КЕЛЯ 4 глава. Тремолосопрано

КЕЛЯ 4 глава. Тремолосопрано
(Внимание! Повествование в повести ведётся от первого лица главного персонажа, но к автору не имеет никакого отношения. Все события в повести основаны на реальных фактах, взятых из жизни реального здравствующего и посей день человека, но имена и фамилии изменены.)

В школе меня не любили.

Высокий блондин под метр восемьдесят, сильное развитое тело, голубые глаза, вздёрнутый маленький нос, вытянутое лицо с прямоугольным подбородком – отличник учёбы! 
Одежда, самая модная в классе, - расклешённые джинсы, кроссовки, майки с иностранными надписями и лейблами, приталенные рубахи с громадными воротниками, туфли на платформе.
Пацаны  боялись и уважали. Девчонки  рыбёшками  закусывали крючок сладкой  внешности и прикида,  но срывались  испугавшись попасться в сачок моей молчаливости.   

Пятнадцать лет!

Вспомнили? Да это был восьмой класс! Кожа кипела, мышцы выворачивало  от эротических снов. Просыпаясь среди ночи от поллюций,  я  пробовал на вкус  сливки, обильно увлажняющие постель и трусы. Ни кто не знал слова сперма, говорили «молофья».

Времена были глухие.  Кое, что я слышал от ребят…. кое, что увидел и прочёл на стенах туалетов. Ни о каких «порнухах» и «плейбоях», никто даже помыслить не мог не то, что бы мечтать. Одноклассницы   с удовольствием оголяли ноги, наряжаясь в коричнево белую форму, повязывали на шею отглаженный красный галстук.

Тот, кто придумал такую комбинацию цветов, несомненно, был старым педофилом. Разве может самец устоять…  Устоять перед молочными ляжками созревших школьниц, сверкающих под коричневым мини платьицем, белым фартуком - подчёркивающим вызревшую задницу, и алым галстуком семафорящим юные, розовые губки?

Добавьте ещё голубые, зелёные или карие глаза  манящие любопытством! Соломенные, белые или тёмно каштановые волосы, пахнущие небом, травами и тёплым песком!

Ни один старый пердун  физкультурник  или  онанист  историк, не устоит перед соблазном  задержать в школе, отстающую ученицу  на дополнительные занятия!

Возможно, самым интригующим во мне было  то,  что   все описанные секс прелести  одноклассниц меня не интересовали.  Во мне по новому зазвучала музыка… 

Нет, не эти квакающие шлягеры 70 х - 80 х….

Я был опьянён  Классикой!!!

Если не забыли,  меня навещала бабушка? Она взрослела вместе со мной, и из маленькой девочки превратилась в цветущую красавицу! Учила подавлять мою половую агонию, раскрывала тайны духовного переосмысления - материалистического маразма. 

Заставляя играть Лунные сонаты Баха,  проводила через  вечность безвременья, к вершинам  перерождения физической оболочки в Дух!

В десять лет случайно заиграв  Шопеновский  «в Ля минор», что то вспомнив, я  поинтересовался,  куда переродилась тетя Валя?  Осенью в колхозе я видел дохлую лошадь, её просто съели червяки и всё…

Подросток бабушка поморщила носик, поправила пышный бант,   подсчитав   в уме, быстро  подытожила, что на этот вопрос, она  ответит, когда мне исполнится  пятнадцать лет! 
А пока посоветовала  согнать  Кешу с клавиатуры,  а то он сильно врёт, переиначивая собачий вальс в кошачий…

Вот так «Мои» страхи перед смертью, отогнала бабуля на ближайшие два года.


В начале учебного года,  вести уроки пения и истории музыки,  пришла молодая  училка!
Она только, что окончила музыкальное училище, наш класс был её первым опытом работы.
Понимаете, что она выкладывалась по полной!

Все талдычат, как дятлы заповеди из Талмудов, - не создай себе кумира, не сотвори в себе кумира… не заводи, себе кумира…

Брызгами солнца на  дне школьного занудства, ворвалась она в  глупый,  бело коричневый косяк рыбёшек! Сказочно скользящей по волнам  радужной  русалкой, засияла на фоне чёрно - коричневой доски! 

Я Антонина Петровна, - пропела сирена!

Аллилуйя сопрано Моцарт,  полыхнула во мне адским огнём желание, и «Я» создал  себе кумира!

