А я чуть не осталась жива

Повесть о том, что человеку достаточно трех часов, чтобы прожить жизнь.



Три дня назад я умерла. Сегодня меня должны похоронить. Почти всё готово. Начали даже могилу копать.
Я сижу на чьем-то памятнике и вроде бы смотрю на то, как здоровенные полупьяные мужики лениво машут лопатами, а перед глазами стоит картина моей смерти.
…
Жаркий летний день… Пыльная дорога, измученные прохожие… и я посреди этой толпы. Кеды, джинсы, толстовка, очки от солнца, наушники от всего остального мира. Девятнадцать юных лет. Иду я быстрым уверенным шагом. Никогда, кстати, не думала, что у меня такая походка. Как будто по взлетной полосе рассекаю. Хех… А иду я, собственно, из продуктового магазина. В пакете почти полкило куриных крылышек в маринаде. Просто у мамы сегодня по расписанию кулинарное сумасшествие, и я заранее знаю, что у нее ничего не получится; она выйдет из кухни с самым виноватым и растерянным видом, на какой только способна и в очередной раз предъявит мне горку углей. Обычно это случается именно так. Вот я и спасаю обед.
Но мамка у меня всё равно мировая.
Подставляю лицо солнцу и улыбаюсь. Да, не мешало бы немного загореть. Через две недели мы с Димкой наконец-то едем в Италию, как всегда мечтали. Эта мысль заставляет меня улыбаться еще шире.
Поворачиваю. Перехожу дорогу. Неплохо бы еще и купальник купить…
Вдруг (замечаю это боковым зрением) рядом со мной появляется какая-то странная тень, а в следующую секунду я ощущаю сильный удар и онемение по всей левой части тела… Хм… Странно…
…
Через пару минут странное оцепенение проходит. Я обнаруживаю, что лежу на асфальте. Осторожно поднимаюсь. Делаю вдох. Так. Ребра определенно не сломаны. Но синяки точно будут.  Рядом со мной толпятся люди. Мило. «Всё в порядке, - говорю я. – Ничего страшного». Странно. Никто не слышит. Даже внимания не обращают, вообще смотрят в другую сторону. Так, а что там такое?.. Ну-ка, посмотрим… Ох ты ж блин! Девушку сшибли! Обалдеть… Бедная… Видимо, молодая. Одета стильно.  Кеды как у меня… И джинсы тоже… И тату на пояснице… О нет… нет… НЕЕЕЕТ!!!
…
Истерика прекращается так же внезапно, как и началась. Ещё немного всхлипывая, я поднимаюсь с колен и только сейчас понимаю, что НЕ ВИЖУ СВОЕГО ТЕЛА. Но сейчас просто нет сил удивляться или проявлять беспокойство по этому поводу. Я тупо смотрю на свой труп. Такое ощущение, что мне перебило позвоночник. И левая рука сломана. А рядом, как жестокая насмешка, валяются куриные крылышки в маринаде, так же неестественно вывернутые и такого же жуткого кроваво-красного цвета. Пафосно, ничего не скажешь.
Обхожу труп кругом и, усевшись прямо на асфальт, рассматриваю своё лицо. Создатели фильмов ужасов явно преувеличивают, хотя зрелище действительно жуткое. Но пугает отнюдь не сломанный нос, рассеченная бровь и ссадины на лбу и щеках, а глаза. Они открыты. В них спокойствие и надежда вперемежку с дерзостью и самоуверенностью. А разбитые губы упорно продолжают улыбаться… Вот это действительно страшно.
Пытаясь сдержать слёзы, я отворачиваюсь и буквально врезаюсь лбом в какую-то железку. Авто. Так вот чем меня сбило! Из интереса смотрю, какой марки это орудие моего убийства. Тьфу ты. «Лада Калина». Горько усмехаюсь. Всю жизнь верила, что меня ТАКИМ не задавить. Ладно «Лексусом» или чем-то в этом роде. Но этим выкидышем… Мдаа… Но зато мой некролог можно будет смело отправить Задорнову.
Какая ужасно нелепая смерть. Не о такой я мечтала. То есть, не мечтала, представляла всё по-другому. Например, я перейду дорогу каким-нибудь влиятельным дядям с красноречивыми татуировками и превосходным запасом ненормативной лексики, и они закажут меня дорогому первоклассному киллеру. Или моя яхта попадет в шторм во время своей третьей кругосветки. Ну или в один из моторов моего личного самолета залетит какая-нибудь особо неудачливая курица. Курица… как глупо.
…
Вместе со всеми дожидаюсь приезда «скорой», копов и труповозки. Я сижу на капоте этой треклятой «Лады», уткнувшись головой в колени. Тело уже обрело контуры и объём. Почти как живая.
Сбивший меня водитель размахивает руками и что-то орёт недавно подъехавшим ПИДРам. Блин, мужик, вот че ты как надрываешься? Ты сам прекрасно знаешь, что дашь на лапу кому надо, и всё спишут на мою беспечность. А мама ничего не докажет, потому что денег у нее нет. Те, что я получала от подработки переводчиком, она категорически отказывалась брать. А зарплаты бухгалтера в средней руки фирме на покупку правды точно не хватит.
Наконец приезжает «скорая». Из «ГАЗель»ки лениво вылезают двое санитаров с носилками. Они ругаются и полубрезгливо, полуиспуганно перекладывают труп на носилки. Вот на это смотреть уже действительно нет сил. Собственный жуткий вой, не слышимый для других, заставляет содрогнуться и зажать лицо ладонями. Лишь спустя некоторое время я нахожу в себе силы убрать руки от лица и посмотреть в сторону «скорой». Труп уже внутри. Куда дальше? В морг? На вскрытие? Так, я должна быть там! Не понимая, зачем мне это, я ныряю в машину вслед за носилками. Двери закрываются, и мы трогаемся с места. Я держу себя – ту, мертвую, с переломанными костями и кровоподтеками, - за руку и смотрю в эти дерзкие и спокойные глаза. Что же ты наделала? Вот дуууура!.. Ты о матери о своей подумала?! Как она это переживет? А ведь она всегда говорила, что «бананы» из ушей надо вынимать. Что ж ты ее не слушала то, а?! Вот и поплатилась…
А Димка? Что с ним будет? А девчонки? А Италия? Как же это всё? Я так мало успела в своей жизни…
Странно, но себя почти не жалко. Скорее просто обидно. И злоба берет. Как я могла ТАК поступить со своей жизнью? Хотя, пожалуй… Я просто была ее не достойна. Вот она и ушла от меня. Куда, к кому – не важно. Просто ушла. Нет, никто ее не забирал. Она сама так собой распорядилась.
