Глава двадцать восьмая. Особняк Глаубен

Путь Трубадура пролёг на дальний восток Краузштадта — туда, где старые городские стены, ниже новых почти в полтора раза, ограждали город от напирающих степей. Эта часть города была полной противоположностью северным бастионам.

Ему пришлось преодолеть немалое расстояние. Айтелькайт неспешным шагом приблизился к воротам особняка дамы Глаубен. За высокой оградой расстилалось подворье. Здесь, на южном просторе, расположилось много особняков, хотя отыскать нужные ворота порой было и не так легко. Для Князя горных дорог это, впрочем, не стало проблемой.

Войдя, он приветствовал даму Глаубен. В высокой, украшенной к приезду гостей зале уже собрались Клюген, Фарбе и фройляйн Мари со своим кавалером, которого многие помнили по его астральной проекции в замке Гарн, где он именовался исключительно Кригершефом, одним из магистров боевой гильдии. За спиной он носил внушительных размеров шестопёр, а ещё всегда водил с собой нескольких крепостных, в их числе — горбатого шута.

Свита Глаубен исполняла приятную музыку, напевая и наигрывая мотивы ансамбля «Дворец сожжения». Трубадур расположился в одном из мягких кресел, рядом с Фарбе. У неё за спиной стояла тихая, вроде бы даже скромная, но притом отчего-то кажущаяся мрачной крепостная натура в тёмно-серой накидке с капюшоном. Накидка совсем не походила на балахон телохранителя Клюген (этот тоже был здесь, конечно же). Трубадур, прищурившись, разглядел еле заметных воруртайлей, которые кружили по зале, некоторые из них нападали на Фарбе. Он не слишком верил в свои исключительные способности, чтобы считать, будто этих воруртайлей видит только он, но говорить вслух, конечно же, ничего не стал. Он лишь заговорил с Фарбе о музыке, которую исполняла свита.

Обстановка в особняке Глаубен царила достаточно непринуждённая. Когда отгорел закат и зала стала погружаться во мрак, зажглись одна за другой свечи. Трубадур обратил внимание на то, что крепостные натуры пребывали в молчании и стремились не нарушать настроения господ. Глаубен задала свите новую тему — одну из песен Жёлтого ансамбля. Хранитель белой дамы отступил в тень, и она действительно была не столь прохладной и бесстрастной, как обычно. Вера Трубадура в то, что существо и правда служило кому-то из дэвов, а вовсе не даме Клюген, только подтвердилась. Впрочем, он всегда любил приятные и тихие беседы при свечах.

Он говорил с Фарбе вполголоса, изредка дополняя слова изящными жестами. При этом его перстень вспыхивал по воле хозяина самыми разными оттенками и рождал лёгкие изгибы эфемерных линий в воздухе.

Дамы беседовали друг с другом. Трубадур пару раз поймал на себе ироничный и несколько даже неодобрительный взгляд Клюген — по всей видимости, ей было не по душе, что он отвлекал Фарбе.

Ужин, как и случается во время подобных приёмов, вышел очень поздним. Трубадур даже успел немного поспорить с Кригершефом о том, чья свита поможет на кухне: самим благородным дворянам это не к лицу, а вот предложить помощь свиты — весьма галантно со стороны молодого господина.

Повар Трубадура, оставшийся в холле, чуть не подпрыгивал от нетерпения и очень огорчился, когда раздавать указания к ужину начал всё же Кригершеф, а не его хозяин. Проворные слуги похватали вытащенные из погреба мешки, кули и посуду и принялись хозяйничать. Трубадур пожал плечами и вернулся. Его погрустневший повар прошёл на кухню понаблюдать.

Даже из залы было слышно, как Кригершеф раздавал указания и подзатыльники своим крепостным. Ужин они приготовили довольно быстро и вскоре уже выставляли кушанья на стол в обеденной. Благородные господа и дамы танцевали в большой зале, танец их вдохновлял. Высоко под потолком кружили зелёные и беззаботно-бирюзовые феечки. Впрочем, чувствовалось, что в особняке дамы Глаубен они отнюдь не редкость.

