Ножка телятины-8

Ножка телятины-8

71. М. Пришвин. (Там же). «Все разбегутся – в Италию».

«...не будут учиться и слушаться и все разбегутся в Италию...»

Говорят: разбежались кто куда; разбежались по двору. Но не говорят: разбежались во двор. По этому же правилу нельзя разбежаться и в Италию. Тут напрашивается пусть менее поэтическое, но зато истинное по смыслу слово: сбегут, уедут. Тут ошибка тексту не на пользу, особого образа не создает – корявость речи явно выпирает, как тополиные корни на асфальте тротуара...

72. А. Куприн. («Бедный принц»). «Каблуки поднятых кверху ног»

«Замечательно умно! – думает сердито девяти-летний Даня Иевлев, лежа животом на шкуре белого медведя и постукивая каблуком о каблук поднятых кверху ног...»

Что-то никогда не приводилось видеть ног с каблуками;  с копытами – доводилось, а с каблуками – нет... Спасибо Александру Иванычу – просветил многогрешного, взял в герои наиредчайшего человечка, ноги которого оказались с каблуками вместо пяток. И ведь в день-то мы сотни таких ног видим, а догадаться не можем, что все они с каблуками; думаем: каблуки принадлежат туфлям или штиблетам, тогда как думать следует не так, а так, как подумалось Куприну. Что ж, век живи – век учись!..
Вот, правда, в связи с этим рассказ надо было назвать – «Счастливый принц»: ноги с каблуками, и нет проблем с покупкой обуви... Прямо, как Пан античный...

73. «Повесть временных лет». «Нет Библии – нет проблем»...

Несколько раньше мы уже отмечали, как советская цен-зура помогла Лермонтову превратить одно из стихотворений в литературного уродца, который мало чем походил на то, что породила творческая фантазия поэта. Нечто подобное соделал она и с древним памятником русской литературы – «Повестью временных лет». В «Изборнике», изданном в серии «Библиотека всемирной литературы» (1969 г.), эпизод разговора князя Владимира с греческим философом закан-чивался следующимим образом: «И начал философ говорить так...» Следующий абзац начинался со слов: «В год 6495 (987). Созвал Владимир бояр своих и т.д.»
В переводе повести академиком Д.С. Лихачёвым, помещенном в книге «Первые книги Святой Руси» (2005 г.), до года 987-го идет еще страниц 30, в которых даётся рассказ философа о книге Моисея «Бытие» (сотворение Богом мира и человека, грехопадение, жизнь на земле после изгнания из рая и т.д.) Начинается рассказ со слов: «В начале, в первый день, сотворил Бог небо и землю...» и заканчивается: «И дал ему Владимир многие дары и отпустил его с честью великой».
Редакторы повести в «Изборнике» оказались не такими щедрыми, как Владимир-Солнышко. Из дара автора «Повести временных лет» они умыкали немало словесного золота, видимо, посчитав, что если оставить описание содержания «Бытия», то могут быть проблемы, а если убрать – проблем не будет... Впрочем, всё по-советски, по-гулаговски, по-атеистически...

ПРИМЕЧАНИЕ. По наивности подумалось, что больше уродований «Повести временных лет» не будет. Только куда там!.. Когда дошел в лихачёвском переводе до пересказа философом «Символа веры», вкралось сомнение, что в «Изборнике» я этого не читал. Проверил – и точно: опять пропуск пяти страниц. И тут же вспомнил, что, кажется, и сама-то «Повесть» начинается в «Изборнике» как-то несуразно: и осели-де славяне на Дунае. А ведь теперь, в «Первых книгах» я начинал читать от Ноева ковчега... Стало быть, и Ноеву ковчегу не повезло, и всей последующей истории человеческого рода до расселения славян – потомков Иафетовых. Всё это тоже  оказалось сокращенным.
И еще «небольшие вмешательства» обнаружились! Когда, например, Владимира крестили греки, то учили его после «Символа веры» произносить некий догматический текст (пять страниц). Вот и он тоже не понравился советской цензуре. Среди цензоров (членов редколлегии) – известные литераторы: Ч. Айтматов, П. Бровка, Д. Благой, Р. Гамзатов, Г. Марков, Э. Межелайтис, Н. Тихонов, М. Турсун-заде, К. Федин и другие. И хоть бы кто-нибудь из них заявил где-нибудь о великом произволе при издании книг в серии «Беблиотека всемирной литературы». Не посчитали нужным. Мелочи жизни... Правда, где-то в комментариях «Изборника» мельком напечатано, что «Повесть» дана в сокращенном виде. Но сокращение – это одно, а выбросы по идеологическим соображениям – это уже называется по-другому...