Машина останавливается. Видимо, мы уже на МЕСТЕ. Что это за унылые катакомбы, мне даже думать не хочется. Открываются двери, носилки выкатывают на улицу. Беспощадное солнце превращает асфальт под ногами в пластилин. Умоляю, положите это тельце в холодильник, хочу я сказать вслед матерящимся санитарам. Оно дорого мне как память.
Кидаю прощальный взгляд на здание, в которое отправляется моё мертвое мясо, вздыхаю и поворачиваю налево. И тут же, прежде чем успеваю задуматься о том, куда бы мне пойти, врезаюсь носом в чье-то накачанное плечо.
- Добро пожаловать! – произносит приятный бархатистый баритон.
…
Я подняла голову и бараньими глазами уставилась на неожиданную преграду. Парень лет двадцати трех, с правильными чертами лица и искренне-голубыми глазами. Очень неплохая галлюцинация. Отойдя от первого шока, я спросила:
- Ты что, видишь меня?
И, ужаснувшись своему хриплому и рычащему голосу, исподлобья уставилась на парня.
- Да. Но это сейчас не главное. Постараюсь объяснить в двух словах.
Я продолжала сверлить его глазами.
- Твое тело прекратило свое физическое существование, и ты являешься по сути трансцендентным энерго-информационным образованием, которое люди привыкли называть душой, призраком или фанто…
- Слышь, умник, то, что я сдохла, я и так поняла. Бросай свои ботанские закидоны и говори конкретнее. Во-первых, кто ты такой, во-вторых, какого хрена ты здесь делаешь, и в-третьих, какого хрена здесь делаю я! – перебила я парня и сама себе ужаснулась. Откуда столько ясности в мозгах?
Парень немного растерялся, но тут же взял себя в руки и улыбнулся. Его улыбка мне почему-то очень понравилась. Было в ней что-то успокаивающее.
- А ты удивительно быстро оправилась. И раз уж ты просишь конкретных ответов, то пожалуйста: я твой личный проводник по загробному миру, зовут меня Даниил, хотя, конечно, можешь называть меня как пожелаешь. Я здесь, чтобы помочь тебе во всем разобраться, а ты… но об этом позднее. Пока могу тебе лишь одно сказать со стопроцентной уверенностью: ты здесь надолго.
- Успокоил, мать твою… - выдавила я.
- Пойдем. Нам туда, - Даниил указал мне на ненавистные катакомбы.
Я замотала головой. Если он желает, чтобы я снова смотрела на гору мяса, в которую превратилось мое тело, то ничего у него не получится. Уж что-что, а по морде ему надавать я сумею.
- Не беспокойся, мы не ТУДА. Нам на шестой этаж, - гид осторожно взял меня за локоть и повел вперед.
Легко сказать «не беспокойся»… а вот выполнить трудновато. Особенно если учитывать, что в здании было всего два этажа.
…
- А ты уверен, что нам на шестой? – на всякий случай поинтересовалась я, когда мы зашли внутрь.
- Да. Сейчас самое главное для тебя – отучиться верить глазам.
Я только хмыкнула. Конечно, в два счета. Что могло быть проще. Особенно если учитывать, что человек в среднем 70% информации получает визуально.
- Меня, кстати, Оксана зовут, - толком не зная зачем, сказала я.
Даниил улыбнулся – открыто, спокойно и уверенно.
- Я знаю. Я всё про тебя знаю.
Я только ухмыльнулась. За свою жизнь уже привыкла к подобного рода заявлениям. Не собиралась никого переубеждать. Зачем лишать человека возможности лишний раз наступить на грабли?
- Уж прямо-таки и всё? – попыталась подколоть его я.
- Во всяком случае, больше, чем ты думаешь, - неожиданно серьезно заявил он.
Некоторое время мы шли в полнейшей тишине. Он молчал. Видимо, не хотел меня лишний раз дергать. Но через несколько минут он остановился около низкой деревянной двери и с улыбкой предупредил:
- Сейчас многое для тебя покажется удивительным. Не паникуй, я всё тебе объясню. Ничего не бойся. Самое страшное позади… - тут он осекся и, видимо поняв, что сморозил несусветную глупость, открыл дверь.
…
А я уже думала, что меня ничем не удивить. И, конечно же, снова ошиблась. Войдя в любезно открытую Даниилом ветхую скрипучую дверь, я была поражена блеском люстр и красной ковровой дорожкой, устилавшей белую мраморную лестницу.
- Отсюда начинается Мир Иной. Условно, разумеется, - сказал Даниил и легко ступил на первую ступень длинной широченной лестницы.  Я недоуменно уставилась на его ноги. Джинсы и кеды. Хмм… я потусторонних существ как-то по-другому себе представляла. – Первый уровень, ну или третий этаж, как тебе удобней, принадлежит душам верующих людей, - продолжил он, преодолев первый пролет. – Так что будь пока поосторожнее со словами относительно любых вероисповеданий. А то порвут, - легкая улыбка снова скользнула по его губам. А я даже не смогла понять, шутит он или нет. Обидно. – Сначала будут христиане, потом мусульмане, буддисты и сектанты всякие. – С этими словами он распахнул огромную дубовую дверь.
Мы оказались в длинном широком коридоре. Народу, точнее, душ, было полным-полно. Они толпились в проходе, толкались и кричали. В голосах их сквозило недовольство. Слышны были даже гневные выкрики в духе: «Чтоб вы тут все в ад попали!» и «Будьте вы прокляты!». Некоторые, правда, стояли в сторонке и тихонько молились. Среди этой небольшой группки выделялась женщина, которая  с самым что ни на есть одухотворенным лицом нараспев произносила: «Да снизойдет на вас нещадный огонь Господен, да испепелит он вас всех тут к чертям собачьим, да очистит ваши души сволочные, да приведет вас, дебилов, к прозрению…».
- Что это они как? – поинтересовалась я у Даниила.
- У нас тут проблемки с райской таможней. С потоком не справляются, да визы фальшивые кое у кого обнаружились, - объяснил гид.
Мне это показалось смешным.
- Таможня? А как же чистилище и все дела?
- Это всего лишь сказка. Красивая, с декорациями, рекламой и моралью. На деле же всё гораздо банальнее. Анкета, декларация, паспортный контроль, - и снова эта улыбка, с которой я никак не могла разобраться.
- Паспорт? Че за ерунда? – я скептически нахмурила брови.
- Не ерунда. Просто они от человеческих во многом отличаются. Впрочем, сама скоро увидишь.
Я только вздохнула. «Скоро, скоро»… Неужели он не понимает, что мне СЕЙЧАС нужно во всём разобраться? Что делать дальше? Куда я попаду? Почему меня ведут куда-то не туда? Зачем мне гид? Я что, какая-то особенная? А вот это, кстати, вполне возможно. Если всю жизнь быть левой, то и после смерти такой останусь…
Мы прошли мимо мусульман, спокойно перебиравших четки, и буддистов (их было всего лишь душ пять, и все – мужчины среднего возраста), которые были еще спокойнее почитателей Аллаха.
