Мастер и...
Вечерние сумерки накрывали поселок крадучись, опускаясь на дворы и улицы мягкой, пепельной дымкой. Кроны сосен, еще недавно золотившиеся в лучах заходившего солнца, резко обозначились темными контурами на темнеющем, с розовыми разводами небе. Балкон дачи смотрит на юго-восток, и участок неба, видимый среди густых крон, темнел быстро. Сосны, нагретые за день жарким августовским солнцем, затопили все пространство дачного поселка вязким, терпким ароматом хвои и смолы. Аромат, казалось, был гуще самого воздуха.
Где-то звали какого–то Лешку. Звали как-то безнадежно, уже не первый раз. Прошуршали, одна за другой машины, прозвенел, удаляясь, звонок велосипеда. За домами протяжно засвистела и застучала колесами на стыках рельс отходящая электричка, а через несколько минут за забором проскрипела чья-то тележка, и послышался негромкий разговор. Шли, видимо, дачники, приехавшие этой электричкой.
Тишина заполняла все большие промежутки времени в крадущемся по поселку вечере. Все четче становились запахи, все глуше становились краски. Вот с потоком вечернего ветерка на балкон добрался мягкий аромат цветущего табака, вот ночная фиалка тонкими флюидами, вплетающимися в букет запахов, дала знать о наступлении её времени. С ближних веток прощально свистнула вечерняя птаха. В дальних кустах у забора устраивалась на ночлег, трепетала крыльями, тихо чирикала, шелестела ветками компания воробьёв. А к запахам двора добавлялся особый запах бревенчатой, старой, как и сам дом мансарды.
Стас вытер салфеткой с низкого столика многодневную пыль, достал из сумки бутылку «Каберне», нарезку сыра, поломал руками сайку и положил вместе с сыром на развернутую салфетку. Идти вниз за тарелками и столовыми приборами не хотелось. Что-то в этом аскетизме и предстоящем «холостяцком» ужине Стаса устраивало. Натюрморт на столике завершила матовая вазочка с засохшим полевым букетиком, снятая с полочки. «Боже мой, как хорошо!», вытянув ноги до перил веранды, подумал, потянулся было к бутылке, и понял, что без стакана не обойтись. Пить из горлышка будет перебором.
Спустился на кухню, нашел бокал, помыл и поднялся снова в мансарду. Балкон был уже в темноте. Свет включать не стал. Свет теперь горел только внизу, на кухне. Кусты и деревья во дворе громоздились черными кущами, с просветами серого неба. Пожалуй, это хорошо, что друг детства Андрей привез его к себе на дачу и уехал. Сейчас он приговорит бутылочку, расслабится, подышит этими ароматами дачной ночи и ляжет спать. И спать будет, пока Андрей не приедет. Вино и вечер в одиночестве помогут отодвинуть, забыть командировочную суету, корпоративные разборки и интриги, дадут возможность побыть наедине с самим собой. А завтра они с другом поедут на рыбалку, будут купаться в местной речке, бродить по лесу, а вечерами, за бутылочкой или за стаканом чая будут вести нескончаемые беседы «обовсем». На это у Стаса выдались свободные три дня.
Сразу же после хлопка пробки во дворе послышалось тихо, а потом громче: «Андрей Юрьевич!» Стас склонился за перила балкона. От соседнего слева забора женский голос повторил призывно «Андрей Юрьевич». «Одну минутку», пообещал Стас и пошел спускаться во двор. Во дворе оказалось значительно светлее, чем это виделось с балкона, и Стас быстро нашел проход между кустов и цветов к забору, у которого стоял силуэт.
- Ой, Андрей, это не вы? – удивился силуэт.
- Да…, вот…, я не Андрей, я его друг. Ночую сегодня без него. Он меня только что привез и уехал до завтра. Да…, а завтра он приедет. К полудню обещал. А он вам срочно нужен?
Силуэт за забором оказался женщиной средних лет. Тех лет, что называют «бальзаковским возрастом». Даже в темноте Стас разглядел, что на женщине свободно висит бледно розовая широкая блуза с большим пестрым рисунком, из-под которой видны белые капри. Полоска розовой материи, скрученная в жгут плотно прижимает густые, непокорные, тугие волны волос. Одну руку она положила на заборчик, разделявший участки, второй поправляла волосы, и с видимым удивлением и слегка заметным смущением, рассматривала Стаса. Смущение быстро сменилось веселым дерзким прищуром.
