Искусственное в искусственном

ИСКУССТВЕННОЕ В ИСКУССТВЕННОМ
(обзор конкурса «Я не ревную» на www.svetkidoma.net )

Ах, какие две замечательных цитаты использовал в качестве эпиграфа к своей работе автор стихотворения под №20 – «Салон моей большой души»:
«Жизнь – это комедия для тех, кто думает,
и трагедия для тех, кто чувствует».
Мартти Ларни
«Жизнь – слишком сложная штука,
чтобы разговаривать о ней серьезно».
Оскар Уайльд
Честно скажу: если бы автор мне позволил, я бы тоже предварил ими, как эпиграфами, это свое подобие обзора, потому что ни воспринимать всерьез, ни, тем более, подробно и серьезно разбирать и анализировать ИСКУССТВЕННЫЕ ЧУВСТВА, упакованные в ИСКУССТВЕННУЮ ФОРМУ, хоть убейте, просто не в состоянии.

Целиком и полностью согласен с Эндрю в его общей оценке нынешнего конкурса, и даже с удовольствием его процитирую, поскольку эта его оценка выложена на другой странице:
«Конкурс, честно говоря, не порадовал… Большинство произведений мне показались банальными и неинтересными. Бесконечные пережевывания темы ревности, несчастной любви при отсутствии новых образов, поэтических находок, индивидуального стиля авторов … Если совсем в 2 словах – нестерпимо скучно».
И ведь действительно – скучно! Поэтому – вы уж извините меня, уважаемые Дамы и Господа – я просто пробегусь (как говорится, галопом по Европам) по вашим текстам, но, при этом, постараюсь наговорить вам, по традиции, в минимальном, по возможности, объеме максимально большее количество «вредностей и ехидностей».

Хотел, было, разложить, по привычке, стихи в три папочки – «про любовь», «не про любовь» и «ироническую», но получилось только две. Причем, «ироническая» – с большой натяжкой. Ну, и плюнул я на это дело. Буду комментировать бессистемно, причем – не по порядку, поскольку, что ни возьми – все про любовь. А ведь, как сказано у Ушакова, глагол «РЕВНОВАТЬ» может быть употреблен в трех значениях:
1. кого-что к кому-чему. Испытывать чувство ревности, мучиться подозрением в чьей-нибудь меньшей любви, меньшей преданности, чем к кому-чему-нибудь другому. (Ревновать жену к другому. Ревновать мужа к другой. Ревновать вечно-занятого мужа к его работе и т. д.).
2. чему. Завидовать. К примеру, ревновать успеху и славе своего коллеги и друга (мне – человеку театра это, ох, как знакомо).
3. о чем. Проявлять заботу, стараться о пользе, устройстве чего-нибудь. (Ревновать о благе отечества или, скажем, православной/неправославной церкви, что нынче так модно в пиитической сфере).
Ну, хорошо! Допустим, два последних варианта – сегодня уже формы архаичные, но, сколько возможных вариантов в значении первом! Ан – нет! За редкими исключениями, одно и то же: она ревнует его… он ревнует ее… Ах, пардон!.. Конкурс же называется «Я НЕ ревную». Значит, авторы, вкупе со своими лиргероями и лиргероинями, усиленно ДЕМОНСТРИРУЮТ нам, ну и, разумеется, объектам этой самой ревности, ее якобы отсутствие. Потому что, если ее (ревности) нет, то и чего бы, спрашивается, распинаться по этому поводу?
Но что печальнее всего – эти авторские (лиргероинские) чувства – по большей части, либо абстрактные «вообще», либо выражены в такой вычурной форме, что я, при всем желании, не могу в них поверить.

Возьмем, для начала, стихотворение за №19 – «Простыни» – работу редкой, на данном конкурсе, не любовной тематики, хотя и тоже о любви.
Вот ведь, казалось бы, вечная житейская проблема взаимоотношений отцов, детей и внуков. Такая по-человечески  близкая и знакомая каждому. И сказать о ней, наверное, можно было бы по-человечески просто. Но нет!.. «Ежели просто – так разве это будут стихи?!» – думает, наверное, автор. И придумывает весьма искусственную «простынную» метафору. Придумывает, и очень добросовестно вгоняет в нее простые и понятные отцовские и дедовские болевые точки (неважно, свои или лирического героя), не только выражая их неестественным, вычурным, «ломаным» языком, но и делая их, порой, просто трудными для понимания.