Ужин продолжался при свечах. Трубадур говорил обо всём, что приходило в голову: о музыке, о поэзии, о самых разнообразных вещах. Феечки водили под потолком неторопливый сказочный хоровод. Это было совсем не похоже на тот радиационный безумный танец, который он устраивал, собирая людей вокруг себя. В этом танце сосредотачивались тишь и умиротворение.

— Пожалуйста, — сказала Клюген, — извольте передать мне белый пряный соус. Его вкус поистине чудодейственен и улучшит любое блюдо.

Гости сдержанно рассмеялись. Во время ужина явился почтовый дух от Колдуна. Печать на нём была поставлена наспех и как-то кривовато. Трубадур отписался в ответ достаточно кратко, чтобы не отвлекаться от беседы. По всей видимости, Колдуна либо уязвляло то, что он не попал в список приглашённых на приём, либо его вконец измучила скука наступившего вечера.

Наступала ночь. Для кого-то она, возможно, была необычной. Для Трубадура же были привычны феечки самых разных оттенков. Разве что белых он видел редко. По-настоящему белых, а не холодно-алмазных, зимнего цвета, которые кружили над собраниями ордена Винтернахт, и не бесцветных, как те, что обитали в апартаментах дамы Арцт.

Глаубен изящным движением пригласила гостей на второй этаж особняка. Здесь располагались малые залы. Среди украшений на стенах, на подоконниках и в кадках цвели цветы самых разных оттенков: голубые траумы вперемежку с насыщенно-синими шеу, жёлтые трюбсинны, бирюзовые юбермутты и кое-где даже сегены — цветы того редкого оттенка, что так любим искусными классическими цветоводами.

Увидев цветы, Трубадур заговорил о них с Фарбе. Он, держа её за руку, обводил рукой пушистые короны трюбсиннов, и тут же вспоминал Жёлтый ансамбль, затем переводил взгляд на траумы и вплетал сюда очередную нить рассказала о собственных цветах. Он сам был очарован и вдохновлён своим рассказом. Его перстень совершал изящные движения, свечение плело в воздухе причудливые рыжие и голубые кружева, контраст которых покрывал руку дамы Фарбе причудливым и необычным узором поверх её кожи.

Только один раз за вечер случай нарушил сплетённое им очарование, и произошло это при несколько необычных обстоятельствах. Внизу, в ночной тишине, раздался шум, и Глаубен выглянула в окно.

— Похоже, прибыла моя любимая матушка, — сказала она и приготовилась спускаться на первый этаж.

Трубадур с некоторым удивлением посмотрел ей вслед. Глаубен тихо дала распоряжения одной из своих натур, полноватой служанке. Та, стремясь не привлекать особого внимания, прошла в малую залу и приблизилась к Трубадуру.

— Любезный господин гость, — склонилась она к нему. — Хозяйка просила, чтобы вы обязательно прошли со мной.

— Куда, позволь узнать? — спросил Князь горных дорог, отвлекаясь от беседы с Фарбе.

— Прошу вас, поспешите, — молитвенно сложила руки служанка. Трубадур поднялся с места, видя её неподдельную спешку. Служанка повела его в дальнюю тёмную часть залы, раздвинула занавеси, за которыми располагался ещё один диван, и отошла в сторону.

— Ты предлагаешь мне идти туда? Ты издеваешься? — ещё больше удивился Трубадур. Служанка приложила пальцы к губам.

— Прошу вас, тише, господин. Вам побыть там всего лишь несколько минут. Матушка моей хозяйки не задержится тут ни на миг. Но её цепные воруртайли могут наброситься на вас, ведь она не одобряет гостей числом более определённого. Прошу вас, не создавайте проблем хозяйке и себе.

— Более определённого? — возмутился Трубадур. — Да что за вздор? Почему именно я?

— Не только вы, почтенный господин. Не сердитесь.

Ещё несколько мгновений Трубадур сомневался — остальные гости были увлечены беседой, никто пока не обратил особого внимания на случившуюся суету. Он согласился подождать за закрывшимися занавесями.