- Они че, глицином убитые? – удивилась я и, наверное, сделала это слишком громко, потому что один из них, больше похожий на статую, наполовину открыл глаз и едва заметно поморщился.
- Тише… Не мешай созерцанию… - прошептал Даниил. На его губах проявилась ироническая усмешка. Я облегченно вздохнула. Теперь я хотя бы знаю, как выглядит в его исполнении ирония.
Мы двинулись дальше. Из конца коридора слышалось пение. Кришнаиды. Я пошла медленнее и стала наблюдать за ними. Всю жизнь находила их очень забавными. Милые позитивные накурыши с вакуумом в голове.
Однако дальше было еще интереснее. За поворотом слышалась совсем другая музыка. Я с любопытством заглянула в широко раскрытую дверь. В огромном помещении толпились музыканты – кто с гитарами, кто с аккордеонами, кто со скрипками… В центре зала были симметрично расположены два огромных концертных рояля – черный и белый. В одном углу двое парней вдохновенно и технично играли на саксофонах, в противоположном – три девушки ожесточенно били смычками по струнам виолончелей.
- Вот это да… - выдохнула я. Из этого можно было собрать не то что группу, оркестр! И сыграть что-то такое, что не снилось ни Моцарту, ни Чайковскому, ни Курту Кобейну. – Кто это?
- Видела когда-нибудь «Вконтакте» людей, которые в графе «Религиозные взгляды» пишут «верю в музыку», «музыка – моя религия» или что-то в этом роде?
- Конечно. Тупой пафос.
- Не у всех, как видишь, - Даниил опять улыбнулся с иронией.
И вот тогда я действительно восхитилась этими людьми. И в чем-то им позавидовала. Да, ради такой жизни после смерти стоило и подохнуть! Да и я бы умерла, не раздумывая. У них ни мучений, ни злых соседей, которым не нравится, что твоя бас-гитара заглушает звук их телевизора, только музыка, спокойствие, творить никто не мешает… Хотя стоп…
- Как же они в таком шуме до сих пор друг друга не перегрызли?
- Тут обстановка такая… вокруг каждого создается звуконепроницаемая оболочка, то есть они могут играть и ничего вокруг не слышать… Если же они хотят играть вместе, то объединяют оболочки, и таким образом, коллектив и сам никому не мешает, и ему никто не мешает. Просто сегодня у нас что-то с оборудованием не в порядке… Но это временные неудобства.
- А, ну всё понятно. Это просто я к вам пришла, вот всё и ломается. Я по жизни с техникой не дружу. – «Теперь вот еще и «по смерти». Так, срочно отучиваться от всех этих слов. Я уже сдохла», - мелькнуло в голове. – Так что лучше вам меня побыстрее отсюда выпустить, - как бы невзначай уронила я. А вдруг прокатит?
- Не всё так просто. Учись терпению. Тебе еще немало времени предстоит провести в ожидании.
Мы вышли и двинулись к лестнице на второй уровень. Уже почти взойдя на первую ступеньку, я внезапно остановилась. Странное свечение откуда-то сбоку привлекло моё внимание. Я обернулась и увидела открытую дверь в небольшую комнату, в которой, прислонившись спиной к стене и обхватив руками колени, сидел пожилой мужчина. Даниил проследил направление моего взгляда.
- Мы зовем его Вечный Чистильщик. Бедняга, ему еще долго тут сидеть.
- Почему он один?
- Он сам изобрел себе религию и следовал своему культу в одиночку.  Приносил жертвы своему богу, целыми днями читал молитвы.
- И как, его добрый боженька ему отвечал? – скептически хмыкнула я.
- Да. Не сразу, разумеется. Первые два дня Чистильщик пытался выучить его имя, в нем просто было сорок пять букв. Еще за две недели он понял, что его бог больше всего любит кошачью кровь. А потом контакт наладился.
- Что ж это за бог такой, - растерянно пробормотала я.
- Да никакой, в общем. Просто у этого парня раздвоение личности. Вот его второе Я и выступило в роли бога. А знаешь, что будет с Чистильщиком потом, согласно его религии?
Я неуверенно кивнула.
- Он просидит тут до тех пор, пока его бог не скажет ему, что его душа полностью очищена от грехов и готова к продолжению земного пути. Тогда он выйдет из этой камеры и вернется в мир живых. Своё тело он заморозил.
Я еще раз кинула взгляд на этого странного человека и продолжила подниматься по лестнице. В первые секунды после рассказа Даниила посчитав его сумасшедшим, теперь с каждой новой ступенькой я сомневалась в этом всё больше и больше.
…
- Второй уровень! – объявил Даниил и отступил в сторону, давая мне возможность осмотреться. Мы находились в огромном помещении, разделенном на несколько секторов. Повсюду стояли мягкие диваны, был бильярдный стол и даже домашний кинотеатр.  – Здесь находятся очередники на реинкарнацию.  Каждому, кто при жизни верил в переселение душ, после смерти выдавали анкету, куда он вносил желаемые параметры своего нового тела. Ну потом обработка данных, все дела… и в итоге у каждого на руках есть направление. В нем указаны личные данные человека, дата и время смерти и его местоположение. При желании, если выпросить у начальства командировочку, можно смотаться и заранее посмотреть что да как.
- А, ну это вроде как клиническая смерть, - уточнила я.
- Или кома, - кивнул Даниил. – Не зря же говорят, что те, кто был за чертой смерти, возвращаются оттуда другими людьми… А вот оно как на деле-то… намного проще.
- Ну не скажи… - я ткнула пальцем в строку «Дата и время освобождения: 16 октября 2078 года» в чьем-то направлении, лежавшем на высоком дубовом письменном столе. Всегда любила совать нос в чужие дела, стоит признать, хоть и стыдно.
Даниил улыбнулся.
- Я сразу заметил, что терпеливость – не самая сильная твоя сторона. Когда-нибудь ты поймешь, что для того, у кого впереди вся вечность, несколько десятков лет не имеют значения. Тем более если хочешь прожить такую жизнь, о которой давно мечтаешь, а тебе недостает такой малости, как тело.
- Знаешь, если так по каждому поводу разводить филосо… - начала я и тут же осеклась: мое внимание отвлек какой-то шум. Я обернулась. Метрах в пяти от нас с Даниилом гудела компания. Несколько здоровенных бугаев, столпившись вокруг долговязого парня в круглых очках и жилетке, в полтора десятка молодецких глоток вели обратный отсчет – прямо перед ними в воздухе болталась проекция электронных часов. После оглушительного «Один! Всё, пошел!» ботаник растворился под одобрительные крики «Молодца!» и «Хорошо пошел!».