74. Ф. Затворник. («Мысли на каждый день». «Подготовить юное поколение, толкуя им...»

«...А юное народившееся поколение с первых сознательных лет подготовлять, толкуя им, что нужно и можно им знать...»

Эта погрешность встречается в письменной и устной речи особенно часто. Когда мы говорим о чем-то общем, состоящем из частей, то употребляем термин этого общего («юное поколение»), и тут же «расшифровываем» содержание термина, пользуясь опять-таки обобщенными словами (они, о них, им). В сознании говорящего эти понятия – одно и то же, а для слушающего не совсем ясно, о чем речь (кому – им?) Здесь надо было применить слова более конкретные. Юное поколение – это дети. И правильнее было бы сказать: «а юное поколение подготовлять, толкуя детям и т.д.» Такое предложение, правильно выстроенное, не вызовет ощущения неловкости и недосказанности.
Надо отметить, что все вещи Феофана Затворника написаны разговорным языком, а в разговорной речи стилистических ошибок особенно много (на то она и разговорная речь!) И приходится дивиться, как святитель умел обойти «сети устной речи», выражая мысли и простонародно, и в то же время стилистически корректно. Ошибок у него гораздо меньше, чем у многих наших классиков...

75. И. Ильин. («О сопротивлении злу силою»). «Закаляется любовь и воля».

«...Закаляется наша любовь и воля».

В этом предложении сразу две ошибки: а) закаляется любовь и воля и б) наша любовь и воля. Раньше мы уже говорили, что при двух подлежащих сказуемое употребляется в единственном числе лишь тогда, когда эти подлежащие составляют одно неразрывное понятие. Но «любовь» и «воля» таким смысловым единством не обладают, и, следовательно, писать следует: «закаляются любовь и воля».
Очень близка к этой погрешности вторая ильинская фраза: «наша любовь и воля». Надо бы не обижать «волю», поскольку и она тоже «наша». А это диктует употребить слово «наши» – «наши любовь и воля». Тогда и всё предложение должно принять следующий вид: «закаляются наши любовь и воля».

К сожалению, в произведениях Ильина отмеченные нами погрешности встречаются во всевозможных видах. Да, звучит благороднее: «наша любовь и воля», «закаляется наша любовь и воля», но звучание – это одно, а правильность  – другое... Тут может быть еще и библейское влияние; в Библии подобные выражения сплошь и рядом. Однако подобные стилистические ошибки в век Иисуса Христа и эпоху, Ему предшествующую, ошибками вовсе не считались; тогда так говорить было принято; к тому же во многих случаях это объяснялось малословностью древнего еврейского языка и подчёркиванием родственности библейских понятий (скажем: «род – они» и т.д.) Но ведь наш-то современный язык уже подчиняется совершенно другим законам и требованиям, главным из которых стала предельная точность и ясность выраженной мысли. И уже малейший отход от нынешних языковых норм режет слух и мешает пониманию сути предложения. Как, скажем, в такой цитате из того же произведения Ильина:

«...так в нашем новом видении и волении да проглянет древняя мудрость и сила, которая вела наших предков и строила нашу святую Русь!..»

По насыщенности речевых дефектов фразу эту можно назвать рекордсменкой даже по сравненю с иной гоголевской или горьковской. Смотрите: «в нашем новом видении и волении» (что, разве воление – не наше и не новое?); «проглянет мудрость и сила» (мудрость и сила здесь тоже далеко не единое понятие); и далее: «мудрость и сила, которая вела и строила» (ведь, по сути, по правилам грамматики, тут выходит так, что вела наших предков и строила нашу святую Русь только одна сила, без мудрости, поскольку употреблено местоимение «которая», а оно стоит за словом «сила», стало быть, к нему и относится, да еще и  сказуемые «вела» и «строила» ошибку подтверждают.
К этим погрешностям добавляется еще и прилагательное «древняя», которое относится к подлежащему «мудрость», а к «силе» уже никак не относится...
Итак, следовало написать: «в наших новых видении и волении да проглянут древние мудрость и сила, которые вели... и строили...» Такого написания требует правильность русской речи.

76. Ф. Затворник. («Мысли на каждый день года»). «Зашел в путь и вышел из пути...»

«...Вот сколько путей! Зайди в какой-нибудь из них, уже трудно будет воротиться...»

Зайти в магазин – можно. Зайти в путь – нельзя. Говорят: встань на путь, пойди по пути... Возможно, полтора века назад в выражении «зайти в путь» никакой погрешности не видели, но по современным нормам языка – здесь явная ошибка. В книгах старых авторов необходимо делать сноски: сохранено авторское написание, которое в отдельных случаях противоречит нынешним правилам...

