Андрей Альтов. Как бабкам пенсию повысили

Андрей Альтов
Каждый человек имеет право на обеспеченную старость.

КАК БАБКАМ ПЕНСИЮ ПОВЫСИЛИ
Лирическо-сатирическая киноновелла

Журнальный вариант

Раннее утро. Туман. Камера медленно выплывает из «молока». На экране появляются рощица, речушка, следом разбитая сельская улица. Камера сонно двигается дальше: скособоченные дома, сараи с проваленными крышами. И вдруг евроасфальт с разметкой, а дальше за высоким забором коттеджи.
  Солнце едва взошло. По дороге быстро двигается женщина, не очень старая, под 60-т, но все равно  видно, что  основательно навкалывалась на своём веку. 
Её решительный шаг говорит о том, что она идёт по очень важному делу.
Внезапно тишину разрывает очень громкая мелодия со словами: «Страна встаёт со славою навстречу дня!»
Женщина вздрагивает, дёргается и камера. А потом камера движется из стороны в сторону, как бы пытаясь найти источник этого звука..
И находит. Мелодия раздаётся из будильника, который стоит на видавшей виды табуретке у изголовья кровати деда Васи. Дед Вася шевелится, открывает глаза. Из будильника вновь: «Страна встаёт со славою…»
Камера вновь возвращается к женщине. Она опять вздрагивает, спотыкается, вскакивает, отряхиваясь от пыли и чертыхаясь, крестится. Потом качает головой:
– Вот, чёрт, что творит. А ведь такой умный старик, прямь, как Галкин.
С шумом открывается окно в соседнем доме. В нём нарисовывается заспанное лицо Брунгильды Адамовны, бывшего фельдшера, а ныне пенсионерки-самогонщицы, за что зовут её Агдамовна. Она выглядит вполне молодо для своих 60 лет, возможно, причина – преуспевающий бизнес.
Брунгильда: – Нинок, ты чего шарахаешься ни свет, ни заря. На дойку что ли намылилась? Фермы-то давно нет!
Нина:– Ты чё, Агдамовна, забыла, сёня пенсия.!
Брунгильда: – Да?! Значит, долги за самогон отдадите, наконец-то!
Нина: – Отдадим , отдадим! Пенсию в два раза увеличили!
Не останавливаясь, женщина бежит к следующему дому. Более-менее приличному в селе. Молотит в железную калитку, чем вызывает отчаянный лай дворняги. На крыльцо выходит Клавдия Димиановна, её зовут Клавка Для Понта, давно зовут, когда о существовании заморского артиста, сгинувшего вместе с «Титаником», никто в селе понятия не имел. Она занимала очень высокий пост в селе – секретаря парткома, может и кличка Для Понта из-за этого.
Клавдия: – Время посмотри сколько? Какая пенсия так рано?!
Нина: – Ничего не рано. Пенсия-то особенная. Правительство пообещало её в два раза поднять. Поэтому и раньше принесут. Чтобы нас порадовать.
Клавдия: – Успокойся! Вдвое. Хоть бы стольник накинули.
Нина: – Своими ушами слышала по телевизору. В среднем, вдвое…
Клавдия: – С головой, что ли, не дружишь?  Это ж в среднем. За забором в коттеджах  в 10 раз, у нас в один…
Нина: – Жутко много ты знаешь, пошли у Петровны спросим, она поумней нас будет.
Клавдия, как была в сорочке и фуфайке, так и вышла на улицу. Они двинулись к Татьяне Петровне, бывшей учительнице русского, английского и французского языка с 40-летним стажем, а сейчас – просто пенсионерка-бюджетница, пенсию старается получать тайно, заводя почтальона в дом, потому что стыдится  размерами пенсии перед соседками. Дом у неё аккуратный, чистенький, но, кажется, дунь на него поросячий Волк и развалится по брёвнышку.
Клавдия и Нина (одновременно): – Петровна! Ты спишь?
Голос из форточки: – Ес!
Нина: – Она что? Ест что ли?
Клавдия: – Дура ты. Доярка одним словом. Это по-ихнему «да» значит.
 Нина: – Значит, спит.
Клавдия (кричит): – Петровна! Вставай страна огромная, силь ву пле, бе-бе. Пенсию вдвое подняли!
В окно появляется заспанное лицо Татьяны Петровны. Она зевает, стыдливо прикрывая рот.
 Татьяна Петровна (как-то обречённо):– Дай Бог, дай Бог! Truth of God!
