Говорящая ворона. Вешка

            Не знаю, почему, но с самого раннего детства не нравилось мне ковыряться на огородных грядках. После переезда в каждый новый гарнизон обустройство всегда начиналось с копания огородов, возведения курятников, крольчатников и прочего личного подсобного хозяйства.
            Вскапывать огород было интересно, кроме червей и разнообразных жуков-личинок, служивших приманкой на последующей рыбалке, много чего любопытного можно было обнаружить в земле. Сам процесс вскапывания тоже доставлял чисто физическое удовольствие, даже когда лопата была выше меня ростом. Об удовольствии, с каким лакомился прямо с грядок морковкой, зелёным горошком, луком, щавелем и паслёном, и говорить не приходится. Но вот прополка грядок меня как-то никогда не вдохновляла.
            И как раз этим пришлось заниматься «на даче». На небольшом приусадебном участке возле дедова дома были фруктовый сад, огород  с разнообразными овощами и даже небольшая бахча с арбузами, дынями и тыквами на ней. Но дед с бабой, как и многие жители маленького районного городка, с целью дополнительного заработка подряжались выращивать картошку на выделенном им участке совхозного картофельного поля неподалёку от города – вот такой участок и называли «дачей».

            В один из выходных дней с утра пораньше отправились мы всем семейством на эту самую «дачу». Дед возглавлял процессию, сестра старалась не отставать от него, за ними шли бабушка с мамой, а я замыкал шествие. Навьюченные тяпками, граблями, лейками и съестными припасами, битых два часа плелись мы по пыльной грунтовой дороге меж скучных и однообразных пшеничных полей, хоть всего каких-то пяток километров было до пункта назначения. Единственный зелёный островок, встреченный ближе к концу пути, и тот оказался старым заброшенным кладбищем.
            На самой «даче» было уже веселее – рядом с картофельным полем располагался большой пруд, а вокруг него росло множество высоких тополей с галдящими в их кронах воронами. Но по прибытии дед, не тратя времени даром, раздал тяпки и расставил нашу сельхозбригаду на краю поля, наделив каждого участника двумя рядом идущими грядками для прополки.
            По всему полю виднелись согбённые человеческие фигуры, напоминающие механических роботов одинаковостью своих движений, и просто в тихое отчаяние повергли мою юную душу колышки границы участка, маячившие чуть ли не на горизонте.
            Деваться было некуда от уготованной участи. Если маму иногда удавалось уболтать-разжалобить и тем отбояриться от какого-нибудь страшно скучного, неинтересного и совсем даже необязательного занятия, то дед за одни только лишние разговоры, не говоря уж про проступки или невыполнение его указаний, молча пускал в ход то свою тяжёлую длань, то хворостину, то деревянную ложку (за смех-баловство во время семейной трапезы, в частности).
            Тяпкой подсечь корни сорняков вокруг картофельных стеблей, собрать траву на дорожку между грядками и взрыхлить холмик земли, стараясь не задеть стебель ботвы  – несложные, но нудные эти деяния были знакомы до отвращения по небольшим гарнизонным огородам. Теперь же предстояло их проделать над прямо-таки бесконечным множеством картофельных кустов, причём, трижды до горизонта и обратно из-за немалой ширины участка!

            Отстал я от остальных участников сельхоздейства сразу после старта. А тут ещё солнце стало неимоверно припекать, пребольно кусались мухи и оводы, репейники кололи босые ступни, и всё время вываливалась из нагрудного кармашка, пришитого мамой на майке (предмета моей гордости), порядком уже облезлая, но по-прежнему любимая игрушка – маленькая пластмассовая собачка-лайка, подаренная мне дедушкой Ли перед нашим отъездом в отпуск.
            Отставание всё увеличивалось, несмотря на то, что на моих грядках, то на правой, то на левой, стали попадаться уже прополотые участки – это мама и бабушка, втихаря от деда, оказывали мне помощь. Решил я самостоятельно ускорить процесс и вместо того, чтоб выбривать отдельные травинки сорняков, парой широких размашистых движений стал подтяпывать весь картофельный куст сразу. После этого быстрее получалось и сорняки сгребать в проход между грядками, орудуя руками с растопыренными пальцами, как граблями, вместо того, чтобы собирать каждую травинку по отдельности. Бодрее дело пошло.
            Правда, картофельная ботва при этом оказывалась срезанной вместе с сорняками и предательски кренилась, но я приловчился поглубже втыкать её в землю в вертикальном положении.  И так увлёкся сельхозпроцессом, что полнейшей неожиданностью явилась хлёсткая и пекучая боль сначала в оголённых руках, а когда я вскочил,  и в босых ногах – это дед незаметно подкрался ко мне со спины с пучком крапивы в руках и принялся от души воздавать за бойкие мои сельхоздела по оголённым моим чреслам.
            Тут же мама с бабушкой кинулись на выручку – бабушка прикрыла собой, а мама стала вырывать у деда крапиву из руки. В результате последовавших шумных просьб-объяснений им удалось утихомирить деда и убедить его в полной моей непригодности к тонкой работе, каковой является прополка картофельных грядок. Дед, сердито нахмурив брови, вручил мне деревянные грабли и велел собирать сорняки в кучи в конце каждой грядки - тем инцидент и завершился.
            Орудовать граблями было уже веселее, и собирать траву в кучи давно стало для меня привычным делом. Сестра, сколько помню, всегда приглядывала за курами, а я лет с трёх принимал посильное участие в заготовке корма для кроликов и уборке их клеток, а к пяти годам это стало моей обязанностью.
            Не так уж сложно было и раньше, передвигаясь на корточках по лесной полянке,  руками нащипать кучки травы и набить ими пару авосек. А тут, вооружившись многозубым инструментом и горя желанием реабилитироваться в глазах деда, очень скоро сгрёб я все сорняки с обработанных грядок, подобрался вплотную к тяпающей артели и оказался без работы.
            Дед никак не мог допустить, чтобы я маялся бездельем, и перенацелил меня на полив обработанных грядок. Такому его решению я искренне обрадовался, поскольку сразу к двум заманчивым местам открывало оно мне доступ: к пруду и деревьям, - и вприпрыжку помчался за пятилитровой цинковой лейкой, лежащей среди нашего скарба на краю поля.
   
