Конкурс песни. Рассказ

Конкурс песни

Павел Алексеевич Серебров, ректор Ленинградской государственной консерватории, смотрел на аспиранта Кольцова, на некоторое мгновение потеряв дар речи…
Профессор Серебряков - народный артист СССР, известный пианист, непременный участник торжественных кремлевских концертов. По слухам, мальчишкой-беспризорником он был подобран отрядом красноармейцев под Царицыным и прошел гражданскую войну в составе агитпоезда, где талантливого мальчишку заметил Иосиф Виссарионович Сталин и направил учиться в Ленинград, где он в конце тридцатых годов возглавил консерваторию. На протяжении тридцати лет он оставался на этом посту и после смерти своего высокого покровителя. Его не затронула хрущёвская «смута». При Брежневе его артистическая звезда сияла на зависть соперников по искусству. Разумеется, в консерватории его авторитет был непререкаем. Со своими подданными он был суров и не всегда справедлив. Но это принималось, как должное. В консерватории работал прекрасный профессиональный коллектив преподавателей, студенты постоянно завоевывали почетные места и призы на различных союзных и международных конкурсах, выпускники украшали известные театры и оркестры страны. Так что, всё было хорошо, а значит, все были довольны. Ну, а если кто-то, может быть, имел другое мнение по этому поводу, то его мнение никого не интересовало…
Сергей Кольцов, подходя к кабинету секретаря парткома консерватории, услышал голос ректора, который кричал на кого-то, не выбирая интеллигентных выражений. Когда он вошёл в кабинет, в нём, кроме ректора, находились его хозяин, секретарь партбюро Лукин Борис Михайлович, и студент-старшекурсник Володя Доронин, заместитель Сергея по комсомольскому комитету. Володя стоял перед ректором с лицом, бледным как стена за его спиной.
- Павел Алексеевич, – обратился спокойно Сергей к ректору, - почему вы повышаете голос на студента Доронина, если Вы знаете, что он выполняет моё поручение?
Серебряков резко повернулся к нему и замер в изумлении. Секретарь партбюро смотрел на Сергея как сошедшего с ума. Переведя дыхание, ректор выразительно взглянул на Лунина и резко направился к двери.
- Зайдёшь сейчас ко мне, - глухо произнёс он, проходя мимо Сергея.
И с грохотом захлопнул за собой дверь кабинета.
Лунин опустился в свое кресло за столом.
- Ну, Вы – нахал, Кольцов, - только и нашелся, что сказать он.
- Ты зачем влез? – взволнованно закричал Доронин. - Мы уже закончили разговор. Разобрались бы без тебя. Ты же знаешь, что «Паша» покричит и успокоится. А, теперь, ты понимаешь, что он с тобой сделает?
- Ничего не сделает, - ответил Сергей и вышел из кабинета.
Кольцов оказался в консерватории совершенно случайно. Он не имел никакого, если не считать «домашнего» (он играл на аккордеоне), музыкального образования. Однажды восемнадцатилетним мальчишкой оказавшись на чердаке здания Ленинградской консерватории в качестве сантехника, он и подумать не мог, что через семь лет он вступит под своды этого храма в качестве равноправного члена её ареопага. Год назад он заканчивал философский факультет Ленинградского университета и знал, что ему предстоит вскоре выехать по распределению в один из городов на Амуре. Конечно, покидать любимый Ленинград было очень тяжело, но это было неизбежно. И вдруг, после успешной защиты дипломной работы, его «шеф», профессор Каган, сделал ему удивительное предложение:
- Так, Сергей, в Ленинградской консерватории открывается аспирантура по эстетике. Если хочешь, я могу тебя порекомендовать профессору Сохору. Но вступительные экзамены нужно сдавать срочно, по моему, на следующей недели. Как ты, готов?
Сергей понимал, что это его уникальный шанс.
