Yohaku no bi

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи.
Ф. Тютчев «Silentium»







PROLOGUE








 Это небо… Такое синее небо… Небо, что вливается в эти голубые глаза, которое прячется там, где-то глубоко, забивается в душу и растекается в легких. Он переполнен этим небом. Таким ярким, чистым, счастливым. Ослепляющее солнце в его волосах. И белый снег, играющий почти мертвой белизной на тонких губах. Легкие тени, прокравшиеся между ресниц и скользнувшие в уголки губ, и тихий-тихий голос где-то в черепной коробке нашептывает ему мелодию жизни, что кровью проходит через сердце и разгоняет в организме жизнь. Чужие губы, целующие тонкие пальцы, чужие руки, прикасающиеся к хрупким плечам.  Мелкая дрожь, бьющая тело, боящееся прикосновений.
 Ненормально вывихнутое сердце. Поломанный сустав любви. Раздробленная и разбитая душа-купол из множества разноцветных стеклышек, упавших в море отчаянья и задохнувшихся в песке измены.
 Это все можно пережить.
 Все можно.
 Можно.


_____


 -Да, все будет нормально, - кивок головы, - Не думаю, что из-за этого потом возникнут трудности.
 Легкая улыбка.
 Белый кабинет врача, чистый. Пропитанный стерильной чистотой.
 Тут нет воздуха.
 Только чистота мыслей.
 Стерильная.






ILLNESS

Люблю… Твои запутанные волосы,
Давай… Я позвоню тебе – еще раз помолчим.
Земфира – «Самолет»

[год 2167]


  Я открываю глаза и утыкаюсь взглядом в настолько привычный, въевшийся в память и скучно смотрящий на меня будильник. Надо поменять его, потому что начинает бесить все одна и та же прямоугольная фигура с дрожащими зелеными цифрами. Думаю об одном: как бы заставить себя подняться и пойти на работу. Это невыносимо сложно в субботу, но у меня нет выходных – мной живут, мной дышат. Сколько было улыбок и облегченных вздохов, когда я вернулся из больницы живой и почти невредимый, готовый продолжать карьеру актера и сейю . Я не хотел идти на эту работу. Заставила сестра, которая сама – писатель… Весьма странный. Она пишет романы, которые не одобряет правительство, возмущают критиков и на «ура» идут у людей. Она сразу увидела во мне актерский талант, но я всегда хотел быть художником и рисовать красивых бабочек… Но никогда не умел рисовать. Не дано от природы, и даже художественная школа не смогла дать мне главного – зрения, что есть у настоящих художников. А быть художником без зрения – то же самое, что пианистом без рук. Поэтому я бросил эту идею, и ушел в ту среду, где чувствовал себя даже более комфортно, чем рыба в воде. За шесть лет пребывания в кинобизнесе, я стал уже одним из самых известных актеров мира. Но… Мог ли я сказать, что был счастлив? Не думаю. Каждый раз встречал закаты, что раскинулись над Токио, каждый раз провожал рассветы… И все это каждый день, все это вошло в привычку и было так просто. Как всегда… Как всегда.
 Сегодняшний день был редким исключением – ведь сегодня был первый день, когда я выхожу на работу после больничного. Двадцать пять лет, а интерес к жизни пропал. Абсолютно… Я просто делал то, что мне надо было делать. Все же просто существовать не хотелось… И я пытался жить. Пытался…
 Встаю с кровати, откидываю одеяло и протираю уставшие глаза. Я снова почти не спал, провожая взглядом рассвет. Опять… Почти.
 Сестра еще спит. Аю всегда поздно ложится. И обычно мы вместе стоим на балконе и курим, молча смотря на то, как солнце все выше и выше поднимается в небо. А потом я спрашиваю, как продвигается очередной ее роман. На что она смотрит на меня красными от недосыпа глазами и как-то тяжело вздыхает, пожимая плечами. «Он опять попал в больницу», - только и говорит она, и потушив сигарету, кидает ее в пепельницу – и уходит в дом. Она часто загоняет своих персонажей в больницы и психушки – усугубить ситуацию в отношениях. Меня бесит не это. А только то, что она никогда не рассказывает о том, как очередной персонаж туда попал – пока книга не появится дома в печатном виде и не будет ею перечитана и раскритикуема. Мне приходилось иногда читать книгу с вырванными страницами… А купить новую мне было нельзя – Аю подняла бы истерику, стоило бы только появится второй ее книге в доме. Ее мужские привычки и яркий макияж часто вызывали у людей определенные ассоциации. Она уже привыкла к тому, что ее считают лесбиянкой, и не обращала на это внимания. Правда, иногда, когда ее это все же доставало, она срывалась на мне – а я только тихо вздыхал, уворачиваясь от летящих в меня предметов. Но, тем не менее, я очень любил свою сестру. Потому что всегда… Всегда, чтобы не случилось, она была рядом.
 Но у  нее был псевдоним – Саеко Кенджи, и объясняла она это тем, что не хотела мешать своей репутацией продвижению моей карьеры. Но как по мне, так двигаться было уже просто некуда. И, в общем-то, я знал настоящую причину смены имени… Даже, скажем, несколько причин. Ее бывший муж и наш отец, который заявил при всей семье, что мы ему больше не дети, когда я подался в актеры, а Аю – в писатели. И только очень немногие близкие нам друзья знали, что на самом деле Саеко Кенджи – это Аю Кодама, сестра знаменитого японского актера Кайто Кодама. Я только пожимал плечами, внешне соглашаясь с ее доводами. А смысл был спорить? Лучше оставить свое мнение при себе и больше не заводить с ней на эту тему разговор – себе дороже.
 После прохладного душа я стал чувствовать себя на порядок лучше – мысли наконец—то перестали бегать, как ненормальные, и тело как будто проснулось, возвращаясь в рабочее состояние. Было раннее утро – всего 7:46 на часах. Я предпочитал ехать именно в это время – не очень много пробок на дороге и мою машину труднее узнать. Из-за того, что я ездил сам, я всегда закрывал окна – даже в жару… Чтобы не было видно моего лица.
 Я оделся и вышел из квартиры, тихо, пытаясь не разбудить сестру. Было довольно прохладно еще, и я уже на ходу натягивал куртку. Весна только началась, и очень часто сопровождалась холодными дождями. Я смотрел, как после зимы все оживает… И это было одной из тех вещей, что вызывала у меня улыбку.
 Машина тихо шуршала колесами по асфальту. Сейчас дороги были почти пустыми – ведь очень немногие работают в субботу, да еще и в такую рань. Однако я счел за лучшее сегодня приехать рано, а не как всегда – часам к двум. И снова закрыты окна. Я снова заперся в затемненных стеклах, снова вернулся в стеклянную клетку. Снова начал моросить легкий дождь. Он скатывался холодными слезами по лобовому стеклу и убирался бегающими туда-сюда «дворниками», оставляя мокрые разводы.
 Здание киностудии располагалась шестью кварталами ниже, и дорога тут была узкая – так что пришлось перейти в другой ряд, чтобы не двигаться по встречной. Что касается «Тохо Токио», то еще со времен основания эта киностудия оставалась самой большой. Я любил прогуливаться по коридору, смотря на запечатленные на черно-белых фотографиях в рамках режиссеров. Их было немало гениальных… И все они остались тут, где проработали всю свою жизнь и вложили в японскую культуру огромный вклад, передав после камеру следующему. Возможно, именно стать следующим режиссером я хотел, но не отдавал себе в этом отчета… Я не знаю, к чему сводились какие-то мои желания. И все они были просты, как пробка.
 Это расстраивало.
 Как будто я был… Никем и ничем.
 Я въехал на подземную стоянку и припарковался, вышел из машины, закрыл ее и поднялся на первый этаж.  Охранник, завидев меня, был крайне удивлен, но все же вежливость не потерял пока меня тут не было и улыбнулся, поприветствовав. Я ответил ему на его слова улыбкой и кивком головы и прошел по коридору, остановившись возле лифта. Думать. Это единственное, что оставалось мне делать. И было обидно, что я не могу ничего изменить.
 Ничего, кроме сценария следующего фильма.
 Даже свою жизнь.
 Я поднялся в гримерную и тихо вздохнул, включая свет. Я пришел слишком рано, и тут еще никого не было. Ничего так и не изменилось. Все те же бледно-голубые стены, все те же огромные зеркала и подставки с фенами и множеством разных флаконов, баллонов и тюбиков. Ножницы, электрические бритвы, утюжки для укладки волос, спреи и витающий в воздухе неприятный, но такой привычный запах. За другими столами – разные кисточки, стопки теней, несколько банок пудры, в специальном стакане стоящие баночки с тушью. Устало вздохнул. Работа, работа, работа… Я не помню, когда в последний раз я был действительно чем-то заинтересован. Чем-то… Или кем-то жил, как живут мной множество фанатов. Хотелось найти что-то для себя интересное, что-то для себя новое, открыть новый мир и начать жить с нового листа… Наконец-то что-то сделать. 
 Я сел в кресло, где обычно мой стилист приводила меня в порядок. Посмотрел в зеркало и тяжело вздохнул. Да, у меня красивая внешность. Тонкие черты лица и тонкие губы, раскосые глаза, тонкие прямой и небольшой нос. Черные волосы, короткие, но челка длинная, с красными прядями, закрывающая правую часть лица. Обычно я носил линзы на всех съемках, но в карих глазах было пусто… Каким же бесполезным я был? Почему я обманывал людей улыбками? Почему я говорил на интервью одно и то же – «я мечтаю, чтобы этот фильм стал лучшим»… Хотя на самом деле мне было абсолютно все равно?.. Почему?..
 Больно и обидно.
 Я просидел в кресле, бесполезно на нем крутясь, около часа. До того момента, как зашла Татсуми – мой стилист. Невысокая, симпатичная девушка, постоянно носящая высокие сапоги и короткие юбки, с ярким макияжем и белыми волосами с розовыми прядями, загорелой кожей и разными побрякушками на руках, сумке. Увидев меня, она удивленно подняла брови, после чего мило улыбнулась, а в следующую секунду бесцеремонно бросилась на шею.
 -Я скучала по тебе, Кай-чан!   
 -Я же просил меня так не называть, - я улыбнулся, и девушка склонила голову набок, хихикнув.
 Рабочий день начался совершенно обычно… Так, как начинался всегда. Пока Татсуми приводила мои волосы в порядок и все приговаривала, что я мог бы и следить за ними, пока был дома, мой менеджер – Теру, рассказывал мне о предстоящем сегодня объеме работы. Видимо, меня не стали сразу грузить съемками – только фотографиями для журналов, что было из всей моей работы самым легким.
 Как только в гримерную зашел один из помощников Теру и что-то тихо сказал ему на ухо, выражение спокойного лица мужчины резко изменилось, а по прямоугольным очкам пробежался какой-то странный, почти опасный блеск. Он что-то быстро сказал парню, тот кивнул и ушел. Я посмотрел на Теру, который был мрачнее тучи.
 -Что-то произошло?
 -Хм… Как бы тебе сказать. Твои фанаты объявили войну недоброжелателям.
 -Что?..
 Я встал и пошел с Теру, вопреки всем его протестам и запретам. Мне было что-то очень интересно, что же такое они от меня пытаются спрятать. Мы поднялись этажом выше, зашли в кабинет менеджера. Он махнул рукой, неопределенно показывая, что я могу садиться куда угодно, сам же подошел к столу и включил ноутбук, садясь в свое кресло. Я подошел к нему и сел в кресло напротив, пытаясь понять, в чем дело.   Он быстро зашел в интернет, и пару раз щелкнув мышкой, чуть сощурил глаза – начал читать. Я потерял терпение и обошел стол, склонившись над ноутбуком рядом с Теру. Он читал мой блог, комментарии к последнему из сообщений, где я выставлял фото со съемок фильма, который мы снимали до сих пор. И, естественно, несколько моих фотографий так, «для разогрева» - полуобнаженные, с мокрыми волосами. В основном комментарии были только о том, что я красив и божественен, были и более информативные, где люди писали о том, что рады видеть фото со студии и им хотелось бы увидеть видео, совсем редко встречались вопросы о прогрессе фильма, где в основном отвечал Теру… Но один комментарий, оставленный час и 4 минуты назад, вызвавший цунами негодований и заставивший мое сердце подскочить и забиться в диком ритме, сейчас вызвал у Теру тихий рык.
 -Да что он себе позволяет! Кто это вообще?! Като!
 В кабинет зашел его помощник, и пока Теру что-то, что я был уже просто не в состоянии слышать, говорил парню, я, как завороженный, всматривался в эти строчки.
 «Что, думаешь… Раз у тебя есть такая внешность, ты чего-то стоишь? Ты пустышка. Пустое место для этого мира. Красивая, яркая обертка, и не более».
 Теру положил мне руку на плечо.
  -Ты главное не нервничай. Като сейчас с этого комментария и дальше все удалит. Так что все нормально.
 Я только кивнул и пошел за ним вниз, на площадку.
 Мыслей… Не было.
 Только странное, нелепое ощущение. Что-то среднее между ощущением собственной ненужности и волнением. Каким-то странным волнением. Как будто первый раз с девушкой на свидании.
 Весь день нормально работать я не мог. Из-за этого бесился мой фотограф, и постоянно спрашивал, что со мной. Поэтому вместо обычных трех часов фотосессии пришлось работать пять, чтобы сделать нормальные кадры и выполнить объем работы.
 Теру причину моего замешательства никому не говорил. Но вполне меня понял и только похлопал по плечу, когда я хотел ему что-то сказать в свое оправдание, и посоветовал все же выспаться, «поскольку Татсуми конечно, хороший специалист, но скоро придется замазывать тебя гримом, а не пудрой и тенями». И я был с ним в этом согласен, в общем-то…
 Но в голове у меня крутилось только одно.
 Когда я вернулся домой, было как-то очень тихо. А Аю дома не оказалось. Я пытался ей дозвониться, но телефон был выключен. И только когда зашел в гостиную, увидел на столе записку: «я ушла в студию». Я хмыкнул, зная, что она там зависнет надолго. 
 Моя сестра имела ввиду небольшую звукозаписывающую студию, которую держал наш с ней общий друг Шинья. Там записывались сольные исполнители и группы, которые только начинали свою музыкальную деятельность, но все были «по-своему уникальны и очень интересны», как говорил сам Шинья. Он во времена старшей школы сам был вокалистом одной из таких молодых групп, но она распалась из-за разногласий внутри ее и из-за смерти гитариста – лидера группы, что принимал наркотики и как-то переборщил с ними. А Шинья сейчас «воспитывал» эти группы, не давая им распасться. Указывал на ошибки и всегда решал их проблемы. Одна группа таки выбилась в свет, стала одной из самых популярных – но все равно продолжала записываться только у Шиньи, не желая никому другому вверять себя. У него был превосходный слух и ощущение мира, поэтому он всегда указывал точно, что и где надо переделать. Сейчас он был парнем Аю, и она частенько сбегала к нему в студию, как она сама говорила – черпать вдохновение. Впрочем, я ее понимал. Когда слушаешь несколько разных голосов подряд, разную музыку весь день, в тебе остается странный осадок.
 Мне иногда самому хотелось что-то сделать, после того, как посижу с ними на студии. Что-то такое, что изменит не только мою жизнь, но и чью-то… Что-то такое, что вызовет у кого-то улыбку.
 Однако такие вещи мне не под силу.
 Теперь, когда я успокоился, зная что, скорее всего Аю останется у Шиньи, я включил свой ноутбук, залезая на кровать, и зашел на страничку моего блога. Запомнив ник, что был у того человека, я ввел его в поиск: «Yellow_room». Его блог был закрытый для всех, кроме отмеченных им людей. То есть, мне надо было еще добавляться ему в друзья, на что я просто не решился. Но так я и не мог посмотреть информацию о нем. Правда… Многое говорила и картинка, стоящая на аватаре – месяц всех цветов радуги, повесившийся за один из сторон в желтой комнате… Хм… Наталкивало на мысль. Но и тем не менее. Я перезашел на другой аккаунт, и сразу же послал запрос на получения доступа к блогу.  Ответили мне почти моментально. Разве что, в приватной переписке.
 «Что, с основного аккаунта стыдно?»
 Я прищурился.
 «Нет, просто за тем аккаунтом следит не только мой менеджер, но и куча его помощников».
 «Что тебе надо?»
 «Хочу поговорить»
 «Глупо»
 «Возможно».
 Он умолк на какое-то время, а я не стал писать дальше. Просто ждал. Одно из тех вещей, что я умел делать… Хорошо. Терпеть и ждать. Впрочем, следующее сообщение было известием о том, что я получил доступ. Сразу после этого он написал, что это его ошибка, и я хмыкнул. Интересно, ему действительно было все равно то, что сейчас он говорил с тем человеком, ради общения с которым очень многие пошли бы на все, что угодно? Наверное. Я пробежался глазами по его записям. Мне стало просто не по себе от такого контраста эмоций и метания из крайности в крайность… Сколько же было чувств, описывающих просто жизнь. Наверное, он был очень прав, выбирая свой ник. Как в психиатрической больнице – желтые комнаты с мягкими стенками, о которые можно биться головой, даже не опасаясь, что разобьешь себе лоб. Я задумался, пролистывая одну за одной запись, вчитываясь в эту странную жизнь за экраном. Этот человек… Первая моя догадка была правильной – во-первых, он был странным во всех смыслах этого слова – даже не такой образ мышления, а во-вторых – он гей. Много записей посвящено загадочному «ему», но нигде не упоминается имен, ни одного на всех шестидесяти страницах. И как-то сразу пробиваешься странными чувствами к этому человеку. Не то, чтобы симпатией, скорее каким-то интересом. 
 Когда я зашел в его фотоальбом, где было несколько папок, я, можно сказать, удивился. Он что, был художником? В одной из папок было множество поражающих разум картин – разных, начиная с простых пейзажей и портретов людей, заканчивая больной фантазией. И везде писали, где допущены ошибки и жестко критиковали работы. Я удивлялся. Хоть люди и признавали гениальность картин, они все равно продолжали критиковать? А он только и говорил, что «спасибо, приму к сведению», или что-то в этом роде… Я… не привык к подобному, и это казалось мне странным.
 Его фотографии тоже были весьма специфическими – еще попробуй разгляди там свечку, цветок, или что-то подобное. Весьма  интересно было видеть такую необычную точку зрения. Я думал, что это был взрослый человек, с уже устоявшимся мировоззрением и какими-то принципами. Но когда я добрался до весьма малочисленных его фотографий, то понял, насколько ошибался.
 Совсем еще мальчишка – с тонкой белой кожей, через которую буквально просвечивают на руках синие вены. Тонкий и какой-то хрупкий, с тонкими руками и узкой ладонью, длинными пальцами. Только руки – от ладони до локтя – все сплошь в царапинах, которые как будто и не собирались заживать. Серьезное, выражение еще совсем детского лица. Яркие, очень яркие голубые глаза. Меня поразил этот цвет. И у него рыжие, отдающие золотым, волосы. Длинные, ниже плеч, совсем немного вьющиеся – такими мелкими и смешными кудряшками, которые к его суровому лицу совсем не подходили. Челка по пробору немного закрывает глаза и красиво обрамляет лицо таким как будто золотым волшебным свечением. И эти глаза были такими яркими. Тем более, что везде они были подведены черной подводкой и яркие тени красовались на веках. Но белое-белое лицо, которое было на всех фотографиях абсолютно мертвым, меня пугало. На некоторых он был не один – по-видимому, с человеком, которого он любил. По сравнению с ним, «он» был высокой и весьма мрачной фигурой. Но холодные серо-зеленые глаза совсем не отдавали любовью, как это бывает у людей. Даже у этого рыжего глаза были теплыми рядом с тем парнем… И какое-то подобие улыбки. Я прикрыл глаза. Что это за человек?.. Он не задумывался о последствиях, а просто делал то, что хотел. Я не понимал, как так можно, ведь… В моем случае, это было просто невозможно. У него было мало друзей. Но все они постоянно читали его блог и писали какие-то… комментарии, что выражали их настоящие эмоции. Это могла быть простая точка, слово, запятая, слог… Все что угодно. Это странно. Люди общались почти без слов… Как будто все они любили друг друга.   Я открыл страницу личной информации. В общем-то, я не был далеко от истины – ему было всего шестнадцать. 23.03.2149. Хм… Я нахмурился, смотря на место его проживания.  Blagoveschensk, RU. Хах. Еще и русский, да? Сразу же перестал удивлятся его рисункам. Мне еще Аю рассказывала после поездки в Россию, что эти люди совсем не такие, как, скажем, в Англии, Франции, или у нас, в Японии. Тогда… Она была поражена. И именно тогда у меня появилось желание поехать в Россию, которое погасло буквально через месяц, поскольку меня снова завалили работой.
 Скайп с бульканьем мигнул окошком.
 «Yellow_room запросил ваши контактные данные.
                Принять                Игнорировать»
 Сразу после моего «принять», программа еще раз булькнула, сообщая о принятом сообщении в чате. Я оперся спиной на стенку кровати и положил ноутбук себе на колени, открывая бело-синее окошко чата.
 «Ха! Черт, идиотский день! И ты – самое большое недоразумение, которое сунулось в мою жизнь».
 «А кто тебя просил меня туда пускать?»
 «Мм… У меня есть свои интересы в этом…»
 «Тогда и не жалуйся».
 Месяц медленно раскачивался из стороны в сторону, мигая глазками-крестиками. Это успокаивало. Как медитация. Он молчал, я тоже. Почему-то складывалось впечатление, что он чего-то ждал. И я чего-то ждал. Только вот чего?
 А черт его знает. Только вот отвратительное ощущение – ждать, пока кто-то что-то тебе скажет.
 А нитка терпения все натягивалась и натягивалась. У меня складывалось впечатление, что он специально молчит, пытаясь вынудить меня написать первым. Игра? Или что он там себе надумал? Я улыбнулся. Но окошко все так же продолжало быть белым, и оранжевый свет не собирался касаться его. Я в очередной раз развернул окно чата, в ту же секунду, когда пришло нетерпеливое «Ну?..»
 Я не ответил. Потому что ответа на этот вопрос я не нашел, и счел лишним отвечать, если не знаешь ответа. Просто я сидел, и смотрел, как месяц раскачивается из стороны в сторону, задевая разноцветными боками мягкие стенки комнаты. Он, наверное, делал то же самое – ведь у меня аватар не стоял в скайпе – я не находил в этом нужды. И поэтому там был стандартный силуэт человека.
 Я сходил в душ и расстелил постель, высушивая непослушные волосы. Сегодня ложился рано. Ведь, все же, мне надо было хоть когда-то высыпаться… Да и Татсуми прибьет меня, если я буду и дальше пребывать в таком стоянии. И когда я уже хотел выключить ноутбук, окошко  опять мигнуло оранжевым.
 «Ты как тень. Нарисуй себе образ и живи для него»
 Я нахмурился.
 А может, он и прав на счет этого.
 Утром я думал только о разноцветном месяце, который повесился в психиатрической больнице в своей желтой комнате, до верхов заполненной отвратительным одиночеством.
 День был странным. Фотограф был в истерике, от моего какого-то странного рвения к работе. Я настоял именно на «высотных» фотографиях, и фотосессия была на крыше студии. Отсюда открывался вид на весь Токио, а небо было затянуто весьма необычными тучами, что создало просто превосходный фон. Было прохладно в одной тонкой футболке, но это того стоило – я не понимал уже настолько удачных фотографий. К тому же, мы сняли две сцены из фильма, который пока что плавно перетекал в сериал. Я не был против этого, роль, что я играл, была полностью «моя».
 Когда я вернулся домой, Аю была не одна. Сама Аю – невысокая, с загорелой кожей, хитрыми карими глазами и белыми волосами, с хорошей фигурой и немного резкими чертами лица, смотрелась весьма контрастно рядом с высоким, черноволосым и бледным Шиньей. Шин зашел за своей камерой, что забыл у нас в прошлый раз, но, как и ожидалось, Аю его не отпускала, заставляя критиковать уже написанное. Шинья был единственным, у кого была привилегия читать рассказы моей сестры, пока они еще не напечатаны. Он же являлся ее главным критиком, советником, и по совместительству еще и бетой. Шинья был старше Аю на год, и, соответственно, меня – на четыре.  Но, и, тем не менее, он был одним из лучших моих друзей. Я уважал и ценил этого человека, поскольку он был одним из совсем немногих, кто готов был меня в любой момент поддержать.
 Сестра сидела на кухне и что-то рассказывала пьющему чай Шинье, который только и успевал кивать, слушая гневные речи своей девушки. Я хотел было проскользнуть мило, но громкий возглас Аю объявил мне, что я замечен и сейчас меня ждет кара.
 -Кай, куда пошел, сволочь мелкая! А ну иди сюда!
 Пришлось вернуться. Шин сочувственно смотрел на меня, периодически тяжело вздыхая, как бы говоря «ой как я тебя понимаю, друг», пока Аю отчитывала меня за то, что я не заправил свою кровать – будто я был маленьким ребенком. Но именно так, видимо, сестра и считала, поскольку отчитывала она меня, как школьника. Все же мне удалось извернуться и уйти в свою комнату до того, как в меня полетело бы что-то тяжелое.
 Повесившийся месяц меня ждал. Когда я включил скайп, сразу получил многозначительное «О-о-о…»
 На что я ответил не менее информативно: «М-м-м?..»
 Какое-то время он опять молчал, после чего прислал одинокий смайлик. Я хмыкнул. Все же удивительный мальчик.
 Впрочем, на этом наш разговор на сегодня закончился.
 