            Предвкушаемое удовольствие несколько подпортила бабушка. Она сопроводила меня до пруда, придержала, когда я собрался прыгнуть на большой плоский камень у самого берега, и рассказала о подводной воронке, в которую непременно затягивает всех, кто оказывается в воде у камня. Особое впечатление на меня произвёл её рассказ о том, как затянуло под камень троих пожарных, которые кинулись на выручку попавшей в воронку девочки-старшеклассницы, хоть и привязаны были все трое шлангом к пожарной машине. «Вместе со шлангом всех их туда и засосало», - завершила свой рассказ бабушка с печальным вздохом.
            Показала она мне деревянные мостки, с которых удобно и безопасно можно было зачёрпывать воду, а заодно поведала об обитающих в пруду огромных щуках и сомах, которые выпрыгивают из воды и прямо на лету проглатывают зазевавшихся ворон и нападают даже на людей, рискнувших зайти глубоко в воду. И в отношении ворон предупредила, что они обязательно выклёвывают один глаз любому, кто вздумает залезть на тополя, где они обитают.
            При этих вновь открывшихся обстоятельствах полив грядок оказался не таким уж привлекательным и, к тому же, нелёгким делом. Наполненная до краёв лейка была весьма увесистой, вода из неё выплёскивалась, делая скользкой тропинку и затрудняя подъём от пруда, и немалых усилий стоило мне доставить живительную влагу до грядок. Но присказка: «Взялся за гуж – не говори, что не дюж», - давно была в ходу у нас в семье, к тому же, с лейками к пруду потянулись и другие «дачники», взрослые из них с улыбкой меня подбадривали, а перед местными мальчишками никак невозможно было проявить слабость.

            Время уже близилось к обеду, когда во время очередной ходки к пруду услышал я многоголосое воронье карканье, а потом увидел и компанию мальчишек, которые возле тополей подбрасывали вверх крупного, но желторотого ещё воронёнка, привязанного за лапу длинной верёвкой к воткнутой в землю палке.
           «Что вы делаете»? – спросил я у них. «Мы учим ворону летать», - ответил один из мальчишек и двумя руками подбросил воронёнка вверх. Воронёнок потрепыхал в воздухе крыльями, неловко плюхнулся в траву и жалобно каркнул (с ветвей тут же послышался ответный громкий вороний гомон). «Он же ещё маленький. Он из гнезда выпал. Верните его лучше на дерево». – предложил я мальчишкам. «Не, вороны теперь его обратно не примут, раз он в человечьих руках побывал», - авторитетно заявил самый старший из мальчишек, поймал убегающего от него воронёнка и, подбросив, повторил его неудачный полёт.
            Жалко мне стало воронёнка, и я попросил: «Отдайте его мне». «А тебе он зачем»? – поинтересовался старший из мальчишек. «Я его разговаривать научу». – На усыновление воронёнка не было ни малейшей надежды уговорить даже маму, не говоря про деда, но я втайне надеялся вернуть воронёнка на дерево, несмотря на опасности, про которые мне нарассказывала бабушка. «А что у тебя есть взамен»? – законно поинтересовался мальчишка. Ничего у меня, кроме пластмассовой лайки, при себе не было, и мысленно попрощавшись с ней, достал я собачку из нагрудного кармана и протянул ему. Но он, повертев её в руках, разочарованно сказал: «Так она же покупная. Твои родители отберут обратно, нам же ещё и достанется за это», - вернул её мне и снова принялся ловить воронёнка.
            На этот раз он даже присел, чтобы повыше его подкинуть, и запулил вверх с такой силой, что верёвка натянулась, спружинила и вернула птенца на землю беспорядочно вращающимся комом перьев.
            Ударившись о землю, воронёнок остался лежать неподвижно, наступила тишина, даже вороны на деревьях примолкли, и в этой тишине кто-то из мальчишек негромко сказал: «Всё. Разбился». Словно услышав его, воронёнок зашевелился и встал, покачиваясь на лапах, при этом голова его странно торчала в сторону. «Шею себе свернул, - констатировал другой мальчишка, и добавил: Теперь ему хана – кошки точно его сожрут».