Экзамены были сданы без проблем. Испанский язык у него принимала персонально заведующая кафедрой иностранных языков, профессор Сухарева, участница гражданской войны в Испании. Экзамен превратился в затянувшийся разговор-воспоминание на испанском языке об Испании и Кубе (откуда недавно, после двухлетней стажировки, вернулся Сергей). На собеседовании по теме будущей диссертации комиссия была удовлетворена представленным Сергеем материалом по афрокубинской музыкальной культуре, выразив удивление по поводу его музыкальной компетенцией.
Так Сергей стал аспирантом знаменитой Ленинградской консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова. Но при этом оставалась маленькая проблема: у него ещё не было университетского диплома. Государственные экзамены в университете он сдавал одновременно со вступительными экзаменами в консерваторию. Об этом знали только «заинтересованные лица». Поэтому, когда ректор консерватории собрал у себя вновь поступивших аспирантов, Сергей на этом собрании присутствовать не мог. Он в это время получал в торжественной обстановке свой университетский диплом. Когда он влетел в приёмную ректора, его секретарша сообщила, что собрание закончилось, но Серебряков (которого Сергей ещё не видел) - «у себя». Сергей аккуратно открыл дверь кабинета и вошёл. Ректор, массивный и с седой шевелюрой шестидесятилетний мужчина, в котором чувствовалось что-то цыганское, стоял у своего большого стола и разговаривал с проректором по научной части, профессором Орловым Флавием Васильевичем, который знал Сергея, как председатель Приёмной комиссии. Он представил Сергея Серебрякову. Тот пристально посмотрел на новоявленного аспиранта, взял со стола аспирантское удостоверение и подошёл к нему.
- Ну, что же, - сказал он, протягивая руку, - будем знакомы.
Сергей взял из его рук удостоверение. Он был в замешательстве. Сказать правду о причине  его опоздания он не мог, врать он не считал возможным. Но ректор ничего не спросил, и лишь давая понять, что аудиенция закончена, сказал:
- Имейте в виду на будущее, молодой человек. Если ректор назначает Вам встречу, опаздывать на неё не рекомендуется.
- Извините, Павел Алексеевич, этого больше не повторится, - сказал Сергей и вышел из кабинета, отправившись в отдел кадров сдавать свой диплом…
Учёба в аспирантуре не представляла для Сергея особых трудностей. Материала, который он привёз с Кубы, для диссертации было вполне достаточно. Конечно, он требовал основательной теоретической обработки. И поэтому основным местом пребывания Сергея стала «Салтыковка», известная в Ленинграде публичная библиотека. Здесь в её тихих читальных залах он пропадал целыми днями, перекусывая в библиотечном буфете и отдыхая в шумной курилке. Подготовка в сдаче экзаменов кандидатского минимума то же не представляла проблемы. Для интереса он даже занялся изучением французского языка. Однако, вскоре его столь «лёгкой жизни» пришел конец.
Кафедра марксизма-ленинизма, на которую попал аспирантом Сергей, была небольшой по своему преподавательскому составу и возглавлялась некоей Черновой, бывшей секретарём райкома партии, дамой амбициозной и недалёкой. Остальных преподавателей было «каждой твари по паре», то есть по учебным предметам. Единственный преподаватель по философии, доцент Малкин, не имел напарника. Так что Сергею было предложено, сначала «по совместительству», взять на себя нагрузку по философии, а к началу следующего учебного года он уже вёл занятия как полноправный преподаватель. Об его аспирантуре как бы все быстро забыли…
Первое время Сергей очень нервничал, входя в учебную аудиторию. Он ощущал себя как на сцене театра под пристальными взглядами зрителей. Но постепенно он обретал спокойствие и уверенность в себе. Психологической проблемой оставалось то обстоятельство, что преподаватель лишь на три-четыре года был старше своих студентов. Но именно это и использовал Сергей, найдя вскоре общий язык со своими сверстниками.
Вторая напасть свалилась на Сергея, когда руководство обратило внимание на его комсомольское «прошлое». Оно не могло упустить такую возможность. Для начала ему поручили «шефство» над иностранными студентами и стажёрами, используя его знание иностранных языков. Дело оказалось хлопотным.
