Наследие

Нет, весь я не умру…
А. С. Пушкин

Наконец, закончился тяжёлый трудовой день, и вся команда спасателей собралась в штабе за столом, накрытым на скорую руку. Группу из четырнадцати человек поджидала довольно скудная закуска и водка, всё это разместилось на неряшливой скатерти, которую кто-то принёс из дому в штаб несколько лет назад. Но эти четырнадцать мужчин собрались здесь не для того, чтобы пировать. Спасатели пришли помянуть своего коллегу, который ровно год назад сорвался с обрыва и разбился насмерть.
В особом бытовом молчании, которое воцаряется именно в такие моменты и именно в такой обстановке, в молчании, которое отличается от всех остальных молчаний мира своей незамысловатой, грубоватой торжественностью, кто-то откупорил первую бутылку. Мужчины стали разливать водку, всё так же не роняя ни слова, иногда вздыхая, поддавшись веянию своих, не постижимых никому мыслей. Кто-то тихо закашлял, кто-то легонько задел скатерть, и тишина прервалось обыкновенной для бытового молчания суетой. Но никто не смотрел друг другу в глаза, все были погружены в свои мысли.
В конце концов, последний спасатель наполнил свою рюмку и с негромким тупым стуком поставил на стол бутылку. Всё было готово, и мужчины понимали это без слов.
– За нашего бедного паренька, который так рано нас покинул!
В негласном такте четырнадцать рук приподняли свои рюмки. Не чокаясь. Приподнял свою рюмку и Тимур, крепкий и закалённый тяжёлой работой двадцативосьмилетний мужчина с огрубевшей кожей и густыми бровями, с тёмными радужками глаз цвета немолодой древесной коры.
Всё в его внешности выдавало закалку, крепость и выносливость – и явно выделявшиеся бугристые мускулы, и даже едва уловимые движения губ, вошедшие в привычку. Короткие тёмные волосы, униформа – всё это делало его облик особым, привлекающим внимание, подчёркивающим его мощь и стать. Вместе с тем, Тимур не казался ни человеком, угнетённым тяжёлой работой, ни одухотворённым героем. Он был просто специалистом, который добросовестно выполняет свою работу и видит в ней что-то своё, приземлённое, но значимое.
Такая черта характера всегда была свойственна Тимуру. Этот мужчина никогда не пускался в крайности, он не умел плакать от боли и не умел плакать от счастья. Да и в себе и своих устоях он сомневался редко, однако его сложно было назвать глупым. Вся его суть состояла в чём-то среднем, умеренном и устойчивом. Вот и теперь, приподняв рюмку, Тимур не был диковинно холоден или трогательно печален. Он просто размышлял, вспоминал, и едва уловимая бытовая тоска накрывала его утомлённое сознание.
Перед Тимуром вновь всплывала в памяти картина того самого дня, когда им пришлось спасать застрявшего в горах альпиниста. Спасли. А вот молодой спасатель Ярослав, всего двадцати четырёх лет от роду, сорвался вниз с высоты около километра. А ведь у него оставалась жена, может быть, и дети – этого Тимур точно не знал. Тяжело же пришлось этой женщине…
Тимур залпом осушил рюмку, отгоняя от себя все подобные мысли. Грустно, конечно, но ведь так случается, что уж теперь… Парень уже отбыл в мир иной, ему не до земной суеты, а у спасателей скоро опять рабочий день, и надо идти домой. Работа спасателя, человека, который каждый день оказывается на пороге жизни и смерти и видит, как другой человек собирается переступить этот порог, трудна, она выматывает физически и морально. И поэтому за неравнодушием надо не забывать и о себе. По такому принципу Тимур жил уже много лет.
Спасатели ещё немного помолчали, потом посуетились, но, конечно, настала пора и расходиться. Тимур в числе первых схватил свой рюкзак и направился к выходу. Ему не было плохо в компании сослуживцев, скорее наоборот. Но ведь надо выспаться, привести себя в порядок. И Тимур попрощался со всеми мужчинами и отправился домой.