            Не знаю, что со мной произошло после этих слов. Взял я птенца одной рукой,  другой дёрнул за верёвку - палка, к которой она была привязана, вылетела из земли, как из пращи - и пошёл к большой куче камней на краю поля. Усадил воронёнка в подножии кучи, отошёл на несколько шагов, подобрал с земли увесистый обломок кирпича, прицелился и изо всей силы запустил им в воронёнка.
            С первого раза промахнулся - кирпич от удара о камень разлетелся на мелкие осколки, воронёнок с перекошенной шеей неловко клюнул красный след, оставленный кирпичом в нескольких сантиметрах от него. Кто-то из мальчишек крикнул мне: «Ты что, сдурел»? И вдруг словно что-то взорвалось у меня внутри.
            Побежали мурашки по коже, зашевелились волосы на голове, и всего меня стало трясти, как в лихорадке. А следом полыхнули языки невидимого пламени, потускнел-обесцветился весь окружающий мир, исчезли все мысли-чувства, даже тело своё перестал я ощущать и сам как будто растворился в этом пламени.
            С необычайной отчётливостью воспринимая всё происходящее и себя самого как бы со стороны, нагнулся я за следующим обломком кирпича и, даже не целясь, угодил им в воронёнка. Тот хрипло каркнул, завалился на спину, но меня уже было не остановить. Как заведённый, с ощущением вливающейся в меня могучей посторонней силы и неведомого ранее восторга перед этой всепобеждающей силой, раз за разом я наклонялся, не глядя, находил камни на земле и швырял их до тех пор, пока полностью не скрылись под ними вороньи перья.
            Краем глаза увидел бегущих ко мне по полю деда и ещё какого-то дядьку, с камнями в обеих руках повернулся к стоявщим у меня за спиной мальчишкам… Наверное, вид у меня был ещё тот, потому что кто-то из них громко закричал: «Он припадочный»! – и все они бросились от меня врассыпную. Последним, что я запомнил, было перекошенное от напряжения лицо деда, который пытался вырвать у меня камень из руки. Все силы меня оставили, казалось, сама жизнь покидает тело - и я провалился в непроглядную тьму.

            Очнулся лежащим навзничь и покачивающимся в такт движению телеги, на которой меня спешно везли обратно в город. Рядом сидела мама, держала за руку, время от времени о чём-то спрашивала, но не было сил даже расслышать её, и от бессилия наступила полнейшая апатия ко всему происходящему.
            Более-менее  пришел я в себя в городе, когда телега остановилась возле какого-то больничного заведения, судя по ощутимому даже на улице запаху лекарств. Мама помогла мне спуститься с телеги и, поддерживая, повела в здание.
            В кабинете, где мы вскоре оказались, тучный доктор велел мне снять майку,  присесть на кушетку и, картавя, поинтересовался у мамы: «Ну, и шо такое с вами приключилось»? Мама взволнованно ему ответила: «Не знаю, доктор, что на него нашло – закидал ворону камнями, а потом сам потерял сознание».
            Доктор подошёл, поочерёдно позадирал мне пальцами верхние веки на глазах, велел показать язык, поводил небольшим молоточком у меня перед носом, постучал им по рукам-ногам, щекотно провёл ручкой молотка по животу и спросил у мамы: «А раньше с ним такое было»? «Что вы, доктор! Раньше ничего подобного с ним не бывало. Наоборот, он по всему гарнизону собирал щенков, котят и птенцов и с мальчишками за них дрался. Его даже котяхом собачим дразнили за это». «Так вы из военных»? – Доктор сразу принял важный вид и спросил меня: «Зачем ты ворону убил»? «Ей мальчишки шею свернули, и её кошки сожрали бы», - ответил я ему дрожащим голосом, и неудержимым потоком вдруг хлынули у меня слёзы из глаз.
            Мама принялась меня жалеть-успокаивать, а доктор всё с тем же важным видом сказал: «У ребёнка тонкая душевная организация и обострённое чувство справедливости», - уселся за стол и принялся писать какую-то бумажку.
            Несмотря на то, что мама согласно закивала головой на слова доктора, я так и не понял: похвала это или наоборот. С одной стороны, справедливость это хорошо, но, какая-то она колющая получалась, со слов доктора. С другой, хоть ничего не понял я про "организацию душа", но не раз от мамы слышал я присказку: «Где тонко, там и рвётся».

            Как бы то ни было, визит к доктору завершился тем, что мама по выписанному им рецепту купила в аптеке бутылочку с какой-то жидкостью и пичкала меня ею "ежедневно по столовой ложке три раза после еды".