Каждый урок пения, становился настоящей пыткой желания. Вздыбленные от напряжения волосы,  стали  не единственным неудобством, заставляющим меня страдать.  Выходя к доске, я совершенно терялся, пыкал, мыкал, пел не в тудей,  забывал исполнителей и композиторов.

«Перерос» гимнастику и подался в бокс. Выкладывался так, что очень скоро стал чемпионом среди юниоров. Теперь кличка Келя, среди пацанов и девчонок вызывала совсем другую реакцию, чем в пять лет. Бабушка восхищалась мною, иногда она устраивала мне бой с тенью. Несмотря на всю её неуловимость  и эфирность, один раз я её зацепил, а может, это было моё отражение, на  чёрной стенке  фоно.

Фортепьяно загудев,  линией электропередач разлетелось, словно  лакированный гроб.

Вошёл отец сказал, что ему всё ясно, понятно, что боксёр и не должен любить уроки пения. Тем не менее, его вызывает в школу Антонина Петровна…

В лицо ударил американский смерч.

Отец заметил  моё  перерождение в краснокожего индейца. Стал  уверять, что никогда не даст в обиду,  только лишь потому, что я единственная его надежда, кровь и продолжатель рода. Я немного успокоился,  тоже посчитав, что ничего страшного не произойдёт, если радужная русалка Антонина Петровна, пообщается с папой.

Однако, появившаяся после ухода родителя бабуля, посчитала иначе. Грациозно изогнув спину пятнадцатилетней балерины, помогла поднять разлетевшиеся детали фоно и спросила, люблю ли я отца?
Я ответил, что не только люблю, но и уважаю! Тогда готовься его спасать…и исчезла, взяв напоследок аккорд соль минор – «та-да,  та-та»!

Через месяц я заметил, что мама сильно похудела!  Прошёл ещё месяц, а она продолжала наводить на меня ужас, своим полускелетным состоянием!

Папа  стал ещё реже, появляться дома. Однажды, вернувшись поздно ночью домой навеселе,  искрясь совершенно неземным светом в глазах,  прямо в сапогах и шинели  промаршировал в гостиную.

Вытащил из  карманов шоколад,  начатую бутылку коньяка,   приютил всё это добро возле вазы с облитыми воском бумажными цветами. Достал, из под шинели  чёрную пластинку, звукозаписывающей фирмы «Мелодия»,  включил проигрыватель радиокомбайна, и зазвучало сопрано Вивальди.

Мама принесла рюмочку.

Отец попросил принести две.

Заплакав мама ответила, что ей теперь не до этого клопового пойла…

Весь диалог происходил на моих глазах. Самое ужасное было в том, что фоном для ссоры, звучало моя радужная русалка сопрано, нежно напоминая голос Антонины Петровны. 
В следующий момент отец разразился воспоминаниями маминых шейк снов. Припомнил ей  Валюху  и секретаря! Мама, в ответ  разродилась истерикой, из которой я понял, что папа тоже попался на  классическую музыку…

Уроки пения  проходили, как обычно. С единственной поправкой на ветер перемен, в моём отношении с сопрано. Меня  уже не вдохновляли Вивальди и Моцарт, тем более Шопен, мои волосы перестали вздыбливаться от мельтешни Антонины Петровны. Всё ближе и ближе становился Бах!

Однажды в конце последнего урока,  не «радужная  русалка» попросила меня задержаться. Рассказав  всю историю любви и страсти между ней и отцом,  предварительно сообщив мне о том, что я уже взрослый, она предложила проводить её домой. По дороге, будет  легче откровенничать! Заметив мои заблестевшие глаза, вдруг кокетливо кривляясь попросила, что бы я с ней не спорил.

Я   и  не думал отказываться.

Занятия проходили  во вторую смену, поэтому сгустившийся  ультрамариновый воздух  улицы, встретил  нас желтыми пятнами фонарей. Целлулоидом поблёскивали листья на липах и тополях,  по кронам стекала какая - то гадость,  на неё словно мухи приклеивался пух.
Как только мы повернули за угол школы,  Антонина Петровна с необыкновенной прыткостью прижала меня к стене. Она целовала мою шею и обвивала,  как опытная лиана. Попутно «Я» слышал, что она давно почувствовала и увидела мои музыкальные способности, о том, что её преследует бывший муж и ей нужна сильная защита и покровитель.