- Нет. Если только завтра…, то… не нужен.
Силуэт снял руку с заборчика, но не уходил.
- Хотя, должна вам признаться, я в безвыходном положении, и вынуждена попросить вас мне помочь. Можно?
- Ну конечно, - великодушно буркнул Стас, а про себя подумал, мол, вот и отдохнул. Сейчас буду двери ломать или электричество ремонтировать. Так что ответ не удивил его.
- Да, друг Андрея, вы отгадали. У меня свет не включается. Вы в пробках разбираетесь?
- Разбираюсь, - пожал он плечами, - погодите, а почему вы решили, что я отгадал? Вы что, мысли читаете?
- Бесхитростный вы мой. Вы так вздохнули с сожалением, что мне расхотелось вас беспокоить. Пойду в темноте переночую. А завтра сама разберусь.
Женщина повернулась к нему спиной и, качнув бедрами, направилась к дому в глубине соседского двора.
- Э, погодите! Вы меня неправильно поняли. Я иду. И немедленно помогу вам.
Стаса раззадорила ситуация. Женщина оказалась и с норовом, и с юмором. Уступать не хотелось. Тем более…, вечер…, женщина. Широкая блуза и капри, даже в полутьме не скрывали стройной фигуры. И он полез на заборчик. Женщина обернулась на треснувшую ветку.
- А ну-ка! Друг Андрея! Сейчас же слазьте с забора. Это что за способ в гости ходить? Вот там у меня калитка. Давайте, давайте кругом. Я вас встречу.
Ты смотри, удивился Стас. Вот это женщина! А я ведь еще ничего не успел сделать. И он побрел на улицу. Подошел к соседской калитке и язвительно спросил в темноту:
- Здесь живет соседка Андрея, у которой по ночам пробки перегорают?
- Да уж…, милости просим.
Калитка открылась, как только он начал говорить. Его ждали. Над калиткой нависали ветви какого-то дерева или высокого кустарника. В полной темноте его вдруг взяли за руку, и повели во двор. Рука сухая и горячая. И взяла его твердо, не просто вложив пальцы ему в ладонь, как делают многие женщины. Так, держась за руки, они прошли в дом. Женщина предупреждала Стаса о ступеньках, порожках. «Вот здесь ковер толстый, не зацепите». Наконец в полной темноте руку Стаса отпустили и голос сказал:
- А я не знаю, что дальше делать.
- Что значит, не знаете? А я? Я ведь даже не знаю, где у вас пробки.
- Пробки…, сейчас я вам их покажу.
Шуршание и легкие шаги слышалось то в одном, то в другом месте. И вдруг, вплотную к нему, толкнув слегка в плечо, оказалось тело женщины. Произошло это так неожиданно, что им пришлось обняться, чтобы не упасть. И Стас почувствовал запах женщины. Не только её духов, а тот таинственный, единственный, присущий каждому человеку. И он растерялся. Не от того, что он стоит, обнявшись с чужой женщиной, которая минуту назад ещё раздражала его своими проблемами. А от запаха и близости её тела, которое было под руками, как то, что бывает у мужчин во сне – идеальное и желанное. Он просто не смог сразу отпустить её. Ощущение этой женщины было таким сильным, что он замер. И когда он отпустил её, понял, что она тоже не спешила оттолкнуться от него. У неё тоже был момент, когда она, как бы, замерла.
- Извините, - пробормотала она.
- Да…, и вы меня…тоже.
- Если хотите, я возьму вас за руку и подведу к счетчику. Я нашла его наощуп. И пробки там же.
Стас молча протянул к ней руку. Она снова твердо взяла его и подвела на несколько коротких шагов в сторону. Затем подняла его руку и сказала, что счетчик перед ним.
- Хорошо, отпустите меня.
- Почему?
- Если меня ударит током, то ударит и вас.
- Пусть.
Стас мягко убрал её руку.
- Нет, если меня ударит током, вы будете меня спасать. Договорились?
- Пожалуй, буду.
Счетчик он нашел сразу. Под счетчиком один из тумблеров автомата был просто опущен. Щелчок и вспыхнул свет.
Рядом с ним в полушаге стояла женщина. Снятую с головы косынку она прижимала ко рту и смотрела прямо ему в глаза. Взгляд больших миндалевидных глаз из под темных густых бровей сначала был очень серьёзный, потом одними глазами она улыбнулась и спросила:
- Вы волшебник?
