14. Рассказы бывалого человека

     ДОМ НА ПЕСКЕ (роман-хроника). Часть первая.

     14. РАССКАЗЫ БЫВАЛОГО ЧЕЛОВЕКА

     На Пароходе «Саратов» Меркул действительно совершил рейс из Одессы во Владивосток несколько лет тому назад. Покрыли они тогда двадцать шесть тысяч верст в оба конца. В пути находились девяносто восемь суток, из которых десять пришлись на стоянки, остальные — на плавание. В Китае брали чай, в Индии — кофе и рис.

     Бывая в гостях у родни в Булаевке, Меркул любил рассказывать про свои путешествия, особенно, как он плавал в «другие державы». Тогда вокруг него собиралось много слушателей. И самым активном был Иван Кнут. Он не только внимательно слушал, но делал язвительные замечания, вроде: «Ой, так ли? Сумнительно!» Его реплики всегда раздражали Меркула. За это он не любил бедняка. При удобном случае старался высмеять его.
     — Иван, скажи, пожалуйста, какая польза от того, что ты живешь на свете?
     — А ты зачем живешь? Ты какую пользу производишь?
     — Я-то? Я-то знаю, для чего живу. К примеру, сказать, я много по белу свету поездил. Людей повидал. Себя показал. Водочки вдосталь попил. А ты? Только небо коптишь.

     Кнут краснел, как раскаленная плита. Казалось, плесни ковшик воды на него — она вся превратится в шар.
     — Ты вот, к примеру, кроме татарина и киргыза, ни одной нации не видел. А я видел и китайцев, и малайцев, и японцев, и негров. Ты по морю плавал? Нет. А я даже по океану рейс совершил. В Порт-Саиде и в Сингапуре мы уголь брали, а на Формозе — чай, в Бомбее — кофе, в Караче — рис. В жарких странах люди не так живут, как у нас. Там многие нагишом ходят. Потому что там зимы нету. Круглый год стоит лето. Жарища — вода чуть не кипит в котелке, ежели поставить ее на солнышко...
     — Сумнительно, — кашлянув, говорил громко Кнут.

     Рассказчик зло смотрел на Ивана, потом медленно и внушительно заявлял:
     — Не сумнительно, а точно утверждаю. Для тамошних жителей хоть бы что такая жара... И ежели что несут, на голову ставят. И даже не дотрагиваются. Ребятишек на спине носят. Привяжут полотенцем и работают с ними в поле...
     — А правда, китайцы один рис едят? А японцы в шелках ходят? И верно, у ихних баб ножки малюсенькие, как у девочек? Всем колодки надевают на ноги, чтобы, значится, лапы не росли?

     Переждав, когда утихнет смех, Меркул ответил:
     — Вранье это. Китайцы и хлеб едят. Но у них мало своего хлеба. Они больше рис сеют и употребляют его заместо хлеба. Японцы ходят в обычной одежде. Они больше всего любят носить белое или цветное. Грузчики, так те больше в брезентовых курточках и штанах... Что касаемо баб, маленьких ножек, так это кому как хочется. Закона у них такого нет, чтобы всем надевать колодки на ноги... Поездил я по свету, насмотрелся, как живут люди.
     — Лучше нашего?

     — Не то чтобы лучше. Как-то проще они живут, особливо бедные. У них дешевле проживание, чем у нас. Вот, к примеру, взять, жилище. Они дома не строят, как мы. А воткнут в землю палок десять, свяжут их пучком травы. Сверху покроют со сторон корьем да листьями — и хижина готова. Печек они не кладут. И топливо никогда не заготавливают. Ни сапог, ни валенок им не надо. Круглый год ходят босые. И рубахи редко кто носит. Потому что — жара... Чтобы прожить день, горсточку рису сварят или пару бананов съедят — и сыты. Бананы у них — как у нас картошка, только на деревьях растут. Пьют они сок из кокосовых орехов. Сок этот походит на молоко. Когда орех зеленый — сок прохладный, а когда начинает поспевать, сок густеет и становится как сливки. Из него можно делать масло...
     — Вот жизня, как в раю!
     А Кнут сказал свое: «Ой, так ли? Сумнительно», достал тощий кисет и закурил.

     — А еще растет там дерево баобаб, — продолжал матрос, не обращая внимания на колкое замечание. — Такое толстое, что двадцать человек возьмутся за руки и не могут обхватить. Чтобы спилить такое дерево, понадобится пила длиной в двадцать аршин. На пне можно раскинуть шатер и спать сразу всей вашей семье, Иван Семеныч, — обратился он к Орлову. — И еще место останется.
     — Ой, какие чудеса на свете деются!
     — А мы живем, как в берлоге, ничего не знаем.
     — Но это еще не всё, — продолжал матрос. — Иметь одно такое дерево — не надо десять десятин посеву сеять...

     — Это как же так?
     — А вот так. На этом дереве готовое тесто растет, такие большие орехи, как арбузы. Да, да — самое настоящее тесто в них. Притом сдобное. Разобьешь ореховую скорлупу — и тесто готовое бери. Одно дерево может прокормить семью в десять человек...
     — Стало быть, правильно бают: на деревьях калачи растут? — спросил Кнут. — А тебе, Меркул Андреич, случаем не приходилось есть калачи с такого дерева, из ихнего теста? Или из кокосова ореха молочко холодненькое пить?