Матушка молодой Глаубен, как выяснилось, посетила её с кратким, но неожиданным визитом. Так обычно складывалась жизнь молодых дворян, приехавших в Краузштадт — в относительном одиночестве апартаментов. Глаубен не была исключением. Вся жизнь в свете для неё существовала отдельно от жизни в её благородном роду. Однако эти два мира рано или поздно должны были встретиться, ведь всякие апартаменты имеют неразрывную связь с родовым поместьем.

Вечер продолжался под приятную музыку и тихий свет. Неожиданность, нарушившая его ход, не смогла нарушить его гармоничности. Трубадур продолжал рассказывать Фарбе о том воодушевлении, которое вызывали цветы в его душе. Каждый цветок, увиденный в покоях особняка, рождал повод для очередного вдохновенного рассказа. Переплетения ставших ярче, теперь уже огненных и бирюзовых стеблей вокруг запястья дамы Фарбе выбрасывали целые гроздья цветов, рубиново-алых, рыжих, синих и лиловых, которые с такой быстротой сменяли друг друга, что будь они материальными — подивился бы не один цветовод. Впрочем, их материальность была неважна. Фарбе была очарована ими.

Когда поздней ночью гости покинули гостеприимный особняк, Трубадур предложил Фарбе неспешную прогулку вдвоём. Она отослала служанку домой, а сама отправилась вместе с Трубадуром верхом на Айтелькайте, который уже окреп и вырос достаточно, чтобы нести двоих.

Их разговор уже стал гармоничным и плавным. Трубадуру не нужно было постоянно говорить о цветах, чтобы взывать к фантазии Фарбе. Её собственная энергия воодушевления плела уже длинные голубовато-синие эфемерные стебли, которые расплетались в окружающем воздухе. Однако оканчивались они зелёными, жёлтыми и изредка ярко-огненными соцветиями, которые, будто стыдясь того, что их кто-то увидит, задерживались в ночном мраке лишь на миг и рассыпались искрами.

Трубадур улыбался. Плащ неторопливо струился вокруг него; плеч то и дело касались приятной теплотой эфемерные цветы. Фарбе не замечала, что это уже не его цветы, которые нередко вместо соцветий увенчивались гроздьями бисера ярко-солнечных плодов. Её цветы были пушисто-бархатистыми и куда более нежными. Ей ещё предстояло в этом убедиться.

Свита помалкивала. Трубадур сам вёл разговор. От всех своих натуров он почерпнул в своё время множество различных талантов, которые лишь дополняли его собственные. Айтелькайт шёл уверенно и ровно. Князь горных дорог раскрыл ладонь — в ней, поддерживаемый вдохновением, медленно распускался небольшой белый элан. Такой же должен был сейчас зарождаться в его апартаментах.

— А что ты знаешь, любезный Трубадур, о заморских бардах? Например, об Открывшем двери?

— О, а это, любезная моя Фарбе, преинтересная тема для беседы. Открывший дверь — так его называли. Я много наслышан о нём. Я обязательно расскажу тебе. В следующий раз, когда мы увидимся.

— В следующий раз? — улыбнулась Фарбе.

— В следующий, — кивнул Трубадур. — Уже почти утро, нам обоим пора отдохнуть после этой прекрасной ночи. Мои апартаменты, — указал он, — совсем рядом. Здесь, по левую руку от нас. Я сопровожу тебя до ближайшего свободного экипажа, любезная Фарбе.

Утренняя звезда всходила на посветлевшем небосклоне. Трубадур возвращался, ощущая свежий ветер и приятный подъём настроения. В этот вечер ему не понадобилось пускать в ход шпагу и кацбальхер. Никто и ничто не испортили настроения. Даже спор с Кригершефом возымел исключительно положительный эффект. Трубадур договорился, что обязательно покажет любезным дамам искусство своего повара, как только они изволят осчастливить его своим визитом. Дамы обещали обязательно принять приглашение, а погрустневший было повар Трубадура просиял.

Утренняя звезда освещала его парадный подъезд своим белым светом. Элан в руке продолжал цвести, распространяя сияние вокруг.