Мои «волосы» на всех частях тела оставались абсолютно спокойными… Мало того мне стало противно слушать её голос. Слюна, оставляемая на шее, показалась слизью змеи, а ладони шарящие в области карманов, холодными лягушечьими лапками. 

Погружаясь во тьму внутреннего зрения, привиделась стоящая на пороге двери, тонкая словно веточки берёзок - Мама.

Вдруг перед глазами возник силуэт, он тенью скользнул мимо нас, потом вернулся обратно и  откашлялся. Искусительница отпрыгнула от меня, как от горящей сковороды.

Перепрыгнув через траншею, выкопанную в связи с ремонтом теплотрассы, перед нами возник серый плащ в шляпе и роговых очках. Плащ никак не мог понять, что я и кто я и сколько мне лет…Мой рост и комплекция сбивали его с толку, поэтому он был откровенен на полную катушку. Шляпа раскрыла всю сущность училки, и её ****ское прошлое меня ужаснуло.

Вдруг, в конце своего рассказа, он припомнил ей эпизод из её детства, связанный с повешеньем котят. А в конце добавил, помнишь Аня!

Келя,  глаза Кеши,  паралич,  коробка из под маминых сапог,  снеговик,  соль,  хлещущая из пальца кровь,  Валентина Дмитриевна,  секретарь Второй,  подушка,  узница  мама,  уходящий отец,  смерть бабушки!

На другой стороне разрытой теплотрассы, стояла бледная старушка. Бабушка и в гробу не отличалась румянцем, а при свете жёлтых фонарей,  казалась хрупкой восковой свечёй.

Улыбаясь,  она показывала  янтарно горящим пальцем в  грязную тьму коллектора.

Детали  я не стану смаковать, банально выдавливая из ваших мозгов адреналиновый паралич и холод  в желудке. Скажу только, что  я был быстр и силён,  как никогда. 

Хук с лева и крюк справа, болтливый плащ повис у меня на руках. Сорвав с  него пояс, я швырнул шляпу головой вниз!  Влетая в яму,  шляпа напоролась башкой на громадный вентиль трубы. Музычка увидев во мне спасителя и защитника, "садистка сопрано"  опрометчиво бросилась  ко мне в объятья.

Пояс от плаща защёлкнулся вокруг тонкой шеи, хрустнувшие позвонки  под тяжестью собственного тела, отозвались глухим щелчком на краю траншеи.
Келя?!  -  Прошипели слезами Анины выпученные глаза.


Подойдя к фортепиано, я включил две лампы с красными абажурами. Мама тихо вошла в комнату,  посмотрела на мою испачканную алой помадой белую куртку. Загадочно улыбнувшись,сняла её с меня, понесла стирать в ванную. Отец ещё не вернулся с курсов повышения квалификации, возможно он  возвысится до генерала… Подумав с грустью посмотрел на старого Кешу. 

Кот спал. Его тяжёлое   дыхание предвещало только одно, скоро он уйдёт умирать…   Куда? Куда ни будь далеко!  В лес... поле... и  быть может, лакая воду из ручья ослабев, утонет... А возможно, его немощного и больного разорвут дикие собаки или заклюют вороны.

Эти видения настолько угнетали меня, что появилась Анина соль и бабушка. Бабушка подошла к коту девичьей походкой, погладила. Взяла на руки и передала мне.

Когда я взял его в руки, он был уже мёртв.

Бабушка улыбнулась, напомнив про мой страшный вопрос,  заданный в десять лет.

Смерть, это всего лишь оболочка новой жизни, когда мы вдыхаем воздух, выныривая из матери,  мы в ней умираем, что бы жить - здесь!

Похорони по человечески, попросила она, разжимая мои пальцы сведённые судорогой... на  шее у моего единственного друга, кота Кеши.   


Глава 5. Двести двадцать.


Выпускной год! Вспомнили? Каково это?

Мы стоим всем классом на весеннем солнцепёке, - перед фотографом. Он глумливый молодой бесёнок, выё  со своим новеньким «Зенитом» на штативе. Пацаны в ЦУМо-ГУМовских пиджаках плавятся, как чёрные селёдки в собственном соку, ну просто издевается фотоскотина.

Классный руководитель станьте в центр, рядом с Михаил Ивановичем, это наш Директор школы - потом его погонят...
Совратила  пионервожатая в Ленинской комнате.  Ум, честь и совесть нашей активистки,
активно клялся Партии  в вечной готовности,  на столе - покрытым красным знаменем комсомола...

НО, ЭТО УЖЕ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...