Народный артист Серебров  много гастролировал, в том числе и за рубежом. Он, вероятно, побывал во всех странах мира, где хотя бы в одном городе был концертный рояль. И после зарубежных гастролей в консерватории появлялись «Пашины птенцы»: стажёры и аспиранты из стран его пребывания.  Однако в консерватории не была предусмотрена должность помощника по иностранным студентам. Учебными вопросами иностранцев занимались деканаты, а вот в повседневной жизни они были предоставлены сами себе. А здесь было немало проблем, так как многие из них русским языком не владели. Так, например, молодая семейная пара из Австралии никак не могла объяснить коменданту общежития, что кровати с панцирными сетками, давно уже применяемые в цивилизованном «западном» мире только в армии и в местах заключения, не пригодны для выполнения «супружеских обязанностей». Сергей решил эту проблему очень просто: по его просьбе плотник общежития сделал фанерный лист по размеру кровати и австралийские молодожёны были удовлетворены и чрезвычайно ему благодарны.
Так образом, Сергей оказался кем-то вроде «уполномоченного по иностранным делам». Эти обязанности он выполнял  не без удовольствия, но они требовали много времени. Авторитет его возрос. И в результате через год пребывания в консерватории его выбрали секретарём Комитета комсомола. Сергей знал, что его кандидатура не была одобрена ректором, но он «прислушался» к рекомендации парткома. Каких-то особых отношений с ректором у Сергея до тех пор не было. Теперь ситуация изменилась. Он, в качестве члена Учёного совета, стал встречаться с ним чаще и время от времени слышал от него иногда нелицеприятные высказывания в свой адрес. Ректор вообще не любил хвалить кого-либо, его критика, иногда очень жёсткая, была свидетельством его внимания…
Сергей жил в общежитии консерватории на улице Зенитчиков, более известного по названию станции метро «Проспект Стачек». Это общежитие находилось почти на окраине города, у Кировского завода. В уютном общежитии, которое отличалось тем, что из его комнат всегда звучала разноинструментальная музыка, жили вместе студенты, аспиранты и молодые преподаватели. Ни для кого, кроме семейных, не было особых привилегий.  Сергей жил в комнате с тремя студентами, двое из которых, «народники», были из его учебной группы. Эти талантливые ребята из глухой российской провинции по вечерам они играли в оркестре в одном из модных ресторанов на Невском проспекте. Третьим соседом Сергея был Володя Доронин, старшекурсник с композиторского отделения. Володя приехал из Минска и поступил в консерваторию по рекомендации своего учителя, известного белорусского композитора Лученка.
Володя, как композитор, увлекался так называемой «легкой музыкой», успев ещё на «Беларусь фильм» записать несколько своих композиций. Именно он подал Сергею идею о проведении в консерватории  конкурса песни, на котором студенты-композиторы могли бы показать свои «малые» произведения.  Однако эта идея прозвучала у него утопически: «хорошо бы…»
Дело в том, что в мире песенного жанра в это время царила жесткая конкуренция, точнее – абсолютная монополия. Композиторы-песенники, получившие в свое время признание и популярность, ревностно охраняли свои привилегии и всячески препятствовали появлению конкурентов. Для того чтобы песня была услышана, а значит официально признана, она должна была прозвучать на радио (или на телевидении), но для того, чтобы она попала на радио, композитор должен был пройти барьеры, которые далеко не каждому были по силам. Всё начиналось с профессионального аранжировщика и заканчивалось студией звукозаписи. Между ними лежала дистанция огромного размера, которую можно было преодолеть только при посредстве больших денег. Но это ещё в том случае, если повезёт с цензурой (Союза композиторов, «худсоветов», партийных «органов» и прочее). Так что, показать свою песню молодому композитору было практически нереально.
К тому же была одна проблема, которая превращала замысел конкурса песни в консерватории в авантюру. Профессор Серебряков терпеть не мог «легкую» музыку, и, прежде всего, джаз. «Я могу сыграть это задницей», - часто говорил он по этому поводу. Из-за этого у некоторых талантливых выпускников консерватории появлялись большие проблемы. Сергей пришел в консерваторию, когда из неё был уже исключён Максим Дунаевский за его увлечение джазовой музыкой. Это событие было ещё у всех на устах и усмиряло «неправоверных». Неприятности были и у вокалистов, которые пробовали себя на эстраде. Серёжа Марусин, Таня Эрастова, Таисия Калинченко – студенты Сергея, - иногда делились с ним своими «неприятностями». Ректор выставлял бескомпромиссный ультиматум: либо эстрада, либо консерватория.
