Путь в культуру

               


          Работала себе Лиза няней в детском саду да работала – уставала, конечно, но ведь попробуй не устать, когда в группе сорок детей и всем надо раскладушки перед сном поставить! И постели постелить! А потом, после сна – все в обратном порядке. А тарелок и чашек сколько нужно вымыть за день! Здесь уж счет шел на сотни.  И все же Лизе нравилась эта работа – и деньги платили, и кормили, и дети ее любили. Причем любили гораздо больше, чем свою грозную воспитательницу Ирину Сергеевну, воспитывавшую и учившую их в хвост и в гриву. Группа была подготовительная, выпускная – образованию уделялось много внимания. С утра до вечера Ирина Сергеевна мучила детей науками и убийственной холодной иронией в адрес каждого, от чего плакали не только детишки, но порой и Лиза  вздрагивала, когда Ирина Сергеевна обращалась к ней с подковыркой. По-другому она почему-то не умела. Лет тридцать пять было Ирине, и, как шептались в саду, своих детей у нее не было, вот она чужих и мучила. Но качество образовательного процесса у Ирины Сергеевны было всегда неизменно высоким, поэтому в саду ее очень ценили. Ну, а то, что дети не любят - это уже издержки производства. Всем не угодишь. Тем не менее, Лиза с Ириной жила мирно, помогала ей, чем могла, бегала для нее во время дневного сна в овощной  за черешней, рискуя быть пойманной милицией во время рабочего дня – тогда  любили такие облавы.  К власти недавно пришел очередной генсек, решивший бороться с прогулами и воровством по всей огромной стране. 

               После рабочего дня, с разрешения Ирины Сергеевны, Лиза сваливала в свою сумку все, что не доели дети. Гречку, например – в кастрюле всегда что-то оставалось, кого-то раньше забрали, кто-то не захотел есть. Хотя в последнем случае Ирина Сергеевна не церемонилась – любой ребенок был обязан съесть свою порцию, хотел он этого, или нет – угрозы вылить щи за воротник сопровождали каждый обед. Иногда сердобольные поварихи подсовывали Лизе пирожки с мясом, наказывая бежать домой быстро и ни с кем не разговаривать, а то ведь какой-нибудь переодетый милиционер подойдет, залезет в сумку, проверит да и спросит - а что это ты, дорогая Лиза, тащишь? Уж не расхититель ли ты народного добра? Пол-литровая банка с вареной гречкой заматывалась в полотенце, сверху Лиза наваливала кусков хлеба – конспирировалась, в общем. Правда, гречка так и так пропала бы – сторож Степан забирал все остатки для своих личных свиней. Этот ажиотаж вокруг гречки объяснялся тем, что в магазинах страны ее не было в принципе,  и даже благодатная черноземная Украина  обходилась без гречки.

           И вот, трясясь от страха быть пойманной, Лиза бежала на трамвай, потом на другой, и, выйдя на финишную прямую в далеком спальном районе, вздыхала с облегчением – спаслась на этот раз! Дома муж-студент Петр ел гречку, да похваливал. Пять дней в неделю Лиза обмирала от ужаса, но эта еда была небольшим подспорьем в их совместном бюджете, поэтому она терпела. К тому же, видимо, страх давал ей  возможность насытить жизнь сильными эмоциями, которых в работе няни достаточно мало…

           Жизнь напоминала ковер с четким орнаментом – так она была плотно соткана из повторяющихся  событий. И только в глубине души Лиза чувствовала – как ей осточертела эта работа няньки, придирки Ирины Сергеевны к детям и вареная гречка тоже. Но остановиться и задуматься, чего же она хочет, и что делать дальше - Лиза никак не могла, ковровая жизнь не давала. Зато Лизина мама из своего сибирского далека в каждом письме без обиняков сообщала, что дочь должна поступить в ВУЗ, а конкретно – в институт культуры, на библиотечный факультет. Ибо мама была сама библиотекарем и очень любила свою работу, полагая, что и все вокруг должны любить ее также. Лизу раздражали эти советы, она не хотела работать в библиотеке, хотя книги, конечно, любила. В общем, что-то делать было надо, а что – непонятно. Мама натиска не снижала, Лиза страшно уставала – воля ее ослабла и она пообещала маме поступить в этот чертов институт культуры. Если не знаешь, чего хочешь – какая разница, где учиться – так она рассудила. В детском саду  охотно пообещали отпустить на подготовительные курсы и поступление, но только после того, как ее группа покинет  сад.

              Тут как раз подкатил выпускной утренник. Для него в течение двух месяцев детишки из Лизиной группы, сопровождаемые тычками и окриками Ирины Сергеевны, учили стихи и песни:

                В Радяньском  Союзi
                Уci народи друзi,
                Усi брати-
                I я, i ти.

Выучили хорошо – от зубов отлетало, родители рыдали, в общем, праздник удался! Лиза получила от благодарных родителей здоровенный набор рюмок и несколько букетов роз от детей. Потом выяснилось, что розы предназначались Ирине Сергеевне, но бестолковые дети все перепутали. Поэтому после праздника Ирина строго сообщила Лизе, что розы по праву принадлежат ей, Ирине. Ведь Лиза –  никто, а она воспитывала детей пять лет, и нечего тут… Лиза безропотно отдала чужие розы, и ей даже ни капельки обидно не было. Ну, почти. Тем более что было много других прекрасных цветов, на которые пренебрежительно кивнула Ирина Сергеевна – дескать, эти бери….  Она и взяла, и пошла домой, укрепляясь в мысли, что надо все же поступить в институт, а то вот так и будет ей Ирина  всякие гадости говорить. И решила начать с понедельника, как обычно.

