Не в зубе мудрость

   По двору перемещался неопознанный объект. Если приглядеться внимательно, становилось понятно, что объект неопознанным выглядит, лишь частично — это была человеческая фигура, принадлежащая, с большой долей вероятности, особи мужского пола. «Причем, совершенно незнакомой особи», — подумал тов.Бататов, вот уже с полминуты пристально изучавший идущего мужчину.

   Являясь председателем домового комитета, бессменным, как памятник поэту Пушкину в одноименном сквере, тов.Бататов знал во вверенном ему доме всех. Что и неудивительно: у хорошего пастуха все овцы и козлищи в стаде — наперечет. Этот, ни странной походкой, ни сгорбленной и как-то скособоченной спиной, не походил ни на одного из жильцов. «Да еще эти белые остроконечные кошачьи ушки на голове… Не вор ли это домушник? Из банды “Белая кошка”?» — озабоченно подумал председатель домкома и бдительно окликнул идущего:

   — Эй, гражданин! Задержитесь на минутку. Вы у кого в гостях изволили быть? Сообщите номер квартиры и фамилию ответственного квартиросъемщика, — когда этого требовал момент, тов.Бататов легко переходил на нормальный канцелярский язык.

   Незнакомец, словно не слыша или просто игнорируя обращение, продолжал шаркать к выходу со двора.

   — Любезный! Я к вам обращаюсь! Если вы не остановитесь, я буду вынужден свистеть в милицейский свисток, — никакого свистка у тов.Бататова, конечно, не было, да и с помощью пальцев у него получалось какое-то убогое шипение, но идущему супостату знать это было без надобности.

   Услышав угрозу представителя общественной власти, мужчина наконец остановился и повернулся к тов.Бататову.

   — Ба, Петрович! Ты что ли? А я тебя со спины и не признал — богатым будешь.
   Узнать пенсионера Волозова было действительно не просто. Друг стоял в странном полуприседе, туловищем клонясь на сторону. Вдобавок, на голове у пенсионера Волозова красовался белый женский платок. Повязан он был не по-бабьи — на подбородке, а как-то криво, вверх тормашки, с узлом, завязанным на макушке. Острые кончики платка тов.Бататов ошибочно и принял за кошачьи уши. Хотя стояла безветренная погода, пенсионер Волозов держался за платок одной рукой, словно боялся, что его сдует и платок улетит, маша крыльями, будто птица счастья.

   — Ты это куда так вырядился? — изумился председатель. — На экзамен что ли?
   — Какой еще экжамен? — невнятно откликнулся друг.
   — А, помнишь, как в комедии про Шурика «Операция Ы»? Там один студент пошел на экзамен, а на голову — точно, как ты — платок бабский повязал. А под платком у него был передатчик спрятан. Точно китайский шпион Рихард Зорге.
   — Японшкий.
   — Чего говоришь?
   — Японшкий шпион, не китайшкий.

   — Да какая разница, — отмахнулся тов.Бататов. — Все равно этот Зорге ни на тех, ни на других похож не был. Удивляюсь я тупости азиатов, столько лет рассекретить его не могли. А ты там чего прячешь?

   И он шлепнул ладонью пенсионера Волозова по щеке, руку от которой тот отнял секунду назад. Ряженый пенсионер ойкнул, словно от боли, и присел. Тов.Бататов опустился следом на корточки и участливо спросил:
   — Ты обронил чего, Петрович? — и старательно зашарил глазами по земле.

   — Жуп у меня, — страдальщецки морщась, пенсионер Волозов ткнул пальцем в узкую щель приоткрытого рта.

   — Зу-уб?! Что же ты сразу не сказал? Зуб — это дело такое. Серьезное дело — зуб. Зубы беречь надо. Их хоть и полон рот, а все равно, как денег — много не бывает. У меня вот тоже с зубом случай однажды произошел. Прихватило так, что хоть в канализационный колодец вниз головой. Сильно прихватило. Однако бабский платок на рожу не пялил, как есть пошел к зубникам. Только ладошкой щеку держу. Да ты слушаешь ли, Петрович?

   Дождавшись, когда несчастный друг кивнет, тов.Бататов продолжил:
   — Ну, вот. Прихожу, значит, в стоматологию — а дело летом было, жара, как сейчас — дождался очереди. Захожу в кабинет, а там докторица, вот, знаешь, выражение такое есть «с пивом сойдет»?  Так куда там с пивом, там не иначе, как с шампанским. Да еще и с шоколадкой. Белый халатик из почти прозрачного нейлона плавно повторяет все крутые обводы молодого организма и не столько скрывает, что под ним, сколько подчеркивает. Воображение распаляет. Я и про зуб вмиг забыл, и про дусю свою: такая докторша вся из себя влекущая.
 
   Но эта зубодралка быстро меня на землю опустила. «Садитесь, говорит, в кресло, мужчина». Сел, куда ж деваться. Рот раскрыл, она мне шприц туда засунула, укол сделала где-то в глубине. Сижу. Чувствую, что во рту уже ничего не чувствую. Ага. Тут она ко мне со щипцами подступилась. Я рот раззявил пошире, только собрался в целях подстраховки зажмуриться, как — мать моя! Докторица ко мне в рот инструментом влезла, сама вся наклонилась надо мной. Всей своей верхней частью туловища. А декольте у халата. А — жара! И под халатом — ничего. Гляжу, на меня, как два ослепительных солнца из выреза спецодежды выкатываются. Ах ты, юность моя комсомольская, — думаю, — это что же такое получается? Это вместо того, чтобы она для меня ножки свои стройные раздвинула, я тут сам сижу, как дундук, и рот свой с гнилым зубом для нее раздвигаю пошире? Вот и кто я после этого? Но ты же меня знаешь, Петрович. Я в кресле-то стоматологическом заерзал задом, вроде как поудобнее устраиваюсь, а сам, будто невзначай, ладонь ей на бедро и положил.