____



 Каждый день после работы я чуть ли не бежал домой. Даже нашел дорогу короче, срезая в переулках. Просто, чтобы не терять времени. Именно после разговоров с ним у меня начинало появляться резкое желание работать и быть кому-то нужным. Наконец-то случилось то, чего я так долго хотел – мои фотографии стали живыми.
 Это заметили все. И больше всего это волновало Теру, который, скорее всего, догадывался о причине моего хорошего настроения. Аю не стала расспрашивать, а просто слегка  улыбалась, склонив голову на бок, и обозвав меня дураком, уходила обратно в комнату. Но это не нарушало нашей традиции – по-прежнему я каждый вечер и раннее утро молчал с ней на балконе, выкуривая сигарету и провожая либо встречая солнце. Что-то все равно остается неизменным. И это радует. Неделя пронеслась мимо, как будто ее и не было.
 В очередной раз, обмениваясь бессмысленными фразами, я улыбался. Сначала он был просто Маятником, а потом стал Солнцем. Он посмеялся, когда я начал называть его по-другому, прокомментировав это как «эволюция». У нас была разница в два часа, но это не мешало нам общаться. Меня удивлял только тот факт, что он почти не исчезал из сети... и, наверное, волновал. А в этот вечер раздался его «звонок». После чего мы стали говорить, а не переписываться.
 Общались через веб-камеру. И голос у него был приятный. Мягкий такой, правда, немного с хрипотцой – было понятно сразу, что он курит. Он лежал на боку, смотря в камеру, подложив под щеку ладони. Рыжее золото волос рассыпалось по плечам и частично закрывало лицо, а голубые глаза внимательно меня изучали. По его тонким, едва розовым губам скользнула усмешка.
 -Так вот какой ты без грима, Кайто Кодама.
 -Так нечестно. Ты знаешь мое имя, а я твое – нет.
 -Вполне. Это нас уравнивает.
 -В чем?
 -В шансах.
 -На что?
 -Не знаю, - он улыбнулся, пожав хрупкими плечами.
 Я покачал головой, усмехнувшись. Смешной он. А иногда говорит очень умные вещи, хоть чаще всего морозит бред. Хотя это что называть бредом, во всех его репликах была какая-то доля логики.
 -О чем ты думаешь? – он перевернулся на живот и откинул волосы на спину.
 -Ни о чем. А ты?
 -О нем. О чем я еще думать могу.
 У него абсолютно не было акцента. И он так свободно говорил на японском, что мне ставало как-то даже не по себе. Потому что я на русском мог только понимать, а с разговором было очень туго. И акцент получался адский. Зато когда он заводил разговор на английском, мне было спокойно, хоть и мое незнание русского в его глазах компенсировалось знанием немецкого. Я улыбнулся, всматриваясь в его глаза через два монитора.
 -Это, наверное, хорошо. Думать о ком-то.
 -Нет, - он закрыл глаза, - Это отвратительно. Особенно если знаешь, что к тебе безразличны, именно как к любовнику. Но мне хватает его присутствия.
 Я моргнул. Это было сказано так резко и с таким отвращением, как будто… Я решил больше не затрагивать эту тему, раз она была ему настолько неприятна. Я улыбнулся, изучая взглядом его лицо. Глаза, скулы, губы. Волосы с мелкими кудряшками, в которых запуталось оранжевое закатное солнце. А у нас оно село уже как два часа. Было интересно смотреть за ним. За каждым движением. Вдруг разделся какой-то звук, который в течении секунды перешел в тихую и приятную, и может даже немного грустную мелодию. Я вздрогнул, смотря как зашевелился Солнце – будто это было неестественно, будто он должен был лежать на одном месте всегда, подпирая руками щеки. Тихий смех. Он взял на ладонь небольшую статуэтку. На круглой платформе вертелась маленькая лошадка, которые обычно ставят на карусели. Она вертелась, медленно,  такт музыке. Губ парня коснулась задумчивая, грустная улыбка.
 -Эта статуэтка у меня уже почти десять лет. Мне ее подарил один очень важный человек. И это – как память. Каруселька.
 -Это хорошо.
 -Что хорошо?
 -Когда есть, что вспомнить.
 Он хмыкнул, снова посмотрев на меня голубыми глазами.
 -Да, наверное… - он вздохнул, - Ты прав.
  Я лег поудобней, поправляя тонкую проволочку микрофона и наушника в ухе. На лице Солнца отразилось удивление. Я только приподнял брови, но он покачал головой с легкой улыбкой. Я не стал переспрашивать.
 -Жить… воспоминаниями? – он смотрел в потолок.
 -«с» пропустил.
 Он снова замолчал, после чего как-то странно улыбнулся.
 Мы молчали около двух часов, разглядывая друг друга и комнаты, вещи… Он спокойно читал книгу, автор которой меня позабавил. «CHA(E)[O]S» Саеко Кенджи. Это была одна из последних, и, наверное, более всего удачных книг Аю. Она хоть и кричала, что это идиотизм, я знал, что где-то в глубине души она гордилась написанным. Потому что эта была единственная книга, где не было вырванных страниц. Я же снова пытался что-то нарисовать, но, как обычно, не получалось. Солнце с интересом поглядывал на то, что я рисую – просто камера ограничивала его возможности. Я пододвинулся, а парень с легким интересом в голубых глазах смотрел на то, что у меня получается.
 -М… У тебя нарушены все пропорции. Попробуй представь себе просто параллельные линии. И рисуй.
 -Это не так легко, как кажется, - я нахмурился.
 -Знаю. Но ты представь.
 -Не могу.
 Он сдвинул брови, и между светлых линий пролегла тень. Она заползла в уголки губ и скользнула по скулам, делая выражение его лица совсем уж грозным. Правда с его детским лицом это было скорее смешно, чем страшно… и я с трудом сдержал улыбку. И он это заметил, нахмурился еще сильнее, надув губы. Я тряхнул головой – резко появилось очень сильное, мгновенное желание поцеловать эти губы. И сразу же скинул с себя это наваждение. К черту.
 -Я пойду спать.
 Он посмотрел на меня с недоверием. Его глаза подозрительно сощурились, он как-то так повернулся, что черты его лица стали немного резковатые, как будто заостренные. Именно когда так упали тени, он стал выглядеть лет на шесть старше точно. И почему-то мне стало не по себе. Всего десять часов вечера по моим часам. И спать? Но спорить на стал, а просто прикрыл глаза, вздохнул, пожал плечами и отсоединился, погасив свою веб-камеру и отключив скайп.
 Я вздохнул.
 Бред…

____


 Я не смог уснуть. Почему-то очень сильно разболелась голова, и таблетки не помогали. Я просто лежал и смотрел в потолок, вслушиваясь в ровное гудения ноутбука в соседней комнате и щелчки пальцев по клавишам. Аю не ложилась спать, как она часто и делала. В последнее время мы почти не говорили. После того, как она сходила в студию у нее появилось вдохновение, а я как мальчишка закрывал дверь в комнату и до часу-двух разговаривал все с одним и тем же человеком.  Но те двадцать минут мы все равно проводили вместе, путая сигаретный дым с красным солнцем, заваливающимся за горизонт. Всю ночь я лежал и думал о запутанных волосах этого мальчика под быстрый перестук кнопок на клавиатуре.
 Странное ощущение. Стоишь, как всегда на балконе с сестрой бок о бок, опираешься на балконные перила, смотришь на то, как бледно-фиолетовое небо начинает стремительно светлеть и отливать голубым светом. Опять дым впутывается в облака и остается там, все собираясь в дождливые тучи. А когда его соберется там достаточно много, можно посмеяться – мы вызвали дождь. Но сегодня все было как-то странно. Молчание, которое присутствует обычно, было вязким, и каким-то противным. А когда солнце выглянуло из-за золотистой линии горизонта, я вдруг опять подумал опять об этих волосах. Оно поднималось все выше, пока не закончилась сигарета. Бычок затушился об стеклянную пепельницу и она передалась в другие руки. Аю еще раз посмотрела на солнце и, поставив пепельницу на столик в углу, вздохнула.
 -Спокойной ночи.
 -Спокойной.
  Я вышел вторым, закрывая за собой балконную дверь с тихим скрипом.
  Весь день прошел довольно быстро. Оказалось, что у меня порвалась куртка, и я даже не понял, где ее порвал – поэтому Аю взяла Шинью и они пошли искать мне куртку, спихнув на меня работу по дому. Впрочем, я не возражал. Даже с легким удивлением обнаружил, что у нас, оказывается, целая библиотека – если сложить количество книг в гостиной и наших с Аю кабинетах и комнатах. Даже было приятно найти давно прочитанные книги, взять их в руки, пролистать несколько страниц и усмехнутся, вспоминая то, что уже когда-то читал. Сегодня был странный день. Голова болела по-прежнему, и часто темнело в глазах. Я счел, что это давление – ведь менялась погода. Зима медленно отступала перед весной, которая медленно-медленно прокрадывалась на улицы Токио, просачивалась в квартиры. Весной дышали люди, и вот идешь по улице, и нет-нет, да встретишь улыбку. И радуешься почему-то.
 А иногда задумываешься о том, какой мир был, какой он есть сейчас… И кроме технического прогресса не видишь разницы. Люди до сих пор плачут, смеются, мечтают, любят и ненавидят. До сих пор люди – самая странная и непонятная никому раса, хоть существует множества книг по анатомии и психологии… Все равно. Все равно человек раскрывает новые грани своих возможностей, все равно стремиться к чему-то, падает, поднимается и опять идет вперед. Все же… Люди совершают те же самые ошибки, они забывают историю, они забывают войны, кризисы, «апокалипсисы». Все происходит по кругу. По замкнутому кругу из чувств, эмоций и амбиций людей.
 Я посмотрел в окно. Дождь барабанил по карнизу крупными холодными каплями. Я хихикнул, прикрыв уставшие глаза.


___


 -Ты какой-то странный сегодня.
 -Просто болит голова.
 -Ясно. У меня тоже.
 -Всю ночь не спал.
 -Точно.
 Солнце немного улыбнулся и прикрыл глаза, после чего сложил руки на столе и положил на них голову. Под глазами были едва ли не черные мешки, которые сразу создавали впечатление крайне усталого от всего человека, не спавшего уже очень давно. Рыжие волосы были еще больше спутанные, чем вчера. Как будто он их не расчесывал. А может, и нет. Кто же его знает. Голубые глаза были уставшими. Почти что стеклянными, как бывает либо не у трезвых людей, либо у мертвых – когда разум уже перестает работать. Губы сжаты, а плечи как-то опущены. Бледнее, чем обычно… И дышал он будто осторожно. Я видел, как медленно опадает и вздымается грудь. Неужели больно?
 -Что-то произошло?
 -Я с ним снова говорил.
 -И… что?
 -Обидно. Я построил себе идеал… В нем… И даже теперь, зная, что он не такой, я все равно продолжаю стоять в сторонке и смотреть, как он сходит с ума по другому человеку, - он запустил руку и волосы и как-то усмехнулся… как усмехаются тяжело больные люди – тяжело и нервно, и тихо добавил: - И все равно я продолжаю тихо любить его, не мешая его счастью. Я больной, да?
 -Просто любишь.
 -Тогда уж лучше не любить.
 -Если не любить, то жизнь станет скучной и серой.
 -Знаю. Но мне же нужно кого-то любить.
 -Это да.
 Я усмехнулся и убрал челку с глаз. Он смотрел на меня спокойно, медленно изучая мое лицо. Я не отводил взгляда, но и не смотрел точно в эти глаза – они были слишком холодные для меня. Слишком холодные и чужие. Появлялось четкое, сильное ощущение того, что ты отражаешься в них – и ты там совершенно лишний. Что не ты должен быть в этом взгляде. Он поднял голову и немного улыбнулся уголком губ.
 -Можно я буду любить тебя?
 Я посмотрел на него, после чего усмехнулся. Вопрос такой… Детский. Я сдержал тихий смешок и только совсем немного улыбнулся, пытаясь не вызвать общей растерянности, что вызвал у меня этот вопрос. Правду говорят – дети загоняют нас в угол… А он по сравнению со мной был еще очень даже ребенком. Я прикрыл глаза и вздохнул, пытаясь не думать об этих запутанных рыжих волосах.
 -Попробуй.
 Он на минуту зажмурился, как будто чего-то вдруг испугался, вдохнул и потом открыл глаза, смотрел на меня около двух минут, после чего шумно выдохнул и покачал головой с выражением детского расстройства на лице.
 -Нет, не получается.
 Я тихо рассмеялся и прикрыл глаза, смотря на него из-под век. Он ответил тихим смешком и улыбкой. Теплой такой, даже веселой. Почти что доброй.
 -Я хочу к тебе в Токио.
 -Так прилетай, - я пожал плечами.
 Парень опять посмотрел на меня. Только теперь как-то серьезно. Сразу исчезли веселые искорки – буквально моментально. Это было даже неожиданно. Я хлопнул ресницами, не совсем понимая, с чего это он.
 -Я без шуток.
 -А я что, шутил? – я приподнял брови, - Прилетай. У тебя же вроде весенние каникулы скоро. И день рождения.
 -Хм. Знаешь систему образования в России?
 -И не только, - я улыбнулся, - Я даже понимаю по-русски, правда, говорить тяжело – акцент.
 Он засмеялся. Первый раз за эти несколько недель, что мы общались. У него был приятный, тихий смех, как будто сдержанный… Но для него он был слишком… громким. Засмеялся искренне, и в глазах снова появились веселые искорки. Я только немного улыбнулся, смотря на него из-под лба.
 -Значит, будем исправлять! – он хихикнул.
 -Всегда мечтал.
 -Ну-ну. Надо совершенствоваться!
 -Ну-ну, - я хмыкнул, - Иди спи лучше. У тебя круги уже под глазами.
 -Хорошая идея.
 -Я вообще гениален.
 -У тебя завышенная самооценка, - он улыбнулся и прикрыл глаза, - Ладно, пока.
 -Пока.
 Я уже хотел закрыть скайп, как вдруг в наушниках снова раздался его голос. Я посмотрел в экран, где отражался Солнце – он уже стоял, нагнувшись к компьютеру, и заглядывал в камеру. Глаза у него были веселые. Как будто ожившие.
 -И да. Меня зовут Викториан. Ты можешь называть меня Вик.
 И отключил скайп.
 Я усмехнулся, снимая наушник с микрофоном.
 Вик… Солнце по имени Викториан. Солнце, несущее победу.   

____


 Аю спустя неделю мне заявила, что двадцатого числа уезжает в Лос-Анжелес к своей подруге-врачу на профилактику для глаз. Она делала это каждые пол года, и зимой у нее не получилось уехать, поэтому она ехала сейчас. Я не был обрадован тем, что сестра уезжает, однако когда она услышала, что у меня будет гость, она только удивленно на меня посмотрела сначала, после чего улыбнулась.
 -Если это тот парень, с которым ты задолбал уже меня говорить по вечерам, - она положила мне руку на плечо, - Желаю тебе удачи, братец.
 -Не понял?..
 -Ничего, поймешь!
 Она рассмеялась и ушла на балкон курить, оставив меня в гостиной с приподнятыми в молчаливом вопросе бровями.
 -Шин тоже едет? – я пристроился рядом, подкуривая сигарету.
 -Нет, у него работа, - она пожала плечами, - Говорит, нашел ребят с потенциалом и желанием.
 -Ммм?..
 -Не знаю, не видела их еще, - она посмотрела вниз, на город и улыбнулась, вздохнув, - Он в последнее время такой счастливый. После «Blink» он не мог найти никого, кто бы так сильно его взволновал, как вот эти ребята. Приеду – обязательно пойду их послушать.
 -Позовешь. А то я что, левый что ли.
 -Ага, хорошо, - она улыбнулась, - Когда твой этот мальчик прилетает?
 -Послезавтра утром.
 -О, я еще познакомиться успею, - Аю хмыкнула, туша бычок сигареты, - Я же вылетаю вечером.
 -Угум-с, - я кивнул.
 Сестра улыбнулась и вышла, так как раздался звонок мобильного в гостиной. По ее улыбке можно было понять, что звонит ей именно Шинья. Аю улыбалась и что-то говорила ему. Люблю такие моменты… когда она улыбается. Аю сразу меняется – выражение лица, глаз, да и сама она как будто начинает жить. Все-таки, наверное, это хорошо, когда любишь и любим. Это… Хм. А что значит любить?
 Я не смог ответить сам себе на этот вопрос.