В душистом предутреннем воздухе – рабочий день спасателя заканчивается в шесть утра – царило уже другое, по-особому романтичное молчание. Не тишина, а именно молчание, отсутствие всяких слов и реплик, свобода от надоедливых эмоций – вот чем дышал ночной воздух, вот о чём свидетельствовали пустые ночные улицы. Тимур расчётливо позволил себе один оборванно-восторженный вдох, но мысли вновь и вновь проходили по привычному маршруту, вспоминая, что нужно ещё сделать, всё ли в порядке дома, какую погоду на сегодня пророчили по радио синоптики.
Проходя мимо продуктового магазина, который уже работал в этот ранний час, Тимур вспомнил, что надо бы купить хлеба. Конечно, ближе к дому это сделать гораздо удобнее, но потом можно ненароком и забыть о покупке. И Тимур свернул с привычной дороги и отворил дверь маленького домика с вывеской «Продукты».  Но тут случилось то, что заставило Тимура остановиться на пороге.
В магазине у кассы стояла молодая женщина, на вид не больше двадцати трёх лёт. Её – вполне обыкновенное – платье было неброским, но по-своему привлекательным; чёрные крашеные волосы небрежно ниспадали с самых обыкновенных женских плеч. Но Тимур сразу узнал эту фигуру и эти волосы, даже не видя лица. Это была вдова погибшего Ярослава.
Мужчина замер, не зная, что ему делать. Неуверенный, он всё-таки шагнул за порог магазина, и тут же молодая вдова обернулась, собираясь уходить. Их глаза встретились.
Эта женщина, – Тимур помнил, что её вроде бы звали Алла, – глядела чутко и внимательно, но её взгляд почти ничем не отличался от взгляда любого случайного человека. Такое же лицо, изрядно сдобренное макияжем, такие же скулы на щеках. И только лёгкий оттенок грусти, эфемерно улетевшего прошлого, которое никогда не вернётся, набрасывал на её лицо особую, едва уловимую тень. 
Алла несколько раз приходила в штаб, когда умер её муж Ярослав, и, по-видимому, запомнила Тимура. При виде спасателя в её глазах будто отразился удар камня о воду – что-то внутри всколыхнулось, взбаламутилось, и сразу несколько кругов всевозможных эмоций вырвалось наружу во взгляде и мимолётных жестах, которые тотчас же были подавлены ею привычным для всех усилием воли.
– Соболезную, – тихо произнёс Тимур, опуская глаза. Он привык делать всё для того, чтобы не поранить человека. Не столько из сострадания, сколько из практичных соображений – так будет куда меньше неприятных ситуаций.
– Спасибо… – с придавленной ноткой чувствительности в голосе ответила Алла. Она не отводила взгляда от Тимура, и в её сердце тонкими струнами играли грусть и печальная, задумчивая мечтательность с оттенком рефлекторной радости узнавания.
Тимур заметил, что женщина несла в руках тяжёлые сумки с продуктами, и решил предложить помощь.
– Вам помочь? – вежливо спросил он.
– Да… – казалось, Алла не ожидала такого обращения. – Да, спасибо! Тут недалеко.
Крепкий и мускулистый, Тимур с лёгкостью поднял сумки и вышел из магазина. В мозгу пронеслась по-деловому чёткая и собранная мысль, что он так и не купил хлеба, но не бросать же теперь даму. А Алла, женственная, стройная, шагала впереди него, заставляя забывать обо всём.
Весь путь, не такой уж и дальний, они прошли в молчании. Это был уже новый тип молчаливого затишья, который возникает между двумя людьми, когда им нечего друг другу сказать – и всё равно неловко идти, не открывая рта и не обращаясь друг к другу хоть с каким-нибудь пустяком. Алла почти ни о чём не думала, она синтезировала новые эмоции от встречи с едва знакомым человеком. А Тимур заново прогонял в памяти тот день, когда погиб Ярослав, размышлял о том, что теперь чувствует эта женщина, и безмолвно, по-мужски отчётливо и даже в чём-то похотливо любовался фигурой, которая прокладывала ему дорогу.
И вот Алла остановилась перед дверью подъезда. Ей было неловко вот так, после нескольких минут обоюдного молчания, отпустить человека, который всё-таки не был для неё чужим.