- Веселые ребята, - хмыкнула я.
- Не то слово. Особенно этот Илларион Игнатьевич.
- Кто?
- Улетевший, - пояснил Даниил. – Аспирант какого-то очень крутого вуза, нанотехнолог. В следующей жизни пожелал быть блондинкой с пятым размером груди.
- Офигеть, - я расхохоталась. От такого ботаника этого было сложно ожидать.
- Не так то всё это и весело на самом деле, - вдруг посерьезнев, заметил Даниил. – Особенно когда продолжается на протяжении тысяч лет. Каждый новый раз приносит всё меньше радости и успокоения.
Я напряглась. Мозговой процесс потихоньку перенаправился с блондинки Иллариона Игнатьевича на Даниила.
- А ты что… тоже переселенец? – осторожно спросила я.
- Я не хочу разговаривать на эту тему. Еще вопросы будут? – голос гида показался мне неожиданно прохладным.
- Будут. Можно называть тебя Дан? Тебе так больше идет.
Гид усмехнулся.
- Как хочешь. Хоть Владимиром Ильичом называй. Не потеряйся только.
Его голос звучал намного теплее. Я довольно кивнула и положила руку на широкие перила третьей на нашем пути стабильно поражающей своим пафосом лестницы.
…
 Едва миновав лестницу, я услышала нескончаемое множество голосов. Они рвались в мои уши с напором танка и мощностью андронного коллайдера. Я поморщилась от шума, зашла в дверь и будто оказалась на оживленной вокзальной площади: вокруг сновали люди, деловые, с чемоданами, с телефонами, с билетами, с чаем в термосе и бутербродами, в офисных костюмах, в широкополых соломенных шляпах, пляжных шлепанцах, платьях длины ультра-мини цвета серебристый металлик… В глазах буквально зарябило.
- У вас тут че, души туристов тусуются? – осторожно спросила  у Дана.
- Ну почти, - улыбнулся гид. – Это души людей, которые при жизни верили  в жизнь на Марсе и инопланетный разум. Ну и в то, то после смерти они воссоединятся со своими инопланетными родственниками.
- И как? Далеко летают? – поинтересовалась я, скептически разглядывая девушку с фиолетовыми волосами и причудливым орнаментом на щеках.
- Да кто как, - пожал плечами Дан. – Популярнее всего, конечно, Нибиру и Марс, но есть и те, кто на Андромеду летают… ну или на какой-нибудь астероид Б-612… как в «Маленьком принце», помнишь?
Я автоматически кивнула. Помнить-то помню, а вот ты откуда знаешь, что я его читала? Ох, не нравится мне все это…
- На самом-то деле, они, как правило, все очень интересные и милые люди… Просто с чудинкой. Вот и всё, - тем временем продолжал Даниил. – А пообщаться с ними приятно. Временами очень даже умные люди попадаются.
И тут же, будто в подтверждение словам гида, к нам подошел солидного вида мужчина в очках и тубусом под мышкой.
- Приветствую. Даниил. Милая леди, – он почтительно склонил голову. – Даниил, напоминаю вам, что послезавтра жду вас на своей лекции. Тема – комета Галея, надеюсь, что Вы в курсе. Потом – экскурсия в обсерваторию. Буду рад и Вас видеть, мадемуазель. Моё почтение.
Дядечка откланялся и исчез. Что за спектакль.
- Профессор астрономии, - назидательно вознес палец к потолку Дан.
-  То есть у вас тут настолько тухло, что ты даже к нему на лекции ходишь? – подколола я.
- Зря ты так. У него очень интересно. А я так… Наверстываю упущенное, скажем. Пойдем, еще один этаж остался.
…
После очередной дворцовой лестницы длинный коридор в строгом офисном стиле показался просто убогим. Пока Даниил вел меня в нужном направлении, я изучала надписи на дверях. Типография, архив, технические помещения, следственный комитет (ух ты!), регистратура… Даниил резко затормозил у двери с табличкой «Особые случаи». Мне это чем-то польстило. Мне и во время жизни частенько говорили, что я особенная, а теперь, оказывается, и после смерти такого наслушаюсь.
- Нам сюда, - сказал Дан, хотя никакой потребности в пояснениях не было, и распахнул дверь.
- Здравствуйте, - сходу лучезарно улыбнулась я крохотному старичку за столом.
- О, здравствуйте, здравствуйте, давно вас ждали, - оживился старичок.
Я поперхнулась своей идеально-доброжелательной улыбкой. Ни фига себе заявленьице. Смерти они моей ждали.
- Вот и дождались. Поздравляю. Открывайте шампанское, - я скрестила руки на груди; Дан прошипел над моим ухом что-то в духе: «Не хами ему!» и толкнул под колени жестким деревянным стулом. Я рухнула на сиденье.
- Ну-ну, милочка. Не дерзите. Я всё прекрасно понимаю, - снисходительно прощебетал дяденька.
Я вспыхнула. Его «милочка» была стратегической ошибкой. Равно как и тон для имбицилов. Видимо, усмотрев в моих глазах что-то преступное, дяденька поспешно пискнул: «Ильга Генриховна, личное дело на девушку мне, пожалуйста!» и отгородился от меня толстой папкой.
Я сидела скрестив руки и положив ногу на ногу. Время от времени поглядывала на Дана. Тот стоял за моей спиной как вкопанный. Конечно, выпендриться перед начальником – это святое. Старичок за столом бегло пролистывал моё личное дело, бурча под нос.
- Ольховская Оксана Олеговна… так… смерть в возрасте девятнадцати лет… о… третья положительная… золотая медаль… неплохо, неплохо…
К концу десятой минуты мое терпение было на исходе. Я нервно дергала ногой.
Наконец старичок тяжело вздохнул и отложил моё дело.
- Ну что? – требовательно спросила я.
- Видите ли, милочка, - вкрадчиво начал старичок, - так как при жизни вы не верили нив бога, ни в реинкарнацию, ни в пришельцев, мы не можем определить вас ни на один из этажей. Но и уничтожить вас не имеем права, так как в жизнь после смерти вы все-таки верили. Вместе с тем, ваша душа не может находиться в мире живых. Так что всё очень и очень запутанно. Давненько у нас такого не было.
Он помолчал еще с минуту. Я занервничала еще больше.
- Мы не знаем, как с вами поступить. Так что пока вам придется временно пожить в мире людей… как сейчас говорят, «перекантоваться», а мы вам дадим сигнал, как только высшее начальство решит, как с вами поступить.
Отлично. ОНИ решат. А у меня права голоса нет. Просто замечательно.
- … а чтобы вам было легче во всем разобраться… вот… - он выложил на стол огромную гору книг, - на первое время.