____

 Следующий день был суматошный. Утро было рассеянное, но стоило зайти в здание киностудии, то я как-то успокоился. Мы доснимали последнюю часть фильма – и я наконец-то облегченно вздохнул. Теперь она пройдет монтаж и потом соединится с последующими частями. Несколько фотографий для новых журналов – всякая мелочь. Голова была занята только сестрой и Виком. С утра до вечера я был на работе, после чего вместе с Аю собирал ей вещи. В этот раз она брала с собой больше своих тетрадей с заметками. Неужели пишет что-то посильнее той книги? Возможно. Вещей она брала с собой немного, объяснив это тем, что едет туда всего на две недели. Обычно она уезжала на месяц, иногда даже два. Однако я так понял, что она собирается снова потащить Диану по супермаркетам, поскольку если Аю берет так мало вещей, то значит приедет она с чемоданами вдвое больше. И тащить их, естественно, придется мне. Как же так, чтобы любимый братик и не помог, да. Потом к нам присоединился Шинья, и рассказывал об этой самой группе. Даже мне стало интересно – я уже и не помнил, когда он в последний раз о ком-то так отзывался. Я был рад за него. Он был действительно рад, в его глазах снова появился этот совсем мальчишеский азарт. Я знал, что у него так бывает, когда он находит что-то действительно интересное. И отзывался на счет этой новой группы он довольно лестно, разве что, говорил, что им не хватает именно актерского мастерства. На что я только улыбнулся. Знал по себе – это только практика и ничто больше.
  Шин вполне точно понял мои мысли, когда я намекнул о количестве вещей, за что Аю зарядила обоим по голове тоненькой книжкой.
 -Ее боевой характер скоро меня убьет, - пожаловался парень, потирая ушибленный затылок.
 -Согласен, - подтвердил я, после чего словил просто уничтожающий взгляд сестры и невинно улыбнулся.
 Люблю, когда так наигранно злится. Да и Шин посмеивался, смотря на то, как Аю гневно нахмурилась и уперла руки в бока. Я подошел, обнял ее за плечи и улыбнулся, на что Аю только обреченно вздохнула, и, покачав головой, обозвала меня дураком, скрывая улыбку за длинными волосами.
 Вик тоже собирался. Но у него это выглядело намного спокойней. Парень еще умудрялся что-то мне говорить и рассказывать, собирая вещи в сумку.
 -Родители на меня посмотрели, как на идиота, - хмыкнул он, застегивая сумку, - но сказали, что я могу идти куда угодно. Подписали документы. Разве что тебе придется расписаться о том, что ты «товар» получил. Я ж несовершеннолетний еще.
 -Да я в курсе. Я просто удивляюсь, что тебя так легко отпустили.
 -Ну… как легко. Мне пообещали звонить, - он рассеяно улыбнулся, почесав затылок и обводя свою комнату взглядом, - Просто у меня было два варианта – либо к тебе, либо с ними и сестрой в Швецию.
 -У тебя есть сестра?
 -Да, младшая. Сейчас ей полтора года, - он вздохнул, - Та еще заноза в заднице.
 -Нет, сестры – это хорошо. Правда, моя постоянно избивает меня, - и как будто в подтверждение этих слов мимо меня пронесся тапок, от которого я успел увернуться, - Не, ну ты видел?
 -Видел, видел, - он засмеялся, - Это хорошо, когда сестры или братья старшие. Всегда можно поговорить.
 -Это точно, - я скосил взглядом на Аю, которая стояла в коридоре и готова была убить меня на месте, - Я пошел, а то меня сейчас загрызут. Я тебя завтра встречу.
 -Ага, попробуй только не встретить, - он прищурился, как кот, и хмыкнул, выключая скайп.
 Сестра тихо посмеивалась. Шинья покачал головой, улыбнувшись. Он ушел через час, когда мы наконец-то собрались. Оставшееся время мы вместе с сестрой убирали квартиру – она настояла на том, чтобы все же убрать, ведь будут гости. Я не понял ее этого стремления, но спорить не стал. Спорить с женщинами вообще себе дороже. Надо либо согласиться, либо куда-то быстро исчезнуть. После чего я еще час разбирался с Теру по поводу графика работы. Он сказал, что мне уже пришло три приглашения на съемки фильмов, но все они были не в Японии. А это значило одно – то, что мне придется уехать.
 Сегодня я решил лечь спать пораньше, все же завтра надо было рано вставать, а вообще не ложиться тоже было глупо. После того, как мы вечером покурили на балконе, я сходил в душ и собрался спать, включил будильник на свои стандартные 6:00. Когда я уже потушил свет и лег в кровать, дверь тихо открылась и закрылась буквально через несколько секунд. Тихое шуршание сзади заставило меня повернуться. Сестра включила лампу, стоящую на тумбочке рядом с будильником, и улыбнулась, положив мне руку на голову. Я привычно положил ей голову на колени, чувствуя легкий запах ее духов.
 -Он интересный мальчик, - Аю перебирала волосы пальцами, задумчиво на меня смотря.
 -Да… есть в нем что-то такое. Знаешь, как из крайности в крайность. У него много детского и еще больше взрослого. Странный. И мне почему-то его жаль.
 -Смотри ему это не скажи, а то обидеться сильно. Судя по твоим рассказам, это человек не простой. Просто будь осторожен со словами.
 -Я постараюсь, - я улыбнулся, смотря на нее.
 Ее советы всегда мне помогали. Почему-то она всегда была права, во всех ситуациях. Я сам не понимал почему, но оно было так. Поэтому я предпочел все же запомнить ее слова и потом, в нужный момент, их вспомнить.
 Аю улыбнулась и легла рядом.
 Я улыбнулся. Как в детстве – когда мне было страшно ночью одному, я всегда приходил к сестре и ложился рядом. Она никогда не прогоняла меня, а только как сейчас – обнимала и гладила по голове, успокаивая. Часто рассказывала мне все что угодно. Говорила о прочитанных книгах и рассказывала сказки разных народов, говорила про мифы древней Греции и Рима. Она знала все восточные мифы и очень часто рассказывала что-то очень интересное. Наверное, именно ей я должен сказать спасибо за то, что я так сильно интересовался всем подряд – мне было интересно абсолютно все, и я занимался чем-то наподобие самообразования. И теперь я, в общем-то, мог отвечать на вопросы из самых разных сфер жизни, науки, литературы, философии… Да чего угодно. Даже в школе Аю умела заинтересовать меня предметом, который был мне скучен и совсем не интересен, и потом как-то постепенно я начинал сам интересоваться отдельными темами, которые потом перерастали в знание всей дисциплины, что бы это не было – физика, химия, математика, литература, история или что-то подобное. И за все это время только один человек никогда не исчезал из виду. Всегда был рядом. Наверное, только из-за того, что я хотел видеть ее улыбку, я пошел в актеры. Хоть потом, в общем-то, мне понравилось, но поначалу… Это было тяжело. Аю всегда умела сделать так, чтобы было легче. Как-то я привык к ее рукам, и стал постепенно засыпать. Воспоминания мелькали в сознании расплывчатыми картинками прошлого. До сих пор помню, как после ссор с отцом Аю всегда меня успокаивала. Всегда она была рядом, чтобы не случилось. Я вздохнул, закрывая глаза.
 Я знал точно…
 Этот человек будет со мной всегда.
 Чтобы не произошло.

_____


 И снова будильник нарушил мой сон. Этой ночью мне снились бабочки – множество разноцветных бабочек, что взлетают в голубое небо и все летят и летят, пока не исчезают в дымовых облаках, которые образовались вследствие непотушенной сигареты, которая лежала в стеклянной пепельнице на небольшом столике.
 Зеленые цифры показывали 6:01, и пришлось подняться. Надо было привести себя в порядок, поскольку только один взгляд в зеркало поверг меня в священный ужас. Зато я выспался, и чувствовал это даже сейчас, что головная боль пропала, а тело не ломит, как обычно. После похода в душ, я попытался включить фен, как до меня донеслось вполне понятное мозгу не совсем цензурное выражение сестры по этому поводу. Пришлось сушить волосы полотенцем, а потом долго-долго их расчесывать и укладывать. К тому времени, как я привел себя в порядок, было уже половина девятого. Прикинув так, сколько мне надо, чтобы доехать в аэропорт, я сделал вполне утешительные для себя самого выводы и успел еще что-то сделать с лицом, чтобы выглядеть хоть чуточку лучше. Выглянул в окно – небо было голубое-голубое, такое яркое. Я улыбнулся, и мне снова вспомнились смеющиеся голубые глаза и запутанные рыжие волосы.
 Солнце пробивалось даже в тонированные окна. Лучи скользили по окнам и черному металлу дверей и корпуса машины. Я только чуть-чуть приоткрыл окно, через которое медленно просачивался сигаретный дым. Я нервно постукивал по рулю пальцами, поглядывая на время. Наверное, больше всего в Токио я ненавидел пробки. Пришлось срезать и быстро проезжать узкие переулки спальных районов, но я спел вовремя. Надев на глаза очки, я вышел из машины и закрыв замки, проскользнул в стеклянные двери здания аэропорта. Тут было как-то очень много людей сегодня. Впрочем, это было мне только на руку. Стараясь как-то быть подальше от кучек девушек и вообще молодежи, я лавировал между людьми, как голос диспетчера объявил, что самолет из Москвы приземлился на третьей полосе. Я вздрогнул, и вдруг меня охватило какое-то дикое волнение. Такое было, когда я первый раз пришел на кастинг на студию… Я считал, что есть люди с намного более выделяющейся внешностью – но… Оказывается, нет. Я обошел контроль паспортов и чуть отошел, немного подрагивая. Нервно так. Я передернул плечами и глубоко вздохнул, успокаиваясь, после чего стал себе под стеночкой, опустив лицо, спрятавшись за шторкой челки.
 Он выделялся. Просто чертовски выделялся из всей этой толпы, которая вышла из самолета и направилась вперед в здание к месту проверки паспорта и получения багажа. Рыжие волосы все так же смешно вились маленькими завитушками, рассыпались по плечам и играли золотом. Джинсы специально разрезаны на коленях, несколько дыр возле шва на бедрах, рубашка и галстук, что видны из-за расстегнутой кожаной куртки, перчатки без пальцев на размер больше, сапоги а-ля средневековье с длинными шнурками, обвившимися вокруг ноги. Он меня либо не заметил, либо сделал вид, что не заметил, что вызвало у меня только усмешку. Я снова обошел контроль стороной, и когда он просунул девушке паспорт, и она только спросила его про документы, Вик достал и протянул их ей. Впрочем, следующий вопрос она задать не успела. Я положил парню на плечо руку, сделав вывод, что он так хорошо меня ниже – он был мне всего до плеча – и расписался в строке, где в документах было написано о встрече несовершеннолетнего. Глаза у девушки расширились, когда она меня увидела, и Вик, видимо даже хорошо знающий, что ж такое это, когда тебя знает каждый второй, очень предусмотрительно сунул мне лист из блокнота и ручку. Кинув взгляд на правое плечо девушки, и увидев ее имя, уже привычно сунул автограф, забирая паспорт и документы. Она, в шоке смотрящая на эту сцену без слов, только успела охнуть, как мы пропали из виду. Вик быстро очень даже получил свою сумку, и даже не возражал, когда я едва ли не бегом отобрал ее у него, и рысцой направился к выходу. Парень хихикал, почти бегая за мной. Только когда мы сели в машину, я успокоился, поднимая окна и снимая очки. Вик смотрел на меня веселыми голубыми глазами.
 -А вот теперь привет, - я улыбнулся.
 -Да-да, - он продолжал улыбаться, - А я и не знал, что ты такой высокий.
 -А я и не знал, что ты настолько хрупкий, - я хмыкнул, - На фотографиях и то мужественнее выглядишь!
 -Да-да, скажи мне еще, что я похож на бабу.
 Я засмеялся и прищурился.
 -А что… Не считая нескольких… гм… частей тела…
 -Дурак!
 И я получил по голове, только хихикая. А Вик продолжал улыбаться. Он просто не видел смысла в том, чтобы прятать свою улыбку, хотя по идее, должен был демонстративно отвернуться и «обидеться».
 Да… Вот теперь я чувствовал, что живу. 
 Когда ключ повернулся в двери, я услышал громкое такое и снова нецензурное выражение Аю, явно обращенное к кому-то. Вик удивленно приподнял брови, я только пожал плечами. Впрочем, субъект этого самого изречения как раз уворачивался от летящей в него книжки. Которая, собственно, попала в меня, когда парень развернулся и спрятался у меня за спиной. Аю приложила руки ко рту, широко раскрыв глаза, а Шинья только ойкнул, хотя ойкать тут надо было мне. Я потер ушибленный лоб, а Вик поднял книгу, выходя у меня из-за спины.
 -Ой… - Аю хлопнула глазами, а когда посмотрела на Викториана то, похоже, искренне удивилась, - Ой!
 Шинья посмотрел на меня и перевел взгляд на парня, который только чуть-чуть улыбнулся, чувствуя себя, видимо, неловко в сложившейся ситуации. Я поставил на пол его сумку и посмотрел на сестру, потом на друга.
 -Идиоты, ей-богу. Вик, это моя сестра, Аю, а это – мой друг Шинья, - Это именно тот парень, о котором я рассказывал.
 Аю подошла и посмотрела ему в глаза, потом улыбнулась. И была весьма удивлена, когда Вик, кажется, отлично зная о традициях японцев, немного поклонился ей.
 -Приятно познакомится, - он улыбнулся, на что Аю прикрыла глаза и кивнула.
 Шинья усмехнулся, протягивая ему руку. Парень пожал ее и кивнул, улыбаясь уголком рта. Через пол часа парень и Аю уже сидели на кухне и спокойно общались, как закадычные друзья, на что мы с Шиньей только удивленно переглядывались, на пару упаковывая ноутбук и оставшиеся книги сестры. После чего зашли к ним на кухню, и Шинья напомнил девушке о времени. Она кивнула, и на этом их беседа с парнем закончилась. Шин взял две сумки сестры и вышел, а Аю одевала сапоги и куртку, после чего подошла ко мне и обняла за шею.
 -Желаю удачи, - она шепнула мне на ухо и подмигнула, выходя за дверь и маша рукой.
 Я так и остался стоять, хлопая глазами, пока дверь не закрылась.
 -Удивительная у тебя сестра, - Вик посмотрел на меня, - Теперь я понимаю, к чему ты говорил про то, что хорошо, когда у тебя есть кто-то близкий.
 -Да… Только книги летают вот так очень часто.
 Вик снова рассмеялся, а потом посмотрел на меня.
 -Я… Пошли гулять.
 Я посмотрел на него и немного улыбнулся.
 Солнце спускалось за горизонт. Людей в парке почти не было, только иногда проезжали мимо велосипедисты или проходили семейные пары с детьми, пробегали подростки. Вик постоянно смотрел в небо. Он как будто что-то высматривал. Заходящее солнце играло на его волосах медью, переливающееся почти красным. Я даже до сих пор едва верил, что сейчас он сидит рядом со мной возле пруда и смотрит в небо такими красивыми голубыми глазами. Я только курил, смотря на дорогу или в воду – лишь бы не пересекаться с ним взглядом. Мы молчали, как будто просто наслаждались относительной тишиной, что разделяла нас буквально метром. Когда солнце село полностью и небо потемнело, он вздохнул и как-то устало улыбнулся.
 -Я всегда хотел побывать в Токио. Но родителям было вечно некогда ехать. А теперь… «Не с кем».
 -Ну вот видишь, теперь ты тут.
 -Ммм…
 -Что?..
 Но сказать он не успел – раздался звонок мобильного. Играло что-то спокойное, но мелодия быстро прервалась, как только он принял вызов. Ему звонила мать. Хоть и говорил он на русском, я вполне понимал, что он говорит. Его улыбка при этом была какая-то такая спокойная… Я вздрогнул, отводя поспешно взгляд, понимая то, что я на него попросту заглядываюсь. Впрочем, даже после того, как он нажал отбой, он опять ничего не успел сказать из-за очередного звонка. По выражению его лица я сразу же понял, кто ему звонил. Когда он  с уверенным «да» ответил на звонок, я подкурил следующую сигарету, уперевшись взглядом в спокойную воду пруда, которую форсировал белый лебедь с ярким красным клювом.
 -Мм… Ну я не в городе… М… В Токио, - Вик поморщился, - М… Вот так. Не шучу. Можешь хоть родителям звонить, они подтвердят… Ну все, я занят, пока, потом позвоню.
 И не дожидаясь ответа, сбросил вызов и выключил телефон, при этом чуть нервно дернув плечом, как будто смахивая руку, лежащую на плече. Я посмотрел него, а мальчишка только подтянул ноги к груди и обнял их руками, положив подбородок на колени. Волосы почти полностью закрыли его расстроенное лицо с опущенными уголками губ. Я вздохнул и прикрыл глаза, но ничего ему не сказал. А что я мог сказать? То, что это было грубовато с его стороны, хоть и я знал, с кем он разговаривал и причины такого разговора тоже? Сказать, что я даже рад, что он так, откровенно говоря, послал этого человека, сам не знающий причину своей радости? И сказать ему, что у него сейчас такое расстроенное лицо, что мне хочется обнять его и сказать, что все хорошо?  Я не знал, что ему сказать. Просто не знал.
 Поэтому и молчал.
 Небо окончательно потемнело, и парк окутала тяжелая темнота. Она, такое ощущение, что просочилась даже сквозь тело и заполнила тебя самого этой чернотой. Небо было затянуто тучами и дул довольно холодный ветер. Я сделал вполне логичный вывод, смотря на беззвездное небо – снова будет дождь.
 Весной вообще часто случались дожди. Они были холодными и продолжительными, дождь мог идти целый день, не заканчиваясь. И всегда весной было очень холодно, пока шел дождь – ведь он всегда сопровождался холодным ветром. Как будто вечный спутник. Ведь все Япония – большой остров, и тут почти все – побережье. Поэтому ветер был всегда сильный, и естественной защиты от него у нас не было. Поэтому в дождь все предпочитали просто отсидеться дома. И только совсем немногие больные на голову, как мы с Шиньей, например, любили выбраться погулять, а потом слечь с болезнью.
 Я встал и протянул ему руку. Вик поднял глаза и прикрыл их, немного улыбаясь. После чего взялся за мою – скорее символично, чем ожидая реальной помощи, и поднялся. У него были холодные пальцы. Замерз. Я вдруг резко притянул его к себе и обнял, не зная, зачем и что мной двигало в тот момент. Вик сначала напрягся, но потом только хмыкнул и расслабился, закрыв глаза. Несколько секунд, которые понадобились мне для того, чтобы успокоиться, растянулись у меня на вечность. От Вика едва слышно пахло зимой и легким запахом металла. Странное сочетание, которое было весьма… Специфическим. Его волосы были очень мягкими на ощупь, хоть и казались в свете закатного солнца множеством переплетенных медных проволочек. Он был таким маленьким и хрупким, что отпускать не хотелось… Я открыл глаза, отпустив парня.
 -Прости. Не знаю, что на меня нашло.
 -Ничего. Все в порядке.
 Глаза сейчас у него были теплые. Спокойные и теплые. Я как-то против своей воли улыбнулся.
 Весь вечер мы смотрели фильм, найденный у меня в глубинах шкафа. Старый очень фильм про самураев, но весьма… скажем так, интересный. Правда я, как актер, сразу же мог сказать, как это снималось, где и почему именно так, и замечал все «ляпы» режиссера и актеров. Самое интересное, что Вик тоже прекрасно их замечал и время от времени по гостиной разносились разочарованные и синхронные вопли вроде «нет, ну ты видел?!», «ну вот что это было?..» и все в этом же духе. А потом – тихое дружное хихиканье. На диване Вик отказался напрочь и лег прямо перед телевизором, как маленький ребенок – на живот, подперев руками подбородок. Он то и дело упирался лбом в ковер и раскидывал руки в стороны, стоило увидеть очередной «ляп». Такой смешной.
 После просмотра около десятка этих фильмов, я ушел в комнату, намереваясь хоть немного поспать. Но мне не спалось. До сих пор чувствовал его запах и опять думал о его волосах, с одним отличием – теперь этот человек был совсем близко. Совсем. Я повернулся, когда тихо открылась дверь. Вик стоял в обнимку с большой плюшевой собакой. Такой же рыжей, как и он сам. И глаза у собаки были такие глубокие, темные.
 -Я не могу заснуть.
 -Какое совпадение, я тоже, - я приподнялся на локте.
 -Можно я буду спать с тобой?.. Мне так спокойней.
 Я посмотрел на него и только улыбнулся. Разве можно было сказать этому существу «нет»? Вот и я думаю, что нет.
 -Иди.
  Он улыбнулся мне и закрыв за собой дверь, залез ко мне в кровать, положив между нами свою плюшевую собаку. Я смотрел в эти карие глаза и чуть улыбался – он действительно был еще таким ребенком. Вик действительно как-то успокоился, обнял руками собаку и заснул буквально через десять минут. Его спящее лицо глубоко врезалось мне в память – такое спокойное и милое. И нет ничего общего с тем Виком на фотографиях – серьезным и холодным, отстраненным от всех. Сейчас он был просто уставшим за день ребенком, который заснул со своей любимой игрушкой.
 Мне безумно хотелось прикоснуться к этим хрупким плечам. Все ночь хотелось прикоснуться к немного приоткрытым губам, провести пальцами по скулам, по этим тонким, немножко резким чертам. Всю ночь, вплоть до того времени, пока не рассвело, я смотрел на него. Изучал взглядом его лицо – уже живое, такое близкое, а не поданное мне картинкой веб-камеры. Его лицо стало еще более детским. Безумная ночь.
 Просто смотреть на лицо человека… Всю ночь, и глупо улыбаться, слушая спокойное дыхание. Почти прислушиваясь к нему.
 И не находить ничего общего с разноцветным повесившимся в желтой комнате с мягкими стенками разноцветным месяцем с мигающими глазками-крестиками, зато видеть все то же яркое Солнце.
 Как только неба коснулись первые рассветные лучи, я взял с собой сигареты, телефон, и тихо вышел из комнаты, направляясь на балкон. Как я и ожидал, буквально в ту же секунду, когда я подкурил сигарету, раздался звонок. Аю не спросила ничего. Я ей ничего не сказал. Мы просто покурили вместе, стоя на разных балконах, в разных часовых поясах. Но она все так же жила по нашему времени. И когда рассвет достиг своего апогея вместе с  тем, как закончилась сигарета, в телефоне послышался такой родной и знакомый голос:
 -Спокойной ночи.
 -Спокойной.
 Короткие гудки.


