благополучно, я, возможно, увидел бы город, утопающий в цвету. И встретил бы в этом городе Нану – девочку из прошлого с золотыми на солнце волосами цвета гречишного меда. А сейчас деревья уже давно отцвели и вместо бутонов на них шелестит зеленая листва, уже пыльная от жары.
Расстояние... Самая банальная и самая труднопреодолимая вещь на свете. Препятствие, которое нельзя уничтожить в силу каких-то житейских обстоятельств: запреты родителей, возраст в паспорте, учеба в университете, занимающая все твое время, отсутствие денег или даже сломанная нога – все равно что. Реальность жестока. Но ведь...если бы мир был всегда справедлив – разве бы мы стали бороться? Если бы счастье давалось легко, то как бы мы тогда научились мечтать?
Даже если так, то жизнь преподает нам уроки, ставя перед нами эти препятствия. Но ведь когда-нибудь должна быть достигнута любая цель. Это закономерно. Но так просто смириться я не мог.
________________
С самого начала учебного года я начал свои поиски, но Наны не было ни «ВКонтакте», ни в «Одноклассниках». Ее вообще не было в интернете. В Интернете – Всемирной Паутине, где, казалось бы, есть абсолютно всё! Даже сведения о том, что не материально, как призрак. Получается, что она была эфемернее призрака...
Но кое-где я мог ее все же найти. С момента окончательного обрыва нашей связи, я, время от времени, заходил в книжные магазины и долго бродил между полок, отыскивая казавшиеся мне странными книги. Никогда я не любил читать, да и по сей день не люблю. Читаю только по необходимости – те книги, что нужны мне самому и те, в которых есть Нана.
...Но сколько бы я ни видел похожих на нее героинь, и даже героев, все они или умирали или уходили, но никогда это не было предательством. Никогда этот уход не имел цвета тьмы и злобы. Только свет. Как тот, что жил в подаренном ей колокольчике.
Нана исчезла и сейчас, по совершенно непредсказуемым обстоятельствам, оставив после себя только надежду на то, что судьба вновь захочет поиграть с нами двоими, вновь сведя на мосту жизни.
_________________
В институте было учиться тяжелее, чем в школе и практически целый день я проводил или на лекциях, или за дополнительными занятиями, периодически прерываясь на небольшой отдых и поиски существа, столь же неуловимого, как призрак или сон.
Наверное, я еще не отчаялся ее найти только потому, что в моем сердце до сих пор царила та весна, которой мне пришло первое письмо от Наны. В моменты отчаяния она стучала в голове и кричала: «Еще не все потеряно! Не сдавайся!» и я, поглубже вздохнув, продолжал поиски.
«Должна быть хоть какая-то зацепка, по которой я смог бы вернуть ее, найти ее!» - в очередной раз думал я, зарывшись пальцами в волосы, настолько взлохмаченные, что я был похож на пьяного домового, только что вылезшего из-за печки. К тому же, у меня еще была постоянная привычка их растрепывать.
Даже в свой день рождения я не мог окончательно выбросить из головы идею-фикс. Никогда еще такого со мной не происходило. Я привык к жизни относиться легко, расставаться с идеями, если они меня тяготили, но сейчас... Цель словно заставляла сама меня стремиться к ней, достичь ее. Нужна сила воли, нужно терпение... Вот чего мне всегда не хватало. Отступить на полпути я не мог, и потому мне ничего не оставалось, как, стиснув зубы, упрямо идти к своей цели. Идти к Нане. И встретиться с ней на мосту – в месте, что ближе всего к небу...
Я резко поднял голову, ошарашенный неожиданной догадкой.
«Вот оно что! Мост! Она как-то говорила, что очень часто бывает там!»
Теперь я знал, что делать. У меня будет три дня через полгода, которые окончательно расставят все на свои места. Следующая весна обязательно наступит. И деревья не успеют отцвести.