               Институт культуры находился в центре Киева, а Лиза всегда с удовольствием ездила в центр. Документы у нее были собраны, характеристику заведующая садом написала ей прекрасную – хоть в партию вступай. И с утра понедельника она уже стояла перед приемной комиссией института культуры. Комиссия, изучив Лизины документы, смотрела брезгливо и снисходительно:  чего приперлась? – читалось в их взглядах. Лизе была прочитана небольшая лекция, из которой следовало, что институт культуры – это вам ни хухры-мухры, это практически режимное заведение, готовящее кадры для идеологического фронта Украины. Преподавание велось якобы на украинской мове, в которой, по мнению комиссии, Лиза была абсолютно несведуща. Это было не совсем так – Лиза довольно хорошо понимала украинский язык.  К тому же киевская прописка у нее отсутствовала, и самое ужасное – было пропущено восемь месяцев стажа в трудовой книжке, и не стояли штампики «оплачено» в комсомольском билете. То есть наглая хитрая Лиза не платила взносы в Коммунистический союз молодежи более полугода!! И с такими данными лезть в институт культуры! Все это Лизе с неподдельным возмущением высказали тетки из приемной комиссии.  Но потом они немного смягчились и велели принести ей справку, что Лизин муж учится в институте города Киева, а также справку о том, где Лиза околачивалась восемь месяцев и почему не работала. И еще надо было оплатить взносы…. В полном раздрае Лиза вывалилась из института, слезы норовили вылиться из глаз.  Где взять справку о восьми месяцах безработицы? Кто такую даст? А как оплатить взносы за это время? С этими вопросами Лиза приплелась в детский сад, решив потолковать с деловой методисткой Кирой, симпатизировавшей ей. Кира сразу взяла быка за рога:
-Напишешь объяснительную, что ты в частном порядке у людей ребенка нянчила, небось поверят! А взносы я тебе поставлю. У меня дома штамп где-то валяется, я комсоргом как-то была. Вот пойдем на обеде ко мне домой, я его найду!
Лиза приободрилась, накатала объяснительную, дождалась обеда и пошла с Кирой за штампом. Дома Кира встала на два стула и полезла на антресоли за коробкой со всякой ерундой, где и должен был находиться вожделенный штамп. Штампа она не нашла, зато свалилась с приличной высоты, пребольно ударившись кобчиком. Шурясь от боли и растирая ушибленное место, Кира сказала:
- Значит так…. Завтра пойдешь в наш головной сад (детский сад принадлежал железной дороге), там наш комсорг сидит. Может, он тебе взносы поставит, парень он ничего, не очень принципиальный.

           С утра Лиза отправилась в далекий  сад на встречу с неведомым комсоргом. Идти нужно было пешком, далеко, через рельсы и частные дома. Погода стояла прекрасная, и если бы не думы о предстоящем разговоре, настроение  было бы просто отличным. Местность была пустынной и тихой, поезда молчали, только шумели огромные деревья. Вдруг, откуда не возьмись, выскочил какой-то престранный гражданин с расстегнутыми брюками, и, стоя в некотором отдалении, принялся помахивать своим мужским достоинством. От ужаса Лиза не успела ничего подумать, миг – и она уже перелетела железнодорожные пути и оказалась среди людей. Ноги дрожали, когда Лиза подошла к искомому детскому саду, испытания валились на нее одно за другим!

           Комсоргом был улыбчивый парень, он выслушал Лизину легенду о работе частной нянькой, подмигнул ей и погнал в сберкассу оплачивать взносы – 16 копеек. Пометавшись по району, и даже проехавшись на троллейбусе остановки три-четыре, Лиза заплатила в кассе копейки, внутренне подивившись тому, что все так просто, и жизнь, кажется, налаживается! Она вернулась в головной сад, и парень, достав штампик «оплачено», отпечатал его в восьми графах, по две копейки за месяц. Отдавая Лизе комсомольский билет в руки, он умильно улыбнулся ей и пригласил на работу в свой сад, шепнув, что такие кадры всем нужны.

            Двинувшись в обратный путь, Лиза гораздо бодрее смотрела на жизнь, душа пела от восторга перед тем, как прекрасно пошли дела, а то ли еще будет! Незаметно она миновала опасный участок, где ее напугал ужасный мужчина, правда, в этом месте ей пришлось пробежать, но лишь для того, чтобы побыстрее преодолеть путь. В детском саду над ее возмущенным рассказом похихикала Кира, отметив, что такие мужики совершенно не опасны и называются мудреным словом – «эксгибиционист». Лиза не очень ей поверила, но, придя домой, посмотрела значение слова в словаре – ну, точно, не опасное оно было!

             С полным набором справок через неделю Лиза снова стояла перед приемной комиссией. В этот раз  ее документы приняли, правда, с оговоркой, что такие, как она украинской культуре не нужны – муж ее, сибиряк, все равно уедет из Киева, а она, его жена, с ним. И работать на благо украинской культуры не будет. Но отказать в приеме документов формальных причин у комиссии больше не было, и Лизу  приняли в число абитуриентов.

              Сочинение Лиза написала достаточно хорошо,литературу сдала на пять и даже по истории как-то четверку получила, чудом каким-то, не хотели ее принимать и все тут…. Но сдавая английский язык (и зачем его сдавали?), получила тройку и не прошла по конкурсу. И даже не расстроилась нисколько, так ей надоело доказывать, что она достойна украинской культуры. Пошла, уволилась из сада и решила поехать домой, в Сибирь, залечивать душевные раны - благо у Петра начались каникулы. Они сели в поезд и поехали домой, далеко-далеко в Сибирь, а украинская культура  пошла своей дорогой.