____


  -…И еще, тут предложение… - голос Теру в телефоне я почти не слушал. Только периодически говорил многозначительное «ага», «угу», и «мм…».
 Я усмехнулся, перегибаясь через Вика и забирая у него плюшевую собаку, становясь на ноги, поднял ее вверх, чтобы тот не достал. Парень, возмущенный этим, но молча, чтобы не выдать своего присутствия, тщетно пытался достать свою игрушку, но не мог – я был на порядок выше. Тогда парень изловчился и укусил меня за бок, чуть повыше талии. Я ойкнул и согнулся, засмеявшись. Рыжий улыбнулся, отобрал свою игрушку и навалился на нее телом, чтобы уж точно не отобрали.
 -Кай, ты вообще меня слушаешь?
 -Да-да, конечно слушаю.
 -И о чем я говорил?
 -Э…
 -Чем ты там занимаешься? – он вздохнул.
 -Да у меня тут завелся странный рыжий зверь. Кусается.
 -Что, собака что ли?
 -Да нет, на собаку не похож… Реально не знаю, что это за зверь такой.
 Меня укусили еще раз. За плечо. Я вздрогнул и опять захихикал, на что Теру опять тяжело вздохнул, как обреченный.
 -Кай, послушай меня минуту, и я от тебя отстану, - голос был уставшим, - Тебе предлагают работу в Киото, со студией, где ты работаешь сейю. И ты подумал о предложении на счет фильмов?
 -Теру, давай я позвоню вечером. Я еще точно не решил, за что возьмусь. На счет сейю могу сказать точно, говори, что я согласен. Но на счет фильмов я не знаю. Серьезно.
 -Ладно. Но не забудь, что в конце недели ты должен уже решить.
 -Я уже вечером скажу тебе, Теру.
 -Хорошо, я жду твоего звонка.
 Я дернул плечом, и перевалился на живот, подминая под себя мальчика, который до сих пор лежал на своей игрушке. Вик только тоненько пискнул и тут же попытался высвободиться, но ему это не удалось. Я был все-таки как-то побольше его в мышечной массе, и тонкий и маленький парень оказался полностью подо мной. Я чувствовал, как бьется его сердце. Чувствовал дыхание, чуть сбитое, немного нервное. Он напрягся, но ничего не говорил, только в голубых глазах что-то застыло… Там, глубоко в них. Что-то такое, что вызвало у меня едва ли не ужас. Это выражение глаз очень надолго врезалось в мою память свежим шрамом.
 Я сел на кровати, слезая с него. Вик сел напротив на меня и посмотрел мне в глаза, после чего тихо вздохнул, улыбнулся и подполз ближе, встал на колени и взял мое лицо в ладони, заглядывая в глаза. Поскольку я был хорошо так выше его, сейчас, когда я сидел на кровати, а он стоял на коленях, наши глаза были на одном уровне. И мне на секунду показалось, что теперь – вот прямо теперь – я достиг того уровня, уровня, где я могу понимать его. Он улыбнулся как-то спокойно, мягко.
 -Мне придется уехать раньше.
 -Почему?
 -У родителей какая-то проблема с их рейсом, - он опустил глаза, - Поэтому они уезжают на неделю раньше. А у меня собака дома. Я не могу его оставить.
 Я вздохнул. Меня это расстроило. Я обнял его за талию и притянул к себе. Мальчик напрягся снова, вздрогнул, но расслабился и успокоился, положив мне руки на плечи. Я не хотел его отпускать. Такого маленького и теплого. Он напоминал мне маленького смешного рыжего щенка – такого, веселого и преданного. Маленький и теплый комочек жизни.
 -Ты не подумай, - он вздохнул, смотря на меня своими странными голубыми глазами, - Я просто боюсь прикосновений.
 -Это как болезнь?
 -Нет. Болезнь – это то, что находится здесь.
 Он наклонился и почти лег мне на колени, прижавшись своими теплыми мягкими губами к грудной клетке там, где ровно билось мое сердце. Некоторые поражают в самое сердце. А мне хватило поцелуя, чтобы умереть от этой страшной болезни.









PERFECT BLUE




Научи меня быть счастливым
В веренице долгих ночей
Растворится в твоей паутине
И любить еще сильней…
Би-2 – «Научи меня быть счастливым»



[спустя 11 месяцев]

 


 Мой любимый мальчик еще спит. Он устал после того, как мы вчера бродили по паркам его города вместе с его собакой. У него пес – как та самая игрушка, с которой он приезжал ко мне домой. Только раза в два больше и красивее. Питбуль по кличке Сеф красив и статен, у него несколько шрамов на теле – следы прошлых драк. Когда я уезжаю обратно в Токио и оставляю моего любимого с этой собакой, я знаю, что с ним все будет хорошо. Родители моего рыжего Солнца снова уехали отдыхать, а я приехал к нему, как только выдалась свободная неделя. Я редко к нему приезжаю – с моей-то работой особо нет свободного времени. Поэтому зиму я провожу у него, а лето он живет у меня.
 Я привык к его странностям, а он привык к моим замашкам. И тогда мы начали понимать друг друга без слов, как это бывает в сопливых женских романах. О нас знали не многие. Не считаю Аю с Шиньей, знали еще несколько друзей Вика – его подруга Алиса, что жила в соседнем доме, тот самый «он», и друг моего мальчика, который жил в Москве. Когда мы приезжали к нему, он часто таскал нас по ночному городу черт знает куда. Веселый такой парень, абсолютно без мозгов в плане осторожности и корректности.  Но он был мне по душе.
 Вик со временем стал все меньше и меньше говорить о «нем». При мне никогда не называл его имени, и не позволял никому сказать. Все обращались к нему исключительно «Лунным», оттуда беря свои производные имена. И стал намного спокойнее вести себя в его присутствии. Когда я первый раз приехал к нему тогда весной, и мы встретились с «ним» на улице… Мне казалось, что Вика просто удар хватит прямо там. А сейчас… Он вполне комфортно чувствовал себя рядом с ним. Я надеялся, что теперь его болезнь прошла.
 Сейчас Вик спал у меня на груди, прижимаясь ко мне телом. Его рыжие волосы рассыпались по плечам и мягко струились под моей рукой. Это было счастьем – прикасаться к этой коже и этим вечно запутанным волосам. Я смотрел в окно, которое было почти полностью закрыто занавеской. Рассвет прокрался в комнату уже давно, но было еще раннее утро. Я закрыл глаза, думая о том, что нужно еще немного поспать все же. Я чуть подвинул Вика – и он недовольно заурчал от того, что его стянули с теплого тела и снова повернулся, как будто ища это тепло – но не проснулся. Я улыбнулся, и натянув одеяло по плечо, притянул своего мальчика, обнимая его. Солнце что-то неясное промурлыкал и успокоился, наконец-то улегшись. Я уткнулся ему в шею носом, мимолетно поцеловав в плечо, и закрыл глаза, греясь о теплое тело и медленно погружаясь в сон.
 Когда Вик привстал на локте, я открыл глаза. Уже перевалило за полдень, а тишину разрывал телефонный звонок моего мобильного. Парень протянул мне телефон, протирая руками заспанные глаза. Я поморщился, и мимолетно глянув на дисплей, снова упал на подушку, нажимая на кнопку. 
 -Да, Теру?
 -И тебе доброго дня, - голос менеджера был как всегда холодно-строг, - Ты помнишь, что тебе надо через неделю вернуться?
 -Помню, можешь не беспокоится.
 Вик посмотрел на меня, чуть приподняв светлые брови, и лег, прижавшись, обнимая мою руку своими. Я только улыбнулся, прикрыв глаза.
 -Ты знаешь, что ты всю прессу своими этими поездками на уши поднял?
 -Знаю, и даже читал. Меня все эти предположения убивают.
 -Я бы тоже не прочь узнать, куда ты постоянно исчезаешь. Потому что в Москве, куда ты постоянно берешь рейсы, тебя и в помине нет. 
 -Да ну? Спасибо что просветил. 
 -Ты невыносим, - он вздохнул, но пререкаться не стал, - Ладно. Если тебя четвертого не будет в Токио – я из тебя не знаю, что сделаю.
 -И я тебя тоже очень люблю,  я усмехнулся, - Удачи, Теру.
  Я положил телефон под подушку и повернул голову, смотря на Вика, который слегка улыбался. Даже это была скорее ухмылка.
 Он и так понимал, что меня достают одним и тем же. И не стал задавать этого глупого вопроса – просто не нашел в нем смысла. Это, наверное, и называется «понимание». Бывали дни, когда мы все время молчали… Достаточно было взгляда.
 Вик встал и улыбнулся, смотря в окно. Потягиваясь, он тряхнул головой и посмотрел на меня с легкой улыбкой. В голубых глазах было что-то… Странное. Впрочем, я уже понял, что он хотел.


______



 Часто вот так вот Алиса сидит и смотрит, как мы… балуемся. Удар за ударом, я все быстрее оттесняю его к стенке. Этот бой на клинках у нас  - стандартное развлечение. Вик рычит и пытается найти ошибку, может, надеется на то, что я ошибусь, и тогда он сумеет ударить. Однако нет – я слишком давно занимаюсь кендо, чтобы еще кому-то уступать. Шаг за шагом. Вздох за вздохом. Катана идет по дуге и с силой обрушивается сверху, меч с тихим «звяк» выпадает из его рук. Викториан поднимает на меня голубые глаза и отворачивается. Тоже мне, обиделся. Впрочем, это – обида на минуту, которая быстро растает в воздухе. Через несколько секунд, успокоившись, Вик поднимает катану и снова становится в боевую позу, выставив меч перед собой.
 И все повторяется.
 Алиса просто сидит и молча смотрит. Когда я встретил эту девочку впервые, мне хотелось бежать куда подальше – тогда слишком замкнутой и неприятной она мне показалась. Когда я сказал об этом Вику, он рассмеялся. «она всегда такая с незнакомыми людьми… это бесит, да?» Тогда я только покивал. А потом, немного ближе узнав эту девочку, я привык. К ее улыбке и смеху. И когда-то, когда один из знакомых оскорбил ее в присутствии Вика – он не задумываясь заехал обидчику по лицу, а потом вечером, когда я бинтовал ему разбитую руку, просто объяснил. «Это друг из числа тех, кому открываешь мысли и разум, а не сердце и душу».
 Но я знал, что она ему дорога. В какой-то мере, но дорога. Тогда бы он не ударил того парня, не посмотрел бы на него такими глазами… Как змея на мышку. Я улыбнулся, смотря на моего мальчика, преисполненного такой уверенностью. Он знает, что не выиграет. Но и не собирается уступать.
 Алиса смотрит на это своими карими, водянистыми глазами. Ее взгляд как будто расфокусирован, и никогда не скажешь, куда она смотрит и чего ждет. Она наблюдает за тем, как мы молча обманываем друг друга разными уловками, пытаемся заставить друг друга ошибиться в технике. Только мы с ним слышим тихую музыку ветра, играющую в наших душах. Там сквозняк, открытое пространство – в душе. Открытые дыры от ран, дышащие нашей слабостью. И каждый день мы берем в руки иголку и латаем эти раны ниткой своих чувств. Как сейчас – зашиваем свою слабость нитками молчания.
 Это молчание и есть те сакральные слова, которые как заклинание, впечатываются в душу. Слова, которые никто никогда не скажет в слух – вот, что такое это молчание, повисшее в зале и сопровождающееся громкими ударами мечей и скрежета металла один о другой. Кому-то это будут просто звуки, но для нас – это песня. Ведомые этой песней, мы продолжаем бой. Как только эта песня утихнет, он прекратиться. Это логика, глупая и детская, приукрашенная красивыми словами. Но даже в них есть смысл.
 Даже в красивых словах иногда есть смысл.
 Вик делает выпад. Ошибка! Он снова ошибся, не сумев предугадать мое движение, и я метнулся назад и в сторону, после чего ударил его по спине, между лопаток, и толкнул на пол. Парень упал на колени, но клинка не выронил, после чего получил по руке плашмя клинком. Я уперся коленом между его лопаток и надавил на плечи, заставляя распластаться на полу. Парень еще попробовал сопротивляться, но я только сильнее нажал коленом и прижал руки к полу.
 -Все, парень. Ты проиграл, это видно, - Алиса усмехнулась, спрыгивая с лавки и направляясь к нам. 
 -Да все, отпусти меня, - раздраженно заявил Вик, и мне чуть не попало рукой по лицу, когда я начал вставать, а парень явно целился в обидчика.
 Я усмехнулся и прикрыл глаза.
 Так всегда.
 Всю ночь мы гуляли по парку. Вчетвером, если считать Сефа. Рыжий пес носился между деревьев, взрывая лапами еще лежащий снег. Но уже заметно потеплело, и это хорошо ощущалось. Алиса то и дело исчезала вместе с собакой, оставляя нас одних смотреть на то, как падают снежинки. Они были похожи на людей – пока они падают, каждая из них – отдельная снежинка. А когда касаются земли… Они умирают. А в смерти все равные, пусть то будут дураки и гении, богатые и бедные. Все равны, только вот траектория полета – разная. Только, в отличие от снежинок, люди могут выбирать дорогу,  по которой идти. А им как повезет. Точнее, как понесет их ветер. Но в этом тоже есть свой плюс. Многие из людей хотели бы быть снежинками – просто лететь туда, куда тебя направляет ветер, и, наверное, многие снежинки хотели бы быть людьми и лететь туда, куда хочется. И иногда так подставляешь руку… А она падает тебе на ладонь и спокойно умирает, сожженная твоим внутренним огнем. А возможно, снежинка тебя любила. А ты взял ее и сжег.
 Это, наверное, и есть главное уродство человечества. Всегда приводим к неизбежной гибели тех, кого любим. И не важно, пусть это просто физиологическая черта. Там факт ужасает. Конечно, можно долго спорить и о том, что тогда смысла в человеческих отношениях нет. И тогда играет зарожденное в человеке черта, называемая эгоизмом – один ты не умрешь. К тому же, прежде чем отправиться в мир иной, ты подаришь свет своим любимым.
 Наверное, это и есть счастье?
 Вик и Алиса о чем-то непринужденно болтали, а я просто смотрел вперед, на заснеженную дорогу. Поначалу девушка отказывалась гулять с нами, говоря, что будет только мешать. Но стоило ей увидеть наши отношения один раз, и она поняла, что наш с Солнцем танец в порывах ветра совершенно иной, чем у большинства этих белых небесных слез. И тогда она не стала отказываться от предложений. Ведь она тоже – живой человек, и ей необходимо общаться. Вик был одним из немногих тех, кого она могла назвать другом, и она говорила довольно много, поскольку парень предпочитал слушать. А идти в полной тишине не мог сам Викториан. Он ткнул меня в бок, смотря на меня чуть с вопросом. Я покачал головой и улыбнулся.
 Просто мне было приятно слышать их голоса.


_____


 Я открыл глаза, когда рассвет еще не задел золотыми боками горизонт. Проснулся из-за того, что Вик выбрался из-под одеяла, осторожно убрав мою руку. Я приподнялся на локте, смотря на то, как он сидит ко мне спиной, поставив ноги на пол. Я сел и пододвинулся к нему, касаясь рукой его руки. Он повернул голову, встречаясь взглядом с моим. Вид у него был такой, как будто парень только что пробежал десять километров, а после ему сказали еще что-то шокирующее. Только взгляд – потерянный.
 -Волосы… - тихо сказал он, - Они запутались.
 Его губы едва шевелились, а голос был очень тихим и слегка охрипшим. Я поцеловал его в висок и спокойно улыбнулся, потянувшись к полке возле кровати.
 -Все хорошо. Сейчас расчешу.
 У него бывали такие приступы. Он мог среди ночи проснуться и выдать что-то в этом роде, мог сделать все что угодно. Я привык к этим странностям, и теперь мне было спокойно даже вот в такие моменты. Я взял в руку одну прядь, осторожно отделяя пальцами ее от другой, расчесывая эти длинные и непослушные рыжие волосы. Они скользили золотыми лентами между пальцев, струились, как маленькие струйки меда. Я любил эти волосы именно за то, что они всегда такие запутанные. В них просто запуталось солнце. Его тонкие пальцы спокойно гладили мое колено, иногда вздрагивая – видимо, я слишком резко тянул за прядь. Но Вик молчал, просто спокойно смотря куда-то в глубь комнаты. У его ног посапывал Сеф, периодически приоткрывая глаз и смотря, чем мы там занимаемся. Я завязал его волосы в длинную рыжую косичку, но стоило Вику повернуться, как несколько прядей тут же выбились из общей массы и смешно торчали в разные стороны. Парень повернулся и обнял меня за шею, прижимаясь телом. Я закрыл глаза, обнимая тонкую талию, сцепив руки в замок.
 -Скажи… Ты меня любишь?..
 Этот вопрос почему-то поставил меня в тупик. Я не знаю, можно ли было назвать это нежное, но иногда и страстно-агрессивное отношение к нему любовью. Я не знал, можно ли сказать, что я люблю его, если думаю о нем каждую секунду своей жизни, если хочу быть рядом… Если я чувствую себя спокойно и легко с ним, если мне не нужны слова, чтобы выразить свои чувства… Это и есть – любовь? Я никогда не говорил ему, что люблю его. И он тоже никогда не сказал мне этих слов. Возможно, не было потребности. Возможно… Не было подходящего момента.
 -Все, что происходит между нами – это любовь?.. – продолжил он, тихо шепча мне на ухо, - Я не знаю… Что это такое.
 -Какая разница, что это. Я просто хочу быть с тобой.
 -Алиса недавно сказала мне, что мне повезло с тобой… И не потому что ты известен, а потому что ты хороший человек… А я… я хороший человек?..
 -С чего ты это спрашиваешь? Малыш, ну чего ты? – я взял его лицо в ладони, заглядывая в грустные голубые глаза.
 Абсолютная грусть.
 Я вздохнул и только немного грустно улыбнулся, потому что он мне не ответил. Впрочем, ответ был ясен и так. Если мне этот «лунный» попадется на глаза, когда я буду без Вика, ему просто не выжить.


_____


 У него потрясающие работы. Я не раз спрашивал парня, как у него получается рисовать настолько хорошо. Картины, что он пишет – это уже давно нельзя назвать рисунками – все уникальны и удивительны. Не только самой идеей и способом исполнения, но и техника, и детализация – все идеально. Хоть Вик даже не закончил художественную школу. Его зрение, зрение художника, зрение гения, всегда видит то, что скрывается в самых глубоких уголках человеческой души. Все наши тайные страхи и желания вмиг расписываются на бумаге яркими красками.
 Вик задумчиво смотрел на белый лист бумаги, сидя перед ним на коленях. На нем была изображена всего одна одинокая птица. Черная-черная. Он смотрел на него так же, как и на все свои работы после окончания. Я немного удивленно смотрел за тем, что он поднимается, берет полотно и ставит его ко всем остальным работам, расписывается в углу и закрывает глаза.
 -А это и есть то, что называется идеальной красотой.
 -Что?.. – не понял я.
 -Красота белизны.
 И тут я понял. И немного улыбнулся, прикрывая уставшие глаза. Этот принцип   был… Весьма необычен. Но и, тем не менее, я любил этот прием в искусстве.
 Да и в жизни… Наверное, тоже.
 

_____


 -Вик…
 Он смотрит вниз, лицо опущено и волосы закрывают лицо. Плечи опущены, правая рука, вся в порезах, лежит на коленях. В левой руке лезвие, которое продолжает рисовать страшные рисунки на белой коже парня. Он сжимает зубы от боли, в глазах стоят слезы – но он специально режет себе руки.
 -Ты хотел знать цену гениальности? Вот она, Кай!
 Я хочу подбежать и отнять лезвие, вытереть кровь и немедленно перевязать руку, но что-то удерживает меня на месте, что-то заставляет стоять там, где и стоял только что. Оно держит меня тяжелыми цепями, обрушившимися на плечи и обвившими руки и талию. Голос парня дрожит, у него огромное количество этих мелких порезов на руке. Он плачет, не замечая того – от боли? От чего-то другого? От осознания каких-то вещей, которые он мне не говорил?..
 Плечи дрожат, руки тоже. Он медленно встает, и тут же едва не падает – и я срываюсь, подбегаю, подхватываю. Беру на руки и едва ли не бегу в ванную, сажу его на край ванной, достаю вату, спирт и бинты. Придерживаю рукой, чтобы не упал. Вик тихо шипит, когда ватка со спиртом проходится по порезам, но успокаивается почти сразу, когда на руку ложится плотный бинт на повязку сверху. Мне пришлось бинтовать всю руку от плеча, включая ладони. Вик смотрел на меня глазами провинившегося ребенка. Но там было что-то еще. Какая-то странная тень… которая мне совсем не понравилась.
 Его порезы не кровоточили, но весь вечер, уже в моем присутствии, он рисовал. Рисовал большого уссурийского тигра, спускающегося в ущелье и остановившегося на уступе, смотрящего вниз, где проезжал человек, ведущий за собой двух грузовых лошадей. Глаза зверя были как живыми – настолько ярко и четко было нарисовано, настолько умело распределены тени. Парень лег спать только в четыре утра, когда закончил и поставил полотно высыхать. Когда он лег в постель, я обнял его так, чтобы накрывать своей ладонью ладонь раненой руки. И ему как будто стало от этого спокойней. Вик только вздохнул и закрыл глаза, прижимаясь ко мне сильнее и утыкаясь носом мне в шею.
 -Прости.
 -Спи, Вик.
 Он слабо улыбнулся уголком губ и положил мне голову на плечо, вполне согласный с моими словами и пытающийся заснуть.
 