Нина: – Чё?
Клавдия: – В Боге правда. Так на их долларах написано.
Нина: – А нам долары на чё, их в сельпо не возьмут. Нам пенсия в настоящих деньгах нужна.
В это время вновь истошно орёт будильник деды Васи: «Страна встаёт со славою навстречу дня». Все вздрагивают.
Нина:– С каким Славой? И где дед такую песню нашёл? На вид, вроде бы современный,  а песни столетней давности…
Татьяна Петровна: – А ты сейчас, суперсовременная, какие песни поёшь? Та-ту, ту-та? Или по башке сковородкой   бьёшь, металлистка. А это, хоть и громко орёт у деда Васи и по-металлистически звучит, но  хорошая песня, нежная такая. Написал народный поэт Борис Корнилов.
Нина: – Значит, мы, народ, написали…
Клавдия:– Ты со своим пропившимся народом, кроме собачьего вальса, ничего не сотворили. Песни таланты сочиняют, поэты.
Татьяна Петровна что-то хотела сказать, явно возразить. но не успела: всей гурьбой компания  уже дошла до дома деда Васи. И, не стуча, отворили дверь и завалились в горницу. Хоть и истошно вопил будильник, деда Вася не встал со славою, а сладко спал в неопрятной постели. Барышни расталкивают его. Он, грязно ворча, открыв только один глаз, приподнимается.
Нина:  – Вась, сама по телику слышала, что сразу две пенсии будут давать.
Дед Вася (зевая сквозь бороду):– На троих, что ли? Вот ты, Нинка, всю жизнь вкалывала от зари до зари на благо народа, сейчас доярочную пенсию получаешь, а  я, бездельник, больше получаю.
Все согласно закивали: Нина вкалывала, как никто из них, а уж  деда Васю даже на партсобраниях разбудить не могли. Дед уже пытался закрыть глаз, но его толкнула Нина: – Но ведь теперь в два раза поднимут.
Дед встрепенулся, даже открыл оба глаза: – И мне тоже поднимут?! Как бы лучше сказать? Любителю поспать.  Эх, Нинок, была дояркой, ей и осталась. Смотреть телевизор надо, а не слушать. И внимательно, это тебе не коров за сиськи дёргать. Как говорили с экрана, на 70 процентов поднимут газовую часть пенсии…
Брунгильда: –  Дед, базовую.
Дед  слегка смешался, но тут же вразумил товарок: – Вы точно телевизор слушаете, а не смотрите. Очки надевать надо, а не спать! Газовую часть получат те, кто за забором живёт, то бишь  за счёт газа. По телевизору не видели: «Газпром – достояние народа». Только какого народа? Не вашего, Нина Ивановна, народа. А вот базовую тоже поднимут. Это для твоего народа. Знаешь на сколько?
Нина: – Не.
Дед Вася: – Я тоже «не-е». Но, думаю,  очень мало.
Дед Вася засыпает прямо на оба глаза. Бабки на цыпочках выходят  во двор.
Татьяна Петровна: – Какой всё-таки дед Вася умный, всё  время спит, телевизора нет, радио – тоже,  разве что будильник. Из него он что ль узнаёт?..
В этот момент будильник опять орёт, но меняет тему: «Спи моя, Светлана, спи, как я спала»… Бабки вздрагивают в который раз. Но поднести палец к голове не решаются, мол,  дед вместе с его будильником  тронулись. А может  так и должно быть.
Человек без комплексов бывшая доярка Нина сразу возникает: – Почему  Моньке Лизке (так за глаза зовут Елизавету Матвеевну, жену секретаря обкома по сельскому хозяйству) в 10 раз?!  Она хоть раз в 4 утра вставала? Разве что похмеляться, а я, а я!
Клавдия: – А ты, а ты. Грамоты получала, в президиумах сидела. А она дни и ночи с блокнотиком всё за ним записывала, не зная ни выходных, ни проходных с революционными  праздниками.
Нина: – Пока Семёныча не поженила на  себе. И вышла на пенсию как бесслужащая.
Клавдия; – Госслужащая. Она это партийной линией заработала.
Нина: – Как и ты. То-то Семёныч к тебе наезжал. Чтобы партийной линейкой пенсию тебе бесслужащей заработать.
Клавдия: –  У меня ничего с ним не было . Совсем ничего! Только чисто партийные отношения согласно решениям и указаниям ЦК и обкома КПСС.