Или, скажем, работа №8 – «Где ты ревность?..».
Настораживает уже само название. Что это? Неожиданное открытие, во время похорон? Сожаление о том, что нет уже того безумного запала, способного в любую минуту вызвать «ядерный» взрыв? Или, наоборот, – чувство облегчения, возникшее у героини, осознавшей, что она оказалась способна, наконец, воздержаться от очередного скандала? Не знаю, не знаю… А уж какие африканские… пардон… японо-итальянские страсти обуревали, оказывается, совсем недавно печальную вдову, стынущую нынче в беличьем полушубке и вдовьем плате! Уж не эти ли страсти и загнали в гроб несчастного мужика? Да и ревность-то никуда не делась. Она из героини так и брызжет, с той лишь разницей, что прежде это была ревность во времени настоящем, а теперь – это ревность к прошлому.
Впрочем, я ведь хотел вовсе не об этом… Я хотел, опять же, об искусственности.
«Ах, как это ярко и образно!», – могут, наверное, воскликнуть восторженные читатели (в большей степени, читательницы), отметив для себя и Хиросиму, и Везувий, и воскрешенного Лазаря.
Увы… для меня Хиросима – всего лишь, расхожее клише, а «Везувий» с «безумием» – отчетливая реминисценция из первой главы «Облака в штанах».
(С) «…Дразните?
"Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий".
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!..». (С)


Что до Лазаря (неважно, обобщенно-нарицательного или собственного) – с чего бы, собственно, супругу воскресать, тем более, именно, как евангельский Лазарь, а не кто-нибудь другой?
Ну, а уж «Квадрат» Малевича, многозначительно сложенный во вдовий плат, доконал меня окончательно.
Да, в этих стихах, возможно, и простраивается, в какой-то степени, стервозный характер лирической героини, хотя, мне думается, задача у автора была прямо противоположной, но я, к сожалению, вижу в них гораздо больше авторского претенциозного самолюбования: дескать, вот какие мы с лиргероиней начитанные, знающие Евангелие, чтящие христианские традиции и эстетически подкованные! Извините, уважаемые Дамы и Господа, – НЕ ВЕРЮ!

Лишний раз убеждаюсь, читая конкурсные стихи, что писать настоящие, искренние, берущие за душу стихи о любви и всех производных этого замечательного чувства, в том числе и о ревности, можно лишь в том случае, если ты действительно любишь.
Уважаемый Сергей Смирнов в своем обзоре привел замечательный пример подобного стихотворения: «Я вас любил…» А.С. Пушкина. Но ведь это стихотворение, как и ряд других: «Что в имени тебе моем…», «Когда твои младые лета...» и т. д. – имеют вполне конкретный адрес. Они посвящены графине Каролине Собаньской, «роковая страсть» к которой вновь вспыхнула в душе Поэта при новой встрече после шестилетней разлуки, о чем можно судить по его письмам к ней, в которых Пушкин умоляет Собаньскую разрешить ему быть рядом с ней, хотя бы в качестве преданного друга.
Первая глава «Облака в штанах» была написана Маяковским в 1914 году, в Одессе, сразу же (как говорится, «по горячим следам») после его сложных и драматических отношений с Марией Денисовой, а тот факт, что впоследствии вся поэма, законченная в 1915 году, была посвящена Лиле Брик говорит нам лишь о вулканической любвеобильности (прошу не путать с сексуальной озабоченностью) великого лирика.
Впрочем, я опять разболтался, как старый Мазай… а ведь хотел бегом и покороче. А потому продолжаю.

№14 – «Гуляют ливни».
Если отрезать от этого стихотворения последнее четверостишие, оставив всего восемь строк, получится вполне себе самостоятельное стихотворение, достаточно образно раскрывающее нам суть процесса, изучаемого в третьем классе начальной школы, который называется «круговорот воды в природе». А потому может показаться, что последние четыре строки просто добавлены к нему, дабы привязать его к конкурсной теме. Но, если малость поднатужиться, можно, пожалуй, догадаться, что автор имеет в виду не материальную подкладку, а вовсе даже духовную, что латанная-перелатанная подкладка промокла и прохудилась вовсе не из-за ливней, гуляющих по плечистым холмам, а от авторской печали, от пролитых слез ревности и любви, что речь идет о той – скрытой от посторонних глаз части его души, в которой ему постоянно приходится «латать заплаты». Но автор понимает, что круговорот воды и круговорот любви – суть понятия одного порядка, поскольку все проходит, «И ДОЖДЬ СМЫВАЕТ ВСЕ СЛЕДЫ», как назвал свой знаменитый фильм режиссер Альфред Форер, а потому автор уже научился принимать очередные прорехи, появившиеся в душе, философски. Жаль только, что для того, чтобы это понять, читателю приходится «поднатуживаться». К тому же, и объект авторской любви и ревности  весьма неопределенен и невнятен. А потому, прошу автора принять поставленные этому стихотворению баллы, как своего рода аванс, выданный в надежде, что автор, со временем, доведет стихи «до ума».