_____


 Алиса только слегка сочувственно посмотрела на меня, когда увидела Вика с утра. Видимо, ей было хорошо известны некоторые замашки парня, и поэтому она просто пожала плечами. Она учила его играть на фортепиано, и Вик был каким-то странным. Обычно, когда он ошибался, парень срывался в истерику, но тут спокойно повторял за девушкой, сидящей рядом. И когда не получалось, он попадал не по тем нотам – просто глубоко вдыхал воздух, после чего выдыхал и закрывал глаза, продолжая пытаться до тех пор, пока не получалось. А когда заканчивал какую-то из частей мелодии, в его глазах появлялось глупое детское счастье.
 И в таких моментах у него не было ничего общего с повесившимся месяцем.
 Они играли разные мелодии – от классики до каких-то совершенно произвольных или где-то услышанных мелодий. И все это лилось нам в уши. Я спокойно лежал на диване, вслушиваясь в мелодичные звуки фортепиано. Я смотрел, как красивые пальцы нажимают клавиши, и на губах появляется легкая улыбка.
 Все звуки сливаются в единую мелодию.
 Разве это не так… И в жизни?
 Его дыхание… Его голос… и свист его катаны на тренировках… Разве они не сливаются для меня в единую мелодию жизни? Все возможно. 
 

_____


 Он прикрывает глаза, когда я обнимаю его сзади, сцепив руки в замок на животе. Я делаю это специально, смотря, как в серо-зеленых глазах нарастает что-то, похожее на злость. И Вик это тоже замечает, и почти демонстративно кладет руку на мои сверху, и все так же, с легким вопросом, даже без тени издевательства во взгляде, смотрит на него.
 -Я просто хотел узнать, как ты, - он внешне спокоен, но его глаза горят, - Давно не появляешься, не звонишь и не пишешь…
 -Ну… Я немного занят, - Вик делает вид виноватого, чуть опустив глаза.
 -Хм, я вижу… - едва слышно произносит он, и мы с Виком дружно делаем вид, что не услышали, - У тебя появилось много работ. И все они еще более странные, чем предыдущие.
 -Времена меняются.
 Его рука чуть сжимается на моих, и я только прикрываю глаза. Мне все равно, как будет реагировать на мои действия стоящий за порогом «Лунный», а мне, как, похоже, и Вику, совершенно не комфортно в его компании. Я завожу Вика за спину и смотрю на возмущенно смотрящего на меня юношу. 
 -Вообще-то, ты нам слегка мешаешь. Так что позвони ему завтра, - и захлопываю дверь, не обращая внимания ни на что.
 Вик облегченно вздыхает, прикрывая глаза. Это как будто петля на шее. Она затягивается все туже и туже, пока, наконец, не задушит тебя. И тогда тебе просто необходим кто-то, кто бы мог развязать этот узел. Просто необходим кто-то, кого можно любить, зная… Что ты будешь любим.
 Так возможно любовь – это умение развязывать веревки на шеях друг друга? 
 Викториан немного улыбается мне. Видимо, он вполне четко понял мою мысль, и сейчас сидит на диване, протянув ко мне руки. Я подхожу, опускаюсь на диван и ложусь, кладя голову ему на колени, попадая под нежные руки, спокойно перебирающие черные пряди. Он гладит по шее и плечам, проводит тонкими пальцами по скулам и губам, поворачивает голову, и заставляет приподняться на локтях, целует губы. И теперь я чувствую, что мой мальчик спокоен. Он всегда успокаивается, когда я рядом. Я действую, как антидепрессант, по крайней мере, я пытаюсь им быть. Мне просто хочется видеть улыбку на его лице и больше никогда не видеть этих глаз-крестиков.
 И когда я думаю о веревках, я все вспоминаю Алису, которая когда-то, смотря на рисующего Вика, тихо вздохнула и сказала, задумчиво изучая взглядом выходящую под кистью картину: «Он как с цепи сорвался».
 Может, и так.
 А может я и сорвал эти сковывающие цепи неуверенности.
 И… если это было так, то я счастлив. Если это сделал именно я.


_______


 Сегодня я проснулся раньше обычного. На часах – двенадцать утра, Вик еще в университете. Рядом со мной, прислоняясь к спине теплым боком, спит пес. Впрочем, стоило мне шевельнуться – и он поднял рыжую голову с черной мордой, смотря на меня глубокими карими глазами. Я потрепал его по голове, и встал. Голова гудела, а осознание того, что мне скоро придется уехать, окончательно добивало. Я заправил кровать, после чего вышел на балкон и набрал номер сестры, прикладывая телефон к уху и держа губами сигарету, доставая из кармана зажигалку. Вслушиваясь в длинные гудки, я прикрыл глаза, подкуривая сигарету.
 -Знаешь, без тебя как-то скучно, - она вздохнула.
 -Знаю. Мне тоже тебя не хватает.
 -Мне Шин сделал предложение.
 Я чуть приподнял брови. Таки сделал! Сердце забилось как-то быстрее, и в глазах потемнело. В груди появилось абсолютно необъяснимое ощущение радости. Я улыбнулся и выпустил из легких дым, облокачиваясь на перила балкона.
 -И ты?..
 -А что я… - ее голос был каким-то неуверенным, впрочем, через секунду я ясно понял, что она улыбается, - Я приняла его.
 -Вы – два идиота. Четыре года вместе, и до сих пор не сыграли свадьбу.
 -Ну, вот так, - Аю хмыкнула.
 Мне хотелось задать ей один вопрос. Но я знал, что этот вопрос ничем хорошим не закончился, поэтому просто замолчал, прикусив язык. Сестра как будто почувствовала мое замешательство и тихо вздохнула. Она, как всегда, поняла, о чем я думаю.
 -Нет, я не говорила родителям.
 -И не собираешься?
 -Я пошлю приглашение завтра… Но… Ты думаешь, они ответят?
 -Мама, может быть, и приедет. А отец… - я замолчал, - Не знаю.
 -Ты до сих пор называешь ее мамой, - она усмехнулась, потом выдержала паузу и спросила: - Что там Вик?
 Я кратко рассказал ей события всей недели, и последний весьма неприятный эпизод вчерашнего вечера с руками, чуть поморщившись. Перед глазами до сих пор стояла вчерашняя картина: сидящий на коленях Вик, капающая по его пальцам кровь и порезанные руки. Неужели ему так необходимо причинять себе боль? Ему просто она нужна, или что?..
 -А ты не пробовал поговорить с ним? Может, у него что-то произошло?.. – Аю говорила неуверенно.
 -Он бы сказал мне…
 -Ты все же спроси, Кай. Этот мальчик не из тех, кто будет жаловаться.
 -Тут ты права.
 Она снова замолчала и вздохнула. Я выкинул сигарету, и посмотрел вниз, на дорогу. Мимо дома проходил «он». Увидев меня, стоящего на балконе, он остановился, смотря на меня уже прямо, пытаясь уловить глаза. Я развернулся, зашел в комнату, натягивая майку и джинсы.
 -Аю… Скажи, то, что происходит между мной и Виком, можно назвать любовью?
 Я спустился на первый этаж, скользнул к выходу, натянул на ноги кроссовки и снял с вешалки куртку.
 -Дурачок, - она засмеялась, - Вы любите друг друга. Но ваша любовь многим отличается от любви всех остальных.
 -Вот теперь я спокоен. Скоро буду дома.
 -Я жду тебя.
 Я сунул телефон в карман джинс и, накинув куртку, вышел из дома. Он стоял у ограды, смотря на меня спокойно своими странными серо-зелеными глазами. Темно-русая челка привычно закрывала лицо. Он был немного ниже меня – на пол головы, не больше. Он прятал руки в карманах, чтобы не отмораживать их на февральском ветру. Я остановился в метре от парня, и спокойно выдержал тяжелый, холодный взгляд. 
 -Ты вчера был слегка груб.
 -Как и буду сегодня, завтра, через неделю и всю жизнь.
 -Хм. Какая уверенность. Я думал, что актеры как-то более воспитаны.
 -А я думал, что любимому человеку боль причинять не принято.
 -Я его никогда не любил, - он пожал плечами.
 -Тогда что это были за слова, что ты говорил ему?
 -А я что, виноват, что он велся на них? – он смотрел мне прямо в глаза, чеканя каждое слово, - Я никогда не интересовался парнями.
 Я человек по натуре очень вспыльчивый, но и довольно сдержанный. Чаще всего я попросту держу себя в руках, но интонация, с которой была сказана последняя фраза, меня взбесила. Это было почти автоматическое движение. Я с силой ударил его в лицо буквально через секунду, как он замолчал. Он, видимо, от меня подобного не ожидал и не успел даже среагировать, и упал, впрочем, очень быстро поднявшись. Костяшки пальцев вмиг покраснели, даже образовалась небольшая ранка.  Я схватил его за куртку и подтянул к себе. В его глазах плескалось бешенство. Но это было ничем, по сравнению с тем, насколько был взбешен я.
 -Если ты еще раз, - я шипел ему в лицо, сдерживая себя, чтобы не швырнуть его в асфальт, - Если ты, мелкая шавка, еще раз хоть слово лишнее скажешь Вику, я тебя размажу по этой самой дороге, тебе ясно?
 Он стряхнул с себя мои руки и отшатнулся. Разбитая скула краснела на белом лице, но ничего – прикроет челкой и пойдет дальше. Меня трясло от злости. Рука саднила, и было почему-то очень больно где-то внутри. Больно от осознания того, что мой мальчик любил такого человека. А возможно, любит и до сих пор.
  Он просто развернулся и ушел. Как будто ни в чем не бывало – только прикладывая руку к разбитой скуле, только немного ускорив шаг. Я смотрел ему вслед, хмурясь и оставаясь с каким-то совершенно неприятным осадком в душе. Я не знал, прав я или нет. Но что сделано, то сделано, и я не собирался сожалеть. Он должен знать свое место и не прыгать выше своей головы. Просто очередной подросток, кем-то себя возомнивший.
 Вик вернулся намного позже, чем всегда – только вечером, когда было уже около семи часов. Телефон он не брал, и когда зашел в дом, выглядел очень подавленным и расстроенным. Он снял кроссовки, подошел ко мне и поднял глаза. И тут же отвесил тяжелую пощечину. В его глазах плескалась злость, обида и какое-то подобие грусти. Я сцепил зубы, и посмотрел на него. В голубых глазах застыли слезы. Он схватил мою разбитую руку, целуя тыльную часть, и прижался ко мне, пряча лицо в груди.
 -Ты идиот… Как ты мог, придурок… - он шептал на грани срыва.
 Сеф ушел в зал, предпочитая оставить решать проблему нам самим. Я обнял его и поднял лицо за подбородок. Вик дернул головой, смотря в пол.
 -Ты дурак, он же тебе даже ответить на смог бы!
 -Зато он будет знать свое место.
 -Что значит знать свое место?! Ты придурок, ты понимаешь, что именно ты не прав в этом случае, именно ты...!
  -Вик, успокойся. Это наши с ним проблемы.
 Меня бесил тот факт, что он рассказал Вику. Бесил тот факт, что теперь мое Солнце опять нервничает – и опять из-за него! Я обнимал его, гладил по голове и спине, прикрыв глаза. Когда Вик немного успокоился, я еще раз попробовал поднять его лицо. На этот раз он просто посмотрел на меня с грустью в голубых глазах. Мне кольнуло сердце. Снова он мешает моему солнцу. Мешает ему жить спокойно. Я прикоснулся губами холодного лба, и он тихо, судорожно вздохнул.
 -Прости меня, - я говорил тихо. Говорил те слова, которые не говорил даже Аю. Только ему.
 От парня пахло ним. Привычный запах, смешанный с моим, сейчас отсутствовал. Зато на белой коже моего мальчика поселился совершенно другой,  не свойственный ей запах. Запах другого мужчины. Меня это взбесило, наверное, так же сильно, как и тогда, когда он говорил мне ту фразу. Но я не мог себе позволить сорваться. Вик напрягся, чувствуя резкую перемену во мне. Я прикусил губу и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая себя.
 -От тебя пахнет ним… Что… он делал?
 Парень вздрогнул, и я сжал зубы, закрывая глаза.
 -Ничего такого, - тихо ответил Вик, обвивая руками мою шею, - Кай… Посмотри на меня. Кай!
 Я открыл глаза, смотря на его такое милое, расстроенное детское личико. Парень немного улыбнулся и взял за руку, повел в комнату и толкнул на кровать. Он уперся мне между ног коленом, на край кровати, и обнял за шею, целуя губы.
 -Кай… Мне нужен только ты, не он. Поверь мне, пожалуйста, - он заглянул в мои темные глаза и немного улыбнулся, касаясь пальцами щеки, - Кайто…
 Я вздрогнул. Мы поняли с ним одновременно?
 Чувствуем то же самое. Чувствуем друг друга…
 Я опрокинул его на кровать, нависая над ним, и улыбнулся, целуя тонкие губы и запуская пальцы в спутанные рыжие волосы.
 -Я тебя не отпущу. Никогда не отпущу, Вик.
 Я задыхался. Мне так не хватало воздуха. Он тоже тяжело дышит, прикладывает руки к губам, прикусывает пальцы… Дразнит меня, сводит с ума. Это невозможно. Так сильно… Мне еще никогда не хотелось быть настолько близко к кому-то. Никогда еще не хотелось так сильно целовать чьи-то губы. Никогда и никто еще в моей жизни не забирал все мои чувства себе. Никогда…
 И никто…
 Кроме моего Солнца.


_____


  В Москве нас встретил Ярый. Вообще полное его имя – Ярослав. Ярый был похож чем-то на попугайчика – яркие красные волосы, разные линзы в глазах, яркий макияж и одежда. Он вполне соответствовал своему имени. Такой яркий, такой вспыльчивый. Немного высокомерный. Но это нормально. Он был младше Вика, но все равно не уступал ему в эрудированности. А если и уступал – совсем не много, не говоря уже о том, что он был его просто банально выше ростом, из-за чего рыжий постоянно наигранно злился. Я же знаю, что этот человек для него – дорогой друг. Ярый болтает без умолку, рассказывает что-то такое невероятное, что глаза лезут из орбит. Мне так смешно наблюдать за этим со стороны, я тихо посмеиваюсь, смотря на улыбающегося Вика.
 -Ну что вы опять с меня смеетесь?! – обижается Ярослав, театрально всплескивая руками.
 Викториан улыбается, кладет ему руку на плечо и начинает объяснять парню, что все нормально. Ерошит его красные волосы и смеется. Я непроизвольно улыбаюсь… Мне так хорошо, когда он смеется. Когда он счастлив.
 Мне так странно было возвращаться в шум мегаполисов после небольшого тихого городка. Токио ведь, по сравнению с Москвой, еще шумнее, еще больше и населенней. И это добивало. Многим нравились виды этих огромных городов – а когда живешь в них долгое время, ты начинаешь задыхаться в этом мире электронных фонарей и сигналов машин. Тогда хочется хоть на немного побывать в месте, где нет никого и ничего, кроме умиротворяющей тишины и тебя самого. Либо еще кого-то очень тебе близкого. 
 В аэропорту было еще как-то более-менее тихо – было еще совсем рано, а рейсы в основном были дневные и вечерние. Я опускал лицо каждый раз, когда Ярый начинал на весь зал что-то вопить, а Вик, пытающийся его заткнуть, орал не менее громко. Боги, какие идиоты. И каждый раз прикрывал ладонью лицо, скрывая смеющиеся глаза и улыбку.
 Дальше зала ожидания я их не пустил. Вик опять наигранно обиделся, надув губы и посмотрев на меня из-под лба. Я с улыбкой убрал прядь волос с его лица, а Ярый, почесав затылок и что-то пробурчав про «водичку», поплелся к выходу.  Викториан улыбнулся, и глаза его сразу потеплели. При Яром он просто не мог позволить себе так смотреть на меня. Он потянулся ко мне и обнял за шею, прижимаясь. Я приобнял его рукой, поцеловав в лоб.
 -Передавай привет Аю и Шинье, - он улыбнулся, отпуская меня и смотря с легкими веселыми искорками в глазах.
 -Передам. Не задерживайся тут, и не забывай о разнице во времени.
 -Я помню, Кай. Не дурак же, - парень улыбнулся.
 -Ну… Я бы поспорил.
 Он фыркнул и стукнул меня в плечо. Я улыбнулся только, потрепав его по голове. Воспользовавшись случаем, когда мимо, что-то оживленно обсуждая, закрывая нас от всех остальных, проходила группка людей, я наклонился и поцеловал его в губы. Мимолетное, все то же ощущение близости с этим человеком делало меня счастливым. Вик хотел было возмутится, но не сделал этого, считая это лишним. Он просто вздохнул, когда я отстранился, и посмотрел на меня. Он бы мог многое сказать. Он бы, может быть, и хотел многое сказать. Но все равно молчал – зачем говорить, если это и так очевидно? Парень просто поправил ворот моего пальто и улыбнулся, когда, продираясь сквозь толпу, появился Ярый.
 -Спрятались, мать вашу! – рычал он.
 Парень посмотрел на меня с легким смешком в разноцветных из-за линз глазах, и протянул мне банку с колой.
 -На, актерище. Вали в свою Японию, и учти! – голос его стал совсем грозным, - Я жду аниме и тот фильм! Попробуй только до лета их не закончить, я тебя найду и прибью на месте!
 -Конечно, ваше величество, - я усмехнулся и отвесил шутливый поклон, - Ваши желания всегда были для меня на первом месте!
 Ярый рассмеялся и хлопнул меня по плечу. Мне нравился этот самодовольный парень. И теперь я понимал, почему Вику он так дорог. Рыжий поежился и еще раз зацепился за ворот, поднимая его.
 -Я тоже… жду, - он улыбнулся, - Давай. Иди, а то еще опоздаешь на самолет.
 Я кивнул и улыбнулся, еще раз взглянув на обоих, развернулся и пошел к регистрациям.
 И уже не оборачивался. Солнцу бы это не понравилось.

_______


 Привычная встреча. Охранники, Теру, поправляющий очки. И сотня-другая папарацци и навязчивых репортеров, которые до сих пор пытались выведать место моего «таинственного» исчезновения. Вспышки фотоаппаратов и множество разных голосов. Так непривычно после русского языка, который теперь я знал безупречно, слышать вроде бы такой обычный японский.
 -Кайто-сама!
 -Куда вы снова улетали?
 -Неужели действительно Москва?
 Теру посмотрел на меня довольно удивленно, когда я остановился, что было для меня весьма необычно. Я посмотрел куда-то в стенку и улыбнулся. Снова вспышки, вспышки, вспышки.
 -Знаете, - стоило мне заговорить, как повисла тишина в воздухе, - Я был на Солнце. И… Кажется, я сгорел.
 И эти слова потом впечатались во многие статьи заголовком электронных страниц.


_______



 -Шииииииин!
 Он вздрогнул и случайно нажал не ту кнопку на пульте, от чего в звукозаписывающем зале коротко, но ощутимо как будто порвалась струна. Парни, которые там были, та самая группа «Puzzle Picture», дружно ойкнули и воззрились на менеджера, который был где-то под столом, придавленный моим весом.
 -Ты скотина! Мне ничего не говорил!
 -Кай, ты откуда взялся?!
 -С Марса, твою мать! Какого хрена ты, ублюдок, мне ничего не сказал?!
 Музыканты, застывшие в дверном проходе, имели возможность наблюдать весьма забавную картину – всемирно известный актер, ругающийся похлеще сапожника и сидя верхом на тоже довольно известном менеджере музыкальных групп, трясет его, взяв за грудки.
 -Кай, успокойся!
 Шинья перехватывает мои руки и перекатывается, подминая меня под себя. Придавливает собой, держит за руки. Я усмехаюсь и приподнимаюсь на локтях, машу офигело смотрящим на нас парням, потом снова смотрю в темные глаза друга.
 -Итак?
 -Я не был уверен до того момента.
 -Урод.
 Я стряхиваю его с себя и поднимаюсь. Шинья, вздохнув, смотрит на музыкантов, потом переводит взгляд на меня.
 -Кайто Кодама. Последняя сволочь и мой лучший друг, - коротко и ясно представил он меня группе.

_______


 -Как все быстро меняется, - он вздохнул и улыбнулся, смотря в темное небо.
 Я улыбнулся и кивнул. Шинья был рядом со мной со времен начальной школы, всегда защищал и оберегал. И сейчас разве не было оно так?.. Даже в университете, на первых курсах, он всегда был рядом. А потом всегда помогал, независимо от того, где он был. Я хмыкнул, вспоминая все, что с нами было. Чего мы только не находили на свою голову, где только не бывали, чего только не переживали… И кто бы мог подумать тогда, что все сложится вот так.
 -Ты помнишь, что было в университете? – я облокотился на бортик крыши рядом с ним и улыбнулся, вспоминая те годы.
 -Да…Такое черт забудешь.
 -О да… Кто бы мог подумать, что мой бывший любовник через несколько лет женится на моей сестре? – я тихо засмеялся.
 -Кто бы мог подумать, что тот застенчивый Кайто станет таким красивым актером и превосходной моделью? – он улыбнулся.
 -Это можно до бесконечности перечислять, Шин.
 -Согласен.
 Он улыбается. У него все та же красивая улыбка, все те же теплые глаза. Это был один из тех немногих людей, кто понимал меня без слов. Шинья улыбнулся и прикрыл глаза, посмотрев на меня.
 -Никто не смог бы даже подумать, Кай. Что все именно так обернется.
 Он притянул меня к себе и поцеловал. Как тогда, во время его студенчества. Он обнимал меня за талию, целуя податливые губы, я обнимал его за шею, отвечая ему. И это было как будто по привычке. Мы сейчас, как и тогда, ничего друг к другу не чувствовали, кроме физического влечения.
 Это было как путешествие в прошлое.