Брунгильда: – Оно и видно. Он в коттедже с Монькой Лизкой живёт, а ты в хате, которую он тебе 20 лет назад построил.
Клавдия: –  Ничего он не строил. Я! Я заслужила!
Татьяна Петровна: – И свой коттедж он тоже заслужил. Или на партийное золотишко  что ли построил? А его сосед, милиционер, тоже заслужил, столько воров наловил, что трёхэтажную дачку смолотил? А этот сопляк из администрации, у которого, кроме бабла, больше извилин нет? Заработал честным трудом?
Нина(ни к селу, ни ке городу): – Представляете (она подняла вверх палец), обнаглели до того, что Клавке Для Понта Монька предложила место ГОРНИЧНОЙ! Уборщицы то есть. А она же  была секретарём парткома со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Брунгильда: – Может из-за этого и предложила?! Из-за чувства ревности.
Клавдия взвилась и готова была кинуться на Брунгильду,  как в этот момент за забором ближайшего коттеджа произошла катавасия. Залаяли собаки- рокфеллеры.. Забегали охранники, зачем-то достали газовые пистолеты. Надрывно заорал попугай. Собаки-дворняги, оставив свой пост, изо всех дворов кинулись к Забору, где подняли уважительный лай.
Все  насторожились: дворняги просто так не побегут, им наплевать на проблемы зазаборных собак. Значит, что-то не так. Все одновременно посмотрели на Клавдию: – Для Понта, что случилось? Ты же всегда была Семёнычу соратником, одна надежда на тебя. Узнай, что-о-о…
Все замерли, когда Клавдия двинулась в сторону Забора, облаевыемого мужественными дворнягами .
Через домофон секьюрити довольно грубо говорит Клавдии:  –Убери своих шавок. Иж  разгавкались   (гудок, так означается на телевидении мат. Обращаю внимание: в разговорах простых женщин пока гудков не было).
Клавдия (подобострастно к секьюрити) – Михаил Александрович, Михаил Александрович, об чём шум?
Секьюрити: – Елизавета Матвеевна за пенсией заторопилась (гудок), глядя на вас дур (гудок), и застряла в лифте. Вот и вопят (гудок).
Клавдия: – А что же Степан Семёнович?
Секьюрити: – Он вызвал лифтёров из города (гудок), на вертолёте  прилетят (гудок).
 Клавдия:– Так уж вертолёт! Сами что ли лифт толкнуть не можете?
Секьюрити: – У нас, Для Понта (гудок),у всех свои функции, за которые платят (гудок). Никто не полезет не в своё дело. По башке (гудок) получит. Степан Семёнович сам бы мог, но достала она его (гудок). Он и от вентролёта отказался. Теперь жди, когда на  тачке приедут (гудок) .
Клавдия: – Почтальон быстрее доедет!
Она вернулась к подругам, выявляющим  потрясающий интерес.
Клавдия: – Монька Лизка  так торопилась получить повышенную пенсию, что лифт сорвала.
Нина: – Лифт?!  У них есть лифт? Загибаешь, Для Понта.
Клавдия: – И не только лифт, там и баня есть.  Жакузи называется, больше нашей районной бани будет (гудок) .
Продолжительная пауза. Каждая бабка переваривает информацию, по-разному реагируя на сообщение  доверенного лица бывшего секретаря обкома, а ныне владельца трехэтажного особняка  с лифтом, который может и застревать.
Брунгильда: – Подумаешь! Если бы мне все долги за самогон отдали, в том числе и ваша Монька Лизка, я бы себе эту джакузю в три этажа построила. 
Нина вскакивает с криком: – Едет, едет. Наша Надя едет!
Татьяна Петровна: – Ниночка, успокойся! Наша Надя в отличие от тебя ещё спит.  Ни один банк в семь утра не работает. Даже наш родной «Спёрбанк» ещё отдыхает после очередной корпоративной вечеринки.
Клавдия: – Какой вечеринки?
Татьяна Петровна: – Корпоративной. Да ты знаешь, Клавдия, раньше это называлось: банкет в греческом зале. Ты там бывала. За особые заслуги перед партией и правительством.  Утром похмелялись. Не торопились на работу, а ты, Нина, ещё бы в 3 часа ночи по летнему времени встала и пенсию ждала, как ждёт любовник молодой минуту страстного свиданья. Ни один нормальный почтальон, даже как наша Надя, так рано не встаёт.
