Купи дрова

   В октябре погода переменчива, то солнце греет, а то дождик холодный моросит. Вот и настроение подстать той погоде, с утра до обеда нормальное, радостное было у нас с Мишкой, сидели, болтали о всякой ерунде. Часам к трем грустно стало, обо всем переговорили, друг другу надоедать стали, но тут зашел Борька, и мы с Михой опять оживились. Ну, а раз оживились, да еще нас трое стало, решили обмыть это дело. Насобирали денег на две бутылки портвейна и отправили Бориса в магазин, он на тракторе с тележкой мимо проезжал, вот к нам и заглянул. Мы его упросили, да он и не сопротивлялся, дело-то, знамо.
 – Трактор только в гараж загоню и мигом в магазин – сказал Борька, сгреб со стола в кулак деньги и бегом к трактору.
   Опять наступила тишина, но настроение не портилось, да и не могло оно испортиться, ведь Борька же придет не с пустыми рука-ми, дураку понятно. Мы с Мишкой даже мысленно с Борькой были и точно знали, где он находится в эту секунду.
 - Хоть бы не разбил, – тихо произнес Миха.
 - Или деньги не потерял,  – вторил я.
Но Борька вернулся быстро, радостный весь, да не один, а с Колькой, и не с двумя бутылками, а четырьмя. Мы с Михой вообще радостными такими стали, как будто бы, у нас с ним дни рождения в этом году в один день совпали. Мишка предложил нам всем перебраться в тепляк, от родительских глаз подальше, он там до ноября жил, и мы дружно туда переселились, прихватив с собой сковороду с поджаренной картошкой и банку малосольных огурцов.
   Было весело, давно, считай неделю, так хорошо вместе не сидели. Но часа через два вино закончилось, да и закуски почти никакой, мы начали задумываться, как дальше-то быть, не бросать же веселье в самом разгаре, это же просто не прилично, остаток дня портить.
 - Пойдем к Альбинке, – предложил Миха, – у медсестры всегда спиртиком разжиться можно.
    Альбина, наша хорошая знакомая медсестра, и жила за стенкой медпункта.
 - Правильно, – сказал я – а спирт в долг возьмем за фотографии, которые я ей сделал.
На том, порешив, мы отправились к Альбинке.  По дороге Колька  от нас отстал, наверное, устал и домой пошел. Он к нам-то с Бори- сом уже веселеньким пришел.
   Альбинка была дома и встретила нас с начала приветливо, но, узнав, зачем мы пришли, расстроилась, но спирт нам выделила в пустую бутылку, граммов  двести. Мы его тут же развели холодной водой и попросили у Альбинки закуски. Она снова расстроилась, но так как мы были друзьями, поставила нам на стол в тарелочке порезанную селедку с лучком и три кусочка хлеба, сказав: «Пейте и уходите с глаз моих подальше». Но мы ее не слушали потому, что настроение опять было хорошим, а октябрьский вечер казался  милым и не таким уж и холодным. После портвейна разбавленный спирт показался жестким, но пили в охотку. Выпив содержимое бутылки и закусив селедкой с хлебом нам стало так хорошо, что мы  вспомнили об Альбинке, но она наотрез отказалась с нами радоваться и сказала, что бы мы уходили побыстрее и спирта больше не получим. Настроение опять стало падать, и мы опять стали задумываться, как его совсем не уронить и достойно, до конца этих суток, продержать. Борька оказался умнее всех нас, он сразу нашел выход, как найти выпивку.
 - Значит так! – сказал он – Танечка, еще три дня назад в конторе дрова выписывала, говорила,  что через два дня топиться нечем будет, а ей пообещали в течение недели подвезти. Вот она мне и предлагала вне очереди за бутылку привезти.
 - И где же ты их возьмешь, дрова-то, посреди ночи? - поглядев в затуманенные, но веселые глаза Бориса произнес я.
 - Я знаю где! – радостно сказал Борис – Только трактор нужен и все, даже грузить не надо,– переходя на шепот, закончил он.
 - И, как это? – спросил Миха – Я чего-то не въезжаю.
 - Да, все просто, – заговорщицки продолжал Борька – Я знаю, где стоит телега с дровами, ее сегодня после обеда привезли и отцепили, хозяев не было, куда разгружать не знают, вот до утра и оставили у двора. Мы эти дрова продадим сегодня, а завтра привезем хозяевам другую телегу дров. Дел-то…
 - А вдруг Танечка не возьмет эти дрова? – неуверенно спросил я – Что, по селу с дровами будем шарахаться, да нас поймают!
 - Чего ты Волоха паникуешь, настроение нам портишь. – поднялись на меня друзья.
 – Не возьмет, в миг другого клиента найдем, – произнес Миха – дрова всем нужны.