~5~
Лето сменилось осенью, осень сменилась зимой – необычайно холодной для других. Но только не для меня. Мне почти никогда не бывает холодно, но тело почти всегда холодное, даже летом.
Падает снег, похожий на пух из перьев ангелов, и застывает на земле, словно твердый прозрачный алмаз. Такой снег всегда только в зимние каникулы. В остальное же время он – обычная холодная консистенция бело-серого цвета.
Я сидела на скамейке, у остановки автобуса, и, едва слушая болтовню примостившихся рядом одноклассниц, читала книгу. Был последний день учебы перед зимними каникулами и я как никогда чувствовала облегчение. К школе я относилась прохладно, в основном из-за того, что там было множество бестолкового шума, в котором люди становились совершенно невменяемыми. Но полной легкости на сердце не было из-за одного не оставляющего меня вот уже полгода желания – найти потерянное. Однажды познав скрытый среди повседневности новый мир уже не захочешь его забывать. Я узнала мир человека, которого считала потерянным, но вот он, показав немного своих чудес, скрылся в неизвестном направлении, не оставив даже намека на обещание своего возвращения. И то мгновение, что предоставило мне невероятный шанс, тут же сменилось вечностью, отнявшей его.
«Несколько раз я посылала письма в город Х, но ответа мне так и не пришло. Ему семнадцать - наверное уже восемнадцать лет, и он учится в каком-нибудь институте, возможно, не живет дома, если это учебное заведение располагается в другом городе. Тогда...писать письма бесполезно. Они все равно до него не дойдут. Но что тогда? Неужели так и закончится эта история, начавшаяся так неожиданно?» - от этих мыслей я резко захлопнула книгу, и спустя секунду почувствовала легкий зуд в пальце. Случайно порезалась острым листом бумаги.
«Снег не может быть красным. Он белый. А белое – это нечто не красное. Это что-то, что обозначает слово «свет».
Но снег был красным. У моих ног легли несколько капель красного снега, и его стало бы еще больше, если бы я не слизнула капавшую с пальца кровь.
«Эта история не может закончиться так глупо и бессмысленно. Десять лет назад я уже думала, что она закончилась окончательно и бесповоротно, но он появился вновь. Жизнь уже дала мне два шанса. И я их упустила. Остался последний – третий. Каждая из наших встреч в реальности/иллюзии была похожа на солнечный майский день. Два дня уже прошло. Остался последний день. День назначенной встречи. Он обязательно наступит. Я просто верю в это».
________________
- Наташа!
Я, не обращая внимания, водила кистью по бумаге.
- Нана, я с кем разговариваю!
- М? – вопросительно промычала я, докрашивая участок на картине. Мамины оклики меня отвлекали, и я боялась, что потеряю идею, как сделать данный кусочек бумаги более живым на вид.
- Что ты там все время рисуешь, что тебя не дозовешься? – недовольно спросила мама, подходя ко мне, и заглядывая через плечо. Увидев картину, она хмыкнула: - Снова ты какие-то странные рисунки рисуешь.
- Почему странные? – невнятно удивилась я, держа в зубах кисть на манер сигареты, и орудуя другой.
- Ты мне скажи: почему на твоих картинах люди всегда спят или у них закрыты глаза? И потом – снова ты рисуешь своих этих данаид. Неужели больше не существует других? Траурные какие-то бабочки.
- Ничего не траурные, - возразила я, вынимая кисть изо рта.
«Снова ты какие-то странные рисунки рисуешь!»
Честно говоря, я сама не знала, почему персонажи моих картин всегда были слепы физически. Возможно, в этом проявлялась моя привычка-свойство, выработанная за те немногие прожитые годы – как можно меньше смотреть на телесную оболочку и как можно глубже видеть внутрь, в душу. Также эти люди могли просто спать. Ведь сны – это тоже один из параллельных миров, в которых кроются ответы на многие наши вопросы. А бабочки... Я еще не поймала свою мечту, не исполнила ее. Своего рода иллюзия... Ощущение того, что бабочка уже в моих руках, потому что я могу дотронуться до нее. Пусть даже если она из того же материала, что и лист бумаги. Бумажные мечты. Они так обманчивы и так не вечны. Но они дают надежду на встречу с оригиналом.