Нина: – Замолчи Петровна, неужели ты не рубишь, что банки могли вчера вечером деньги выдать пеньсоноскам, чтобы пораньше порадовать людей с повышением пенсии. Им приятно будет.
Брунгильда: –  Кому? Ой точно,  Нинка, у тебя крыша поехала. Кто же раньше времени деньги будет давать?! И позже могут не дать. Набегаешься за своей надбавкой. Ой…
Нина: – Вон, вон! Машина едет.
Все, как по команде, поворачивают головы в сторону асфальта, там не видно машин,  пыли, чего  и не должно быть – евродорга. Но шум авто слышен, поэтому все поворачивают головы в сторону полевой дороги. Там в столбе пыли мчится машина. Все оживились:
– Это к нам.
– Надя.
– Сколько же будет!
Нина: – Видите! Видите! Едут! Я же говорила, что рано привезут, нас, старушек, порадуют.
           Мимо них, осыпая пылью, пролетает УАЗик, украшенный милицейской символикой, истошно вопя сиреной. Все, отплёвываясь от пыли, смотрят ему вслед.
Нина: – Во, нашему менту-майору пеньсейку привезли. У них, значит, банк работает! А у нас!
Не выдерживает даже Татьяна Петровна: – Заткнись! (без гудка, но с такой силой). Глаза промой!
УАЗик останавливается около второго коттеджа, где живёт майор в отставке, куда его вынуждены были отправить  заранее, чтобы не возбуждать коррупционный процесс.
Шустро открывается дверь машины, из неё выскакивает бравый сержант…
И быстро  подходит к воротам. Он передаёт пакет охраннику. (Слышатся гудки). Сержант, перекрестившись, идёт к машине. Назад  УАЗик едет по асфальту.
Татьяна Петровна: – Странно, почему же они сюда по просёлочной приехали?
Клавдия: – Ой, Петровна, ты в каком мире живёшь? Учеников до сих пор вспоминаешь? Не били тебя похоже? А милиционеры знают, кто кого бьёт?
Татьяна Петровна: – К-т-о-о?
Клавадия: – Ехали бы по клёвой дороге, их бы свои  взяли.
Нина:– Что взяли?
Клавдия: – Ты что, дура или доярка? Уж не пенсию твою!
Брунгильда: – Её пенсию можно в музей выставлять, как самую маленькую в мире. В Коте в Будуаре только ниже, но они в ОНН оспаривают, что они впереди.
Тут все оборачиваются… По просёлочной дороге пылит машина. Все сразу оживились.
Нина: – Сколько же добавят? В два раза?
Машина, раскрашенная тоже в милицейские цвета, не УАЗик, а более крутого класса – «Опель». Останавливается у второго коттеджа, которым владеет  майор милиции в «отставке».
Нина:– Какая же у него пенсия?
Клавдия:– Ты и вправду дояркой была? Это – не пенсия, это – крышевание.
Нина: – Чё?
Клавдия: – Ни шо. Тебе все равно не понять. Мозгами пошевели: может ли простой мент, даже не подполковник, построить трёхэтажный домишко с лифтом, джакузей и псарней?
Брунгильда (издеваясь): – И псарня у них присутствует?!
Нина: – А псарня, это что?
Клавдия: – Собак много. Больше, чем во всём районе. Не фурыкаешь? Тогда молчи! Вот опять кто-то пылит. Что они  опять с этой стороны подбираются? От народа скрываются!
Машина марки «Renoult» подъезжает к коттеджу № 3. Там проживает руководитель сектора департамента сельского хозяйства из семьи Мельцына.. Раскрывается багажник. Откуда достаётся тушка барана.
Нина (соображает!): –  Шашлык-машлык будут жарить. Праздник у них какой-то.
Татьяна Петровна: – Уж не работников ли сельского хозяйства, они в деревне никогда не был?. Вот поэтому у них  праздник каждый день, а у нас только когда пенсия. На сколько же прибавят пенсию нашу?
Брунгильда: – Ой, перестань ныть. Министр Мудрин сказал, что на 70 процентов.
А на улице  вновь оживление. На дороге заклубилась пыль. Из облака, рыча, вырывается суперджип, который на полной скорости подъезжает ко второму коттеджу, где обитает майор-крышеватель. Перед машиной двери открываются сами автоматически, пропустив машину, тут же  сами закрываются.
Нина:– Во класс!