– Вас ведь зовут Тимур, да? – спросила она.
– Да.
– Благородный Тимур из его команды, – улыбнулась Алла. – Спасибо за помощь. Может, зайдёте на пять минут?
Тимур – на подсознательном уровне – тонко подметил, как свободно и изящно шевельнулось её тонкое плечо. Сам себе не отдавая отчёта, Тимур уже засмотрелся на Аллу. Этот мужчина ещё не принимал своих чувств – пленников скованного режима и строгого порядка, но сказать «нет» он был не в состоянии. И они пошли.
На обыденной серой лестнице, грязной и тёмной, Тимур почувствовал странную бренность жизни. Это ощущение не складывалось в эмоции и мысли, но уже проникло в его мозг. Однако Тимур привык не поддаваться романтике: если он и подмечал какие-то мелочи, то они были весьма значимы – для него. А здесь не было ничего примечательного – обычный грязный подъезд, стандартный жилой дом. И молчание тускнущих лампочек, безъязыких домашних обитателей, которые никогда не умели что-то сказать – или недосказать.
Алла ловко вынула ключ и впустила Тимура в небольшую квартиру на третьем этаже. Дверь бесшумно (опять молчание!) отворилась, тут же щёлкнул выключатель.
В гостиной Тимур разглядел хозяйскую, по-домашнему уютную обстановку – маленький коврик из ворса под ногами, тумбочки и большое зеркало в человеческий рост. Никаких признаков того, что здесь есть маленькие дети. Из этого Тимур сделал вывод – в квартире живёт только она, одна Алла. И вот сейчас эта женщина юркнула на кухню, уже собираясь заваривать чай.
– Чай, кофе? – спросила Алла, открывая створки буфета.
– А ничего покрепче нет? – деловито, но довольно невинным тоном поинтересовался Тимур.
– Есть, – ответила женщина.
И вот уже Алла разлила по рюмкам коньяк, вот уже опустилась в маленькое удобное кресло. Её взгляд устремился куда-то далеко, сквозь воздух и сквозь стены, рассудком овладела задумчивая рассеянность. Алла не знала, чем прервать это молчание двоих, и ждала, пока нежданный гость сам прервёт его своим словом.
Тимур снова опустил глаза, чтобы не смутить женщину своей пытливостью. И, проявляя уверенное – не такое уж искреннее, но и не лицемерное – участие, снова сказал:
– Соболезную Вам.
Алла кивнула, и на её лицо упала новая тень. Но Тимур не смог её истолковать  – и только отпил из своей рюмки.
– Тимур… – начала Анна и тут же оборвала свою речь неожиданно появившимся замечанием. – А давайте на ты? Всё-таки Вы почти такой же, как… – и тут женщина замялась, тоже не желая смутить, будто оступившись на полуслове.
– Хорошо, – без лишних слов ответил Тимур и кивнул. – Продолжай.
Алла перевела дыхание и продолжила.
– Знаешь, он был таким хорошим парнем, – начала она, глядя сквозь всё вокруг. – Говорил, что любит меня. – Тимура резануло слово «говорил», но он не подал виду. – Всё время так заботился, ценил меня, рассказывал о своём рабочем дне. Но многое и утаивал, чтобы я не волновалась.
Тимур снова налил коньяка.
– Он был хорошим спасателем, я гордилась, что у меня такой муж. – Тимура опять резануло ударение, теперь на слове «я». – Много денег в дом приносил, ни с кем из людей не ссорился. Его все любили…
Тимуру показалось, что Алла вот-вот заплачет. Но она не плакала, а только медленно пила и смотрела в точку. А затем снова продолжала говорить.
С каждым новым словом Аллы Тимуру становилось как-то странно, мутно на душе, как будто вот-вот придёт озарение чего-то пока ещё неясного, как будто откроется новый горизонт. Но что его ждёт – Тимур не знал, и это прозрение не приходило и не приходило. А на душе становилось нелегко от запаздывающей реакции. Мужчина слушал и слушал, подсознательно торопя сам себя. А тем временем его взгляд всё смелее и смелее прогуливался по очертанию талии, ухоженным распущенным волосам и плечам, так и манящим к себе своими изгибами.
