Глава тридцатая. Астральная отрада

Многие считают, что находясь вдали от привычных мест, вдали от своих апартаментов, можно служить лишь владыкам, не требующим постоянных действий. Княгине Шонхайт, сёгуну Клугхайту, или им обоим, или кому-то ещё. Колдун не забывал о том, что служба графу Штольцу может продолжаться и вдали от Краузштадта.

Один из пригородов Нихстунгросса расстелил вокруг бесконечный южный простор. Здесь было всё, что традиционно связывают с югом: бездонное небо, знойные дни, душноватые прохладные ночи, внезапные ливни и вечное солнце. Здесь были торговцы, воришки, фокусники, купцы и просто путешественники из самых разных краёв. Базары, песчаные пляжи с купальнями, лавки, кальянные и прочее, прочее — всё, что люди сумели хитро встроить между морским прибоем и наступающими на него лесистыми предгорьями.

Колдун упражнялся в фехтовании, насколько это позволяли непривычные условия чужих южных апартаментов. Однако больше всего времени он проводил в астрале. Никакого кальяна не было и в помине — хотя где ему быть, как не на юге. Приходилось пользоваться курительной чашей, куда меньшей по размерам, да ещё волшебным зеркалом. Однако этого оказывалось достаточно. В его сверкающей глубине, как и прежде, он говорил со всеми, с кем хотел говорить. Так же, как и прежде. Как будто и не было многих-многих лиг.

Он уже знал, что проведёт вдали от Краузштадта немало времени, прежде чем вернётся обратно. Дама Веррукта повествовала о том, что творилось в городе и в её душе. Странно, но с ней Колдун пока говорил больше, чем с другими. Ему было интересно узнать, что взывает к невидимым душевным струнам, что порождает эксцентричность. Всё не шло из памяти то глазастое создание с наполовину закрытым лицом, что передавало из рук в руки альбом Веррукты.

Она не стремилась к наградам владык. Поэтому многие так сильно заблуждались, пытаясь объяснить её поведение тем, что она служит кому-то из них. Но потайная сокровищница её прошлого и настоящего скрывала столь много всего, что сходу и не разобраться. Колдун не считал себя опытным монстрологом — по крайней мере, настолько, чтобы пытаться определить, какие воруртайли терзают её в одиночестве.

Не было смысла. Он говорил, говорил и говорил. А сам, оставаясь в южной тишине, подолгу сидел на балконе с волшебным зеркалом в руках, когда все астральные гости уже покидали его. В зеркале наступала пустозвонная тишина. Это было лучшее время для погружения в свой собственный астрал. Обычно это бывало уже под утро, когда расходились даже неведомые знакомцы из дальних мест, с которыми Колдун никогда не виделся. С ними он перешёптывался в совершенно иной астральной проекции, созданной им самим. Это была молодая и постоянно смущённая дама в ярко-огненном плаще с капюшоном. Она была его старым творением, она была его собственной астральной отрадой. Правда, за последнее время она всё больше теряла актуальность. Главным астральным образом Колдуна становился всё больше очень похожий на него субъект в сером плаще, с колдовским жезлом или с мечом в руках. Этот образ ещё предстояло шлифовать. Как и все астральные проекции, он был лишь одним из многих и должен был претерпеть ещё бесконечное количество метаморфоз.

Родня Колдуна беспокоилась о нём. Астрал обладает потрясающей по силе властью над людьми. В этом уже не сомневались ни сам Колдун, ни все, кто успел пристраститься к волшебному зеркалу и обзавестись апартаментами в замке Гарн.

Он вызывал всё новые видения, но ни одно из них не превосходило по чёткости и ясности те, что изредка посещали его. Больше не звучал голос доктора. Звучали голоса тех, кого он знал и кого собирался узнать. Стиралась грань между воображением и явью. Это был его собственный астрал. Рушились ненавистные огромные краузы, маршировали и сражались друг с другом войска одетых в плащи людей, обагряя их безупречную белизну своей кровью.

К утру всё это исчезало. При свете Утренней звезды, которая здесь горела, выбиваясь из-за туч, ещё ярче обычного, приходили новые образы. Дэвы, с которыми Колдун не встречался лично, являлись каждый раз в новом облике. Семь разных образов, семь беззвучных воплей. После них обычно являлся сам Моргенштерн, представая ослепительно-белым, выжигающим глаза силуэтом в плаще и с диадемой на голове. Однако разглядеть его лицо или хоть какие-то детали его облика было совершенно невозможно.

Юная дама, созданная Колдуном, говорила за него, и от волшебного зеркала в тишине взлетали в воздух безумные силуэты огнистых цветов, таких пышных и таких ярких, которые и во сне не привидятся. Их сплошь украшали ярко-алые и медно-жёлтые шипы. Эти растения не отличались такой диковинностью, какую мечтают видеть любители экзотики, но они были вдохновенны настолько, что пальцы ощущали, как струится по ним горячая энергия, смешанная с осознанием своей эфемерности и с дикой жаждой воплотить своё вдохновение хоть во что-то земное.

Когда разгорался рассвет, проходило и это. Дни были жаркими, как раскалённый песок юга под ногами, полуденное солнце слепило, и никакой полумрак не позволял скрыться от него совсем, никакая прохлада не могла уберечь от зноя.

Астрал хранил Колдуна от скуки. Он был уверен, что чем меньше времени уделять ненавистным жарким дням, тем лучше. И хоть свита оберегала его от южного солнца, а родня толковала о полезности и безусловной значимости отдыха в тропическом краю, он всё чаще возвращался в незримые коридоры, искал знакомые лица и, найдя, попросту покидал явь. И тогда жаркое солнце скрывалось за приятно холодящими кожу каменными плитами его собственного астрального лабиринта, по которому он шёл всё дальше и дальше, пока кто-нибудь не вырывал оттуда его сознание, заставляя вернуться обратно.

Он улыбался, глядя на созданный Верруктой образ. Это была высокая рыжеволосая девица в полупрозачном плаще, который почти не скрывал очертаний тела. По всем швам и застёжкам плаща вились цветы самых разных оттенков, но преобладали белый, лиловый и жёлтый. Астральная Веррукта не позволяла никому касаться себя, будто нарочно дразня молодых заносчивых господ, которые так и кружили рядом. Колдун наблюдал за всем этим с некоторой насмешкой, поскольку такая падкость уже тогда казалась ему слишком наивной.

В астрале он тоже упражнялся в фехтовании. Его клинок ещё не обрёл должной формы, а между тем в эпоху усиливающейся власти астрала эфемерный меч значит немногим меньше, чем меч реальный.

Колдун успел и выслужиться перед графом Штольцем, призывая благородных господ и дам на новый Голубой карнавал. Погода в Краузштадте стояла самая приятная, какую можно было пожелать, так что были основания надеяться на успех и популярность нового праздника.

Незаметно промелькнувшая половина отведённого срока заставила встряхнуться. Этот срок его родня называла отдыхом, сам он — ссылкой на юг. Радиация действительно была слабее, а вот её редкие ночные вспышки били в голову так, что становилось не по себе. Либо же он просто стал более восприимчив.

Из интересных событий предвиделось только путешествие по отрогам Южных гор. Колдун ждал известий из Краузштадта. Если его не подводили расчёты, то Голубой карнавал должен был вот-вот состояться. Астрал позволял ему узнавать обо всём настолько быстро, насколько это вообще возможно.

И встречая очередное южное утро, предчувствуя, каким жарким оно станет, как только пропадут с небосклона звёзды, он был уже не так мрачен, как прежде. Он ждал.