- Нет, - с облегчением сказал Стас, - просто вы, по-видимому, давно здесь не были и не разбираетесь в электричестве.
- Спасибо.
- Да, не стоит. Проводите меня.
- Конечно, конечно. Теперь вы сами все видите, вас не надо за ручку водить.
Зажгла свет в прихожей и на веранде, отбросила на стул косынку и растрепала волосы, взмахнув головой и взбивая руками. «Какая красивая женщина», мелькнуло у Стаса в голове и тут же «уходить или нет?». А как остаться? О-о, пошлость какая! И он направился к калитке. Она шла чуть сзади.
- Завтра гости приедут, меня послали прибраться, а я вот… Что бы я без вас делала?
- А что же муж с вами не приехал?
- Ему…, - помолчав, - некогда. Да и…, в общем… он не любит здесь бывать.
- А-а, бывает.
Оказавшись у калитки, они снова попали в темноту. Только теперь он, смотревший на неё с улицы, видел её силуэт. Уходить никак не хотелось. Стас помолчал и, чтобы не показаться навязчивым, тихо представился:
- Меня Станиславом зовут. Я однокашник Андрея. Только я живу далеко. На юге. А Андрей, вот, перебрался сюда.
- Ольга, - сделала шутливый книксен.
И, шагнув к нему, взяла за руки и, глядя в сторону, сказала с усмешкой:
- По традициям жанра я должна вас отблагодарить? Пригласить к себе, ну…и…кофе, - опять отступила назад, - ну что я говорю? Не обращайте внимания, - помолчав, - а вообще, честно признаюсь, я не хочу, чтобы вы уходили. Ужас. Я сама не понимаю, что я говорю.
- Да, мы запутались в штампах, жанрах, - забормотал Стас, понимая, что сам говорит глупости, - хотя… , мне, признаться, тоже не хочется с вами расставаться.
Через секунду они уже жадно, задыхаясь, целовались.
- Я не могу пригласить тебя к себе, - шепнула она, - понимаешь? Не могу.
Молча, не сговариваясь, снова взявшись за руки, ушли в дом Андрея. Свет везде выключили. Она успокоила его порывы, перебрала по-своему постель, и позвала Стаса.
Позже, уставшие, они, сидя в кровати, пили вино и, говорили. Сидели лицом к лицу, умудрившись сплестись ногами, и по очереди пили из одного стакана. Сначала они выяснили, что оба любят красное сухое вино. Говорили о винах Бордо. «Мерло», «пино-нуар», «каберне-фран», вспоминалось по нескольку раз, с подробностями, где и когда эти вина пили. Выяснили, что и отдыхать они оба любят, не как теперь принято – на зарубежных пляжах, а на своих. И, что удивительно, - предпочтенье отдают оба Кабардинке и Геленджику. Не исключено, что и бывали там в одно время.
Как-то незаметно разговор коснулся музыки, и снова оказалось, что оба любят классику, и обожают Бетховена, и конечно сонаты, и конечно «Патетическую». Вторую её часть напевали хором, дирижируя бокалом и бутылкой. Их забавляла эта общность интересов и совпадений. Вспомнили песню на стихи Евтушенко «со мною вот что происходит, совсем не та ко мне приходит», и её попробовали спеть вполголоса.
Стас не отрывал взгляда от глаз Ольги, у него не проходило ощущение, что он уже давно смотрит в них, и знает весь этот бесконечный набор искорок, прищуров и неожиданных взлетов бровей. Он слышал, или знал этот тембр голоса давным-давно, а может и всю жизнь. Знал и ждал. Как будто пытаясь убедить себя, что это на яву, он проводил пальцем по её густым бровям, по краешкам губ, запускал руки в густые волосы.
А Ольга, вдруг нахмурившись, брала его голову в свои ладони и замирала, вглядываясь в его глаза.
- Я вижу себя в твоих глазах, - делала она неожиданное открытие, - как я там оказалась?
- Ты всегда там была, - серьёзно отвечал Стас.
Целовались долго и жадно. Стас поцеловал ее глаза, уголки губ, усмехнулся и заявил, что первый раз целуется с женщиной.
У Ольги округлились глаза.
- А до этого ты с кем целовался? У тебя с ориентацией…
Стас поцелуем остановил ее.
- Ну что за ерунду ты говоришь. Ты же понимаешь о чем я.