Татьяна Петровна:– Ватерпас.  Дьявольское всё это! Сегодня они крышуют бандитов, обнаглев до пределов,  скоро, может, завтра, напившись и наколовшись, достанут свои макаровы и будут палить просто ради куража, убивая женщин, стариков, детей, где угодно: на улице, в парке, в магазине…
Нина:– Неужели Бог этого не видит?
Татьяна Петровна: – Бог испытания посылает избранным… Не этим… Им только ад!
Нина: А это из адика вертушка летит?
В небе и вправду раздался вертолётный шум. И из-за пригорка поднялся вертолёт. Он пролетает над селом, распугивая кур. Кидается туда-сюда, а потом плавно опускается во двор номер один. Охранные собаки ещё больше неиствуют.
Клавдия: – Наверняка, лифтёр прилетел. Прилетит вдруг лифтёр в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино. Ненаглядную Семёныча вызволять. Два этажа пешком не хотят пройтись, на лифте катаются. Хорошо живут! Мне-то лапшу на уши вешал, что он никакой не олигарх, немного попользовался золотом партии,  у настоящих олигархов дворцы покруче, там с первого этажа на крышу на вертолётах летают, а не на лифтах, и расположены, не как здесь, в деревне, а на Лазурном берегу.
. Опять вспомнили о пенсии, когда всех привлек внимание вертолёт, взлетевший от первого коттеджа. Он вновь распугал всех женщин и кур. Но замолчавшие охранные собаки дали надежду.
Брунгильда: – Вызволили бедную Мону Лизку?
Клавдия: – Жива ли она?.(Злорадно). Может, окочурилась?! От страха! Что пенсия будет не так сильно большой.
Все вздрогнули от воя сирены. Машина мчалась со стороны  «цивильной» стороны по асфальту. Пыли не было ни крошки. Сверкая огнями, мчался медицинский реамобиль. Бабки потянулись к первому коттеджу, чтобы  лично понаблюдать, что будет? Но только пропустив «скорую» помощь, ворота захлопнулись. Бабки встали, как дворняги вдоль Забора.
Бабкам ничего не видно из-за высокого забора. Взоры обращены на Клавку Для Понта. Она, понимая ответственность, счастливая от того, что Моньке Лизке плохо, виляя задом, подошла к воротам. Жеманно произнесла в домофон:– Михаил Иванович! Михаил Иванович!
Через некоторое время в домофоне загорается огонёк. Слышится голос секьюрити;
– Чё (гудок), тебя Для Понта Клавка надо (гудок).
Клавдия:– Где ты этому (гудок) научился?! В школе тебя этому не учили.
Секьюрити:– Видал я вашу школу (длительный гудок). ЕГЭ (гудок). Ну!
Клавдия: – Миша, «скорая». Кому плохо? Уж не Степану ли Семёновичу?
Секьюрити: – Ты чё (гудок, но как-то осекается после критики Клавдии, потом гудок  у него становится реже), он здоров, как бык,  не зря сельским хозяйством руководил (гудок), не быками и коровами, а сельским хозяйством, агрокомплексом то есть. Вот и здоров.
Клавдия:– А «скорая» зачем? К Елизавете Матвеевне?
Секьюрити:– В натуре (без гудка). Лизавета Матвеевна в истерику впали. (хмык, но без гудка), когда их из лифта вытаскивали (не выдержав, гудок), а теперь её истерику в сон вгоняют. (гудок)
Клавдия: – Так она же пенсию не получит, расписываться надо лично.
Секьюрити:– Это тебе без росписи не дадут  (гудок), Им в пакетиках приносят.
Клавдия:– И без росписи?
Секьюрити:– Ты-то  вообще-то знаешь, как у них делается? (гудок). Сколько стоит вызов пилотов и медиков? Трёхлетних её пенсий не хватит. (двойной гудок).
Клавдия:-  Моей пенсии на вызов «скорой» не хватает. А на вертолёт мне надо пенсию лет сто восемьдесят пять с половиной получать, а может, всю тыщу лет. А скоко у неё пенсии? Скажи по старой дружбе, СКОКО?
Секьюрити:– (Гудок) Вообще-то это коммерческая тайна. Мне за это (гудок, они опять участились:  привычка вторая натура) тоже бабло дают. Но тебе скажу, многому меня в жизни научила, как лапшу на уши вешать. (гудок). 48 штук.  А теперь госпенсия вырастет вдвое. Тыщь сто будет получать! (двойной гудок))
Гудит и Клавдия: – (Гудок).  Ой, Мишка, не пугай меня. У меня крыша сдвинулась, ой, Мишка, полетела, поскакала.
