Глава 2. Женский день

________________________________

ИЗ ПАМЯТИ РАННЕГО ДЕТСТВА
________________________________

Глава 2.  ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ

Тихим летним, ещё не поздним вечером, приятно нежившим после дневного солнечного зноя свежей прохладцею, мы с бабулей отправились в глубину села, ближе к реке, где располагалось бревенчатое строение общей бани.
Точнее, это бабуля пошла; и что меня потащила с собой? До этого же мыла дома в корыте с высокими краями! У натопленной жаркой печки – я прекрасно помню. А тут вдруг решила приобщить любимого внучка к ритуалу гигиены так сказать в коллективе. Про мою, хоть и детскую душу, а всё же с мужским началом, не подумала своим бабьим уразумением. Можно ли представить, например, что маленькую девочку взяли мыться с собой голые мужчины?! А мальчика – запросто привести в женскую баню. Наверняка я такой не первый. Да уж не знаю, к великому ли сожалению – не последний.
Дедуля мой в баню не ходит: он полковник в отставке идеологического фронта советской армии. А голые-то в бане как известно все равны: ему, полагаю, это не очень нравится. Негоже, что его сиденье и представительно выдающийся живот сольются в неотличимую однородную массу обнажённых тел. Не порядок!
В общем, дед виноват – подсудобил мне в малые лета невиданное моему ещё неиспорченному глазу колоритное созерцание женского ничем не прикрытого тела, к тому же в таком количестве и разнообразии – любых форм и любых возрастов. То, что впереди меня ожидало, я и вообразить себе не мог! Оттого, наверное, с любопытством смотрел, точнее, рассматривал открывающуюся, скрытую доселе удивительную, отнюдь не сказочную явь.
Этим летом мне перевалило за три года; я многое понимаю. Будь я малолетнее, вряд ли моя память могла удержать представленные взору красочные картины. А проявленный интерес к видам достойным кисти великих живописцев всё-таки оправдывает себя моей принадлежностью к мужскому роду-племени. 