Я пересчитала – книг было девятнадцать. Среди них «Загробный мир для начинающих», «Как это всё случилось? Сборник мемуаров выдающихся мертвецов», «Конституция Загробного Мира» и «УК ЗМ». Не зря два года на юрягу отпахала.
- Если что-то непонятно, обращайтесь к своему помощнику, Даниилу Павловичу, он вам любезно всё разъяснит. А теперь, милочка, можете быть свободны. Когда мы определимся на ваш счет, обязательно дадим вам знать.
- Да пошли вы, - ледяным тоном сказала я и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
…
- Не стоило так с ним, - укорил меня Дан, выйдя следом.
Я резко повернулась к нему лицом и стала буравить его глазами. Десять… девять… тише, он уже дохлый, ты не сможешь его убить, расслабься, детка… восемь… семь… шесть… спокойнее… пять… четыре… Гид явно чувствовал себя некомфортно под моим недоброжелательным взглядом. Три… два… один… Так. Кажется, успокоилась.
- Ты не права. Он этого не заслужил.
А вот это было лишнее. Я не стала даже пытаться сосчитать хотя бы до трех.
- Кто не заслужил? Он не заслужил?! А я заслужила?!! Как вы меня достали все! И вся эта ваша шарашкина контора! Не хрена вы не понимаете! И ты! И ОН!!! Отвалите от меня все! ВСЕ!!! – заорала я и побежала назад, к лестнице, тщетно пытаясь сдержать слезы.
…
Даниил посмотрел девушке вслед и нехотя признал, что многого говорить действительно не стоило и что психолог из него и впрямь говеный. Он вернулся в кабинет.
- Виталий Григорич, не надо было с ней так. Она же совсем девочка еще, - укоризненно сказал он старичку.
- Ну уж простите, Данил Палыч! Просили цирк, получили цирк.
Несколько минут они провели в тишине.
- Может, чаю? – предложила Ильга Генриховна.
- Да, пожалуй, - согласился Даниил.
Секретарша вышла из кабинета.
- Я единственное не понимаю, Данил Палыч, чего в ней такого особенного, что вы лично ей занимаетесь? Чем она вас так зацепила, что вы все дела бросили и носитесь за ней теперь как угорелый? – спросил старичок, раскуривая сигарету.
Даниил пожал плечами.
- Что-то есть в ней такое… Да одним словом не объяснить. Вы биографию ее прочитали? По ней же можно фильмы снимать.
Он замялся.
- Еще мне кажется, что ей помощь нужна. Только вот она сама никогда об этом не скажет.
Он помолчал еще. Старичок внимательно его слушал, не переставая курить.
- Она слишком много знает, слишком… Да она за свои девятнадцать пережила столько, что некоторым за девяносто и не снилось. Тесно ей в том мире, понимаете?..
- А мне вот кажется, что влюбились вы, Данил Палыч, - старичок хитро прищурился, - вот и решили ее… ну… того… - он многозначительно понизил голос.
Даниил усмехнулся.
- Интересный вы такой, Виталий Григорич! Вот вроде три тысячи лет вас знаю, а вы меня все не перестаете удивлять! Ну как вам такое в голову могло прийти?! Ладно, пора мне. Вы правы, дела то забрасывать нельзя. Потом как-нибудь загляну, - он забрал со стола книги и щелкнул пальцами. Перед ним мгновенно возникла полупрозрачная дверь с табличкой «Генеральный директор».
- А чай как же? – воскликнул Виталий Григорич.
Даниил махнул рукой.
- Потом как-нибудь, - сказал он, вошел в дверь и растворился вместе с ней прямо на глазах вошедшей в кабинет Ильги Генриховны.
- Чуднооой, вот чуднооой… - укоризненно покачал головой Виталий, делая последнюю затяжку.
…
Успокоившись и немного побродив по городу, я возвращаюсь домой. Слышу глухие рыдания. Мама. Мамочка. Ее слез я точно не вынесу. Поэтому решаю пока не заходить в ее комнату и двигаюсь в направлении кухни.
Мама сильная. Она справится. Всё, что могла, я для нее уже сделала. Писать эсэмэски и чатиться в «Одноклассниках» она умеет. А в остальном… да что греха то таить, я всегда была отвратительным ребенком. Никогда не говорила маме, что люблю ее. Заставляла нервничать каждую секунду. Постоянно в чем-то обвиняла. Мамочка этого не заслужила. Наверно, правильно, что я умерла сейчас, не успев никому навредить серьезнее.
На столе лежит пакет из морга. Засовываю нос и туда. Ага. Два золотых кольца. Было три. И наушники за полтора косаря, а не за сто рублей. И цепочка золотая с кулоном в виде кошки тоже пропала. Ну и мародеры.
…
Когда я вечером вернулась домой, Дан уже был в моей комнате. Картинно сложив руки на коленях, сидел на кровати.
- Не дуешься больше? – на всякий случай спросил он.
Я покачала головой.
- Вот и хорошо. Я книжки принес.
- Давай пока без этой макулатуры. Объясни по-быстренькому, что мне тут делать, как себя вести и все такое.
Дан улыбнулся.
- Ну, в общем, дело обстоит так…
…
- Скучаешь?
- Да нет, - я оборачиваюсь и вижу Дана, который стоит рядом, облокотившись о памятник, на котором я сижу.
Для этих мужиков копать людям могилы так же естественно, как для дачников – перекапывать грядки весной. Ужасно. Мерзко. Отвратительно.
- Такова жизнь, - вздыхает за моей спиной Даниил.
Я пожимаю плечами. Я уже привыкла к тому, что он может читать мои мысли.
- А может, оно и к лучшему. Ни старости, ни болезней, ни страданий. Ты не видишь, как уходят близкие тебе люди… Не отбираешь ни у кого жизнь… Не успеваешь сделать того зла, которое замышлял… - я снова пожимаю плечами. Молчу.
- Здесь легче. Никому ничего не надо доказывать. Воевать. Нет условностей. И правил, ну, кроме тех, которые вы мне дали. Нет всей этой грязи. Спокойствие, - осторожно продолжаю я. «То, чего мне так не хватало при жизни».
Дан пристально смотрит на меня, потом улыбается с хитрым прищуром. Знакомая комбинация. Сейчас будет какой-нибудь сюрприз.
- Хочешь попасть на премьеру своих похорон?
- Чегоооо?
Гид снова улыбается и щелкает пальцами.
…
Тропинка, ведущая к моей могиле, тут же наводняется людьми. Их человек семьдесят, не меньше. Самое интересное, что добрая треть мне совершенно незнакома. Хотя попадаются и знакомые лица. Одногруппники. Кто-то с кафедры. Пара школьных друзей. Дядя Валера с женой и дочерьми. Какие-то мамины знакомые. Лучшая подруга Наташа и любимый Димочка. Теперь уже бывшие. А ведь раньше я думала, что не смогу без него жить. А три дня назад оказалось, что я не смогу жить с переломом шейного отдела позвоночника и нескольких ребер. Частенько в своей жизни мне доводилось ошибаться.