Шатаясь, Клавдия двинулась к товаркам, и упала на протянутые руки. Все заволновались:
– С Семёновичем что-то?
(Семёновича всё-таки уважали, в отличии от соседа мента, он был без высокомерия, а когда поддаст, даже приходил на деревенские посиделки, спевая зычным голосом народные песни).
Слабеющим голосом  Клавдия простонала: –  У Монички… Лизоньки… пенсия 48 тысяч…а теперь будет все 100.
Немая сцена. Не скажу, как в «Ревизоре», но более современная. К тому же Клавку роняют. Не замечают этого, а обалденно смотрят друг на друга. Первой приходит в себя интеллигентная Татьяна Петровна: – 48??! 100?? Сколько же мы будем получать? Тысячи три с половиной? Вдруг  больше? В два раза обещают поднять!
Женщины потихоньку приходят в себя. Самая мудрая Нина говорит: – Пошли к деде Васе. Он уж точно скажет правду.
Всей гурьбой идут к дому. Со страхом смотрят вверх. Камера находит будильник, который неожиданно орёт:  «Не смотри в чужой карман!!!»
Женщины вздрагивают. Разводят руками, кто-то говорит:– Почему так в нашем селе: мужчин нет, а всяких «Оптин банков», «Книко-банков и других брянков навалом.
Но они уже усмиряют гнев. 
Клавдия:–   Долго что-то врачи у Моньки Лизки.
Брунгильда:– Костоправы. Тянут, чтобы больше денег содрать…
Татьяна Петровна:– Бедная Лиза! И ей достаётся!
В  этот момент раздался шум мотора. Все повернули головы в сторону пыльной просёлочной дороги. Но пыли видно не было, камера долго высматривает всю протяжённость дороги. Но шум становится всё громче. Все поворачивают головы на шум. Поворачивается и камера. Там «по-честному» пути пилит без пыли мотоцикл  «Урал»
 Мотоциклист – в крутом шлёме и огромных очках. А на заднем сиденье – убого одетая пожилая почтальонша, но с огромной сумкой на плече. Бабки оживились: – Во! Пенсия будет! Ещё какая!
Мотоцикл подъехал к  коттеджу, где живёт молодой чиновник. (В каждом из коттеджей показывают её руки, пересчитывающие пачки 5-тысячных купюр).
Нина:– Он пенсионер что ли? Иль инвалид?
Клавдия: –  Он контуженный! Его мамаша уронила, когда он истошно орал, как будильник у деда. После этого орать прекратил, умело язык прикусил, а денежки в карман заталкивать научился. И сейчас из фонда Мурабова себе накоробчил.  Не зря он свою собачку Путиком назвал.
Мотоцикл уезжает. Дальше почтальонша идёт пешком. К следующему коттеджу.
Брунгильда: – А что мент тоже пенсионер? Иль тоже инвалид, как этот аграрник (с презрением)?
Всё знающая Клавдия:– О, они из себя не только пенсионеров сделают, но инвалидов умственного труда.  Хоть и ума, мозгов там нет, одна кость.
Брунгильда: –  Скорее всего и пенсионный фонд крышуют. Там уж полный беспредел, почти как в милиции.
Татьяна Петровна: – А в Китае, как говорит агентство Синхуа, за крышевание  расстреливают. Прямо на стадионе. На  олимпийском…
Но тут все замолкают. Почтальонша Надежда двигается в сторону коттеджа Моньки Лизы. Сумка вроде бы полегчала, но Надежда все равно  горбилась. Все ждут, что там будет. Её за ворота не пускают. Она начинает пересчитывать деньги. А потом секьюрити приносит аппарат, считающий купюры. Запускает купюры. Смотрит на дисплей. (гудок).
Выходит Надежда. У ней сумка почти пустая, но она ещё больше горбится, подходя к бабкам. Все уже знают, что сначала она зайдёт в маленький, но очень аккуратный домик Татьяны Петровны. Она всегда при всех не получала пенсию, а заводила в свой дом почтальоншу. Стыдно было. Вот и сейчас даже в предвкушении повышенной пенсии она проводит почтальоншу Надю  в свой маленький, но  аккуратный дом.
