Степной. Тайная заготовка дров. Зима 1943 г

   Староста Калиниченко старался быть вежливым. Зимой, с 1942 на 1943 г., немцы заставили его написать список тех,  у кого мужья комндиры. Ом пожалел маму и не включил ее в список. А когда его заставили составить список женщин для отправки в Германию, мама слезно просила его не включать ее в список. Он немцам сказал,  что у Медведевой маленькая девочка, в добавок больная,  она лучше будет гнать скот в Германию, хотя бы до поезда. Были специальные поезда для скота. А было указание скот гнать, то есть отправлять в Германию.
   Вернусь назад. Осенью маме подсказали, что картошку на зиму можно сохранить в яме. У нас был небольшюй погреб, там мы хранили молоко, овощи, еду, которая оставалась. Выкопали яму 1.5 м. глубины и метр на метр  длины. Засыпали соломой, и стены тоже сколько можно соломкой застелили, насыпали ведер 50 картошки и засыпали соломой. Воткнули камышынки 3 для воздуха, засыпали землей, так, чтобы в отверстия камыша проходил воздух, притоптали землю, а весной 1943 г. раскрыли яму, картошка свежая, как только с огорода. А на питание мы оставляли в погребе несколько ящичков. Оказалось, там все так делают, а весной продают. Так мы, продавая лишнюю картошку и украденное молоко на творог, покупали себе одежду, обувь  и кое-что из посуды и постели. Воровали и пшеницу, и семечки, даже кукурузу для курей, чтоб меньше немцам досталось, если захотят увезти.
   Хорошо, что поезд проходил недалеко от нас. Я с Манькой Родиной набивали матерчатые сумки творогом (тогда не было пластмассовых или полиэтиленовых сумок), брали блюдечка и садились в поезд, на вокзале вставали, садились в трамвай и до базара. На базаре у меня всегда была очередь. У Маньки почти всегда был кислый творог. Люди пробовали и отходили, а у меня всегда был свежий. Продавали по одной цене, 10 рублей блюдечко. Я , бывало, продам и сижу ее жду. Пора идти на поезд, а она никак не продаст. Ну, что делать? Жалко Маньку. Я сажусь около нее и говорю покупателям:"Вы не пугайтесь, что творог немного кислый, у меня тоже такой был, я взяла и влила в него свежее молоко, чуть-чуть постояло, я слила молоко, оно пригодилось для оладий, а творог стал свежим. Молоко дешевле, чем творог, купите всего поллитра и скажете, что я не вру." Женщины улыбались, покупали рядом молоко, брали у Маньки творог и говорили:"Посмотрим".   "Через два дня опять будем здесь," -отвечала я -"так что всртретимся; да и творог у подруги будет свежий, я ее научу, как правильно делать творог." "Пора бы научить,"- смеялись женщины,- "раз ты такая мастер."
   Зима 1942-43 г.г. еще не прошла. Мы, детвора, как всегда тайком от старосты ходили в посадку нарубить старых жердел для отопления. Завязывали топор на поясе под пиджаком. Старались, чтоб стук топора не был слышен за километр, иначе староста на коне примчится, отнимет дрова и родителям попадет. Степка, Колька и Сашка Вертий, и я с Манькой -5 человек. Рубим, переговариваемся, руки мерзнут, потрем их и снова рубим. Нарубили, веревками деревья связали и потащили. Степка свои дрова оттянет метров на 200, идет мне помогать. Колька Маньке помогает, один Саша Вертий сам себя обслуживает. Осталось до дому метров 150. Это был наш последний отдых, остановка. Вдруг из-за скирды соломы гарцует на красивом коне староста. И прямо к нам:"Так, так, красавцы, что, соломой топить плохо? Дровами лучше? А? Що мовчытэ? Манька сразу ко мне, голову опустила, пусть, мол, Галька отвечает. А я думаю, буду молчать, пусть ребята отвечают. "Ну, у цых батькы роблять, а ты, Сашко, тебе хто послав, дид чы баба? Га?" -то по-хохляцки, то по-кацапски говорил Калиниченко. "Та я бильшэ не буду. Нихто мэнэ не посылав, я це... старенькых нарубав..."
Я думала, он меня будет ругать или нет, ведь я, то есть мы дома будем греть и его сына и его сестру. А он, глядя ни на кого, а глядя куда то вдаль, произнес глухо, даже тихо:" Ну вот що, быстро за свои дрова та в сарай и щоб я бас бильшэ не бачыв. Понялы?"- и стегнул своего коня.  Видно, куда-то опаздывал. Это было в январе. А в феврале случилось то, чего мы даже не ожидали. Что за суматоха? Как из под земли вылезли наши предатели пастухи. В новом немецком обмундировании, в лайковых перчатках,  в сапогах прошлись по совхозу. На вопрос взрослых:"Ну, иуды, много наших перебили?" "А мы никого не убивали, мы просто служим,"- отвечали они. "Значит, немецкие полицаи?"- со злостью сказал дед Иван. " Помолчи, дед," -сказал один из них, показывая наган, висевший сбоку.