     — Как же, приходилось.
     — Ну и как, скусные?
     — Объеденье! Говорю, сок — как сливки, а калачи — сдобные.
     — Выходит, райская жизня?
     — Безусловно!
     — А почему же ты тогда не остался в этом раю?
     — Там вера другая, чем у нас, потому не остался, — не задумываясь, ответил Меркул. — Потом, я больше привычен к здешним местам. Сколько я ездил по чужим странам — везде хорошо, красиво, а вот на родину тянет.
     — А слонов ты видел?

     — Не только видел, а когда мы стояли в Бомбее и сошли на берег, нам даже позволили на них прокатиться шагов сто. И крокодилов зубастых видел. И разных обезьянок видел. Наш капитан, Михаил Любимыч, даже привез одну в Россию. Макакой обезьянку звали. Маленькая такая, смешная. Всю дорогу бананы ела да сахар грызла. Все слова понимала. Только не говорила... На озерах там лопухи растут, с одеяло величиной. Станет человек — лопух не тонет. Как плот. Цветы  — с подушку. Ложись и спи...

     Васька впервые слышал, что на свете есть такие чудесные страны. Все в них как в сказке. Вечером, в постели, он часто думал про них. Мерещились ему громадные деревья, лианы, травы, как самый высокий камыш, носороги и зебры, бродящие по лужайкам. Дядя Меркул был замечательный рассказчик. С ним никогда не было скучно. Однажды он преподал Ваське такой наглядный урок.
     На столе, вокруг тарелки с соленым арбузом, лежали семечки. Ребром ладони сгребая их в кучу, Меркул сказал:
     — Смотри сюда. Вот семечки. Из одного арбуза. На вид как будто одинаковые, а присмотрись — разные. Одно семечко черненькое, другое — рыженькое, одно — пузатенькое, другое — тощенькое. Так и люди. Сколько на свете их есть — все разные. Один любит сладкое, другой — редьку с квасом...

     Васька засмеялся.
     — А я блины со сметаной.
     — Вот видишь. На вкус, на цвет, значить, товарища нет... Один — добрый, другой — злой. Ты — крестьянин, я — матрос...
     Ваську поразило: почему ему не пришла в голову мысль сравнивать людей друг с другом? Недаром отец называет Меркула золотой головой.
     — Это еще не всё, — продолжал дядя. — Есть бедные, есть — богатые...
     — Это я знаю, — ответил Васька. — А мы кто? Бедные или богатые?
     — А ты как думаешь?
     — Тимка говорит, мы богатые, кулаки.

     Обнимая за плечи Ваську, Меркул засмеялся. А Иван Семенович сказал:
     — Ничего твой Тимка не понимает. Мы — хрестьянская сословия. После купеческой — самая важная. Можно сказать — главная. Кто Россию хлебом кормит? Мы, хрестьянская сословия. Хлебушек, который я обихаживаю вот этими руками, может быть, ест сам царь-государь. Царь! — возвысил он голос. — Кто еще может тягаться с нами? Никто! Мы корень всему. И опять же, мы самые бедные. Ежели все наше имущество разделить на едоков, самые захудалые бедняки, которые есть в нашем селе, будут богаче нас. Вот какое колесо получается!

     Меркул захохотал и начал убеждать Ивана Семеновича, что это совсем не так.
     — Нет, так! — кричал Орлов. — И ты меня не переспоришь. Колесо крутится, мы будто едем, а оно совсем не так — на месте стоим. Народ расплождается. И мы не богатеем, а беднеем.
     — Неправда! Богаче делаемся из года в год.
     — Чем? Ты богаче стал? Или я?

     Васька смотрел на спорящих — то на отца, то на дядю, видел, как у них горячо пылают глаза.
     — Умом богаче, — отвечал Меркул. — Я умнее стал. И ты умнее становишься с каждым годом. И он умнее делается, — Меркул указал на Ваську. — И так каждый из нас. Все мы растем, умнеем.
     — Вот с этим я согласен! — воскликнул Иван Семенович.— Но какая нам польза от этого?
     — Если не нам, то детям польза будет... Ты говоришь — хлеб даешь. Хорошо. А фабричный человек нас одевает. Ты чем пашешь? Плугом. А кто плуг сделал? Рабочий. А кто тебя возит? Ежели на пароходе — матрос, на поезде — машинист. Кто сделал гвозди, которые ты почти каждый день куда-нибудь по хозяйству употребляешь? Опять же — рабочий. Так что и рабочий человек может резонно сказать: — «Я — всему голова, я — корень жизни. Ежели бы я не сделал плуг — ты бы хлеб не посеял. Ежели бы я мануфактуру не дал, ты бы рубаху не сшил...»
     Иван Семенович заволновался и сказал:
     — Василек, тебе тут наш разговор пока неинтересно слушать. Ты иди, а мы с дядей покалякаем.

     Васька убежал. Когда за ним закрылась дверь, Иван Семенович обратился к Меркулу:
     — Я не узнаю тебя, дорогой мой шурин. Мы раньше в одном хоре пели, а теперь у тебя оказались другие песни.
     Меркул засмеялся.
     — Нет. Песни одни и те же, только я говорю тебе — поумнел. Просветление мозгов мне сделали в городу...
     — Кто?
     — Нашлись добрые люди.
     — Политиком, значить, сделался?
     — Куда мне до них. Они народ ученый, а я человек простой.
     — Это неважно. Из одной чашки могут все хлебать.
     — Ты думаешь?
     — Конешно. Мой отец баял: мудрость — чаша бездонная. Только бы усевшиеся вокруг чаши не мешали друг другу...
     — Верно. А то как раздерутся и начнут друг другу синяки ставить ложками...
     Варлаам только улыбался, слушая их разговор.

     *****

     Продолжение: http://www.proza.ru/2011/08/11/1226