 Следующая сцена. Идёт подсчёт купюр. Попадаются даже пятирублёвые, которых давно нет в обороте. Руки явно не почтальона. Мелкие купюры считают другие руки. Учительницы. И об этом должна сказать какая-то деталь, например, узкое вдовье кольцо на левой руке. Когда очередь доходит до последней купюры, руки вздрагивают и замирают. Мелкая дрожь. Появляется другая рука, почтальонши. Тоже какая-то характерная деталь – заусеницы? Она ссыпает в ладонь мелочь. среди которой видны даже 10-копеечные монеты.
Камера наезжает на лицо Татьяны Петровны. Самое главное для исполнительницы – боль в глазах. И мелкие слёзы. Она вроде бы хочет что-то спросить, но в горле комок. И Татьяна Петровна, которая держит в трясущихся  руках толстую пачку мелких купюр, предлагает: –Надежда, чайку попьёшь?
Почтальонша Надя: –  Нет, нет, спасибо. Люди ждут.
Она поднимает свою истрёпанную полупустую сумку.
Неожиданно Татьяна Петровна спрашивает: – Наденька, а в городе молодёжь в автобусах уступает место старухам?
Почтальонша Надя вздрагивает, тормозится, будто натыкается на стеклянную стену. В глазах у неё недоумение, рот открывается:– Нет…
Татьяна Петровна: (в глазах слёзы, но уже не боль, а усталость): – Я так и думала.
Они выходят на улицу. Перед крыльцом стоят бабки, лузгая семечки. Выжидают, что скажет Татьяна Петровна. Она молчит. Молчание затягивается. Тогда разбитная Брунгильда спрашивает её:
– Ты что рыдаешь? Повышению пенсии не рада.
Татьяна Петровна: – Рада, рада.
Камера вновь показывает её глаза, полные слёз…
За кадром слышится ехидный голос: – Так сколько же тебе государство отвалило?
На весь экран будильник деда Васи. (Надпись на циферблате «Слава»). Пауза затягивается. Будильник подрагивает, но никакая мелодия не раздаётся.  Камера наезжает на лицо спящего деды Васи.
СОН ДЕДА ВАСИ
Раннее утро. Туман. Камера медленно выплывает из «молока». На экране сначала появляется рощица, речушка. Потом… Эйфелева башня. Понятно, что деду сниться Париж. Но в виду того, что он из всех зданий и сооружений Парижа знает только Эйфелеву башню, поэтому пейзаж Парижа дополняют русские пейзажи. Солнце едва взошло, Эйфелева башня бросает длинную причудливую тень на речку, явно не Сену.
Камера будто спросонья медленно двигается дальше. Выхватывает деда.  Дед сидит на лавочке на Елисейских полях (это он не знает), рядом с ним сидят бабки. Все одеты, как с иголочки, в костюмах от Кардена и Шанеля. На лицах незаметно морщин. Глаза подведены. Веки в тенях. Кудри накручены. Губы накрашены.
По идеально гладкой дороге среди русских полей едет лимузин. Он останавливается около скамейки. К нему подлетают трое жандармов. Двое вытягивают во фрунт и отдают честь двумя пальцами, а третий, в смысле жандарм, открывает дверь. Из лимузина выпархивает почтальонша Надежда в изящной форме госслужащей Франции (тоже от Вирсачи) с дипломатом из крокодильей кожи. Она говорит по-французски:
  – Les dames et monsieur. Permettez de vous remettre du peuple de la France la pension mеritеe par le travail grave pour cette semaine
–– Дамы и господин, – переводит дед Василий, а сам удивляется, откуда он знает французский язык, он в школе и немецкий не смог выучить, пожалели  соню, тройку в аттестат нарисовали, – разрешите от народа Франции вручить вам заслуженную тяжким трудом пенсию за эту неделю.
Очень ухоженные пальчики мадам Нади (ударение на последнем слоге!) открывают дипломат, в котором пачки франков (евро дед, как и Париж с Сеной, никогда не видел, франк запомнил по передаче «Клуб путешественников» с рисунком  слон в удаве из «Маленького принца»). Первой получает пенсию Татьяна Петровна. Она смотрит из стороны в сторону, куда же уединиться, чтобы не стыдно было.  но почувствовала, что дадут более-менее, раз  от целого народа Франции. И вот ей Нади говорит:
– Vous travailliez toute la vie dans la sphеre de la formation, c'es-t pourquoi vous avez la plus grande pension. Mais, nous avons la pension selon le travail
            – Вы работали всю жизнь в сфере образования, поэтому у вас самая большая пенсия. У нас пенсия по труду.