Звучит стандартный похоронный марш. Какая банальщина. Я, конечно, изначально не претендую на шикарные похороны, но уж это…
Мама. Опять рыдает. К горлу вновь подкатывает ком. Ну не надо, не надо.
Хоронят меня в открытом гробу. Хоть это приподнимает настроение. Собрали все-таки, сшили. Хех.
К могиле подходит Наташка. На ней шикарное обтягивающее черное платье в пол. Его она специально купила для моих похорон. Ну и для Димы. Сегодняшнюю ночь они провели вместе. А я ведь даже не догадывалась.
Вообще в моем нынешнем состоянии очень много плюсов. Благодаря своей невидимости и неслышимости за последние два дня я узнала о себе столько, сколько не узнавала за всю жизнь. Надо же, стоило только подохнуть.
- Оксана была мне как сестра… Лучше подруги было не найти… - говорит Наташа и очень артистично заливается вполне натуральными слезами. Дима обнимает ее и уводит. Он предпочел никому не говорить, что он – мой парень.
Дальше что-то говорит декан, потом выходит и дядя Валера. Его дочки стоят и явно не понимают, почему папа плачет. Маленькие еще. И зачем он их только сюда притащил? Потом выходит одногруппница Настя, за ней кто-то из школьных, еще кто-то и еще…
Откуда вообще тут все эти люди?! Зачем?!! Ну почему никто не просил меня, какие я хочу похороны?!!
Слово переходит от одного к другому. Я больше не слушаю и тем более не собираюсь запоминать. В голове крутится только одна фраза. Так не должно быть.
Яростно и бессильно я смотрю на то, как опускают гроб. Сейчас главное – чтобы мама на него не кинулась. Я тогда себя не прощу, в срочном порядке обращусь в христианство и добровольно учешу в ад. Насовсем.
Каждый из присутствующих кидает на мой новый деревянный домик по горсти песка. Все типа скорбят. Да добрая половина здесь присутствующих мечтала меня закопать. И я не преувеличиваю. Всё-таки эти два были самыми насыщенными… да даже в моей жизни! Да, я подслушивала и подсматривала. При жизни образцом нравственности не являлась, вот и после смерти не буду.
Потихоньку народ грузится в автобусы. Опять эта поганая музыка. Хоть я и сама слушаю нечто столь же похоронное, данная конкретная шопеновщина просто выносит мне мозг.
Я буду лежать тут, в этой земле, и гнить. Пойду на корм червям. Какая радость.
Так не должно быть.
- Вторую часть желаешь? – спрашивает Дан. Я скептически смотрю на него.
- Ну допустим. Фиг со всем.
- Тогда давай садиться.
Я вздыхаю и залезаю в автобус.
…
По правде говоря, мы могли бы и «пешком». Но всё же трясемся в ветхом «пазике» вместе со всеми. Должно быть для полноты ощущений.
- А ты смелая девушка, - одобрительно говорит Дан, подпрыгивая на скрипучем сидении.
- Угу, - бурчу я. Меня немного укачивает. Пошли бы мы пешком, такого бы не было. Просто если потусторонний мир пытается вторгнуться в мир живых, последний выстроит ему преграду. Как правило, это энергетическое поле, которое окружает каждый предмет. Оно полностью повторяет структуру и форму предмета, так что ощущения вполне реалистичны. Да, я всё-таки прочитала всю эту ересь, которой меня наградил старичок. Когда сон перестает быть жизненной необходимостью, появляется уйма свободного времени.
- Знаешь, мало кто решается на ЭТО смотреть, - продолжает Даниил. По его голосу ясно, что он жаждет объяснений.
- Это не просто любопытство, - говорю я. – Я всю жизнь привыкла всё делать сама, быть в курсе всего… Хотелось удостовериться, что всё будет так, как надо…
Дан замечает грустную улыбку на моём лице.
- И что, всё как надо? – он с сомнением заглядывает в моё лицо.
Я качаю головой.
…
«Пазик» останавливается у какого-то кафе. Народ постепенно вылезает из автобусов. Кто-то уже смеется, кто-то говорит  том, что у Лены Поляковой свадьба через неделю, а они так и не знают, то подарить молодым. Ну ё моё. Потом эти вопросы решить никак нельзя. Похороны же всё-таки! Вам скорбить положено! Да что ж это такое!..
Подбородок предательски дергается от обиды. Ну уж нет, я не буду плакать. Только не сегодня. За последние три дня я и так уже столько слез выплакала, что ими Арал можно заново наполнить. Потерплю.
Все усаживаются за стол. Минут пятнадцать всё идет чинно и благородно. Официантки разносят православную поминальную еду, кто-то усаживает рюмку за рюмкой и говорит о том, какая я была хорошая… Мама, ну зачем?! Ты же знаешь, что я была бы против. Ну зачем же?..
Так не должно быть.
Через полчаса поминки превращаются в обыкновенную попойку. Ну просто день рождения. С противоположного от мамы конца стола уже даже чокаются, травят анекдоты и думают, что же всё-таки подарить Лене Поляковой. Дядя Витя планомерно нажирается. Через двадцать минут он будет похож на свинью. Дима с Наташей под шумок свинтили.
Как же мерзко.
Н я же никогда, никогда не просила ничего сверхъестественного! Так неужели нельзя хотя бы сейчас отнестись ко мне с уважением? Или и это тоже невозможно?!
Слезы всё-таки выступают на глазах. Я уже всхлипываю. Мне обидно как никогда. Это просто плевок в душу. Ну нельзя же так!
Я медленно сползаю вниз по стене и утыкаюсь головой в колени. Ну почему? Почему всё именно так?
- Ну-ну-ну… Тише, тише… Я предупреждал, что это тяжело, - Дан садится рядом.
- Это обидно, - всхлипываю я. Попахивает истерикой.
- Ну успокойся… Ничего страшного же не происходит… - говорит он.
Он отвратительный психолог.
- Ничего страшного, да? Это мои поминки, черт возьми, мои похороны! ПОХОРОНЫ!!! А они превратили их в балаган! – кричу я. Потом дыхание прерывается, и я могу только прерывисто шептать: «Если бы я могла всё изменить. Если бы я могла».
Дан некоторое время смотрит на меня, потом его, видимо, посещает какая-то гениальная идея, и он испаряется.
…
- Виталий Григорич, где ключи от отдела преобразований? – закричал Даниил, врываясь в кабинет завхоза.
- Даниил Палыч, вам зачем? – удивился старичок.
Лицо Даниила всё сказало за него.
- Неееет… - шокировано протянул старичок. – Только не говорите мне, что…
- Именно.