- Пожалуй, понимаю. А кто же были те … женщины?
- Не знаю.
- Ты знаешь… у меня тоже что-то подобное. Что-то в тебе …не знаю, как сказать…близкое, родное.
Заглянула к ним в гости луна, и замерла квадратом окна на двух сумасшедших восторженных мужчине и женщине, нагишом вытворяющих в кровати немыслимое. В какой-то момент она тихо прошептала. Как бы сама себе. «Я бы такое с мужем не смогла». Он поддержал это, как шутку. «И не надо, это однажды, и только со мной».
Под утро, когда в ветвях деревьев начали просыпаться и попискивать птахи, они лежали усталые, лицом к лицу и удивленно смотрели друг на друга. За одну ночь они стали такими близкими. Их сближали не только разговоры, но и дыхание, взгляды и бесконечная взаимная доверчивость.
- Это была наша ночь, мастер, - сказала она.
- Ты хочешь сказать, что ты Маргарита?
- Нет..., Булгаков не имеет никакого отношения к тому, что я сказала. Просто для меня человек, что-то умеющий делать лучше других – мастер. Это же так просто.
- И что же я делаю лучше других ? – рассмеялся Стас.
- Не смейся. Ты лучше других ремонтируешь счетчики, - помолчала, - и …, - приложила палец к его губам.
В темноте комнаты раздавались тихие трели сверчка. Они практически не замолкали, только слегка меняли тональность. Под эти трели они заснули. Но уже через час Ольга, стараясь не разбудить Стаса, встала, оделась и вышла. В дверях долго смотрела на него, а когда он дрогнул лицом во сне, спешно скользнула за дверь.
Стас проснулся, когда солнце засверкало сквозь стволы сосен. Рядом с окном стучал дятел, на все голоса распевали птахи, где то смеялись дети. Он сел на кровати и первое время не мог понять, что ему делать. Память держала события ночи до мелочей. До интонаций. Перед глазами стояло лицо Ольги. В её больших глазах была то страсть, то нежность, то вопрос, то лукавство. Полные, красиво очерченные губы приоткрывались и тянулись к нему, как на яву. Он сжал голову руками и встал с постели. «Надо идти к ней» и сразу же «что это я, как мальчишка?».
За окнами вновь раздались голоса, смех. Стас вышел на балкон. В соседнем дворе встречали гостей. Хлопали двери машин, мужчины носили свертки, сумки, что-то живо обсуждали. Женщины, собравшись в круг, весело обменивались новостями, дети мелькали по всему двору между деревьев. Наконец в одной из женщин он разглядел Ольгу. Она была в белом сарафане, с распущенными по плечам волосами. «Чудесная женщина». Ему захотелось махнуть рукой на приличия и позвать её. Под свободным сарафаном он угадывал каждый изгиб её тела. «О-о, так можно глупостей наделать», мелькнуло в голове.
К Ольге подошел мужчина, как-то по дружески сбоку, плечом к плечу обнял ее, что-то сказал, потом чмокнул в щеку. Он был выше ее, и она улыбчиво смотрела, приподняв голову ему в лицо, что-то отвечала. Потом они, так же обнявшись, прошли в дом. «Чужая». «Не моя». Она уже забыла обо мне, а во мне все еще страсти кипят, хлопнул себя по лбу.
Стас вернулся в комнату. А в голове, как дятел за окном, стучала мысль, что эту ночь он провел с женщиной, с которой должен был встретиться давно, и уже давно не расставаться. А может такое быть, что он с ней уже встречался? И не заметил! И сейчас ему дали возможность посмотреть на упущенный «вариант»? И затяжной, странной командировкой ему вдруг показалась вся «благополучная», прожитая жизнь. Посидел, подумал. «Чепуха какая-то, наваждение. Эдак можно и дров наломать». А потом: «Вот так люди бегут от самих себя».
Прибрал комнату, достал из сумки листок бумаги и написал Андрею записку. Подписался почему-то - «мастер». Решил, что потом объяснится с Андреем. Положил на видном месте и направился к дверям. В углу чиркнул до этого молчавший сверчок. «Напоминаешь?», усмехнулся Стас. «Осуждаешь?» «Может быть, ты и прав. А я вас теперь никогда не забуду».
Свидетельство о публикации №211080701123
С уважением, КФТ.
Краузе Фердинанд Терентьевич 05.12.2016 20:27 Заявить о нарушении