Старые часы на столике рядом заиграли подобно шкатулке, возвещая о наступлении полудня. Их я недавно нашла на нашем чердаке. Шкатулка – это тоже своего рода музыка дождя и ветра. Отдельные ноты - словно падающие и разбивающиеся о твердую поверхность капли. Отдельные ноты – это звуки, отсчитывающие мгновения неостановимого времени. Мгновения, которые уносит ветер.
Наверное, с этого момента все застыло. Словно в ожидании. Сердце с царящей в нем весной покрылось льдом, чтобы сохранить тепло внутри себя.
________________
Время в одинадцатом классе летело незаметно. Подготовка к итоговой аттестации съедала время, ускоряло его и без того стремительный бег, но я ей была даже благодарна. Это тягостное ожидание чего-то неизвестного, что обязательно должно было произойти... именно в такие моменты мне как никогда хотелось быстрого течения времени. Не успела я оглянуться, как наступил март, затем апрель, а после и май – полный сладких ожиданий жаркого лета. Этой весной вновь все ожило, и жизнь была готова начать новый круг. Разогнавшееся время уже не могло остановиться, и стремительно летело по небу бытия вместе с падающими каплями дождя, лепестками с цветущих деревьев и колыхающимися плащами прохожих.
В один из таких майских дней я шла со школы. Странное ощущение преследовало меня с самого утра. Мои ноги словно не касались земли, воздух словно составлял мое тело, а темные волосы были порхающими на ветру в воздухе лепестками. Словно не существовало моего тела, как такового. Это предчувствие чего-то столь долгожданного... чего-то, что ты ждал всю свою жизнь, до чего не мог дотянуться.
Закинув сумку на плечо, я шагнула на ступеньки, ведущие на верхние этажи, под прозрачный купол крытого моста, раскинувшегося над дорогой. Там, на той стороне, во дворах, была моя улица и мой дом.
Поднявшись по лестнице, я быстро пошла по мощеному каменной плиткой полу, лаврируя среди скользящих мимо людей.
- Ой! – я сильно столкнулась плечом к плечу с парнем в тонкой ветровке цвета хаки.
- Извини, - буркнул он, глянув на меня карим глазом. Второй закрыли волосы, брошенные ветром.
- Нет, ничего, - ответила я, и он тут же скрылся среди прохожих. Каждый день я проходила этот мост, изредка останавливаясь на нем, но почему-то каждый раз у меня было новое ощущение пребывания на нем. Это было ощущение рождения нового цвета в радуге этого мира.
~6~
...Быть космонавтом, или всего лишь смотреть в телескоп на звезды? Я выбирал первое. Совсем недавно я понял: если сидеть на месте и ничего не делать, желания сами собой не исполнятся. Я отчетливо понимал, что поиски в интернете не могут вернуть мне Нану. Осталась последняя попытка. Если и она не оправдается, нужно будет опять что-то делать, но уже для того, чтобы забыть раз и навсегда о девушке без лица, которая, подобно призраку приследовала меня уже одиннадцать лет.
Полный летних надежд май завладел городом, в котором я сейчас проживал, неделю назад. Дальше я оттягивать уже не мог. В этом году деревья зацвели рано, и также рано должны будут отцвести.
Однажды утром я собрался, и взяв с тумбочки билет на поезд, выскользнул из квартиры в общежитии. На улице светило солнце, по небу плыли белые перьевые облака. Они были так тонки, что напоминали крылья порхающих бабочек.
Я подошел к автобусной остановке, и начинающие облетать цветущие деревья, роняли сверху свои слезы, по траектории своего полета напоминавшие мне падающие звезды.