- Но зачем?!
Даниил вздохнул и одарил старичка красноречивым взглядом.
- Я помочь ей хочу, - сказал Даниил. – Сил нет смотреть, как она мучается. Она не заслужила.
- Много кто не заслужил, - попытался возразить Виталий Григорич. – Не всем же…
- Не всем. Ей, - оборвал его Даниил и, схватил со стола ключ.
- Но Высшие Силы этого не потерпят!
- Я сам себе Высшая Сила, - заявил Даниил и умчался.
…
Я смотрю на Дана. Он улыбается и тяжело дышит. Кто ж его, бедного, так загнал?
- Я нашел способ всё изменить! – радостно объявляет он.
- Ты о чем? – не въезжаю я.
- Ну ты хочешь другие похороны?
- Да!.. – я чувствую, как округляются мои глаза.
- Я выпросил у шефа возможность… оживить тебя, но только на три часа и только для того, чтобы ты смогла всё организовать как хочешь, - объясняет он, всё ещё довольно терпеливо. – Ну ты как, согласна?
Была бы жива, непременно бы грохнулась в обморок. Нет, ну что за тупые вопросы!
- Конечно!
У меня будет ещё три часа жизни! Я всё смогу, я всё успею! Всё будет, как надо! Неужели?!
- Спасибо, спасибо, спасибо! – я то прыгаю от радости, то кидаюсь обнимать своего гида.
- Только я должен тебя кое о чем предупредить… - начинает он, но потом смотрит в моё радостное лицо и вздыхает. – Ладно, сама разберёшься. Три часа, помни, - бросает он напоследок, и я действительно теряю сознание.
…
Прихожу в себя. С трудом открываю глаза. Почти слышу, как от этого скрипят веки. Да, отвыкла я от своего тела за это время.
Пошевелиться пока не могу. Наверное, об этом и хотел предупредить меня Дан. Опять всё как-то по-дурацки. Как Ума Турман в «Убить Билла». Давай, шевельни пальцем. Зато теперь я знаю, что чувствует человек, выходящий из комы.
Дышать тяжело. Каждый вдох как судорога.
Интересно, сколько времени уйдет на то, чтобы хотя бы встать?..
Так, где это я? Осматриваюсь. Видимо, зал прощания. Отлично. Иконы. Тфу. Ну я же просила. Ладно, сейчас всё исправлю. Ну и запашок тут. Надеюсь, не от меня. Часы. Десять. Неплохо. Значит, в час всё вернется на свои места. Надо шевелиться.
Осторожно поворачиваю голову и утыкаюсь носом в темно-красную ткань. Вот блин, я походу в гробу. Ну да, дура, а ты что хотела? Умерших обычно хоронят. В гробах.
Но я не хочу гнить. И не буду. У меня почти три часа. Хотя если я буду и дальше двигаться такими же темпами, у кладбищенских червей на ближайшие тридцать лет будет-таки довольно интересное занятие – моё прелестное тельце.
Ну уж нет.
Голова ужасно болит, видимо, из-за давления. Кровь потихоньку начинает свой обычный круг.
Пытаюсь поднять руку. Ужасная слабость и тяжесть. Но что-то получается.
Я пока холодная, очень холодная. Но ничего, скоро это должно пройти.
Хватаюсь руками за края гроба. Теперь нужно сесть. Мамочки. Ой, спина хрустит. Но остатки пресса дают о себе знать. Сажусь. Так, отлично. Как я буду отсюда выбираться?.. Подтягиваю к себе колени. Ох, как же тяжело. Надо подождать.
Так. Какой у меня план действий? А плана-то и нет. И на что я рассчитывала? Ладно. Будь как будет. Но блин! Я же думала об этом все эти три дня, всё было так предельно ясно. А теперь?! Стоп. Не паниковать. Что первое? Что самое главное? Не гнить. Так. Крематорий. У нас в городе должна быть печь. Значит, бегу в ритуальную службу и отменяю заказ. Контора где-то рядом, не может же зал прощания находиться на противоположном конце города. Определенно. Так. Что еще? Музыка. Вот. Да, при жизни без нее не могла, и после смерти не смогу. Да и во время смерти тоже. Значит домой, за флешкой. И надо бы помыться. А то вдруг эта гадкая липкая дрянь, которой меня обмазюкали, не горит?
Вот чёрт. На мне шпильки и платье. Значит еще и переодеться.
Присаживаюсь на корточки, разворачиваюсь, перекидываю ногу через стенку гроба. Главное не громыхнуться. Осторожно опускаю ногу на пол. Да, если бы не шпильки, я бы вряд ли до него достала. Мамуль, спасибо. Но прикид я всё равно сменю.
Гости. Еще один закидон. Кого-то не надо бы звать. Хотя как я сейчас всем этим буду заниматься? Вот соберутся, тогда всё и скажу.
Мне много что сегодня придется сказать. Успеть бы.
Делаю несколько шагов. Долбаные шпильки. На них я шатаюсь еще сильнее. Снять. Срочно. Так-то лучше.
Чёрт. Дверь закрыта. Ну ладно же. Открываю окно, перемахиваю через подоконник и оказываюсь на улице. Осматриваюсь. Множество каких-то построек, народу никого. Вон какое-то здание, на нем табличка. Ах, на что мне зрение минус один. Ладно, побегу туда, доверюсь интуиции.
Всё ещё сильно шатаясь, трусцой двигаю в сторону офиса.
…
- А..мн…зкхс…альх…пххн… - сиплю я девушке-администратору и ужасаюсь звукам, вырывающимся из моего рта. Девушка, правда, ужасается еще больше. Я понимаю, что так дело не пойдет. Но писать я тоже не смогу. Откашливаюсь.
- Воты тай… - прошу я.
Девушка кивает и наливает воду из кувшина в граненый стакан, половину расплескивает.
- Атмни захас на похоны Ольхофск… - уже лучше. Еще попытка. – Отмени заказ на похороны Ольховской Оксаны.
Глаза девушки расширяются еще сильнее.
- Хорошо-хорошо. А вы кто?
Я ухмыляюсь.
- Я Ольховская Оксана.
- Да, конечно, секундочку, - выдыхает девушка и сползает под стол.
…
Поражаюсь силе, с которой в головы сервисного персонала вдалбливают правила вежливого обслуживания. Последнее, что сказала эта девица перед тем, как вырубиться, это «Да, конечно, секундочку». Кажется, уже вечность я размахиваю перед ее носом ватой с нашатырем, а она упорно не желает очухиваться. Она тратит МОЁ время.
Наконец она открывает глаза. Я терпеливо ей улыбаюсь.
- Заказ на похороны Оксаны Ольховской отмени. Сегодня в час вынос должен был быть.