Ближе к бане навстречу попадаются женщины с распаренными добрыми лицами, приветливо улыбающиеся с благодарностью на бабулино: «С лёгким паром!» Много женщин веренят в том же направлении что и мы. 
С одной стороны вытянутого прямоугольником строения бани квартирует пункт приёма стеклопосуды. Здесь для её складирования высится неизвестно каким деревенским дураком или пьяницей составленная из пустых ящиков гора-пирамида. С другого торца – аккуратно выложенная поленница для топки банной печи и нагромождение колотых дров. Посередине фасада выдаётся покривившееся жалкого вида красное крыльцо бани – вход с лестницей под навесом.
Я уже стою в предбаннике, где снуют полуодетые воскрешённые, то ли полураздетые предвкушающие надвигающуюся усладу бабы. Моего изумления ещё нет, но первые кадры, сопровождаемые шумной женской разноголосицей – все друг друга знают – начинают фиксажироваться в детском мозгу. 
Следую за бабулиным голым задом в основной зал бани – в помывочную. Занимаем одну из небольших широких лавочек. Бабуля усаживает меня в наполненный тёплой водой таз. Помещаюсь в нём без особого труда: ног, конечно, не выпрямишь, но сидеть по-турецки, не упираясь острыми коленками в края возможно. Пребываю в безделье, оставленный заботливой бабулечкой. К счастью, она меня в силу своего возраста, хотя ещё не стара, или может по причине родственного статуса, не интересовала по части женского тела и его форм. Поэтому её дефилирования абсолютно в моей памяти не задержались.
Жёлтый электрический свет лампочек равномерно рассеивается по залу в насыщенном влагой воздухе; тёплый пар делает его почти осязаемым, одновременно сглаживая чёткость линий окружающих предметов, резкость очертаний женских тел. Что мне оставалось делать, как не смотреть на происходящее вокруг? Казалось бы ничего особенного не происходит, всё идёт согласно складывающимся обстоятельствам, обстановка вполне ясная – люди, то есть женщины моются в бане. Но они все были без трусов, голыми! Худые и толстые, высокие и низкие, старые и молодые. 
Надо же, последние явились предметом моего цепкого не по-детски липкого любопытства. Мой не замыленный глаз быстро находит на их кричащих цветением телах привлекательные места. Ребёнка в тазу с открытым ртом и, даже не знаю, какой величины расширенными, что выражающими глазами, никто не принимает во внимание. Все с неподдельно радостным удовольствием занимаются своим важным делом.
Из дальнего конца помывочной, где находится каменка – калильная печь с булыжником, доносится особенный шум. Там устроена так называемая лазня: париться на полок забираются по обычной лестнице-вертикалке наверх под самый потолок. 
Слева от меня по проходу через лавку моются две девушки, весело переговариваясь между собой. У одной восхитительные длинные вьющиеся ещё не смоченные водой жгуче-рыжие волосы. Грудь её светофорит крупными алыми соск;ми. Под аккуратным вжатым в ямочке пупком гладкого слегка выпуклого животика кучерявится пробивающийся из-под между ног рыжеволосый холмик, прикрывая загадочное место. Округлость таза переходит в плавную линию крепких точёных бёдер. Ниже колен уже нет ничего ни удивительного, ни примечательного. Более всего хочется смотреть на загадочное место, обладающее необъяснимой манкостью. Но понимание того, что задерживать надолго там взгляд не очень хорошо, я скольжу глазами обратно выше по мокрому девичьему животу, смотрю опять на грудь, на плечи и волосы, увожу взгляд из-за стеснительности куда-то поверх её головы. При этом я не чувствую себя подглядывающим – все естественным образом обнажённые.
Вторая, светло-русая, одного с подругой роста, с более изящной фигурой. В её движениях – девичья природная скромность. Меня удивило, что волосы на её лобке оказались другого цвета – чёрного, а не такого же русого как на голове.
В какой-то момент девушки стали посматривать в мою сторону. Они непонятно чему улыбаются, не спеша натирая мочалками свои красивые тела. Явно говорят что-то обо мне: скорее всего про то, какой попался не по возрасту любопытный мальчик.
Надо было как-то выходить из создавшегося неловкого положения, я повернул голову направо – по проходу между лавок вышагивала взрослая тётя с округлостями настоящей булочницы. Как всегда бывает, в бане обязательно что-нибудь да падает на пол; всё ведь вокруг скользкое от мыла и воды.
– ****ь, куда оно делось?! – выругалась в сердцах раздосадованная тётя-булка, немного приседая и заглядывая под соседнюю лавку в поисках ускользнувшего предмета.
Зад её оказался самой верхней точкой образовавшейся горы из тела, обращённым экраном в мою сторону во всей своей красе. Какие там мультики?! «Ну, погоди!» во главе с Винни пухом отдыхают! Мне предстала в откровенно-абстрактном ракурсе тётина жопа, с просматриваемой через завитки тёмных волос приоткрывшейся тайной щелью, не такой уж на моё неискушённое представление и маленькой писи. Это длилось миг. Но, какой!   
Знакомые девушки направились с тазиками за водой. Русая, проходя мимо, встряхнула пальцами в моих волосах, погладив по голове. Рыжая присела напротив:
– Тебя как зовут? – спросила она, приветливо заглядывая мне в глаза.
– Гера…
В ответ она назвала своё имя, его я не запомнил.
Раздался гул тревожных голосов, у печки-каменки начался переполох. В парилке под потолком стало плохо одной старухе. Её в полуобморочном состоянии долго стаскивали вниз по лестнице. Когда потерпевшую выводили из помывочного зала, я невольно обратил внимание на обвисшую кожу её старческого тела.
 
Мы возвращались той же дорогой, которой шли в баню. Начинало смеркаться, было тихо и тепло, после бани дышалось по-особенному легко и чисто. Бабуля зацепилась языком с бабой соседней улицы. Та стояла возле палисадника своей избы с дочкой, ненамного меня старше, такой же как мамочка пузатой и щекастой. Мы покупаем здесь свежее парное молоко. Они были в бане пораньше нас, и кажется, я видел обеих при входе в предбанник. Девчонка лузгала семечки, бесцеремонно сплёвывая шелуху на землю, хитровато прищуривая на меня глаз.
– Петровна, на смотрины чо-ли к невестам водила внучека-то? Ге-е-е… – тупо шутнула старшая.
Малость постояв с ними для приличия, мы пошли домой. Бабуля молчала, обдумывая, верно, пустой разговор. Я наслаждался окрест себя.
Вот полуразрушенная церковь с огромным дырявым куполом и зияющими просветами окон в плетении старинных кованых решёток, заросшая округ себя кустами сирени. Среди огромных лопухов и высокой сорной травы виднеется белёсой еле заметной ленточкой натоптанная тропинка к храму. 
Возле нашего дома, признав в нас хозяев, колыхнулась в сторону ветка тополя-сторожа калитки, скрип которой, когда мы заходили, нечаянно влился в невесть куда кинутую бабулей фразу:
– Каких только дураков нет, и после бани чешутся. 
__________________________________
август 2011 г.

 


Рецензии