____________
Поездка на поезде заняла примерно пять часов. За это время я успел поспать, а когда проснулся, облака уже склонялись к горизонту вместе с уставшим солнцем.
Сойдя с поезда, я направился прямиком к знакомым моей матери, проживавшим в этом городе.
Ее подруга, переехавшая в этот город, и теперь общавшаяся с моей матушкой по телефону или письмам, приняла меня вполне радушно и долго расспрашивала о том, как мы живем, как идут различные дела и так далее. Судя по количеству задаваемых ею вопросов, этот разговор должен был с лихвой окупить мое трехдневное проживание у нее.
На следующий день я отправился гулять по городу. Конечно с Москвой или Санкт-Петербургом он не шел ни в какое сравнение. Тихий такой городок, но с должной долей современности. И я знал, что где-то в этом городе живет Нана.
Мне нужно было найти мост-переход в районе К, и я, хорошенько расспросив прохожих, наконец-таки добрался до него.
Это был огромный крытый мост с прозрачными стенами и куполом, слегка напоминавший абсерваторию вытянутой формы. Все его внутренности-лестницы просвечивали, ломаной змейкой поднимались вверх с одной стороны, и спускались вниз с другой. И по этому мосту все время сновали люди.
Было одиннадцать часов дня.
Я поднялся по лестнице вверх и неспеша пошел по обширному коридору с прозрачными стенками. Первые мгновения даже было такое чувство, что ты летишь по воздуху, но после оно пропало. Осталось лишь ощущение наполненности воздушного шара кислородом и его производными.
Я прошел мимо мужчин, играющих на гитарах, и поющих старые песни группы «Beatles». Люди, не удивляясь их выступлению, шли мимо, и я подумал, что здесь подобные концерты – не редкость. Прошатавшись еще час, я спустился по ступенькам вниз. В этот раз ничего не вышло. Осталось два дня.
______________
На следующий день я направился к мосту ближе к половине третьего дня. Погода была той же, что и вчера, дразня обоняние легким ароматов цветущих бутонов, который услужливо доносил до носа весенний ветер.
Похоже, половина третьего здесь – это час-пик. На мосту людей было в два раза больше и все словно куда-то бежали. Казалось, время сошло с ума, перестало контролировать ситуацию, нажало на рычаг скорости до предела – как тот машинист, который упал грудью на кнопку ускорения поезда.
Я шел сквозь толпу и у меня слегка кружилась голова. Колокольчик едва слышно позванивал на моем запястье.
Даже если в этой толпе и есть Нана, то как я ее узнаю? Все вокруг бегут... Остановите их!
Тут в мое плечо кто-то ударился.
- Ой! – услышал я, и опустив взгляд вниз, увидел невысокую девушку с длинными темно-каштановыми волосами. Сбоку от корней тянулась непонятно откуда взявшаяся среди этой темноты седая прядь.
- Извини, - тихо сказал я, пытаясь остановить головокружение.
- Нет, ничего, - также тихо, почти шепотом, ответила она, как-то неожиданно остро взглянув на меня из-под челки. Меня словно укололо иглой. Наверное, именно такое состояние называется дежавю.
Я метнулся в сторону, а когда обернулся, ее уже не было. Странное чувство, похожее на страх. Когда знаешь, что должно что-то произойти, но не представляешь, что именно. Когда мир кружится, вводя тебя в состояние невесомости. Наверное, в такие моменты и ощущаешь себя настоящим космонавтом где-то в глубинах Вселенной в миллиардах километров от Земли.
_____________
Этот день последний. На этом «игра судьбы и случая» подойдет к концу. Вот только к счастливому или нет – решать ей.
На этот раз я выбрал время ближе к вечеру – начало четвертого.