- Да разве я против, - согласился я  - действуйте только побыстрее.
Пойдем, освежимся чуток, а то в голове мысли засыпают.
   Мы вышли на улицу, друзья направились за трактором, а я в отведенное место справить нужду и подумать, как лучше распорядиться завтрашним воскресным днем.
Постояв на улице минут пять, я снова вернулся к Альбинке в квартиру, она не очень-то обрадовалась моему возвращению, но, поняв, что я один, повеселела. Я ей объяснил, что я недолго у нее пробуду, дождусь друзей и уйду. Она снова нахмурилась и пробурчала
– Ходят тут всякие по ночам без толку. – взглянув на меня, добавила – Шел бы домой, а то спишь на ходу.
А я сел на стул, навалился на стенку, закрыв глаза, и стал ждать друзей. Ждал, ждал да и задремал…
   А тем временим, мои друзья завели трактор и поехали за телегой с дровами. Эта телега стояла возле двухквартирного дома, где проживали молодые учителя. Одну из квартир занимали директор школы Галина Григорьевна, работавшая в этой должности второй год, после окончания пединститута, ей было двадцать четыре года,  и учительница по математике и физике Мария Иннокентьевна. Вот им-то и привезли сегодня дрова.
   Борька с Михой лихо подъехали на тракторе к дому директрисы. В зашторенных окнах горел свет. Миха вылез из трактора, подошел к телеге и приподнял дышло, Борька сдал трактор задним ходом, и телега была зацеплена за трактор. Несмотря на состояние моих друзей, эта операция заняла не более двух минут. Радостные Борька и Миха направились к дому Танечки в другой конец этой же улицы. Они не видели, как из дома выскочила директриса и, крича на всю улицу – Подлецы! Вы что делаете!? - бросилась за трактором. Но трактор, удаляясь, уменьшался в размерах и вскоре совсем растворился в темноте.
   Танечки дома не было, окна были темными, калитка заперта и лишь во дворе лаяла собака.
 - Вот тебе и на! – проговорил Миха – Где ее носит?
 - Наверное, у матери! Ей чё, взяла ребенка и ушла. –  с сожалением в голосе ответил Борис – Такой калым пропал!
   Они закурили и стали думать, что делать дальше, кому дрова, на ночь, глядя везти. Пока курили да думали, услыхали какой-то женский крик, а вскоре увидели бегущую женщину.
- Это кто же такой расстроенный бежит? – насторожился Миха – Наверное, от мужика пьяного удирает! 
И тут друзья, переглянувшись и узнав голос Галины Григорьевны, остолбенели, даже хмель маленько куда-то подевался.
 - Во, влипли! – окурок папиросы вывалился из Мишкиного рта – Давай удирать!
 - Куда? Поздно! – безысходно пробормотал Борька.
А директриса, запыхавшись, уже подходила к трактору.
   Что происходило дальше я узнал от друзей позже, это когда мы сидели у Мишке в тепляке.
А проснулся я от того, что Альбинка будила меня, приговаривая – Вон твои друзья на тракторе подъехали. – и кивая на дверь продолжала – Иди, иди они там с кем-то спорят.   
    Очутившись на улице, я увидел моих друзей и директора школы, которая махала рукой и что-то говорила про дрова. Еще раз, махнув рукой, она пошла в сторону своего дома. Я подошел к друзьям и, понимая, что дрова купила директриса, сказал: «Ну, что едем разгружать!»
 - А куда мы денемся, – вяло произнес Миха – едем.
 - Погуляли, называется, – в сердцах произнес Борька и полез в кабину трактора.
 - Чё такой нервный Борис, – спросил я ему в след – сейчас еще бутылочка будет.
Но Борька из-за шума работающего трактора меня не услышал. Зато Миха, как-то странно поглядев на меня, произнес – Счастливчик, и все-то у него хорошо. Залезай на тележку с дровами, да держись крепче, что бы не упасть, разгружать будешь.
 - Я не против. – сказал я и, залезая на телегу, добавил – Только, кто за расчетом пойдет?
 - Ты и пойдешь – усмехнулся Миха и забрался в кабину трактора.
   А дальше дело обстояло так, в кабине друзья договорились между собой, что им уже и так от директрисы попало, а я вроде бы не причем, и это как-то им показалось не справедливо. Вместе план разрабатывали, а пострадали только они. Вот и решили они восстановить справедливость, пусть теперь он, то есть я, идет к Галине Григорьевне и просит у нее бутылку за дрова. Он, то есть я, все равно не знает, что дрова-то у нее украли, а они из кабины трактора будут наблюдать, как директриса меня из квартиры будет выбрасывать. По дороге обогнали директрису и вот мы на месте.
