Дом моего деда

               
   Этот дом когда-то, еще до революции и в первые годы после неё принадлежал моему деду.  Дед был  высоко квалифицированным ремесленником, специалистом по обивке мягкой мебели. Работать он начал  с девятилетнего возраста и уже к 16 годам стал мастером. В 20 лет он женился и купил этот дом.
   Дом был деревянный, но обложенный кирпичом. Он стоял на углу двух улиц – длинной и широкой (и с этой стороны был одноэтажным) и узкой, начинающейся на пригорке улочке (и с этой стороны он был двухэтажным). Перед воротами дома вместо скамейки стоял огромный валун. А во дворе , отгороженном от улицы забором, был еще флигель, разделенный на три отсека. И в каждом проживало по одной семье. В палисаднике дед посадил шелковицу. И к тому времени, когда мы, его внуки, подросли, дерево стало высоким и раскидистым. И ягоды на нем были крупные, сочные и сладкие. И летом целыми днями дерево было усеяно ребятней разного возраста. Ни в доме, ни во флигеле не было никаких удобств. И дед использовал свое приобретение как доходный дом – сдавал квартиры жильцам, многих из которых я еще застал в живых. А сам со своей семьей  - жена и трое детей-погодков, снимал квартиру в другом доме, с удобствами, у богатой вдовы, занимавшейся рыбным извозом. У нее было 7 детей –  4 девочки и 3 мальчика. И один из этих мальчиков потом ст ал мужем старшей сестры моей мамы. А мальчик из соседнего двора – моим отцом. Но пришла революция – и все в корне изменилось. У вдовы экспроприировали(проще говоря, увели) ее дом. Дед со своей семьей  переселился в собственный дом. Между тем, советская власть объявила окончание НЭПа, и налоги на домовладельцев росли все больше и больше, с космической скоростью. И дед решил избавиться от тяжелого и уже не нужного груза. Он добровольно отдал свой дом государству, оставив себе квартиру из четырех комнат. Сейчас, когда постепенно раскрываются тайные деяния большевиков, мы понимаем, что наш дед  поступил мудро и предусмотрительно – его могли, как многих других, вместе с женой и детьми просто-напросто сослать в Сибирь – как чуждый советской власти, не пролетарский элемент. Даже несмотря на то, что он в это время работал на судоверфи.  Потом его сына забрали в армию, он уехал в Одессу, там женился и остался жить в этом городе. А обе дочери  повыходили замуж, пошли внуки  - и трем семьям  стало как-то неудобно жить в одной квартире. Поэтому мои родители разменяли свою комнату на комнату в коммунальной квартире в другом доме. Но все равно дом деда, его квартира оставались для всех  его детей и внуков чем-то вроде семейного штаба. Потом началась война и мы все уехали в эвакуацию в Сибирь. Мой отец погиб осенью 41 под Киевом, а муж моей тети прошел всю войну и даже после победы служил несколько лет в частях, которые были расквартированы в Болгарии. После освобождения Киева мы все возвратились домой. Квартира моего деда и тети была свободной и вся мебель и все вещи были на своих местах. Это было связано с тем, что муж моей тети  участвовал в боях за Киев и, придя к себе домой, увидел, что квартира полностью разграблена соседями. Он их всех обошел и велел прямо при нем все вернуть. А наша квартира тоже была разграблена(в основном, жившей за стенкой соседкой, сын которой и продал наше имущество),но в нее еще и вселили по ордеру военкомата какого-то инвалида войны. Поэтому, пока шло судебное разбирательство, мы жили у деда. Но даже потом, когда мы переехали в свою пустую квартиру(дед собственноручно изготовил для нас матрасы на чистой морской траве), и я, и мой старший брат  чаще бывали у деда, чем в своем доме. И все наши приятели и друзья тоже были из дома нашего деда. Моя школа находилась на улице, стоявшей перпендикулярно дому деда. И когда я возвращался с уроков, дед уже стоял у окна – и я обязательно подходил к этому окну и докладывал деду – что я завтракал и как прошли урок, и вообще как дела. Потом потихоньку кончилось детство у моих братьев и сестры, а затем и у меня. Дед болел – у него была стенокардия. И он умер на следующий день после того, как меня приняли в институт. Потом мои братья разлетелись по стране – старший двоюродный после окончания института на Урал, старший родной после окончания военного училища – в Сибирь. И в квартире деда остались жить только моя тетя с мужем и двоюродная сестра с мужем и маленькой дочкой. А дом все больше старел и все больше становился аварийным. Но получить новую квартиру никому не удавалось. Как сказала однажды их соседка тетя Наташа: «нужно было ходить в райисполком с Лениным». Я не понял ее и переспросил: «как это с Лениным?». И тогда она показала мне 10-рублевую купюру с изображением Ленина. Однажды ночью  в  спальне с потолка упал большой кусок штукатурки – и прямо в детскую кроватку. Но девочку спасло то, что она любила, проснувшись среди ночи, перелезать на тахту к своим родителям.
   Прошло еще несколько лет, пока моя сестра не получила квартиру на новом массиве. Потом начали постепенно отселять всех жильцов дома. И вот однажды дом моего деда и стоящие рядом с ним дома начали сносить, чтобы на их месте построить новый жилой комплекс. И как раз в это время моя сестра вместе с  семилетней дочкой проходили мимо. Увидев картину разрушения дома, в котором она родилась(о том, что она там чуть не погибла, она забыла) девочка неожиданно расплакалась.
   Так завершилась история этого старого дома, дома моего деда, нашего дома.