– Жаль мне его, – говорила об одном и том же Алла, потягивая алкоголь. – Но – надо жить дальше!
Женщина небрежно повернулась к Тимуру и развела руками, как бы создавая некоторую театральность. И тут к Тимуру пришла, наконец, догадка, столь долго назревавшая в его уме. Весь вид Аллы, её поведение, её наигранный тон – всё говорило об одном. Эта женщина на самом деле не особенно жалеет. Она не скорбит. И никогда не поймёт, что на самом деле испытывал несчастный Ярослав, когда возвращался домой и с радостью делился рассказами и одаривал вниманием.
Тимур ловко поймал её взгляд, не обременённый беспросветной печалью. А она только улыбнулась, вступая в быструю игру. Больше ничто не останавливало Тимура.
…Когда утром Тимур собирался уходить, Алла всё ещё спала, и мужчина был уверен, что ей не снятся тревожные сны. Спасатель собрал свои вещи и собрался уйти, но тут Алла проснулась и приподнялась на кровати.
– Доброе утро, – с наигранной лаской поприветствовал её Тимур. Он понимал, что больше не вернётся к этой женщине. Никогда.
Выходя из квартиры Аллы, Тимур заметил, что кое-где у стен стояли рулоны обоев и рабочий инструмент. Похоже, эта женщина затевала ремонт. И, порождённая спонтанным наблюдением, новая мысль по-новому резанула Тимура. Нет, она не затронула его сердце, но подбросила дров в огонь размышлений.
«Вот умер хороший парень, – думал Тимур. – Он умел любить и был преданным своему делу. Горячая душа! А ведь ничего после него так и не осталось – ни верной жены, ни детей, ни даже обоев в его квартире… И если бы Ярослав об этом узнал, он сразу перестал бы быть таким горячим, возвышенным человеком. Но он никогда уже этого не узнает. А всё-таки, на Земле после Ярослава не осталось никакого наследия».
И Тимур вновь прошёл по грязным лестницам обыденного дома, который хранил ещё одно новое молчание. Молчание безучастия, бездушное молчание неживого.

Но всё-таки Тимур ошибался, ведь в то же самое время на другом конце города играл на гитаре молодой человек. Его длинные волосы развевал молчаливый ветер, и этот воздушный порыв казался юноше живым – и не просто живым, а влюблённым и счастливым. Молодой человек по имени Ник играл своей любимой девушке, а она, зачарованно слушая, во все глаза наблюдала за проворными руками возлюбленного, который перебирал и перебирал аккорды.
И в этом молчании – молчании двух безудержно влюблённых – была ослепительная радость, радость жизни и нового дня. Ведь около полутора лет назад этот молодой человек мог умереть, если бы не спасатели.
В тот роковой день юноша разыскивал одно старинное здание, заброшенный концертный зал, который вот-вот собирались возродить. Ник искал афиши и вывески, которые, как он слышал, уже повесили; молодой музыкант интересовался любыми концертами и имел к музыке устойчивый и азартный интерес. Но, заплутав, молодой человек нашёл не концертный зал, а другое забытое здание. Ник вошёл внутрь, и тут же сверху осыпалось множество камней самых разных габаритов. Юноше придавило ноги и туловище, он едва мог дышать, но всё-таки сумел достать телефон и вызвать спасательную службу.
Когда Ника всё-таки нашли, он уже почти задохнулся. Но юношу сумели вовремя освободить из-под завала, не дали скончаться. Выходили. И освободил его как раз Ярослав, мужественный и стойкий человек с горячим сердцем.
А затем Ник выздоровел и специально разыскал Ярослава – чтобы увидеть глаза своего спасателя и поблагодарить. А тот только улыбался – трогательно и чувственно. И вокруг царило блаженное, самое искреннее на свете молчание.
...Ник взял финальный аккорд, девушка восторженно зааплодировала. Она чувствовала себя упоительно счастливой этим тёплым летним днём, рядом с любящим сердцем. Горячим сердцем.
Среди городской пыли, молчаливых лестниц и задумчивых улиц пело и радовалось жизни счастливое наследие Ярослава.