Взяв футляр с гитарой, я отправился к мосту. Может, хоть с музыкой ждать будет не так тягостно. К тому же, такие выступления там считаются обычным делом. Но вот... сможет ли эта песня заглушить сосущую пустоту внутри?..
Когда я добрался до моста, облака опустились еще ниже к земле, и их контуры стали как будто четче. Четче, чем в полдень. Сегодня мы будет ждать вместе.
Поднявшись на мост, я понял, что мне повезло – какие-то музыканты-любители собирали свою аппаратуру, состоящую из небольшой колонки с микрофоном и двух гитар, собираясь уходить. Народу в этот час на мосту было немного: трое женщин, которые, посмеиваясь, о чем-то разговаривали, двое идущих мужчин с банками пива в руках, случайные прохожие, и девушка в темно-синей джинсовке и фиолетовой клечатой юбке, волосы которой свесившись, скрывали лицо, читающая белую книгу. Небесно-голубая лента, вероятно служащая закладкой, словно оживала от ветра и то взметалась вверх, то опадала, послушно и безвольно свисая с переплета книги.
Я облокотился о перила моста, и подумав, выбрал ту песню, от которой не мог отвязаться уже много лет. Если уж и сходить с ума, то долго не оттягивая.
- «Я всегда и повсюду ищу тебя.
Все время ловлю твой радужный взгляд
В далеком светлом окне,
На полустанке в ночи.
Пусть даже я твердо знаю - там нет тебя...»
Мой голос гулом отдавался от прозрачных сфер, сквозь которые просвечивало небо. Проходящие мимо люди на несколько секунд задерживали на мне взгляд, а после вновь шли мимо.
- «...Если б только сбывались желания,
Я бы сразу предстал бы перед тобой.
Я одолел бы шутя
Сто миллионов преград.
Я все бы отдал, чтобы только обнять тебя.
Если б я тяготился одиночеством,
Кто угодно мог бы меня спасти.
Только врать самому себе не хочется.
Звездочка с неба падает.
Оne more time.
Прекрати свой бег, лихое время.
One more time.
Вспомни дни восторга и счастья.
Я всегда и повсюду ищу тебя.
Все время ловлю твой радужный взгляд.
И на яву и во сне,
На перекрестке дорог.
Пусть даже я твердо знаю – там нет тебя...»
Контур облаков с каждой минутой становился все более жирным. Вечер по-хозяйски вступал в свои владения и прозрачные сферы моста, и воздух постепенно наливались золотом клонящегося к вечеру дня.
- «...Если б только случались в мире чудеса,
Я вмиг оказался бы рядом с тобой.
И снова ночь позади,
И снова день настает,
И я опять не сказал,
Что я люблю тебя.
Перед глазами ушедшее лето.
Сердце внезапно замерло.
Я всегда и повсюду ищу тебя.
Все время ловлю твой радужный взгляд.
Ищу тебя на заре,
В квартале С.,
Пусть я уверен,
Что мне тебя не встретить здесь.
Если б только сбывались желания,
Я сразу предстал бы перед тобой.
Я одолел бы шутя
Сто миллионов преград.
Я все бы отдал, что б только обнять тебя..
Я всегда и повсюду ищу тебя,
Ищу в отдалении твой силуэт.
На рынках и площадях,
И на страницах газет.
Пусть даже я твердо знаю – там нет тебя.
Если бы только случались в мире чудеса,
Я вмиг оказался бы рядом с тобой.
И снова ночь позади,
И снова день настает,
И я опять не сказал, что я люблю тебя...»
Когда я в очередной раз поднял голову, то обнаружил, что напротив меня, облокотившись о перилла, стоит темноволосая девушка – та самая, которую я встретил здесь вчера. Белая книга была зажата под мышкой, и рука, прижимающая ее к себе, была не намного темнее.
- «Я всегда и повсюду ищу тебя.
Ловлю безнадежно улыбку твою.