______


 -Да я понял тебя. Хорошо.
 Теру смотрит на меня все так же с иронией. Он как-то совсем привык и смирился с моим резко изменившимся характером. Но и теперь он показывал до сих пор не известные мне стороны. Я конечно знал, что он сильный и волевой человек, но не настолько же. Теперь мы искали золотую середину, где бы все подходило и ему, и мне.
 -Кайто, твое последнее интервью меня совсем не устроило, и ты это знаешь.
 -Тер, да я все понял. Не дурак.
 -Если ты будешь постоянно молчать…
-Тер!
Я почти прикрикнул на него. Мужчина посмотрел на меня своим привычно-холодным взглядом, поправил очки пальцами и просто развернулся, уходя по коридору. Обиделся? Вряд ли. Теру просто не умеет обижаться. Как и его очень трудно задеть. Но все равно в душе остался какой-то неприятный осадок, когда видишь, как в этих одинаково-холодных глазах мелькает искорка… не то, чтобы злости – скорее раздраженности. Но я иногда задумывался… Ведь Теру знал обо мне все, а я о нем – абсолютно ничего, кроме имени, должности и его адреса. Этот абсолют незнания повергал меня в состояние, близкое к депрессии. Мне всегда хотелось быть ближе именно к этому человеку.
 Но его холодные глаза оставались все такими же недосягаемыми – он просто не хотел впускать никого в свой внутренний мир.

______


  Съемки нового фильма проводились в Берлине. Впервые мне было так тяжело войти в роль. Тяжело играть того, кем ты никогда себя не ощущал. Новый фильм… просто отражал реальность и заставлял задуматься о жизни. Моим героем был подросток, который вырос в довольно нормальной семье, но потом пошел по наклонной, желая отличатся от всех. Я наблюдал, как люди падали в моральном плане из-за этого не раз…
 И когда я прочел в сценарии сцену, где мой персонаж должен был в приступе передоза порезать себе руки… Я тяжело и судорожно вздохнул, потом вышел в курилку и достал телефон. Подкуривая сигарету, набрал телефон Вика и начал вслушиваться в длинные гудки. Он не отвечал, и я нахмурился. Сердце как будто подскочило в грудной клетке и забилось разом быстрее. Такого еще никогда не было. Он мог скинуть…. Но чтобы не взять телефон… Я повторял попытку раз за разом. На десятом разу меня начало трясти. Спустя пять минут, когда пепел от сигареты уже упал на пол, длинные гудки наконец-то прервались, и в аппарате привычно зашипело на секунду, соединяя.
 -Ты… - я уже хотел сказать о нем все, что думаю, но осекся.
 -Это не Вик.
 Я сцепил зубы. Твою мать, насколько же знакомый голос… Какого черта он там делает?! Какого у него оказался телефон моего Вика? Ревность вспыхнула в душе ярким пламенем, переметнувшись в целый пожар, потемнело в глазах и свело мышцы судорогой. И только спустя секунду я вспомнил все же, кому звонил.
 -Где он?
 -Дай сюда телефон, идиот… - тихий голос, слышимый где-то на фоне.
 Телефон, видимо, отобрали. Этот голос я тоже без особых проблем узнал, но было как-то намного спокойней. Голос у Алисы был немного… растерянный. 
 -Привет, Кай.
 -Привет… - я глубоко вдохнул, пытаясь успокоится, - Что с Виком?
 -У него же вернулись родители, он хотел на выходные поехать в Москву к Ярому, ему не разрешили, потом еще не получилось нарисовать то, что он хотел… И опять срыв, хорошо что мы рядом были. 
 -Мы – это ты и этот?..
-Да, - Алиса вздохнула, - Но ничего, все нормально уже. Правда. Он спит, думаю к вечеру оклемается.
 Я слышал буквально по голосу, что она улыбнулась. После чего вздрогнул, но истерика застыла колючим комком в горле. Я сбросил и сунул телефон в карман, сделав одну затяжку, нервно рыкнул и вышел из курилки, возвращаясь в студию. В голове крутилась только мысль о том, что он сейчас рядом с моим Виком, именно он сейчас смотрит на моего мальчика, и он может прикоснуться к нему… Эта ревность переходила в истерику. Я был спокоен внешне, только плечи немного дрожали, и мне приходилось иногда повторять по два раза, чтобы я понял. Создавалось впечатление, будто я абсолютно растерян, но на самом деле… Я думал только об одном, и эта мысль разгоняла огонь по венам, выжигая меня изнутри отвратительной острой истерикой.
 Зато сцена с истерикой и порезами рук получилась с первого раза и очень-очень реалистично.
 

______


 -Кай... Прости меня… - Вик выглядит очень подавленным.
 В этот момент я жалел о том, что я сейчас не рядом с ним. Жалел, что могу смотреть только в глупую картинку веб-камеры, а не в живые глаза. Жалел только о том, что я – это я.
 Глаза у него красные. Плакал.
 Эта мысль больно колола куда-то в левую часть груди. Подозреваю, что именно в том уголке спряталась душа, а не находиться сердце.
 -Все в порядке, Солнце. Все ведь уже хорошо, да?
 Это звучало так, как будто я пытался успокоить сам себя. Он как-то неуверенно улыбнулся, кивнул так, будто это было в каких-то старых фильмах с замедленной съемкой, и прикрыл глаза. Парень был бледным и немного подрагивал. Видимо, в этот раз ему было совсем плохо, раз он выглядит ну совсем уж не важно. Я знаю, что он устал. Парень завязал свои рыжие волосы в хвост и тихо вздохнул.
 -Я, наверное, опять спать.
 И снова тот же неуверенный голос. Как будто он просил у меня разрешения, что повергло меня в легкий ступор. Я посмотрел на него, немного прищурившись. Именно этот мальчик, скрытный и дикий, открылся мне полностью, а заодно и открыл все мои сильные стороны характера. Как будто он и был ключиком от очень сложного замка, строение которого мог понять только он. Это даже не то, чтобы удивляло. Скорее, поражало своей… масштабностью мысли.
 -Хорошо. Иди спи.
 Он посмотрел на меня виновато и грустно,  снова вздохнул, перебираясь в постель. Он, как и всегда, оставил включенным ноутбук, развернув его к постели так, чтобы я мог его по-человечески видеть. Я делал тоже самое – это создавало хоть какую-то иллюзию близости. Так мы спасали друг друга от ощущения разрыва этой тоненькой ниточки «связи». Так иногда бывает – что люди чувствуют друг друга на расстоянии. Вот и в нашем случае это происходило. Но для уверенности, достаточно было видеть просто на электронной картинке, которая отображает человека таким, каким он есть на самом деле в этот самый момент.
 Вик прятал под одеялом перебинтованные руки. Он просто не хотел, чтобы я снова нервничал, а мне это жизнь не облегчало. От одного осознания того, что ему может быть больно, меня передергивало. От одного осознания того, что он может быть с другим, мне хотелось сжечь этот мир к чертовой матери. Я никогда еще не замечал за собой, что такой ярый собственник. Как оказалось, выясняется это только тогда, когда действительно любишь. Но я каждый раз успокаивался, смотря на такое милое и спокойное спящее лицо парня. Да, Шинья все же был прав. Кто знал, что все так повернется. Кто знал, что судьбы развернутся именно так. Я знал, что я люблю его… И эта мысль совсем непривычно отзывалась теплой волной в сердце. Я до сих пор не мог привыкнуть к этому.
 Я смотрел на то, как он спит, и понемногу сам остывал, успокаивался. То ли на меня так действовал Вик, то ли мысль, что теперь все нормально и он в полной безопасности, меня успокаивала… В любом случае, осознание того, что с ним все хорошо, давала возможность просто спокойно вдохнуть. День был тяжелым во всех смыслах, и я уже чувствовал, как кружится голова. Надо бы ложится спать, следуя примеру моего мальчика.
 Ночь бесшумно ступала по полукругу небес, держа в своих призрачных ладонях месяц. Я смотрел на него, и сравнивал со спящим мальчиком, и даже не знал, кто был ярче… Он, или это полуночное Солнце, сжигающее одним лишь взглядом.

______


  Аю сидит перед зеркалом и смотрит в свое отражение. Я застыл там, в дверном проеме, смотря на нее. Через четыре месяца мы разъедемся. Эта мысль почему-то как-то по-особому больно режет сердце. Просто мне придется отпустить сестру в любом случае. Хоть когда-то, но время отпустить ее должно прийти. В конце концов, у нее есть своя личная жизнь. У меня – своя. Но все же мысль, что она выходит замуж была непривычной, почти дикой. Аю, которая громче всех кричала, что она никогда не выйдет замуж и у нее не будет детей, теперь просто спокойно улыбалась своему отражению в зеркале и думала о чем-то своем. Я бы мог при большом желании догадаться, о чем она думает -  в последнее время тем для ее раздумий стало куда меньше… и в моей голове поселилась страшная мысль: неужели свадьба и совместная жизнь с кем-то ограничивает разум? В это верить не хотелось ни за что. А если это было и так, то меня это пугало. А ведь действительно можно привести живые примеры. Но я попытался поскорее избавиться от этой мысли, задвинув ее куда подальше на полку разума. В конце концов, я просто надеялся, что с Аю подобного не случится.
 Я был рад за нее, но все равно мне по-прежнему хотелось, чтобы она оставалась со мной. Глупая привычка того, что сестра всегда рядом и всегда можно спрятаться от внешнего мира под ее крылом, оставшаяся с детства, сейчас очень четко себя проявляла. А еще и то, что я до сих пор чувствовал себя абсолютно беззащитным существом, которому срочно нужно во всем помочь и сберечь от всех бед этого мира. Возможно, подобное осознание сформировалось потому что всегда было, кому меня защитить. Но тогда я постоянно думал о том, что хочу быть самостоятельным. А когда пробовал – снова утыкался в неудачу. Но пробовал еще и еще, пока не получалось. И, наверное, благодаря этому я и стал тем, кем сейчас был. Но осознание того, что сестра будет теперь просто банально не со мной, почти… взбешивало. Поднимало в душе целую кучу противоречий и заставляло разрываться из-за них на мелкие-мелкие части, дробиться почти в алмазную крошку. Даже тут я проявлял себя как собственник. И почему-то срабатывал этот почти инстинкт, когда хочется забрать себе, с безумными глазами прокричать: «Мое! Не отдам!», и убежать с этим вот таким «своим» далеко-далеко, оставляя только при себе.
 Глупо. Но желание было.
 Аю повернулась ко мне и посмотрела взглядом, как будто чего-то ожидающим. Я чуть удивленно перевел на нее взгляд и тряхнул головой, как будто пытаясь избавить себя от внимания ее темных глаз. Впервые оно было настолько неприятным.
 -Что? – я выглядел со стороны, наверное, довольно растерянным.
 -Ты так и не рассказал, как съездил.
 -Да как-как… - я взъерошил волосы, - Нормально, как еще могло быть?
 -Это все, что ты можешь сказать? – она удивленно приподняла брови.
 -А чего ты, собственно, ждешь?
 -Ну… Не может быть, чтобы прямо вот так не было, чего сказать. Ты же, в конце концов, к нему ездил. И… - она кивнула на мою руку, которая до сих пор еще полностью не зажила.
 -Знаешь, как говорят? – я вздохнул, чуть прикрывая глаза, - «О любви следует молчать, поскольку скудный набор слов, предназначенных для ее описания, изношен до дыр, задолго до гибели динозавров, и теперь эти вербальные лохмотья способны лишь испортить впечатления, если не вовсе их загубить». Я не помню, кто это сказал, но ведь… это не просто красивые слова. А так оно и есть, да?
 Она как-то странно улыбнулась. В этой улыбке, такое ощущение, слились многие чувства, переливающиеся в изгибе губ веселой радугой: спокойствие граничило с безумной радостью, а степень удовлетворения от услышанного захлестывала, как цунами. Она поднялась и встала, подошла ко мне и заглянула в глаза. В глазах сестры было что-то, что было мне как-то совсем непривычно видеть. Это спокойствие и теплота, которые просто вытекали из глаз теплыми слезами, пробирались в душу и затрагивали там какую-то струнку, что заставляла согнуться и выдохнуть почти в судороге.
 Аю обняла меня за шею, привстав на носочках, и прижалась ко мне, спокойно улыбаясь, и как будто даже не замечая, что плачет. Я не нашел ничего более разумного, чем обнять хрупкое тело сестренки и чуть наклонить голову, пытаясь заглянуть в лицо. Я слышал, как гулко и размеренно бьется ее сердце, и мне почему-то показалось, что все же правда – все, что не делается – к лучшему. Возможно, это и было ее счастьем?
 Пытаясь узнать причину этой реакции, я заглядывал в влажное от слез девичье лицо, но Аю закрыла глаза, и мокрые ресницы только немного подрагивали, как будто она спала и ей снился какой-то сон.
 -Наконец-то ты понял, брат, - она говорила тихо, как будто просто боясь нарушить эту тишину, которая повисла в комнате, - Наконец-то ты понял, как это – по-настоящему любить.
 Я не нашелся, что ответить. Мне просто хотелось бы верить в то, что это было правдой, а не возможной ошибкой. Просто хотелось верить в то, что я действительно влюблен.
 

______


 Я все понимаю, многое понимаю! Но таскать меня по свадебным салонам – это уже слишком!
 А все из-за того, что приехала Диана. Она, как только услышав о том, что Аю и Шинья собираются пожениться, оказалась тут в мгновение ока. Я ее недолюбливал, но всегда скрывал эту неприязнь где-то далеко в себе. Все же это была подруга моей сестры. Одна из самых близких.
 Они учились в одном университете, а потом оказались в одной группе и хорошо так сдружились за время обучения. Впрочем, у меня были основания не любить эту вызывающе выглядящую бестию – сколько себя помню, она всегда пыталась меня как-то поддеть, задеть. Я был почти уверен, что обижать она меня никогда не хотела, но я не понимал подобного юмора. Ну, совсем не понимал, когда меня дергают за челку и обзывают идиотом. Диана была девушкой весьма своеобразной. Резкая и, наверное, можно сказать, грубая в общении, с хрипловатым голосом от сигарет и всегда яркой и вызывающей одеждой и макияжем. Обладающая этаким черным юмором и весьма необычным чувством такта, она поражала двумя вещами – умением выражать свою «любовь» и внимание, и своей логикой. Когда думаешь: «вот, вот-вот, вот прям сейчас я наконец пойму, о чем она говорит», ее логика меняется за секунду. И узнать, что же на самом деле было сказано, почти нереально. Как сказала один раз Аю – тут либо понимаешь, либо не понимаешь.
 Так вот я не понимал.
 Эти вечно насмешливые серые глаза, накрученные мелкими-мелкими кудряшками черные волосы до плеча, высокие сапоги, кожаные юбки и корсеты… Нет, я определенно этого не понимал. То есть вообще.
 И вот сейчас, как представителя сильно пола меня вытащили в свадебный салон оценивать платья. Аю хотела сделать свадьбу не традиционно-японской, а вполне очень даже европейской, а Шинья и не возражал. Как раз вот тут он спихнул абсолютно все на свою невесту, не желая утопать по колено во всей этой дребедени, вот как я, например, сейчас – уже почти по горло. Я уже устал мотать из стороны в сторону головой отрицательно. Зная Шинью, я прекрасно понимал, что все то, что подбирали девушки, будет воспринято им не то, чтобы отрицательно, а как должное, я все мотал и мотал головой, да так, что она самая начинала потихоньку кружиться. Все те платья, что они перебирали, были либо слишком сильно украшены, либо наоборот – не украшены вообще. И золотой середины я еще нигде не наблюдал. У меня уже ноги отваливались, когда мы шли в «последний на сегодня» салон. Это было же просто невозможно!
 Они снова взялись за свое, и Диана уже тихо ругалась матом, после того, как я снова качал головой едва ли не рыдая от безнадежности ситуации. Меня спас телефонный звонок. Это было почти что сигналом к вылету в космос. Скорость, с которой я чуть ли не выбежал из салона, еще за мной никогда не наблюдалась.
 -Ууу…
 -Это что было, крик умирающего лебедя? – удивленный, привычно-мягкий голос.
 -Ты не понимаешь! Они таскают меня по салонам!
 -Оу. Это наверное тебе наказание свыше за то, что у меня на плече до сих пор следы, - Вик тихо рассмеялся.
 -Гад.
 -Есть немного. А кроме того, что тебя таскают с собой?
 -Что значит кроме?! – я взвыл, - Мне по горло хватает!
 -Как это мило. И не ори на меня.
 -Ладно, все, успокоился, - я вдохнул воздух и прислонился к стенке здания, - Как твои руки?
 -Нормально все, - он хмыкнул, - И меня отпускают в Москву на выходные. Родители решили, что лучше с больным на голову существом не спорить.
 -Перестань о себе так говорить, или я буду злиться.
 -Страшно-страшно, - он снова засмеялся, - Хорошо, дорогой мой, не буду.
 Я как-то разом успокоился и улыбнулся. Он успокоил меня несколькими словами, а минуту назад мне казалось, что я готов буду разнести все и все в пыль. И так всегда было – он просто чувствовал, когда он мне жизненно необходим. И всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Я закурил, окончательно успокаиваясь и смотря, как мимо проходят люди, просто в упор не замечая никого. Это было очень даже на руку.
 -Я уже хочу лето, - снова чуть нетерпеливый голос.
 -Я тоже хочу…
 Хотя мой голос звучал несколько неуверенно. Это лето означало то, что три месяца я буду рядом с любимым человеком, но еще и то, что моя сестра выйдет замуж. И я не знал, где в последнем искать положительные стороны, чтобы не расстраиваться как-то по этому поводу. И каждый раз, когда я пытался найти плюсы, я находил в том, что она будет жить отдельно, лично для себя все больше и больше минусов.
 -Ладно Кай, я пошел, Алиса ждет.
 -Давай. Передавай привет.
 -Обязательно.
 Наши разговоры всегда были настолько лишены смысла, что даже удивляло. А многие говорят, что влюбленные говорят на какие-то возвышенные темы. Возможно, так оно и есть. Но даже если так, это ничего между нами не меняло. И это было главное. 
 Я любил эти разговоры, полностью лишенные смысла. Любил слушать этот мелодичный, мягкий голос. Это было главным, а не то, что он говорил.
 

______


 Я снова почти не спал ночью. Уже давно меня донимали эти головные боли, уже давно я почти не мог спать по ночам. Тогда я просто сжимал руки в кулаки, просто сжимал зубы и лежал, ожидая, пока головная боль хоть немного уймется. Эти припадки бывали не так уж и часто, но всегда – очень сильные.
 У меня темнело в глазах, и очень кружилась голова.
 В этот раз было хуже.
 -Все нормально?.. – его голос обеспокоен, - Ты развернул ноутбук.
 -Все хорошо… - я попытался сказать это спокойно.
 -Кай… Я же чувствую.
 -Все хорошо, Вик… Все действительно хорошо.
 Очередной приступ рвоты, железный привкус во рту. Мне пришлось отшвырнуть телефон и схватить лежащее рядом полотенце, чтобы не запачкать кровью всю постель. Судорога свела все тело, меня затрясло, и сознание медленно отключилось.
 Когда поднялась Аю и вызвала врача, я даже не заметил.


______


 Когда я открыл глаза, то увидел только свой белый потолок и стоящего рядом врача с сестрой. Аю стояла спиной ко мне, а врач что-то тихо ей говорил. Чувствовал я себя паршиво – голова неприятно болела, а в горле пересохло. Я приподнялся на локте, и увидел, что мой ноутбук до сих пор включен. Мне захотелось резко встать и захлопнуть крышку, но когда я попытался дернуться, черепную коробку пронзила волна боли, и я с тихим стоном опустился в постель.
 -…и в общих чертах, потом, если ничего не делать это может вызвать осложн… - мужчина осекся, когда услышал меня.
 Аю повернулась и посмотрела на меня. Она была бледной, в карих глазах плескалось подобие испуга. А когда в комнату вошел Теру, я даже как-то не удивился. Врач поздоровался с ним и указал рукой на дверь, и они вышли. Аю присела на край кровати и положила руку мне на лоб.
 -Это может быть что-то серьезное. Нам стоит съездить в больницу и посмотреть тебя на томографе, Кай, - она говорила тихо и как-то расстроено.
 -Да скажи ему прямо, - третий голос из колонок, подключенных к ноутбуку, - Он же не медик.
 Аю развернулась, видимо, не ожидая, и развернула его. Чуть вздрогнула, увидев Вика, сидящего в своем кресле. Выглядел он, наверное, не менее плохо, чем я. Красные глаза, белое-белое лицо, глубокие тени, буквально въевшиеся в кожу под глазами. На руках четко видны вены, и они снова в свежих порезах и царапинах. Лицо у парня было влажное, и мне захотелось взвыть, глядя на него настолько разбитого.
 -Это опухоль мозга, Кай. Все признаки, - он смотрел на меня серьезно, - И тебе следует немедленно сделать томограмму… и возможно, операцию.
 Он прикусил губу и закрыл глаза. Мокрые ресницы подрагивали, а руки сжались на коленях. Он просто выключил программу и исчез из поля моего зрения. Мне хотелось кричать. Новость о том, что у меня, оказывается, возможно, опухоль… меня почти не удивила. Потому что когда-то мне сказал отец, что проблемы со здоровьем у меня были всегда, и всегда будут… и что когда-нибудь я сдохну от своих болезней. Меня это никогда не пугало… кроме этого момента. Теперь мне стало страшно.
 Страшно от того, что я могу умереть.
 Что я могу больше никогда не увидеть его лицо, что могу больше никогда к нему не прикоснуться.