Продолжая «водяную» тему скажу по паре слов еще о двух стихотворениях: №5 – «Волна» и №15 – «Отболевшее».
Ставлю их рядом, потому что они так же неопределенны, невнятны и неконкретны, как и предыдущее и отличаются друг от друга лишь формой и состоянием составляющей их воды. В первом случае это волна, «смывающая с памяти печаль», во втором – нетающие «снега разлуки». Утешает лишь то, что этой воды не такое уж большое количество – всего лишь 8 и 9 строк.

№3 – «Вместе».
Потенциально – очень неплохое стихотворение. Но только потенциально. Пока что это можно воспринимать лишь как любопытный по форме набросок, эскиз или кроки чего-то гораздо более внятного и завершенного. Надеюсь, автор, со временем, определится с тем, что же он(она), в конце концов, хотел(а) сказать, серьезно поработает над текстом (особенно над финалом) и тогда уже представит на суд читателей законченное произведение.

Ну, дальше идет целая пачка стихов, разбирать которые мне совсем не хочется. Ограничусь ехидными шпильками и, возможно, пародиями.

№ 16 – «…шёлковым стежком»
Ну, тут, уважаемые Дамы и Господа, мне вообще нечего сказать. Остается только, вместе с Эндрю, умиляться этой, как он выразился, «теплой, светлой, не требующей «обратной связи», а значит, самой что ни на есть настоящей любви». И что меня лично особенно умиляет – так это «живой источник голоса», «фонтан светлой музыки», а также – любимый, как бархат южной ночи, «стан» этого, по-прежнему родного, «любовных баловня удач» (обалденная инверсия!).

Без всяких внутренних барьеров,
Неутомимо, вновь и вновь
Пишу, с упорством бультерьера,
Стихи про светлую любовь.

И нету времени, с любовью,
Тебя от всех невзгод укрыть,
И помолиться в изголовье,
И обогреть, и накормить…

Я – в стихотворной круговерти!
А чтоб ты не слинял тишком,
Тебя пришила я к предсердью
Прочнейшим шелковым стежком.

Теперь он здесь, со мной – до смерти! –
Твой уникальный, дивный стан…
И не заткнет никто, поверьте,
Моей поэзии фонтан!

№12 – «Ревность отдыхает».
Целиком и полностью согласен с комментарием Оли Шенфельд. Цитирую:
(С) «Если бы оборвать на строчке «то, что фотографии хранят», стихотворение, по-моему, очень бы выиграло». (С)
От себя добавлю: хотя это все равно не избавило бы его от чрезмерно заумного способа выражения своих – не таких уж и оригинальных мыслей.
Ну, а что до города, который лирические герои «ЗАМАРАЛИ иллюзией свиданий» – ничего. Думаю, в любом городе достаточно уборочной техники.

№6 – «Похожая на солнце».
Мне тоже, как и Але (Галине Воронковой) не хочется ловить в этой работе ни «бабочек», ни «блох». Но совершенно по другой причине. Наверное, мы просто по-разному понимаем поэзию. И если для наших романтически настроенных дам предложенный текст – это «светлые стихи», то для меня (при том, что я ни на мгновение не сомневаюсь в искренности автора) – это набор штампов конца позапрошлого и самого начала прошлого веков. К тому же, штампов, крепко подпорченных корявыми инверсиями. И здесь, на мой взгляд, уже не обойтись локальной чисткой. Стихотворение нужно просто написать заново.