Она понимает, о чём речь, но боится, что опять обманут. Голос деда на французском, она его не слушает, она пересчитывает франки ухоженными руками, но в какие-то моменты появляются те руки с вдовьим колечком из прошлого фильма с пятирублёвыми купюрами.
Следующая была доярка Нина.  Потом Брунгильда, бывший фельдшер, а потом  партайгеноссе Клавдия. Суммы каждый раз становились  меньше. И это деду не нравилось. Он как-то оказывался в стороне.
Как ни странно. среди бабок, присутствует Монька Лизка. Ей дают 10 франков. Она морщится, как Элочка Людоедка: «Шалишь, парниша!»
Последним очередь дошла до деда Васи, даже во сне у него возникло дурное предчувствие, так и оказалось: ему дали 5 франков. Деда Вася завопил, а почему мне так мало!
Нади:
–  Cela е vous sur la somnifеre, quand l'insomnie sеnile viendra!
– Это вам на снотворное, когда придёт старческая бессонница!
–Как?!
И проснулся.  Вновь молчащий, но подрагивающий будильник с надписью «Слава».
Дед вытирает со лба холодный пот. Присниться же такое! На улице подозрительно тихо. Он размышляет:
– Кто же кричал «как»?
Дед выглядывает в окно.
Перед крыльцом стоят бабки. Выжидают, что скажет Татьяна Петровна. Она молчит. Молчание затягивается. Тогда разбитная Брунгильда спрашивает её: – Ты что рыдаешь? Повышению пенсии не рада.
Татьяна Петровна:– Рада, рада.
Камера вновь показывает её глаза, полные слёз, но уже без боли, а скорее усталые.
За кадром слышится ехидный голос: – Так сколько же тебе государство отвалило?
Татьяна Петровна (почти шепотом):– Десять рублей.
Дед всё слышит, хоть Татьяна Петровна говорила шепотом. Ворчит: – Сон в руку. Неужели и мне 10, а то и 5 отвалят? На снотворное не хватит!
Первой  приходит в себя Брунгильда:
– Ну и что?! Я у государства больше натырила своей самогонкой. Акцызики я (руки в боки) не плачу.
Клавдия, как бывший секретарь парткома, стоически восприняла сумму, только вздохнула, типа:
– Бог им судья!
Но Нина подняла крик; – Чё так мало! Говорили, что вдвое прибавят в 2 раза! Обман!
Надежда;– Какой обман? Это надо высчитывать от базовой пенсии, накопительной, потребительской…
– Какой? Такой же нет!
Надежда: – Потребительской. Ведь работники пенсионного фонда вместе с Мурабовым должны что-то потреблять. Вот на них она и идёт И потребительская часть самая большая. Вот и прибавка в 10 рублей, тютелька в тютельку.
Под этот разговор дед Вася засыпает.
Надежда: –А где дед?
Клавдия: – Он занят важными государственными делами.
Надежда поняла и прошла в горницу деда. Он расписывается, не просыпаясь. Надежда отсчитывает деньги. В этот момент, заставив вздрогнуть Надежду, орёт будильник: «Мани! Мани!» Дед открывает один глаз. Надежда даёт ему деньги. Не открывая второй, он пересчитывает деньги. Дед Вася не без чувства гордости узнаёт, что ему добавили больше всех – целых 95 рублей. Он  перекрестился, прошептал: Слава! Богу, что не 5. И опять спать.
Надежда не говорит, сколько добавили бездельнику. Сумка пуста, но почтальон ещё больше горбится, «разводя безнадёжно руками». Её зовёт Брунгильда:
– Пойдём, Надежда, налью тебе супер – под коньяк стопку.
И Надежда, отказавшись от чая у учительницы, соглашается. Ей сложнее всех, она знает, сколько получили за Заборами.
Татьяна Петровна почтальонше:
– Как же до города доберёшься? Мотоцикл-то  уехал.
Надежда:
– Выйду на тракт, кто-нибудь подберёт. Я и сюда на попутном мотике приехала. Меня  знают.
Вероника Матвеевна:
– Надь, а тебе хоть что-то прибавили?
Надежда:
– Как и вам.
Но, выпив стопку самогона, она была возбуждена, поэтому боли в глазах нет.  Даже и тоски...
Нина: – Что же?  Пять?
Надежда:
– Семь. Я всё-таки 45 лет пенсию сюда вожу. Мне-то же всего 2 тысячи платят, а у меня семь сёл! Стыдно тоже, как и тебе, но мы всё в одной кассе так мало получаем. А на миру и смерть красна…