______



  -Нам придется приостановить съемки, - Теру не расстроен, не обеспокоен. Он просто констатирует факт так, как он есть.
 Это обижает. Это выводит из себя. Белые шторы, отделяющие койку от всей остальной палаты, заставляют потеряться во времени. И забывать, где ты и кто ты. И это самое страшное в больницах, которые я так ненавижу.
 -Твоя операция назначена на завтрашнее утро, - снова своим не меняющимся голосом произносит Теру, вырывая меня из забытья, - Мне придется написать об этом в блоге, Кайто.
 Я только кивнул. А что оставалось делать?  Говорить ему, чтобы он не разжигал эти дрова в печке общественности? Не поможет, это же Теру. Ощущение того, что у этого мужчины просто не было никаких чувств, только усиливалось. Я пожал плечами и закрыл глаза, откидываясь на подушки.
 -Ладно, - он встал и взял свой портфель, - Отдыхай. Удачной операции.
 Так и хотелось ответить что-то резкое, но я промолчал и просто уткнулся носом в подушку, перевернувшись на бок.
 Это было, наверное, худшее из всего, что со мной происходило. Смотреть, как солнце медленно-медленно садится за горизонт и не иметь возможности закурить. Смотреть, как еще один день растворяется в воздухе.
 Часам к семи вечера пришла Аю с Шиньей. Шин, который только узнал обо мне, выглядел не то, чтобы обеспокоенным, скорее пребывал в шоковом состоянии. Я поспешил их уверить в том, что мне уже лучше – я не решился говорить, что со мной все в порядке. Сестра, кажется, даже немного успокоилась, пока слушала меня, так обычно что-то рассказывающего. Она улыбнулась и кивнула, когда я сказал, что все будет хорошо. Шинья похлопал легко меня по плечу.
 -Держись, дружище. Все будет в порядке.
 -Да я знаю. Куда я денусь!
 Хотя было страшно. Операция предстояла не из легких, поскольку опухоль находилась в месте, которое можно было очень легко повредить. Врачам предстояло очень не легкое дело, и я вполне понимал, почему они смотрят на меня… так. Ведь когда оперируешь кого-то значимого, то, в случае его смерти, придется терпеть намного больше проблем, чем, если умрет кто-то «обычный».
 Они ушли почти через полтора часа. Я перевернулся на бок, закрывая глаза. Головная боль унялась, но я пытался избавиться от мыслей по поводу предстоящей операции. Мне становилось страшно оттого, что я могу его больше никогда не увидеть. Эта мысль проходила по венам и больно колола сердце. Я поджал губы, укутываясь одеялом сильнее, пытаясь просто не думать. Не быть.
 Теплая рука легла мне на голову, скользнула по щеке к плечам. Я вздрогнул от прикосновения, распахнув глаза и едва ли не рванувшись в сторону. Я повернулся, и увидел такие знакомые голубые глаза. Такие родные, такие любимые. В душе что-то взорвалось атомной бомбой и разорвало в клочья всю печать и все сомнения, что только у меня были. Ощущение того, что это нереально, того, что это какой-то безумный сон только росло с каждой секундой, но тепло его тела и любимые испуганные голубые глаза не давали поверить в то, что мне это только снится. Мой Вик, мой сильный с всегда суровый Вик, сейчас просто плакал, его глаза были красными от слез, а золото волос как будто поблекло. Даже такие сильные, как он, ломаются, когда любимые попадают в такие ситуации. Даже такой, как он, опустит плечи.
 Я не стал задавать глупых вопросов – снова, снова сказывалась их малозначительность – просто привстал и обнял его, крепко, сжимая хрупкое тело в руках. Он обнял меня за шею, уткнувшись в шею носом, и мелко задрожал так, что мне показалось, что через тело прошел разряд, вызывавший судороги. Он гладил меня по волосам дрожащими руками, тихо-тихо что-то шептал. Мой бедный мальчик был на грани истерики, и сейчас я слышал, как быстро-быстро бьется его сердце.
 -Я ненавижу тебя, Кай… - он не замечал, как горячие соленые слезы тоненькими струйками капали из глаз, не замечал, как все теснее и теснее прижимается ко мне, целуя губы, - Я ненавижу тебя…  ненавижу…
 Свистящий шепот, тяжелое дыхание. Ему было так плохо. Я не мог представить себе, насколько это тяжело – когда любимый человек находится на грани. А тем более, когда не знаешь, чем закончится то, что намечается на утро. Тогда ночь будет длинной-длинной. Его прекрасные голубые глаза, глубокие-глубокие, сейчас смотрели в мои. Напряженно, долго, проникая в самые темные уголки моей души.
 В них была горящая решительность, вечная надежда…
 И абсолютная грусть.
 







AMBIVALENT IDEAL




Your promises
They look like lies…
«I’m promise you… Promise you»
30 seconds to Mars – «attack»


[спустя 4 месяца]



 -Вам не следует столько работать, Кайто. Это уже сказывается на вашем давлении.
 Теру, стоящий рядом с креслом, смотрит на врача с подозрением. Точнее, на стажера. Он до сих пор не доверяет не профессионалам, но главврач больницы весьма убедительно рассказывал о этом парне. Он ведет себя так, будто стаж работы у него очень большой – он очень детально обследует и постоянно уточняет, а после ставит четкий диагноз. Его нет смысла проверять старшим врачам. Этот – прирожденный медик. Он всегда спокоен и точен с пациентами. Я думал, что они могли бы найти общий язык с моим менеджером, если бы немного поговорили. Он не говорит лишнего и всегда внимательно слушает, что ему говорят. Такое бывает раз в вечность.
 -То есть вы хотите сказать, что нужно урезать его график? – Теру нахмурился сильнее обычного. Он злился.
 -Я хочу сказать, что Кайто-сану нужен отдых и курс лечения, - врач снова поднимает свои несвойственные этому миру под названием Япония глаза и смотрит на мужчину так, как будто готов его убить на месте.
 Теру отвечает полной взаимностью, и я уже знаю, какая будет первая его фраза, когда мы выйдем из кабинета. Он сжимает зубы, но молчит. Врач садится за стол и вписывает в медицинскую карту медикаменты и предстоящий мне курс лечения. После того, как мне сделали операцию, я стал чувствовать себя на порядок лучше, но теперь на всю жизнь связал себя с антибиотиками и постоянными курсами лечения. Я стал слабее в плане здоровья, но после удаления опухоли только легче стало поддерживать себя в форме, улучшилось состояние кожи, и я сам как-то изменился в лучшую сторону. Но вместе с этим еще и как-то приходилось жить с таблетками в кармане. Как ни странно, после моей операции никто от меня ничего не ждал, но популярность только возросла. Люди прониклись ко мне какими-то чувствами, и это для меня было удивительно. После этого Теру первый раз за всю историю моей с ним совместной работы сказал, что я человек огромного везения. Тогда я ухмыльнулся.
 Когда мы вышли, Теру произнес ту фразу, которая от него и ожидалась: «мы поедем к другому врачу», но я отказался. Я доверял этому, и знал, что поставленный диагноз верен. Мужчина, дернув бровью, только ушел по коридору, спускаясь вниз. Я вздохнул и хотел было уже уходить, как из кабинета вышел врач. Он только кивнул мне и пошел дальше, но я перехватил тонкое запястье и остановил его. Парень удивленно посмотрел на меня, приподняв брови.
 -Ты переигрываешь.
 Он хмыкнул, забирая у меня руку и снова перевязывая рыжие волосы резинкой.
 -Я на работе, Кай. Не путай работу и личную жизнь, - Вик чуть улыбнулся, - Сейчас ты всего лишь один из многих моих пациентов. А вечером ты снова будешь моим любовником. Различай.
 Я хмыкнул, смотря на то, как он уходил по коридору в следующую палату. Этот рыжий дьявол всегда мог сказать так, чтобы ответить было невозможно. И вот сейчас – ну что ему скажешь? И, наверное, для врача это было хорошо – чтобы не отдавали привилегии тем, кого любят. Хоть ему было всего восемнадцать, он был уже стажером. Я удивлялся, как он все успевал все и сразу. Этот человек до сих пор оставался для меня загадкой природы, хоть я и видел его каждый день и даже не по несколько часов. Он изучил меня вдоль и поперек, знал что я скажу, куда посмотрю, как поступлю. А предугадать, что он сделает в следующую секунду, было невозможно.
 И, наверное, за это я его и любил.
 Я спустился по лестнице и вышел во двор. Мне еще предстояло вернуться в студию и сделать несколько фотографий для одного из журналов на следующий месяц.
 Теру был зол, как собака. У меня было ощущение, что стоило мне сейчас что-то сказать, и он удушит меня на этом же месте. И все равно мне было как-то очень весело – так и хотелось его подразнить. Но я знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и тихо похихикивал, чем бесил его еще больше.
 Кто-то на студии умудрился что-то ему сказать такое, что он совсем не хотел слышать, и я даже подпрыгнул, когда он ударил о стол рукой и сказал, что на сегодня он закончил. Тут не стал спорить даже директор – просто вздохнул, пожал плечами и ушел к себе в кабинет. Мне стало очень жаль Теру. Ведь он всегда был темной лошадкой в нашем коллективе, никогда не ходил с нами выпить, никогда не появлялся на вечеринках, которые устраивал наш директор для всех сотрудников. Он был совершенно отрешенным от всех, но выполнял свою работу безукоризненно, приходил даже приболевшим, никогда не брал отпусков. Я только иногда смотрел ему в след с сочувствием – и то, пока он не видит. Он этого терпеть не мог.
 Весь остаток дня был каким-то не таким. То ли этот срыв Теру на всех повлиял, то ли дождь, который пошел сразу же, после того, как он ушел.


_______



 Я решил сегодня чуть припозднится домой. Уточнив адрес, я сел в машину и проехал до его дома. Я считал, что мне следовало извиниться – все же он разозлился из-за меня. Поднимаясь на лифте, я позвонил Вику и сказал, что задержусь. Тот только ответил, что всю ночь поведет в клинике из-за кое-каких пациентов, и на этом наш разговор прекратился. Я вышел и нашел нужную дверь. Пластиковая табличка возле двери «Митсу Теру» и звонок. Я вздохнул и нажал на кнопку звонка и чуть отошел от двери.
 Она открылась только через минуту, когда я уже хотел нажать на звонок еще раз. Я удивленно хлопнул ресницами, смотря на Теру… такого.
 Одетый только по пояс, с висящим на шее полотенцем и мокрыми волосами, облепившими лицо, шею, плечи, Теру выглядел более чем эротично. Я не привык его таким видеть, и весьма удивленно и растеряно… изучал его тело?..
 -Кай? – он выглядел тоже слегка удивленным. Теру приподнял брови и слегка нахмурился, -Ты что здесь делаешь? 
 Я поднял взгляд и совершенно забыл, что хотел ему сказать. Мужчина вздохнул и отошел от двери, поведя рукой, показывая, чтобы я заходил. Я закрыл за собой дверь, а Теру прошел в комнату и нашел свои очки. Теперь он хоть чем-то напоминал мне холодного и спокойного менеджера. Квартира у него была положа на одну большую больничную палату. Стены в белых обоях, белая мебель, белые ковры… Все белое… Я вздрогнул, вспоминая белые стены клиники. Это было очень не привычно… И я даже не знал, как ощущал себя – растерянно или не… комфортно? И чисто. В квартире была идеальная чистота и пахло белым вином. Как будто пропитана насквозь им. Где-то играла музыка. Никогда бы не подумал, что такой человек, как Теру, будет слушать такую тяжелую музыку. Я присел на диван в гостиной, а он достал из шкафа в углу комнаты бутылку вина.
 -Ты будешь?
 Я пожал плечами, после чего он снова вздохнул и достал еще два бокала, поставив их на столик, сел напротив в кресло.
 -Так что ты тут забыл?
 -Я… хотел извиниться.
 Теру иронично фыркнул. Я нахмурился. Что с ним?.. Он совсем не похож на себя. Мужчина налил в бокалы вино и, поставив бутылку на стол, взял свой бокал и откинулся в кресле. Я просто молча ждал, пока он ответит, продолжая изучать его, как будто видел в первый раз. Я и не знал, что под черным костюмом может быть такое тело, не знал, что за стеклом очков скрываются такие острые и ироничные глаза. Но очень даже живые. Я еще раз убедился, что совсем не знаю этого человека… и это как-то очень больно резануло по сердцу. И осознание того, что у меня есть любимый человек, а меня откровенно возбуждает совершенно другой, пугало до истерического смеха. Причем, возбуждает настолько сильно, что я был готов вот прямо сейчас заняться с ним сексом. Даже с Виком ничего подобного не было. По отношению к нему у меня никогда не было такого дикого желания.
 Он был совершенно другой. Даже движения были другими, абсолютно все. Мне пришлось уткнуться взглядом в бутылку вина, чтобы не думать о нем… так.
 -За что ты извиняешься, Кай? – он сделал глоток и посмотрел на меня, - За то, что я взбесился из-за твоего любовника?
 Меня как молнией ударило. Я вздрогнул, и в голове пронеслись тысячи мыслей. Что? Как это… он знает про Вика? Тогда почему он молчал, даже мне не сказал об этом? Кто такой этот человек, смотрящий на меня через тонкие стекла?.. Что происходит?.. Я растерялся окончательно, и даже сказать ничего не мог, только сидел и смотрел на него, как будто он был приведением из страшного прошлого. Теру только ухмыльнулся, поставил бокал на стол и чуть подался вперед, ухмыляясь как-то совсем не хорошо.
 -Так значит я прав, - его ухмылка выглядит совсем злобной… -  Ты покраснел, как мальчишка, ей-богу.
 -Как ты узнал?..
 -У вас абсолютно одинаковый запах, - Теру пожал плечами, - У меня плохо со зрением, но я отлично чувствую запахи и ощущаю кожей. Это как компенсация. Я с очками и линзами – я в выигрыше.
 Я вздрогнул еще раз, отворачиваясь от него… И мой взгляд наткнулся на фото, распечатанные в широком формате и помещенные в прозрачную папку. Я встал и подошел к полке, взял папку в руки, широко распахнув глаза от удивления. Я?..
 Тут было очень много моих фотографий. С самого начала карьеры до сегодняшнего дня. Это… Было больше, чем отвратительно – смотреть на свое лицо, измененное нужной маской. Я вздрогнул снова, когда холодные, как лед, руки коснулись моих бедер. Что происходит?.. Меня как парализовало, я застыл, только сильнее сжав папку в руках.
 -Что ты делаешь?.. – это звучало даже не как вопрос.
 -Чем я хуже его? – жесткие холодные губы прикоснулись к шее, - Чем я хуже, Кай? Почему не я?
 Его рука скользнула под рубашку, я согнулся, выдохнув. Его прикосновения были совсем не такими, как прикосновения парня. Не были нежными, не были теплыми. Скорее – требовательными, скорее жесткими и не терпящие отказа. Но мое тело не могло отказывать ему. Тут без сомнений угадывался Теру – властный, холодный, спокойный и жесткий во всех отношениях. Тут я его очень хорошо узнавал. Я застонал сразу же, как холодные пальцы коснулись сосков, а зубы прикусили мочку.
 -Ты – товар, Кайто, - его тихий, холодные, просто пронизывающий насквозь голос сейчас звучал по-особенному строго и холодно, - Ты – только проститутка, которая ждет предложений. Вы, актеры, все такие. И ты в моих руках. Я предлагаю тебя. Такой редкий и красивый товар, от которого невозможно отказаться.
 -Теру… Ты…
 От этих слов хотелось плакать. Было настолько обидно и больно от сказанного, что хотелось просто забиться в угол, и больше никогда никому не показываться на глаза. Но это была правда. Правда, от которой даже я не мог убежать. Не мог закрыться от нее, не мог спрятаться… за кем-то. И этот «кто-то» был именно Теру. Сколько помню, все напряженные ситуации решал именно он, а не я. Он решал за меня. Я давал ему возможность. А получилось так, что я каждый раз продавался. Как последняя шлюха.
 -Ты себе не представляешь, каково это… смотреть на тебя, когда ты выгибаешься перед камерой… до невозможности тяжело держать себя в руках, - голос перешел в свистящий шепот, - Я не хуже того мальчишки. И я докажу тебе это прямо сейчас.
 Он рывком швырнул меня на диван, отшвыривая папку в сторону и нависая надо мной. Мне хотелось крикнуть, чтобы он остановился, мне не хотелось этого… на уровне разума. Но мое тело слишком откровенно реагировало на любое прикосновение. И голове вихрем кружилась одна мысль, что это не правильно, этого не должно быть. Что такое недопустимо, ведь у меня есть любимый человек… Эта мысль пугала, заставляла захлебнутся в чувствах и потеряться в ощущениях, которые дарили мне эти ледяные руки. Его губы касались моих, и исчезали, привкус вина оставался и на моем языке. Я чувствовал себя рядом с ним так, как будто я был неопытным мальчишкой… А ведь этот мужчина смотрел на меня так же, когда я только появился в агентстве – сверху вниз. Ничего не изменилось за эти годы. Абсолютно ничего. Он все так же презирает меня, но я… по-прежнему – тот, с кем он хочет спать. Я дрожал в его руках, мелко-мелко, боящийся и с животным нетерпением ждущий следующей ласки и прикосновения. Все расплывалось перед глазами, было так страшно… что хотелось просто умереть. Вот прямо сейчас, сжатый до боли в  сильных руках. Теру читал мое тело, как открытую книгу. Понимал его лучше, чем, наверное, я сам. Дышать становилось все труднее, сердце билось все быстрее и быстрее, готовое вот-вот выпрыгнуть из грудной клетки, и мне казалось, что мир перевернулся.
 Больно…
 

______


 Я открыл глаза с трудом. Тело ломило, все болело, как будто меня очень долго били ногами. Но сознание того, где я нахожусь, и память вернулись очень быстро. Я повернул голову и увидел спину сидящего на кровати Теру. Этот мужчина заставил меня кричать. Именно он довел меня до экстаза одними прикосновениями, не говоря уже о том, что секс растянулся на всю ночь. Осознание того, что я переспал с ним, вот так просто отдавшись ему… заставляла почувствовать себя именно шлюхой. Но со своим телом спорить я не мог, и то, что этот человек заставил меня забыть обо всем, оставался неоспоримым фактом. Он повернулся и посмотрел на меня как всегда спокойно, как будто ничего и не было. Теру умел делать вид, что ничего не произошло. И за это, наверное, я ненавидел его больше всего.
 -Будешь?
 Он протянул мне пачку сигарет, где еще лежала зажигалка. Я привстал на локте и сел, поморщившись. Облокотившись на его спину своей, я взял сигарету и подкурил, когда он поставил на кровать пепельницу сбоку.
 -Я должен тебя ненавидеть? – я посмотрел в потолок, тяжело вздыхая и делая затяжку.
 -Возможно.
 Мысль, пришедшая в голову секундой позже, заставила меня вздрогнуть. Я ни секунды не думал о Вике. Только о том человеке, чьи губы ласкали меня всю ночь.
 -Я позвонил в агентство и сказал, что ни меня, ни тебя не будет, поскольку мы поехали в очередную клинику, - он говорил своим обычным спокойным голосом, и только по делу.
 Я вздохнул. Он умеет всегда выкручиваться из абсолютно всех ситуаций.  Меня смешил тот факт, что он вот так просто говорит… о таких обычных вещах, после того, что было. Я бы, наверное, так не смог никогда.
 -Ты ужасен, - тихий смешок, - Во всем, кроме секса.
 Теру тихо хмыкнул. Он потушил бычок сигареты об пепельницу и развернулся на кровати, сев лицом ко мне. Его рука коснулась щеки, и я тихо вздохнул. Даже простое его прикосновение заставляло возбужденно прикрывать глаза.
 -Но тебе ведь понравилось, Кай? 
 Я попытался отвернуться, но поздно. Холодные губы накрыли мои, снова заставив обо всем забыть.


_______


 В голове до сих пор не укладывалось, как такое могло произойти. Смотря прямо перед собой, я хмурился. Он не оставил ни одного следа на коже. Теру даже тут рассчитал все. Я никогда за собой не замечал своего влечения к нему. Было ли вчерашнее просто последней каплей, или же наоборот?
 Зазвонил телефон. Я посмотрел на дисплей и вздрогнул. Отвечать не хотелось. Как не хотелось видеть никого… никого не слышать.
 -Да?
 -Кай, я еду с работы только, - голос Вика был уставшим, - Я заеду к Аю, мне надо кое-что отдать Шинье.
 -Хорошо, я тогда тоже к ним.
 -Тебя что, не было дома ночью?
 -Не было.
 -Где ты был? – голос разом похолодел.
 -Я был на работе. Надо было… наконец-то разобраться со своим менеджером, - я сжал руку в кулак, понимая, что просто вру ему, - Мы перестали понимать друг друга и решили найти компромисс заново.
 -Понятно. Ладно, встретимся там.
 -Давай.
 Я повернул машину и рыкнул. Хорош компромисс.
 