77. М. Лермонтов. («Казачья колыбельная песня»). «Лишь с виду богатырь...»

«...Богатырь ты будешь с виду
И казак душой...»

Понятна мысль поэта: мальчик телом будет богатырь (хотя сейчас уже принято говорить: будет багатырём), а душа у него будет казацкая, бесстрашная и горячая... Но закавыка тут в том, что выражение «с виду» несёт в себе сильный оттенок внешнего, недействительного, только кажущегося; с виду – значит только на первый взгляд, а на деле всё наоборот. Мать же, конечно, уверена, что сын ее вырастет и богатырём, и самелым, честным человеком.
Хотя, прав известный критик, и неточности Лермонтова завораживают своей небывалой напевностью, сладостью звучания... Волшебник слова!

78. В. Маяковский. «Во весь голос». «Иcподстенные мандолинщики»

«...Нет на прорву карантина –
мандолинят из-под стен...»

Очень бы хотелось знать, из-под каких стен мандолинят Кудрейки и Мудрейки, высмеянные великим поэтом? Из-под стен домов, из-под стен между домами или из-под стен кладбищенских? Но сразу встаёт вопрос ребром: как они туда забрались и как им там удаётся мандолинить?  Там для них помещения особые выстроены, что ли?
Смотрю академический словарь русского языка (издание второе, Москва, 1981 г.) Может быть, есть какое-то иное значение у предлога, близкое к словам «возле», «у», «около» наконец. Вот говорят: приехал из-под Москвы; но это касается только городов и местностей возле этих городов; к стенам – никакого отношения. А основное значение «из-под» толкуется так: «Употребляется при указании направления движения, действия с места, над которым или поверх которого что-либо находится.  Значит, мандолинят всё-таки из-под стен в прямом смысле – с тех мест, над которыми стоят стены. Стало быть, одно выяснили. Остается узнать, какие стены имел в виду трибун революции...

79. Э. Багрицкий. («Кошки»). «Толпа с поднятыми хвостами».

«Уже на крышах, за трубой,
Под благосклонною луною
Они сбираются толпой,
Подняв хвосты свои трубою...»

Увы! тут обыкновенное смешение близких по смыслу понятий: «толпа» и «стая». То, что свойственно людям, спутано с тем, что положено природой животным. Люди, да, толпятся, но животные (в данном случае кошки) собираются в стаи, ну, может быть, в своры, хотя надо думать: не очень здесь подходит понятие «свора»...

80. Э. Багрицкий. («Александру Блоку»). «За чьей стеной?»

Багрицкий любил этот приём – торжественно и воз-вышенно обращаться в стихах к «предмету описания». «О страстотерпица, вперёд!», «О Русь, твой путь тернист и светел!», «О пуля, пой свинцовою синицей!», « О город пота и цинги!..» Страшно удавались ему такие вольные, раско-ванные обращения. Но с одним из них вышел конфуз.

От славословий ангельского сброда,
Толпящегося за твоей спиной,
О Петербург семнадцатого года,
Ты косолапой двинулся стопой.

Стихотворение называется: «Александру Блоку», и то-лько что приведённое четверостишие его открывает. Раз произведение посвящено Боку и об этом говорит заглавие, то и начальные строки, естественно, мы относим к Блоку:  «От славословий ангельского сброда, Толпящегося за твоей спиной...» Но тут же идёт обращение к Петрограду: «О Петроград семнадцатого года, Ты косолапой двинулся стопой...» Столкнувшиеся обращения к Блоку («за твоей спиной») и к городу («О Петроград семнадцатого года...» ставят нас в недоумение – так о ком же или о чем же речь – о поэте или о городе? Ведь славословий и за спиной Блока и за спиной Петербурга было немало! (Правда, где спина города, надобно еще разобраться).

Впрочем, дело осложняется еще и тем, что чуть ниже, когда речь в стихотворении уже явно о Блоке, говорится, что многое у поэта уже за спиной: «Была цыганская любовь и синий, В сусальных звёздах, детский небосклон. Всё за спиной...» Значит, всё же в первом случае надо понимать, что «славословия ангельского сброда» толпятся за спиной не города, а поэта, и тогда очень странно и неуклюже звучат чуть ли не в раз обращения и к Блоку, и к Петрограду...
Логичнее отнести «славословия» к городу. Но тогда обращение противоречит заголовку: «Александру Блоку»... Вот такая непростая загадка, заданная поэтом – не без помощи, думаем, опороченных им ангелов...

(Продолжение следует).