Вот опустился шлагбаум,
И мимо мчат поезда,
И я уверен в одном – за ними нету тебя...» - вдруг неожиданно пропела она тонким высоким голосом. Я чуть не выронил гитару от удивления, но по инерции продолжал играть, боясь оторвать от нее взгляд. Откуда она знает эту песню?!
- «...Но сколько бы раз ни повторялась жизнь,
Я буду все время стремиться к тебе.
Больше всего на Земле
Я бы хотел быть с тобой.
Нет никого в этом мире прекрасней, чем ты ».
Струны звякнули на последней ноте. Я, наверное, сплю.
-- Откуда ты знаешь эту песню? – спросил я. Девушка улыбнулась, глядя мне в глаза. Я понял, почему ее взгляд не то карих, не то зеленых глаз был таким острым – из-за суженных на свету зрачков.
- Это очень старая песня. Я ее услышала еще десять лет назад.
- Десять лет?!
- Это долгая история. Но ею правит игра судьбы и случая.
Я почувствовал, как мои губы растянулись в широкой улыбке. И весна, которая должна была когда-нибудь прерваться на улице, не закончилась в моем сердце.
- Тогда я поверил торговцу талисманами в силу своей детской доверчивости, но сейчас...- я отодвинул вверх рукав ветровки цвета хаки, и отвязав колокольчик, поднял его за красную ленту перед собой. - ...я ему верю осознанно. Люди, которые носят его, всегда найдут друг друга, где бы они ни были.
Нана опустила взгляд на свою руку, и скользнув пальцами под джинсовый рукав, достала точно такой же колокольчик на красной ленте, что и у меня.
От облегчения я даже закрыл глаза. Вот она - мечта, которая поможет мне подняться в небо. Ветер, гуляющий по сферам моста прошел по моему лицу освежающей волной. Раздался странный тихий смех...
Открыв глаза, я обнаружил перед собой пустую площадку и сердце, пропустив ритм, сжалось в груди. Неужели у меня уже галлюцинации?
Рядом вспыхнуло что-то алое. Повернув голову, я увидел красную бабочку на своем плече.
«Существо, столь же неуловимое, как роса или лунный свет...»
Прохладные руки обняли меня сзади за шею.
- Как я и сказала: деревья не успеют отцвести.
«И действительно...» - я смотрел перед собой сквозь прозрачную стеклянную стену моста-абсерватории на расстилающийся под ним в нескольких метрах внизу город с облетающими деревьями.
Перед моими глазами вновь мелькнул красный всполох. Бабочка вылетела сквозь небольшое отверстие для воздуха в прозрачном куполе у нас над головой и упала вниз, в тучу проезжающих машин, похожая на звезду. Наверное, голос именно этой далекой звезды всегда напоминал мне о произошедшем почти одиннадцать лет назад.
«Заходя в храм, все чувствуют некое благоговение», - я накрыл ладонью скрещенные у меня на груди запястья.
«Заходя в храм, все надеются на исполнение своих желаний... И надеются, что его двери не захлопнутся перед носом», - я услышала кристально-чистый тихий звон колокольчика на накрывшей мои запястья руке.
«К любой закрытой двери есть ключ, и не найдет его только ленивый. А когда отпирается дверь, перед тобой открываются новые горизонты...» - из темноты волос Наны, блестнув, выглянула золотая прядь. - «И ты повышаешь свой уровень»...
18 апреля, 2011 год
Masayoshi Yamazaki – One more time, One more chance
Lumen – Бабочки
Lumen - Космонавт
Brazzaville – The Clouds in Camarillo
Смысловые Галлюцинации – Звезды 3000
Sasaji Masanori – Tragedies ~Seimei~
Fleur – Для того, кто умел верить
Fleur – Кокон
Damien Rice – Blowers Daughter
Храм бабочек или Повесть о мечте, весне и детстве
© Copyright: Яна Воротникова, 2011
Свидетельство о публикации №211080601274
Свидетельство о публикации №211080601274
Рецензии