_______


 Аю встретила меня, как всегда, с улыбкой. Но, увидев выражение моего лица, лицо ее сразу поменялось. Улыбка исчезла, а в карих глазах появилась легкая заинтересованность и слабая тревога.  Оказалось, что Вик уже опередил меня и ушел с Шиньей на студию, и обещали они вернутся до вечера. А это значило, что у меня есть как минимум пара часов поговорить с сестрой. Человеком, который мог понять меня в любом случае.
 Она сидела на диване, а я у нее в ногах, положив руки на колени и голову сверху. Она гладила меня по волосам, внимательно слушая то, что я ей рассказывал. Я говорил о том, что произошло вчера, уткнувшись носом ей в колени и боясь поднять глаза. Увидеть осуждение в ее глазах, что-то подобное… Но Аю молчала, просто продолжая спокойно перебирать пряди волос. Я рассказал ей о Теру, о своих ощущениях и о том, что тогда я не думал о Вике. Эта мысль пугала меня до сих пор, я стал неуверенным.
 -Может, тебе стоит какое-то время побыть самому, Кай? – она вздохнула.
 -Просто… Вик – это существо, к которому я отношусь очень нежно, и… меня совершенно к нему не тянет в этом плане. И он… так же… Какая-то платоническая любовь, - я сжал зубы, - Что мне делать, Аю?..
  Сестра замолчала. Она закрыла глаза и вздохнула. Я вполне четко понял, что она просто не знает, что ответить, и думает над этим. Я только снова уткнулся ей в колени. В голове был полный хаос, я не знал, что делать, сердце болело. Вспоминая прошлую ночь, я каждый раз вздрагивал, пытался успокоить себя. И та совершенно спокойная обстановка утром. Как будто для него вот так вот спать с первым встречным – в порядке вещей.
 -Пока ничего не делай. Продолжай работать, как будто ничего между вами и не было. Я уверена, что он будет вести себя именно так, - она замолчала на секунду, - И тебе, все же, стоит рассказать Вику.
 Я поднял на нее глаза, смотря так, как будто она предложила мне развлечься, поиграв в русскую рулетку. Я поджал губы и вздрогнул, закрыв глаза. Рассказать ему о том, что я переспал с собственным менеджером, потому что мне просто захотелось? Не укладывалось в голове. Я просто не мог себе представить его реакцию. Видимо от нервов потемнело в глазах, и я вцепился в юбку сестры.
 -Кай? – она приложила руку ко лбу, - Ты бледный. Может, мне стоит с ним поговорить?..
 -Нет, я сам…
 -Тогда не тяни с этим.
 Я кивнул. Надо бы просто набраться смелости и рассказать ему обо всем, что произошло. Больше всего я опасался именно того, что он сам догадается. Ведь этот человек видел меня насквозь. Именно этого я боялся больше всего. Все остальное казалось каким-то мелочным и не страшным. Я закрыл глаза и просто обнял Аю за талию, и тихо, тяжело вздохнул.
 -Ты уникальный. Как так можно… любить одного, но хотеть другого? – она хмыкнула, - Мне этого никогда не понять.
 -Мне, кажется, тоже…
 -И все же, братишка. Что бы не случилось, я всегда рядом.
 Я улыбнулся. Да… она всегда рядом.
 Шин с Виком вернулись буквально через час после того, как мы закончили разговор. Все остальное время я приводил себя в порядок в эмоциональном плане. Я был удивлен – оказалась, что те парни из группы, которую сейчас тянул Шинья, были знакомы с Виком – когда-то пересекались.
 Вик выглядел уставшим. Впрочем, это было совершенно не странно – проработать всю ночь. Еще бы вид был уставший. Но, тем не менее, он улыбался, хоть и устало и довольно слабо. Сидя рядом с ним, у меня появлялось очень сильное чувство отвращения к самому себе. Через две недели будет свадьба Аю и Шиньи.
 А моя мать до сих пор не ответила на отосланное ей в Киото приглашение.


_______


 Вик чуть повернулся, устраиваясь поудобней, положил мне голову на плечо, лежа не боку. Он закрыл глаза и тихо вздохнул, положив мне ладонь на второе плечо.
 -С кем ты вчера ночью был? – его голос был спокойным.
 Я вздрогнул.
 Вот тебе и сбылось то, чего я боялся. Он просто понял, что вчера было. Я прикрыл глаза, чтобы не видеть его совершенно спокойное лицо. Это пугало меня больше всего. Именно его ледяное спокойствие… Очень сильно напоминало мне о Теру. Я помолчал какое-то время, думая, что ему ответить. После чего просто вздохнул, положил свою ладонь ему на голову и открыл глаза, уставившись в потолок.
 -С Теру.
 Вик на секунду замер, после чего глубоко вдохнул воздух и только прижался сильнее, немного сжав ладонь на плече. Мне казалось, что он меня убьет в первую же секунду. Но нет. Он молчал. Появилось впечатление, как будто он просто заснул с этой мыслью. Но я продолжал смотреть в потолок и думать, что же творится в его сердце. Это наверняка больно.
 -Ясно.
 Короткий ответ в одно слово, который заставил меня сжать зубы и проглотить колючий комок в горле.
 
_______


 Я выбрался из комнаты, подальше от фотографа, и тут же напоролся на Теру, который стоял и разговаривал со своим помощником. Последний только послушно кивал головой, слушая инструкции начальника. Мужчина был как всегда спокоен и невозмутим. Это начинало бесить. Я хочу видеть эмоции на этом лице, черт. Как только парень последний раз кивнул и скрылся за поворотом коридора, Теру подозвал меня к себе жестом.
 Он рассказал мне программу на завтра и послезавтра, чего обычно никогда не делал. Когда я нахмурился, смотря на него с легким недовольством – все-таки это его работа, следить за моим расписанием, а не грузить меня им на два дня вперед, он вздохнул и чуть наклонил голову, отчего блики солнца проскользили по стеклу очков.
 -Я через пол часа уезжаю. И буду только в понедельник, - пояснил он, наткнувшись на мой взгляд.
 -Неужели великий и ужасный Теру решил куда-то уехать? – я был порядком удивлен.
 Мужчина фыркнул и развернулся, сделал пару шагов и остановился, стоя все так же спиной ко мне. Потом немного повернул голову на бок и вздохнул так, как вздыхают очень уставшие от всего люди.
 -У моей дочери концерт в Берлине.
 И ушел.
 Я вздрогнул.
 Снова ощущение того, что тебя ударили чем-то очень тяжелым. По затылку так, что зазвенело в ушах, потемнело в глазах и заставило пошатнуться. Я оперся на стенку рукой.
 Дочери?..

______


  Я оперся руками на деревянную ограду манежа. В субботу можно и позволить себе отдохнуть. Аю потащила нас за город, в один из конно-спортивных клубов. Я на лошадь отказался садиться – ездить не умею, а падать особенно не хочется. Да и животных этих я боялся. Все же большие, и им не составит особого труда убить человека. Но Аю и Вик вполне уверенно сидят в седле и наворачивают круги в крытом манеже, пока мы с Шиньей наблюдаем за ними. Шин то и дело отходит в сторону, отвечая на звонки. Мой же рабочий телефон сегодня выключен. Не хочу никого слышать.
 Слишком тяжелые выдались последние дни.
 Меня почему-то клонит в сон, хотя на небе – ни тучки. Лошади уже вспотели на жаре, с губ срывается белая пена, оставаясь нечеткими пятнами на сильных плечах. Конь у Вика такой же рыжий, как и он сам – завязанные в хвост волосы парня сливаются с жесткой рыжей гривой лошади, когда тот берет очередное препятствие и нагибается к сильной шее. Кони почти танцуют, перебирая жилистыми ногами и скручивая шею в баранку. Фыркают и трясут головой, прядут ушами, стреляя ими то в одну, то в другую сторону. Смешно развесив в стороны уши, как лопоухая собака, подходит к барьеру белая лошадка Аю, оставляя своего рыжего собрата галопировать вдоль стенки. Я отпрянул, когда лошадь почти ткнулась мордой мне в плечо. 
 -Да не бойся, - сестра улыбается, - Она спокойная. Просто погладь.
 -Я воздержусь от подобных нежностей, - я фыркнул, продолжая следить глазами за каждым действием животного, которое с интересом поглядывает влажными глазами в мою сторону. Этот страх к этим лошадям был с детства – когда пони, на котором занималась тогда Аю, меня укусил за руку. До сих пор остался шрам.
 -Да и в самом деле, -  подошедший Шинья погладил лошадь по носу, проведя по нему пальцами и прошелся ладонью по морде ко лбу, - Не стоит. Это добрые животные.
 -Ага. Я в этом уверен.
 Аю хихикнула, а рыжий конь на той стороне манежа на повороте взбрыкнул, подкинув круп, и постарался выбить своего седока из седла. На секунду мне показалось, как будто остановилось сердце. Но Вик только подался назад, натягивая на себя повод и заставляя животное попятится, хлопнул его по шее рукой. Я выдохнул, а парень соскочил с седла и взял жеребца под уздцы, провел его мимо стенки по всему манежу, не приближаясь к ограде, обходя все препятствия. Иногда конь вскидывал голову, как будто стараясь убрать его руки с повода. Вик просто поглаживал коня по шее, успокаивая и давая ему возможность «остыть»,
 Аю улыбнулась и направила свою лошадь по внутреннему кругу шагом, постепенно набирая скорость.
 Они умели обращаться с этими животными, поэтому и не боялись. Впрочем, как говорил один весьма умный человек: «лошадей бояться не нужно, а опасаться – надо». Впрочем, я не мог сказать, что это опасение. У меня это была боязнь. За всех тех людей, которые находятся в седле – а черт знает, что этим животным в голову взбредет. Но пока я видел улыбки на их лицах, я не говорил ничего, что могло бы помешать их счастью.
 

_______


 -Тебя это интересовало.
 Аю развернула передо мной ноутбук. Я сначала слегка удивленно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на открытое письмо. Обратив внимание на отправителя, я поджал губы. Она мужа Дианы напрягла с моими вопросами? А муж был следователем в CBI в ФБР. Информация, которая передо мной развернулась, меня… весьма удивила. Две строчки фото – по правую и левую часть страницы, и не скажешь, что это один человек.
...Кристофер Вайс…
…Убийство отца…
…Пластическая операция…
…Переезд в Токио из Берлина…
…Смена имени…
…дочь…жена умерла в автокатастрофе…сестра…удочерение…
 -Твою мать…
 Я был в шоке.
 Наверное, это был нервный срыв. Так быстро я еще мало куда бежал.
 

______


 
 Теру был весьма удивлен, снова увидев меня на своем пороге. Мокрого насквозь, с мокрыми волосами, лезущими в глаза, с растерянным взглядом и бешено бьющимся сердцем. Он и слова не успел сказать, как я обхватил его руками за шею и впился в губы. Теперь у нас обоих они были холодные. Это выглядело дико со стороны. По-идиотски.
 Только спустя три часа, уткнувшись ему в шею лицом и вдыхая едва ощутимый, тонкий запах фиалок, я, закрыв глаза, пытался собрать мысли в одну, откинуть все остальные. О чем я думаю, снова приходя к нему? О чем, когда срываюсь просто так и бегу к нему, как влюбленный мальчишка? Я окончательно запутался в происходящем. За все это время ни он, ни я не произнес ни слова. Мужчина привстал на локте, положив мне на голову руку.
 -Так что случилось?
 -Я знаю теперь о тебе все, - я обнял руками подушку, переворачиваясь на живот и шумно выдыхая воздух.
 На секунду он застыл, после чего усмехнулся и наклонился, касаясь губами плеча, потом шеи.
 -И что теперь?
 -Теперь я знаю, кто ты такой. И спокоен.
 -Глупо.
 -Знаю. Но теперь мне хоть не страшно от мысли, что я ничего о тебе не знаю.
 -А было страшно?
 Я только закрыл глаза и улыбнулся, чуть отклоняя голову, подставляясь под его губы. Не смотря на то, каким он показывал себя со стороны, у него были чувства. Очень непростые, запутанные за ледяной решеткой, но были. Иначе он не стал бы отдавать свою же дочь сестре, позволяя девочке расти совершенно нормально, без проблем в обществе. Все считали, что Кристофер Вайс умер тринадцать лет назад, вместе со своей женой. После взрыва машины на том шоссе нашли два тела – мужское и женское, обгоревшее до такой степени, что узнавали уже только по личным вещам. И до сих пор в архивах записано, что Элизабет Вайс разбилась со своим мужем в машине и погибла в результате взрыва, но нигде не  было упомянуто о том, что у нее был любовник.
 Дочь мужчины стала пианисткой. Весьма талантливой пианисткой, которой было всего четырнадцать лет, но она уже сама писала музыку и ее же и играла. Это был некий феномен, который отмечали ученые. Девочка очень любила актера, по имени Кайто Кодама, и друг ее «матери», сестры Кристофера Вайса, Митсу Теру, очень редко навещал их, но всегда привозил большой альбом с фотографиями актера и все лицензии фильмов, что вышли за тот срок, когда он приезжал последний раз. И это делало девочку, у которой было очень слабое сердце, для которой любые серьезнее нервы могли стать последними, очень счастливой. Любимый актер и модель всегда были рядом с ней, вдохновляя на сочинение новой музыки для своего фортепиано. Она мечтала как-нибудь обязательно встретиться с ним сама. Мне было жаль этого мужчину, который закрывался от всех за стенами из титана. Он не хотел больше пускать в свое сердце кого-то, но очень любил и переживал за свою дочь.
 -Как бы ты поступил, если бы твой отец на твоих глазах сначала изнасиловал твою мать, а потом убил ее? – его тихий, холодный голос заставил вздрогнуть, - А потом попытался бы сделать то же самое с тобой, Кай?
 -Я не осуждаю тебя… но, наверное, я бы поступил так же.
 Я открыл глаза и посмотрел на него. Что было в этом мужчине такого, что меня тянуло к нему, как магнитом? Я привстал и обнял его за шею, целуя высокие скулы. Я хотел бы, наверное, увидеть его таким, какой он был с рождения – голубоглазый и с иссиня-черными волосами. Но даже если так… Не поменялось только выражение его глаз.
 Это просто не меняется.


_______


 -Я слышал твою игру.
 Я чуть наклонился вперед, упираясь руками в колени. Улыбаюсь, смотря в голубые глаза. Волосы у нее цвета пшеницы, как у матери, аккуратно забраны в конский хвост. Только прямая челка не оказалась во власти заколки.  Я почти чувствую, как он нервничает, хоть и не показывает этого на виду.
 -Сыграешь мне?
 Она растеряна, покрасневшие щеки выглядят так забавно. Стоящая рядом женщина кладет ей руки на плечи и улыбается, заглядывая в еще такое детское, симпатичное личико. 
 -Неприлично заставлять гостей ждать. Давай, ты же все равно хотела сегодня поиграть.
 Она растеряно кивнула и ушла в комнату. Женщина кивнула, и мы с Теру прошли по коридору вслед за девочкой. Она села за большой черный рояль и достала ноты. Вздохнув, провела тонкими пальцами по клавишам… и спустя несколько длинных секунд начала играть, почти не заглядывая в нотные листы. Музыка как будто проникала сквозь тебя и рвала душу в клочья – теперь я понимал, почему же людей так сильно цепляет ее игра. Она играет, роняя теплые соленые слезы на черно-белые клавиши, а темп не ровный, сам – как будто волна, которая то достигает своего апогея, то рушится вниз потоком соленых капель. Так и музыка – на секунду дает вздохнуть и тут же захлестывает тебя снова. Я почти задыхался в этой небольшой комнате, где через открытые окна вытекали ноты, рвущие сознание в куски. Девочка полностью ушла в свою мелодию, пальцы касались клавиш то почти робко, но нажимали на них с силой, как будто вырывая из них те нужные ноты, которые формировали в своей закрытой цепочке произведение. В этом мы с ней были похожи. Игра – какая разница, какая именно – то, куда мы вкладываем всю свою душу. Всего себя. Выкладываемся на полную, пока не упадем. А потом снова поднимаемся и идем вперед. Было ощущение, что этот ребенок впитал в себя таланты всех великих пианистов, и сейчас на небе готова была загореться очередная звезда. Я закрыл глаза. Теру отклонил мою голову назад и коснулся своими губами моих. Я дернулся, ведь мы были не одни, но он перехватил мою руку и продолжил поцелуй.
 Нас тоже захлестнула музыка.
 Музыка, которую его же дочь назвала «Реквием».


______


 -Она так и не ответила, да?
 -Не ответила.
 Аю вздохнула, поправляя руками складки платья. Платье, которое ей шил Вик, Алиса и Ярый, получилось лучше, чем во всех салонах. Белоснежное, с голубыми лентами на плечах, в фате и на поясе. В руках у нее были перчатки, которые она еще не одела. Сейчас сестра была красива, как никогда. Я знал, что она хотела бы, чтобы родители были на свадьбе. Но я даже и не ждал, что они хотя бы ответят, не говоря уже о самом приезде. Аю расстроилась, конечно. Но, как сказала Диана, это был не повод портить себе такой день. Когда зашла только что упомянутая, наконец-то нормально накрашенная и в платье цвета ночного неба, я вышел. В конце концов, я веду ее к алтарю.
 Когда я зашел к Шинье, он был весь на нервах.
 -Ну ты чего? – я засмеялся, помогая ему завязать галстук.
 -Я, наверное, сошел с ума, - он улыбнулся.
 -Сумасшествие с этого и начинается, друг мой.
 -Прелестно, - Шин хмыкнул.
 Вик зашел буквально через несколько секунд, посмотрел на обоих и улыбнулся, покачав головой.
 -Вам тоже кажется, что это ненормальный день? – он вздохнул, - Я букет ловить не буду.
 Я рассмеялся и притянул к себе парня, поцеловав его в лоб.
 -Я и без букета могу.
 -Ага, - он хмыкнул и прикрыл глаза.
 Правда, следующий человек, зашедший в комнату, меня… удивил.
 

______


 -Только я глаза закрою, хорошо? А то… страшно, - Аю улыбнулась.
 -Хорошо. Пойдем, уже открыли двери.
 -Ну пошли.
 Я отошел в сторону, быстро, проскальзывая в зал и «уступая» невесту. Шинья и Вик отреагировали нормально, но все остальные, собравшиеся в зале, тихо выдохнули.
 Рядом с сестрой шла женщина, лет сорока пяти, на вид, лет. Она была одета в белое платье, а черные волосы были забраны в хвост. Ей было, на самом деле, больше пятидесяти, но она хорошо выглядела для своего возраста. Я прислонился к стене спиной, скрестив руки на груди. Мама довела Аю до алтаря и отпустила ее руку, поставив возле Шиньи, и отошла назад прежде, чем ее дочь смогла бы ее увидеть. Вполне в «моем» стиле. Аю медленно открыла глаза и не стала оборачиваться – но матери рядом уже не было – она проходила за рядами ко мне. Сама церемония была довольно быстрой, но почему-то больно кололо сердце при каждом слове священника. Вдвойне больно – когда отвечали невеста и жених. Слова верности, которые связывали их сейчас цепями намного более крепкими, чем из железа, как мне показалось, только распалили их чувства.
 Сам того не замечая, я плакал. Только чувствовал, как слезы текут по щекам и скатываются с подбородка. Осознание того, что этот человек, такой дорогой и близкий, теперь будет не моим… просто убивало. Я ведь так привык, что она всегда рядом. Так привык, что она всегда может уделить мне внимание.
 А как будет после?
 Пусть все считают, что это слезы счастья.
 Пусть.
 Только мама, отлично зная мою собственническую и эгоистичную натуру, знала, почему я сейчас плачу. Она не изменилась ни капли – но она все же приехала, не смотря на то, что отец запрещал ей – я уверен. Она приехала, чтобы отдать свою дочь в руки тому, кого она любит. Того, с кем решила связать свою жизнь. Моя мать, которая защищала нас до последнего, все равно тут. И это так грело сердце.
 То, что она не забыла нас.
 -…Можете поцеловать невесту.
 Шинья медленно, как будто боясь, убрал ее фату назад. Прикоснулся к ее губам, как в первый раз – робко и нежно. Эта сцена вызвала на моих губах неизбежную улыбку.
 А сердце все больно кололо и кололо.
 Все вышли из церкви раньше молодоженов, и Аю безуспешно прикрывалась фатой, улыбаясь, когда летели лепестки роз. Шинья тихо похихикивал, поддерживая свою жену. Девушка улыбнулась, освободилась от руки Шина и, взяв букет, развернулась ко всем спиной. Через несколько секунд ее красивый букет улетел в голубое небо, чтобы спустя мгновение полететь вниз. Я отошел в тот момент, когда цветы чуть не попали в меня, и они упали в руки стоящей в легкой растерянности Алисе. Девушка моментально покраснела, но улыбнулась. А когда Аю развернулась и увидела маму возле меня, ее глаза вмиг потеплели, и улыбка появилась на губах.
 -Я знала, что ты придешь, - потом рассказал мне Шинья, что прошептала тогда сестра.


______


 -Как твоя дочь?
 Теру немного улыбнулся и провел рукой по шее.
 -Теперь все хорошо. Операция прошла успешно и она снова играет.
 Я улыбнулся. Как все меняется. Я был рад, что именно эта девочка будет жить. Ее талант раскроется, как бутон розы, и люди поймут, что такое абсолют прекрасного. Эта музыка сможет оживить мертвого.
 Теру стал непозволительно теплым со мной.

______


 Вик немного улыбнулся, посмотрев на меня, как всегда, снизу вверх. Его голубые глаза, как всегда, были немного грустными и спокойными. Он опять улетал домой. Я чуть-чуть улыбался уголком губ. Я знал, что он скажет.
 Потому что сам хотел это сказать.
 -Давай разойдемся? – он посмотрел мне в глаза.
 Я только хмыкнул, прикусил губу и кивнул. Это было так просто сказано. Как будто он просто спросил меня, как у меня дела. Но я согласился. 
 Так будет лучше.
 -Твои обещания – как красивая ложь.
 -Я знаю.
 Солнце улыбнулся, обнял меня, и ушел к самолету.
 Он не хотел много говорить. Как всегда. Теперь, когда он прошел практику тут, в Японии, он мог спокойно закончить свой ВУЗ и идти работать в любую страну высококвалифицированным врачом. Он добился того, чего так долго хотел.
 Лучи еще яркого осеннего солнца путались в его распущенных волосах и оставались там навсегда.







EPILOGUE







 -Тебе письмо.
 -Нет, почта пуста.
 -Ты не понял. Обычное, бумажное письмо.
 Чистый лист.







декабрь – январь 200(8)9