Народный артист СССР Серебряков не хотел признавать, что пришло другое время, время другой музыки. И Сергей понимал, что замысел конкурса песни в консерватории столкнётся с его сопротивлением. Но неожиданно он получил поддержку от секретаря партбюро Лунина, доцента вокального отделения, и известного композитора Эдуарда Успенского. Но никто из них взять на себя инициативу не рискнул. Тогда Сергей обратился к своему «шефу», профессору Сохору, известному теоретику и социологу музыки, зная об его приятельских отношениях с Андреем Петровым, ставшим председателем Ленинградского отделения Союза композиторов. Арнольду Сокуру, который многие годы исследовал песенную культуру страны, идея конкурса понравилась, и он предложил её Петрову. Этот ход оказался удачным.
Через некоторое время ректор вызвал в свой кабинет Сергея и, не скрывая своего неудовольствия, сказал:
- Мне тут звонил Петров, - он сделал паузу, выжидая, знает ли Сергей, кто это такой.
Сергей промолчал.
-Так вот, он предлагает провести у нас конкурс песни, - опять выразительная пауза.
Сергей её не нарушил.
- Это, конечно, всё – ерунда. Но вы можете попробовать. Так сказать, по комсомольской инициативе. Поговорите с Успенским, он – в курсе. Он всё организует. А на меня не рассчитывайте. Я посмотрю, что у вас получится. Предупреждаю, чтобы конкурс не отразился на учебном процессе. Этого я не допущу…
- Всё понял, - только и сказал Сергей. – Будем думать, Павел Алексеевич.
Он выскочил из кабинета, ликуя. Сразу же зашел в кабинет напротив, к секретарю партбюро, который тут же охладил его пыл.
- Та представляешь, Сергей, во что ты ввязываешься? Песня сама по себе не поётся. Она  и с п о л н я е т с я ! Ты понимаешь, что это такое? Нужны вокалисты, аккомпаниаторы, может быть, даже оркестр, инструменты, залы для репетиций. Наконец – время! Где ты намерен брать время для всех участников конкурса, если у них оно расписано чуть ли не круглосуточно? Никто тебе не позволит снимать ребят с занятий. Ты всё это должен продумать, - неожиданно на оптимистическом тоне закончил свой монолог Лунин.
Эдуард Успенский, напротив, встретил Сергея с энтузиазмом.
- Не трусь, Серёжа, всё будет нормально. Мы вместе всё сделаем. Ребята горят желанием принять участие в этом конкурсе. Это их  шанс.
И, действительно, очень скоро вокруг Сергея и Володи Доронина, который взял на себя «композиторскую часть», собралась небольшая, но энергичная группа студентов и молодых преподавателей с разных кафедр, которые разобрали между собой возникавшие проблемы. И подготовка к конкурсу пошла большим темпом.
Единственным камнем преткновения, как и предвидел ректор, стало учебное расписание. Консерватория – особое учебное заведение. Здесь большинство занятий проводится  в специальных классах и связано с использованием музыкальных инструментов. Так что, если чудом оказывается свободна какая-та аудитория для репетиции, необходимо найти срочно музыкальный инструмент. И наоборот, есть «свободный» вокалист, но нет аудитории. О репетициях в Малом зале консерватории вообще не могло быть речи. Он был расписан по минутам. Естественно, что репетировать приходилось по вечерам, но и этого времени не хватало. И ребята, неизбежно, время от времени, пропускали занятия. Сергей понимал, что рано или поздно должен «грянуть гром». И он грянул…
Сергей вошел в приёмную ректора и, по кивку его секретарши, понял, что может пройти в кабинет. Серебров сидел за своим огромным столом, у которого стоял проректор по учебной работе Ляшенко Борис Федорович, который, очевидно, что-то докладывал ректору. По его взгляду на Сергея, тот понял, о чём у них шла речь.