№6 – «История».
«История» – так назвал автор это свое творение, хотя, собственно, никакой истории, если понимать историю, как цепочку событий, тут и вовсе нет. Есть очередной, среди миллиона подобных, невнятный перепев вечной и неизбывной темы «У нас любовь была, но мы рассталися», в котором и любовь – вообще, и расставание – вообще, и, ко всему прочему, совершенно алогичный, с точки зрения построения фразы, финал. Поэтому хвалить автора за подобную, довольно-таки слабо зарифмованную невнятицу, а тем более, не менее невнятно пересказывать в прозе содержание ее отсутствующего содержания (тавтология сознательная), разъясняя попутно, при этом, «непонятливым» читателям, что же именно хотел сказать автор, и в чем же заключается глубокая символичность и метафоричность его опуса, просто наивно и даже немного забавно. (Это я об одном из комментариев к стихотворению). И ничего кроме улыбки сочувствия, эта попытка поддержать автора, увы, не вызывает. Ну, а нам, попавшим в жюри, – что ж… Хочешь, не хочешь – выполняешь повинность:

Сидишь, на  экран глядишь…
Давно на часах «второй»…
Читаешь стихи, но тишь
В груди. Все, как мир, старо.

Терпи! Осталось чуть-чуть! –
И снова читаешь ты…
И думаешь: «Что за чушь?»,
И стыдно от пустоты.

И жаль, что судьба – опять
На конкурсные бои…
И снова стихи читать…
Но, главное… чтоб не твои.

И еще два стихотворения остались в моей «любовной» папочке. Два стихотворения объединенных одной темой – «Нас разделяют рубежи».

№4 – «Сеньора».
Очень хорошо знакомая мне ситуация. Племянница моей жены, уехав в гастрольную поездку с танцевальным коллективом в Италию, осталась там навсегда, променяв нашу российскую захолустную, хоть и областную Вятку (Киров) на ослепительный Палермо. У нее давно уже семья, дети, прекрасная работа, добрый любящий муж-итальянец. Но когда она приезжает (не слишком часто) в Россию – это всегда душераздирающая драма. И семейная – родители до сих пор не смирились с ее отъездом, и патриотическая – каждый раз ей безумно хочется остаться, и, конечно же, личная – первая и, может быть, самая главная любовь ее жизни, как жила, так и живет в Кирове.
Вот именно драматургии мне в этом стихотворении и не хватает. Слишком, я бы сказал, сухо и сдержанно оно для меня. Ну а что до «мелких блох» – предыдущие комментаторы обозначили все достаточно четко.

Ну, и, наконец, последнее стихотворение из этой папочки.

№10 – «А ты опять на дальнем берегу».
Самое благополучное и добротно, профессионально сделанное стихотворение из всей этой «любовной тягомотины». Оно совершенно не нуждается в моих комментариях: все уже сказано другими. И я, наверное, мог бы дать ему и побольше баллов, но уж больно вторичными показались мне и сюжетная, и драматургическая его составляющие. Ну и, конечно, песня Высоцкого «Она была в Париже» с юности и до старости, время от времени, звучит в моем доме, записанная, в числе других, почти сразу, после ее появления, на старый (в те времена – шедевр техники) катушечный магнитофон «Тембр».

На этом заканчиваю первую половину своего обзора. Извините, устал. Вторую часть допишу и загружу в ближайшее время. Так что те, кому интересно мое брюзжание – заглядывайте на страничку обзоров.

ОБЗОР (часть вторая)

Еще раз, добрый день, вечер, ночь, уважаемые Дамы и Господа!
Вывешиваю, наконец, вторую половину обзора. И сразу скажу: писать ее, как я и предполагал, было намного легче, чем половину первую, потому что в каждом из оставшихся с прошлого раза стихотворений есть то, за что можно зацепиться. Да и писать много, нет необходимости. А потому открываю папочку «Ироническая» и двигаюсь просто по порядку.

№2 – Поцелуй

Главное достоинство этого стихотворения – самоирония. Горькая… но, все же, ирония, по отношению к самой себе. И это замечательно, потому что, если человек способен увидеть себя со стороны, способен адекватно и трезво оценить ситуацию, в которой предлагаемые обстоятельства (извините за театральную терминологию) сильнее гордости и прочих эмоций, способен осознать свое место в ней и, главное – способен отнестись ко всему происходящему иронически, то именно ирония и придаст ему силы для того, чтобы, несмотря ни на что, жить дальше, выполняя свой человеческий долг. И я говорю сейчас не только о семейных отношениях.
Ну, а что до пресловутого «оврага» – если бы «твое сиятельство» изменял жене тайно, я бы принял и «овраг» (в более точной по смыслу, редакции), но ведь неверность его «подчеркнутая», как утверждает ЛГ, а потому «овраг» и мне кажется притянутым, для рифмы, за уши.
А вот финальный поцелуй с ревностью хорош!
 
