Глава двадцать шестая. Угощение с сюрпризом

Колдун втайне признавался себе, что хотел снова увидеть Трубадура в алом плаще, как раньше. Его друг в последнее время стал слишком уж, как казалось, спокойным и — то ли умиротворённым, то ли печальным.

По цветам этого, как обычно, сказать было нельзя. В апартаментах Князя они цвели в изобилии, притом самые разные и всех возможных оттенков. Хозяин апартаментов встречал гостей, одетый по-домашнему, но со вкусом. В петлице у него все увидели недавно сорванный, почти живой ещё цветок, который формой напоминал хефтиг, вот только цвет имел слишком уж светлый, чтобы быть им.

Пока Шаман приветствовал Трубадура и потом, скрестив пальцы, наблюдал за несколькими натурами, вышедшими в вестибюль, белая дама со снисходительным видом отдала плащ домовику и гордо прошествовала в сторону погреба.

— Эй, вы, почему так долго? — возвысила она голос на крепостного-повара. Трубадур, выйдя из залы, с удивлением воззрился на происходящее.

— Любезная Арцт, вы что же, решили воспитывать моих натуров? — усмехнулся он, поглаживая подбородок.

— Если понадобится, дорогой мой Трубадур, если понадобится. А то что же вы, позвали гостей, а пока они прибывали, даже не удосужились распорядиться об ужине?

Колдун и Шаман подавили смешки.

— Подобные заявления, — проворковал Трубадур, — я обычно считаю оскорблением, и даже вызываю сказавших подобное на краткую дуэль…

Он прошёл к двери погреба и протянул повару ключ, а потом обернулся к даме Арцт:

— Но учитывая ваше положение и вашу знатность, это было бы слишком самонадеянно с моей стороны.

Телохранитель белой дамы даже не шелохнулся при этих словах.

Трубадур, похоже, неторопливо растил свою свиту — во всех смыслах. Мастер музыки уже набрался опыта, и его хозяин делал успехи в игре на кифаре. Появилось несколько новых крепостных лиц — самого разного вида. Затейники из шумной беспорядочной компании превращались в настоящую актёрскую труппу, понимая друг друга с полуслова и полузнака.

Повар приготовил несколько нехитрых блюд, помогая себе магией. Это было одно из очевидных преимуществ жизни в самом сердце Краузштадта: ингредиенты блюд были зачарованы, и времени на приготовление уходило гораздо меньше.

Трубадур распорядился накрыть небольшой стол на четыре персоны в обеденной зале. Сквозь окна смотрела краузштадтская ночь. Трубадур воссел на своём обычном месте, спиной к окну, чуть дальше расположилась Ведьма, за ней — Шаман. Колдун сидел почти напротив, наблюдая, таким образом, и за окном, и за столом.

— Ну а что же вы? — с улыбкой поинтересовался Трубадур, поливая соусом румяную корочку запеканки. От неё всё ещё шёл пар колдовской печки. — Я уже успел заждаться. Пребывал в полном спокойствии, закат прошёл, наступила ночь. А вас всё не было и не было, друзья мои.

— Я несколько раз отправлял духа к тебе, друг, — сказал Колдун, прежде чем приступить к кушанью.

— Правда? — неподдельно удивился Трубадур. — Что ж, я действительно мог его не заметить. Я ведь иногда снимаю перстень, как и… — Он повёл рукой. — Как и все люди, в сущности.

Ужин протекал в спокойствии. Где-то в гостиной зале выводил тихую мелодию мастер музыки. В холле перешёптывались потешники Трубадура, придумывая, видимо, новую сценку. Телохранитель дамы Арцт стоял в полумраке за её спиной. Неподалёку устроилась, сверкая глазами, мистичка. Сказочник бродил по холлу, любуясь отделкой стен.

На столе по велению хозяина апартаментов был установлен подсвечник с четырьмя тонкими свечами. Повар зажёг их перед началом ужина, горели они без дыма, освещая только стол и почти не выхватывая очертания залы. Отсветы огоньков играли на лицах четырёх благородных людей — столь разных, собравшихся за одним столом. Колдуну пришла в голову неожиданная мысль, что таким составом это вообще происходит в первый и единственный раз.

Мысль проскочила мимо сознания, не задерживаясь особо в нём. Свечи дрогнули. Шаман отложил вилку, которой ел, в сторону, и всмотрелся в чашу. Он сделал несколько пассов рукой, и ломтик мясного пирога, плавно оторвавшись от чаши и слегка вращаясь, поднялся в воздух. Ведьма, Колдун и Трубадур удивлённо наблюдали за этим.

— Определённо угощение с сюрпризом, — не отрывая взгляда от пирога, сказал Шаман. — Сейчас поглядим…

Он, медленно отведя руку, потянулся к поясу и, высвободив свой аметистовый жезл, занёс его, освещая стол. Отблески свеч невольно померкли перед нарастающим светом жезла. Шаман сделал два пасса — крест-накрест и ещё один, круговой.

— Тени воруртайлей. Кажется, давно мёртвых, — сказал он, наблюдая за ломтиком. Он продолжал вращаться, но вокруг него и правда кружили мелкие, еле различимые полупрозрачные тени.

— Пирог теней, — усмехнулась дама Арцт. Стоило ей сказать это, как свечи вдруг подёрнулись, как от порыва ветра, и погасли одна за другой. Повар, увидев, что кухня погружается в темноту, в испуге кинулся зажигать ещё один подсвечник.

— Друг мой Шаман, — отчеканил Трубадур, — могу ли я полюбопытствовать, что за непрошеный гость завис в воздухе на уровне моих окон?