Увидев Сергея, ректор поднялся из-за стола, но не вышел, а оперся большими руками на столешницу как на трибуну. Голос его прозвучал жёстко, но спокойно.
- Вы, Кольцов, нарушили данное мне обещание. Мне докладывают, - и он невольно посмотрел на проректора, - что ваши «песенники» пропускают занятия. Я Вас предупреждал. Я этого не позволю…
- Извините, Павел Алексеевич, - прервал ректора Сергей, - я не смог проследить за всеми участниками конкурса. Их оказалось намного больше, чем мы предполагали.
Это был явный вызов. Ляшенко укоризненно посмотрел на Сергея.
- Ну, вот что, - продолжил заданную тему ректор, - все пропустившие занятия будут наказаны. И вы то же.
Тут не выдержал Ляшенко.
- А Кольцов за что? Он не сорвал ни одного занятия. Все кандидатские экзамены сдал досрочно.
- За неуважение к старшим, - буркнул, вновь погрузившись в свое глубокое кресло, Серебров.
Сергей понял, что аудиенция закончена. Попрощавшись, вышел из кабинета. Секретарша проводила его сочувственным взглядом. Но Сергей был спокоен. Он ожидал значительно худшего. А теперь он знал, что конкурс состоится «при любой погоде».
Подготовка к конкурсу была практически завершена. Круг участников и программа уже определились. Вокалисты и их аккомпаниаторы заканчивали последние репетиции. Сергей теперь мог заняться непосредственно организацией самого мероприятия. И здесь главной проблемой оказалось формирование жюри конкурса. Андрей Петров сразу же отказался возглавить жюри, имея, вероятно, на то свои личные причины. Но неожиданно дал свое согласие сам легендарный Василий Павлович Соловьев-Седой. Это уже была победа!
…Открытие конкурса песни проходило в «Малом зале» имени А.К. Глазунова. Зал был набит битком. Опоздавшие стояли вдоль стен под портретами знаменитых музыкантов. На сцене восседало всё руководство консерватории, среди которого терялся небольшого роста, полноватый и с редеющими уже седыми волосами Соловьев-Седой. Ректор выступил с коротким приветственным словом, выразив благодарность организаторам конкурса. Сергей сидел в первом ряду. Ректор смотрел в зал выше его головы. Он явно не имел в виду секретаря Комитета комсомола.
Конкурс прошел с огромным успехом. Зал грохотал от аплодисментов. Все участники были воодушевлены энтузиазмом. Вокалисты и музыканты демонстрировали своё мастерство. Хуже всех чувствовали себя композиторы, которые уже ничего не могли сделать, и лишь с бледными напряженными лицами, неумело пытаясь скрыть волнение, сидели в зале и ждали приговора слушателей.
Заседание жюри, в котором приняли участие профессора различных кафедр консерватории, проходило поздно вечером весьма бурно, в горячих спорах. Обсуждались не только сами композиторские произведения, но и выбор текста, артистичность вокалистов, мастерство аккомпаниаторов и прочее. Сергей, как член жюри, наблюдал за мальчишеским поведением маститых мэтров, не участвуя в их  перепалках. Он молча вёл протокол. Энергичный Соловьёв-Седой не мог сдержать своего восторга и, прерывая обсуждение, время от времени, восклицал:
- Какой он молодец! – Если речь заходила о композиторе.
Или:
- Какой чудесный голос! – если вспоминали об исполнителе.
Наконец:
- Как здорово вы всё это придумали!
Первое место неожиданно для него получил Володя Доронин, чему Сергей был очень рад. Второе место единодушно отдали Володе Мигуле, с которым до этого Сергей даже не был знаком. Третье место, вполне по праву, досталось Эллочке Ованесян, маленького роста, кругленькой и обаятельной девчонке из Армении, которая привела в восторг жюри своими песнями для детей.
Все победители конкурса, кроме призов, получили право записать свои песни на ленинградском радио. Это стало их первым профессиональным признанием…
Сергей обещанного ректором выговора не получил, впрочем - благодарности то же…