№7 – «Измена».

Да – анекдот. Да – бородатый. Но дело не в этом. Даже самый бородатый анекдот столетней давности можно рассказать настолько легко и «вкусно», что ошеломленные слушатели будут, в восторге, смотреть на эту бороду и видеть, вместо нее, свежее, сверкающее, пахнущее хорошим парфюмом гладковыбритое лицо. Разумеется, это дело вкуса и личных предпочтений, но мне лично анекдот показался тяжеловатым и даже (право же, я вовсе не ханжа) несколько пошловатым. И это при том, что ни к версификации, ни к форме стихотворения у меня нет никаких претензий. Просто – «невкусно». Невкусно… и всё.

№11 – «Предупреждение».

 В предыдущем выпуске я писал, что папочка «Ироническая» у меня получилась с большой натяжкой. Вот и эта работа попала в нее исключительно потому, что в ней, слава Богу, отсутствует так угнетающая меня зарифмованная душещипательная «любовь-морковь». Но вот определенного – иронического (желательно) либо серьезного отношения автора и ее лирической героини к этой, без преувеличения, анекдотической ситуации мне как-то, знаете ли, не хватает. Действительно, получилась этакая «зарисовочка», как сказала, опять же, так часто упоминаемая мною Оля Шенфельд. Причем, зарисовка чрезмерно, на мой взгляд, подробная но, при этом, почти, я бы сказал, безотносительная. Я ведь так и не понял, а как же оценила, в результате, ЛГ неожиданную угрозу. Ведь, и в самом деле – смешно-то смешно, но… чем черт не шутит.
Но больше всего предложенный текст напомнил мне клишированную многократно – почти в каждом третьем советском фильме, начиная с «Большой семьи (Журбиных)» – конфликтную ситуацию, в которой муж, жаждущий повысить свой образовательный и интеллектуально культурный уровень, общается с молодой и красивой библиотекаршей (учительницей, инженером, и т.д. и т.п), а отсталая ревнивая жена рвет и мечет… и ходит жаловаться в партком, потому что именно партком стоит на страже семейного счастья, и именно партком разъясняет несчастной женщине всю несостоятельность ее подозрений.
Вот и здесь упомянут партком, который моментально уводит меня в те – с ностальгией вспоминаемые времена.
Попутно – вопрос: скажите, уважаемая Автор, а тот факт, что был месяц май, и на клумбах розы цвели, имеет какую-нибудь смысловую нагрузку?

№18 – «О малине с перцем».

Вот ведь кажется, все хорошо. Яркие и ироничные первые восемь строк. Вполне естественный и предсказуемый переход к воспоминаниям о давно ушедшей юности…
И тут возникает совершенно не замеченный другими комментаторами, даже не «блоха», а целый «таракан». Посмотрите сами, уважаемый Автор:

«…Ты не ревнуешь к молодости дерзкой?
И память не тревожит по ночам?
Как девочке из розового детства
Ты вслед «моя любимая» кричал…
Как мальчика, из дома по соседству,
Твой гордый взгляд тогда не замечал…».

Обращение «ТЫ», в первой строке этого шестистишия, дает мне, как читателю, все основания предположить, что ЛГ обращается к кому-то одному. И мне хотелось бы понять, к кому именно – к перцу, к малине, к обоим сразу (но тогда нужно не ТЫ, а ВЫ) или, что скорее всего, к самому себе. Но в любом случае, из-за этого обращения, в четырех, развивающих авторскую мысль финальных строчках возникает двусмысленность: «ТЫ кричал ДЕВОЧКЕ «Моя любимая» и, в то же время, совершенно не замечал МАЛЬЧИКА из дома по соседству». А
Нет, я, конечно, понимаю, что мальчика не замечала девочка, или лирический герой просто гордо не замечал соперника, но… в представленной на конкурс редакции – Вы уж извините меня, уважаемый Автор – это вполне можно воспринять, как проявление бисексуальности.

№20 – «Салон моей большой души».