Шаман уже убрал свой жезл и распалил меж ладоней прохладный мерцающий огонёк, разводя объятия темноты. Лицо Трубадура казалось тенью на фоне окна. Он не оборачивался.

— Гегенсинн не относится к числу моих фаворитов, — сказал Круд. — Не надо думать, что если я не занимаюсь такой же магией, как вы, друзья, то ничего не смыслю в ней.

— Он странный гость, — усмехнулся Шаман. — Иногда является без спросу…

— Не надо! — коротко, но звонко сказал Трубадур и, вскинув руку, щёлкнул пальцами. Все увидели, как его перстень полыхнул фиолетово-белым пламенем, на миг осветив стол куда ярче свечей. За окном, в темноте, раздался надрывный и будто бы даже обиженный вой. Гегенсинн, приблизившийся было к самым окнам, улетал прочь.

Трубадур, выбрасывая остатки сдерживаемой энергии, но уже гораздо более плавно и спокойно, провёл рукой над потухшим подсвечником. Четыре свечи вспыхнули одна за другой. Правда, горели они уже не так ровно, иногда щёлкая фитилями, отчего в воздух взлетали тонкие струйки дыма.

— Прости, друг Шаман, — сказал он. — Я бы пообещал тебе, что задам повару взбучку за это, но ты ведь знаешь, что я так не сделаю. Я не всегда могу уследить за тем, что торговцы продают ему и чем набивают погреб. Как сказала верная себе любезная Ведьма, объяви это блюдо пирогом теней.

После ужина Трубадур сам вышел на полуночную прогулку. В руке он нёс свечу, которая горела хоть и не самым природным, но довольно-таки ярким светом, пока не погасла. Он шёл один, без свиты, в дорожном плаще. Очертаниями плащ напоминал прежний, алый, а вот цвет имел близкий к бежевому. Такими граф Штольц обычно жаловал младших дипломатов, способных вести переговоры с представителями других владык.

Шаман был выше остальных, его лёгкая седина серебрилась в свете звёзд. Колдун любовался ясным ночным небом. Дама Арцт, как обычно, была погружена в собственные мысли, но даже её лицо в эту минуту не напоминало обсидиановую маску, а выглядело живым и вдохновенным.

Трубадур, Шаман и Колдун по очереди попрощались с ней, каждый в своей манере, прежде чем её увёз на север поздний экипаж. Совсем недалеко гасили факелы на крыше Флатуленца. Звёзды становились всё ярче по мере того, как пропадали огни, зажжённые людьми.

Потом они втроём бежали через площадь Альгемайн, импровизируя погоню. Большая часть площади была погружена во мрак. Фигуры людей виднелись смутными, размытыми силуэтами.

Шаман отбыл, когда далеко-далеко на востоке уже стало светлеть небо. Колдун, оставшись с Трубадуром наедине, рассказывал ему о намерении Ведьмы отправиться в Андернштадт. Далёкая северная цитадель сосредотачивала в себе столь много всего, что единожды отправившиеся в неё почти никогда не возвращались обратно.

— Её решения твердеют не сразу, но когда закрепляются окончательно, прочны, как алмаз, — сказал Колдун. — Я думаю, она приняла это решение и убедила себя в той предопределённости, о которой сама же и говорила. Мы не в силах изменить это.

— Мы в силах изменить всё, что пожелаем, — возразил Трубадур. — Если мы чего-то желаем очень сильно, наше желание воплощается магическими силами, которые способны творить будущее и изменять настоящее. Уж тебе ли не знать о силе магии, милый друг?

— Её решение закрепилось.

— И поэтому она воплотит его. Мы устроим проводы, пожелаем ей доброго пути до Андернштадта, а сами продолжим жизнь здесь.

— Должен признаться, это будет несколько печальное прощание, — сказал Колдун.

— Печаль неизбежна в любом случае. Я не думаю, что это плохо. Мы не столь нуждаемся в обществе белой дамы.

— Позвольте добавить, господин Трубадур, — тихо произнёс сказочник, приближаясь, — что моему хозяину и правда не столь необходимо присутствие благородной дамы Арцт. Но она необходима, как бесценная участница Зелёного ордена, магистрами которых вы, достопочтенные господа, изволили стать. Ценность госпожи Клюген неоспорима. Она нужна Краузштадту, так неужто же вы, почтенные государи, позволите цитадели северных вампиров завладеть её талантами?

— Северные вампиры, — поморщился Трубадур. — Недаром тебя зовут сказочником. Милый друг, твой натур поистине искусный словоплёт, но неужели ты тоже станешь говорить, что Ведьма нужна Зелёному ордену больше, чем нам? Я скажу как раз, что она больше нужна нам, чем любому ордену. А ещё больше — самой себе. Надеюсь. Если эта демоническая сущность, зовущаяся её телохранителем, ещё не погубила в ней всё человеческое.

— Демоническая? — удивился Колдун. Он вспомнил, что и сам подозревал хранителя дамы Арцт в дальней связи с кем-то из…

— Да-да, — прервал его мысли Трубадур. Латунь его перстня туманно светилась. — Вполне могу предположить, что это существо, пусть и похоже на человека, служит на самом деле одному из высших дэвов, которых не хотелось бы лишний раз вспоминать. Потому что, если это и правда так — белая дама потеряна для нас уже давно, и её отбытие в Андернштадт ничего не изменит.

Колдун возвращался домой. Утренняя звезда, поднимаясь из-за горизонта, светила с иронией и напоминала о событиях странного вечера, перешедшего в ночь. Он и правда не надеялся когда-либо ещё увидеть Ведьму, Трубадура и Шамана за одним столом. Это было странно и необычно, это было достойно того, чтобы помнить. Вскоре интересной даме Клюген предстояло путешествие в Андернштадт.