   Тов.Бататов достал из кармана пачку сигарет, щелчком выбил одну, прикурил и глубоко затянулся. Было заметно, что воспоминание взволновало его.

   — Ага. Бедро, как я и люблю — кость не прощупаешь. Дернулась она, но руку мою не сбросила, поняла видно, что ее тело для меня, что спасательный круг для утопающего. Только крепче ухватилась за зуб и рванула. Я едва за зубом вслед из кресла не катапультировал. Остался на месте, только за бедро крепче ухватился. Оказалось, когда дернулась эта медицинская жар-птица от моего ласкового, но недвусмысленного прикосновения, щипцы и перескочили на соседний зуб. Здоровым оказался. Пришлось ей больной следом удалять.

   — И что? — пенсионер Волозов, заинтригованный рассказом, даже ладонь от щеки отнял.
   — И ничего, — вздохнул боец стоматологического фронта. — Только зря два зуба потерял. Ну, не два — один. Другой-то с дуплом был. Между прочим, зуб мудрости. И вот что я скажу тебе, Петрович. Никакой в нем мудрости нет. Вырвала она мне этот самый зуб, а дурнее я не стал. Ума не поубавилось. Может совсем даже наоборот — приросло ума-то. После этого случая я себе уяснил, нельзя женщину за тело брать, когда она занята чем. Не здоровый зуб, так кипящим борщом случайно ошпарит.

   Тов.Бататов сделал последнюю затяжку и бережно похоронил окурок в детской песочнице. Отряхнул ладони, посмотрел на пенсионера Волозова и заботливо поправил «ушки» платка у того на голове.

   — А вот еще. Ты про «ромашку» слышал? — и, дождавшись отрицательного жеста друга, удовлетворенно кивнул. — Точно не скажу, в немецком гестапо ее придумали, а может и наши из НКВД, они же до войны частенько друг к дружке на учебу ездили, передовой опыт перенимать — коллеги, не разлей вода, были. А может и вообще «ромашка» — изобретение древних китайских мастеров. Они в этом известными доками слыли. А суть, вот какая. Зубы, они же — при известной фантазии — на лепестки цветка похожи. Берутся клещи и, на манер гадания «любит - не любит», зубы выдираются у испытуемого по одному. Да причем, не просто тупо дергаются, а с выдумкой. То расшатывают зуб медленно, а то выкручивают, вроде шурупа. Или вот еще другой метод практикуют: к зубам клеммы подключают и ток пропускают.

   Пенсионер Волозов застонал и замотал головой от нового приступа боли.
   — Экий ты чувствительный, Петрович? — поразился тов.Бататов. — Ровно барышня на выданье. Слышь-ка, а чего тебе к этим зубодралам идти? Может мы его — того? Народными средствами? Возьмем кусок бечевки, соорудим петельку, петельку накинем на твой зуб, а другой конец привяжем к ручке входной двери. Ты в подъезде перед дверью становишься на колени, будто милости от Бога ждешь, весь такой в смирении и ожидании Чуда. А тут я с улицы в дом. Иду, как Всевышний, как Избавитель. Вроде ничего не ведаю, иду себе, мотивчик насвистываю. И в этом неведении, открываю резко дверь. Ты — на полу, зуб — на веревочке, я — на пороге. И все довольны. Что, не хочешь? У тебя, Петрович, что ли дырка в зубе? Ну, так если дырка, тогда совсем другой коленкор. Тогда может, драть и не будут. Тогда лечить возьмутся. И правильно, чего зубами разбрасываться? Их беречь надо. Зубы — наше богатство, как нефть — для Родины.

   Председатель домкома ободряюще похлопал вдруг сникшего друга по плечу и сказал:
   — Тогда я тебе лучше в подробностях обскажу, как дырки в зубах сверлят. Бормашина противно так визжит, словно ты жертва в американском фильме «Техасская резня бензопилой». Тело впадает в резонанс с жужжащим бором: мурашки, зарождаясь у корней волос на голове, сбегают к корням волос в паху… Тут для тебя главное — штаны от страха не обмочить.

   Пенсионер Волозов замахнулся на просветителя кулаком. Тов.Бататов отступил на шаг, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами:

   — Всё, всё, всё. Раз ты так не адекватно реагируешь, не буду. Иди уже себе, заболтал ты меня совсем. У меня, кстати, заначка дома, еще с советских времен бутылка водки «Старка» хранится, по ГОСТу изготовлена. Сейчас таких и не выпускают. Берег для важного случая. А дезинфекция раны от зуба — уж куда важнее. Для лучшего друга, всем, кроме своей дуси, пожертвую. Вот пусть тебя эта мысль и поддерживает.

   Пенсионер Волозов благодарно кивнул — нельзя было понять: то ли посуленной качественной водке, а может иссякшему потоку живописания зубных ужасов — и попросил:

   — Тов.Бататов, ты мне на жакушку пакет кефира купи. Мне жидким жакушывать в шамый раж будет.

   И уже уходя, повернулся к другу и добавил:

   — И еще жакажи венок с лентой «Петровичу от жильцов дома. Ш любовью». На вшякий шлучай.