Конечно же, автор узнаваем с самых первых строчек. Но если я не всегда правильно, с точки зрения автора, воспринимаю его «мениппеи», на этот раз я получил от чтения самое, что ни на есть, искреннее удовольствие. И это при том, что я согласен со всеми придирками и замечаниями, высказанными предыдущими комментаторами.
Как хорошо, что это стихотворение последнее в списке. Спасибо, Александр, за то, что Вы своим стихотворением вновь подняли упавшее, было, после прочтения предыдущих текстов, настроение.

Ну, и, наконец, две работы, которые я выделил из общей массы.

№1 – «Ревность и верность».

Оговорюсь сразу: я никак не могу воспринять эти два стихотворения, как единый, цельный диптих, несмотря на предложенное автором обобщающее название. И если бы автор ограничился одним первым стихотворением, я поставил бы ему не десять, а все разрешенные правилами пятнадцать баллов. Хотя бы, за «когти парнасской птицы». Наверное, эта нестыковка возникает в моем восприятии потому, что эти стихи посвящены двум – совершенно разным женщинам. Да-да, уважаемые Дамы и Господа! Именно – женщинам. В том-то и прелесть первого стихотворения, что его можно воспринимать и как метафору, и совершенно приземленно-бытово. Сам, во времена своей студенческой и «богемной» молодости знавал одну такую – совершенно изумительную женщину, которая действительно была Музой, пусть не для миллиона, но, все же, для довольно большого количества моих друзей и знакомых – поэтов, художников, режиссеров, одетых, как и я в «творческие хитоны», и, уходя от одного к другому, находившемуся в этот момент в творческом кризисе, вдохновляла его, придавала ему творческие силы, а потом, с легкостью, уходила к следующему – тому, кто в этот момент в ней нуждался. Поэтому и слово «проспишься» мне совершенно не режет ухо. Оно оттуда – из счастливой «богемной» жизни – с дешевым портвейном и кильками в томате.

Что до второго стихотворения – оно мне показалось традиционно-вторичным и несколько слабоватым для автора, хотя и оно написано той же уверенной рукой мастера, что и первое.

№9 – «Монолог Бланш Дюбуа».

А тут – вообще, совершенно особый случай. И, конечно же, я никак не мог пройти мимо этой попытки автора проникнуть в душу одного из сложнейших и противоречивейших женских персонажей мировой драматургии, увидеть изнутри героиню одной из лучших пьес «великого и ужасного» Теннеси Уильямса, пьесы которого, вместе с пьесами Юджина О’Нила и Эдварда Олби, являются для меня вершиной всей американской драматургии.
И пусть эта попытка, с моей точки зрения, несколько, чисто по-женски, розовата и однобока, но Уильямс, вообще, сложнейший для анализа драматург, и даже Элиа Казану, с его замечательными Вивьен Ли  и Марлоном Брандо, не удалось до конца расшифровать и реализовать весь «букет» конфликтов (психологических, социальных, эротических, наконец) заложенных в пьесу автором, и его выдающийся фильм, несмотря на потрясающую игру актеров, все равно, в результате, свелся к традиционной голливудской мелодраме. Впрочем, в то время и не могло быть иначе. Главное достоинство настоящей драматургии в том, что каждый ее интерпретатор может найти в ней именно те болевые точки, которые, в тот или иной момент, волнуют и его, и общество. Поэтому, скажем, блестящий спектакль Гончарова с Джигарханяном и Немоляевой 70 года совершенно не похож на сегодняшний спектакль Генриетты Яновской. Что уж говорить об одном стихотворении. А потому – эта авторская попытка собственного прочтения и собственной интерпретации пьесы и образа не только имеет право на существование, но и заслуживает всяческого уважения.
К технике претензий нет. Как сказал бы один из моих сетевых знакомых: «Почерк, как у радистки Кэт». ;

Что до «Трах-тата «О ревности», то чего еще, кроме зубоскальства, можно было ожидать от автора, с такой «нежной любовью» относящегося к сетевой «любовной лирике»?
Нет уж, уважаемые Дамы и Господа! Как было когда-то мною написано:

«В «любовной теме» лавров не лови! –
Давным-давно известно умным людям:
Чем больше мы талдычим о любви,
Тем меньше мы, в действительности, любим».

Ну, вот, пожалуй, и все.

Всего вам доброго, уважаемые Дамы и Господа.

До следующего конкурса.