   Друзья вышли из трактора, подложили под колеса телеги, мною сброшенные чурки, чтобы она не покатилась и, отцепив дышло телеги от трактора, забрались опять в кабину.
 - Что залезли-то! – закричал я на друзей, – а разгружать?
Борька выглянув из кабины, прокричал – Разгружать не надо, мы договорились, телегу в понедельник заберем. Иди, за расчетом, а мы тебя подождем, вон вроде и директриса идет. Действительно, в темноте к своему дому приближалась Галина Григорьевна. Я спрыгнул с телеги и стал ее поджидать. Поравнявшись со мной, она удивленно поглядела на меня, поздоровалась и прошла в калитку двора, помахав кулаком в сторону трактора. Я, постояв, направился вслед за Григорьевной.
   Что было потом, описать можно, но трудно.

Я вошел в квартиру, еще раз поздоровался и стал вопросительно смотреть на Галину Григорьевну. Она тоже посмотрела на меня и спросила: «Тебе Володя что-то от меня нужно?
 - Ну, дак, - помявшись, произнес я, – расчет.
 - Какой расчет? – удивилась директриса.
 - Как, какой? – теперь уже удивился я – Бутылочку!
 - За что? – не поняла и переспросила Галина Григорьевна.
 - За дрова, – выпалил я.
   Я смотрел на директоршу школы и не мог сообразить, какая метаморфоза происходила с ней. Рот стал медленно открываться, и челюсть отвалилась вниз, ее лицо стало удлиненным, а глаза стали выкатываться из орбит. Они стали такими выпученными, что я боялся, как бы они не выпали на пол. И тут она как зашипит на меня - Идиоты, алкаши несчастные, – и переходя на крик – придурки!
Теперь у меня отвисла челюсть, а на лице появился испуг. Я никогда еще ее не видел такой.
 - И ты тоже из этой компании! Вы даже не представляете, что натворили!? – переходя с крика на громкую речь – Уроды моральные, воры! Я же заявление на вас писать буду, в тюрьму вас упрячу.
И только тут до меня дошло то, что случилось на самом деле, а я, как дурак, требую за это бутылку. Даже хмель как рукой сняло, У меня, наверное, был такой глупый и дурацкий вид, что Галина Григорьевна из жалости перешла на нормальную речь.
 - Володя! Что же вы делаете? Матерей своих пожалейте – и, махнув рукой, присела на стул у стола.
Я стоял и не знал, что делать дальше, то ли уйти, то ли стоять на месте, то ли просить прощения, и я прошептал – Простите нас, пожалуйста.
 - Э-эх! – махнув рукой, уже спокойно произнесла директриса – Скорее бы вас в армию забрали.
Переминаясь с ноги на ногу и не зная, что делать я сказал – Мы, это, ну, того. – путаясь и подбирая слова, закончил – Мы переколем эти чурки на дрова. Ну, что бы как-то загладить свою вину, а вы уж не пишите заявление в милицию. Этого больше никогда не повторится.
   Директриса встала, прошлась по комнате, отодвинув штору посмотрела в окно и подойдя ко мне, сказала: «Иди». Я развернулся лицом к двери и собрался уходить, как за спиной услышал – Постой. - я опять развернулся и увидел Галину Григорьевну открывающую кухонный шкаф. Взяв из шкафа какой-то предмет, завернутый в бумагу, она протянула его мне – Возьми, это «Плиски», коньяк. Все равно какой-нибудь ерунды напьетесь. Ну, пойдем, провожу! – и мы вышли из дома.
   Забравшись в кабину трактора и потеснив друзей, которые не понимающе смотрели на меня, сказал – Поехали трактор в гараж ставить, – и, помолчав, добавил, – а потом к тебе Миха.
Всю дорогу я молчал, а парни почему-то не задавали мне вопросов.
   В тепляке у Михи, я вынул из-за пазухи завернутую в бумагу бутылку и поставил на стол. Она была круглая, как графин, и друзья не могли понять, что в бумаге.
 - Что это? – Миха подошел и развернул бумагу – Не понял!?
 - Дайка мне! – подскочил Борька -  Это же коньяк!
 - Ну, да! – важно ответил я – Вот сейчас выпьем на прощанье и разойдемся по домам в тюрьму готовиться. Теперь наши повестки в армию нам не нужны. Теперь уже у них челюсти отвисли, я выждал и, получив удовлетворение, произнес – Наливай Миха! Сейчас я вам все по порядку расскажу…
   Октябрьское воскресное утро было солнечным, но просыпаться и открывать глаза не хотелось. Хотелось исчезнуть и ни кого не видеть, так было стыдно за себя и вчерашний день.
  А через два дня во дворе двухквартирного дома, где проживали директор школы и молодые педагоги, возвышалась большая гора свеже наколотых дров.