Девушка смотрит на меня бараньими глазами, полными страха, но всё же руки ее поспешно роются в ящике стола и выуживают, наконец, из кипы бумаг мою.
- Отлично, - улыбаюсь я еще шире. – Значит так. Это будет кремация. На то же время. И мне плевать, чего вам это будет стоить. Переоформляйте всё быстро. Красиво, но без лишнего пафоса.
- Но на кладбище уже… - робко мямлит девица.
- Я в курсе, что творится на кладбище, - довольно грубо обрываю ее я и наклоняюсь к самому ее лицу. – Повторяю, мне плевать, чего вам это будет стоить. – Меня одновременно и бесит ее медлительность, и радует эффект, который я на неё произвожу.
- Но… тут некоторые формальности… - шепчет девушка почти со слезами.
- Ну что еще?! – Она тратит слишком много моего времени. Но так просто, видимо, не отстанет.
- Гроб, венки, пройдемте, посмотрим… - лепечет девица. Она на грани обморока. Чтобы хоть как-то её растормошить, я сую ей в руки вату с нашатырем, грубо хватаю за локоть и сама веду в зал.
- Гроб… ммм… этот! – Дороговат, но мне уже плевать, чего это будет стоить. Они сняли с меня такое количество дорогих побрякушек, что на два таких хватит. А ящичек-то действительно неплох. Под красное дерево, лакированный, отделан пурпурным бархатом. Даже жечь жалко. – Венки… Хрен с ними… Ленты… Эта, эта и вооон та! Ты записываешь? – отвлекаюсь я на девицу. Та часто-часто кивает головой. – Прощаний не надо, около духовки сама им всё скажу… - Это мысли вслух. Девица дышит через раз. А это и правда забавно. – А ты ватку-то понюхай, - сочувственно советую я ей. – Что там ещё?
- Урна, - пищит девица.
- Урна? Ах, да… - Фак, надо ещё придумать, где развеять мой прах. Я обхожу полки с урнами, беру одну в руки. Тяжеловато. А вместимость хиленькая. Неужели от меня так мало останется?.. Да нет. Точно. Всё-таки я не просто туша, гора мяса. Так, ладно, не нужно об этом. – Ммм… Эта! – Я вручаю девице вазу с узорами вполне в моём вкусе: готические цветы и какие-то непонятные руны. Красиво. – Так! – Я собираюсь с мыслями. Сейчас главное – ничего не забыть. – Значит, быстренько всё оформляешь, в церковь звонишь, отменяешь всё на фиг, на кладбище… - я многозначительно на нее смотрю; она дрожит. – Ну ты поняла. Так. В какой забегаловке там поминки?
- Вв «Ббррризе», - заикаясь, шепчет девушка.
- Всё ясно?
- Дда…
- Ну и отлично, - улыбаюсь я и разворачиваюсь на пятках. Ах да! – Тапки-то дай.
- Ккакккие?
Выразительно смотрю на дурочку.
- В которых хоронят. Тридцать девятый. Шустро!
Девица улетает за один из прилавков и трясущимися руками протягивает мне какую-то дрянь: не то носки, не то чешки.
Я вздыхаю и натягиваю их  на ноги. Ладно. До дома добегу. Смотрю на девушку.
- Умничка. Давай работай. Вернусь – проверю, - сладко улыбаюсь я и пулей вылетаю на улицу.
…
Ага. Район я себе примерно представляю. Денег на автобус нет. Да они тут и не ходят почти. Что ж, бегом.
В те древние времена, когда я была юна и наивна, я, помнится, ходила в спортивную школу. Ох, мне бы мои двенадцать сейчас!
Бегу, что есть сил. Прикидываю расстояние до дома. Около трех километров. Эта уйма времени. Надо поднажать.
В центре города силы оставляют меня, я падаю прямо на асфальт. Меня скручивает. В глазах темнеет. Дыхалка ни к черту.
- Девушка, вам помочь? – сочувственно склоняется надо мной какая-то сердобольная женщина.
Фак. Я не могу тут так просто валяться! Подъём, девочка!
- Сколько времени?! – кричу я.
- Без двадцати одиннадцать, - округляет глаза тётка.
- Так… так… отлично… Спасибо! – Я вскакиваю и мчусь в сторону дома, попутно замечая, что упала в пяти метрах от того места, где меня сбила эта чёртова «Калина». Как символично. Это начальнички Дана надо мной так шутят?
За несколько минут я добегаю до дома. Домофон. Вот блин. Карманов нет! Это платье. Дебильное короткое платье, которое я в последний раз надевала на выпускной. Звоню соседям.
- Кто? – бурчит какая-то бабулька.
- Почтальон! – кричу я.
Бабулька, видимо, офигевает, но открывает.
Я влетаю на свой родной второй этаж. За щитком висит запасной ключ, я точно знаю. Сама делала копию, когда впервые ушла из дома. Лет тринадцать мне было. А про ключ мама до сих пор не знает. Да, точно не знает. Я проворачиваю его два раза, дверь поддается.
Вот я и дома. Отлично. Мамы нет, она ночевала у подруги. Тем лучше. Включаю комп. Кидаю на флешку свою музыку. Пока копируется, вызываю такси и бегу в душ. Выливаю на себя тонну геля и шампуня. Ну вот, похожа на человека. Более или менее. Открываю шкаф и выуживаю из горы одежды любимые джинсы и футболку. Отлично. Вынимаю флешку, одеваю кеды и выбегаю из подъезда.
- В «Бриз», - кричу я водителю, нервно поглядывая на часы. Полдвенадцатого. Вроде успеваю.
- Торопитесь? – вежливо интересуется водитель.
- Угу, - я недовольно смотрю в окно. Что ж как медленно-то?!
- Праздник?
- Кому как, - ухмыляюсь я. – Хоронят меня там сегодня.
Мужик офигевает и жмет на тормоз.
- Это была шутка. Глупая дурацкая шутка. У меня плохое чувство юмора, - поспешно оправдываюсь я. Тебя мне еще не хватало.
- Да, действительно, - нервно выдыхает водитель.
Через пять минут машина тормозит у кафе. Я протягиваю дядечке деньги.
- Вы уж простите меня.
Водитель скептически кивает головой. Придурок.
…
Зал пуст.
- Девушка, вы… - начинает молоденькая администраторша.
- От заказчика. По поводу поминок. Мы сейчас всё кардинально меняем. Вы молчите и записываете, - я заранее обрываю все её возможные вопросы жестким ледяным взглядом. – Так дело пойдет значительно быстрее. Значит, никакой кутьи, блинов и прочего. Салаты оставляйте, фиг с ними. Горячее тоже. Бухла сколько?
- Водки восемь бутылок и вина… - начинает администраторша. Опять эти бараньи глаза.
- Стоп. Никакой водки. Вина вдвое меньше. И мне плевать, чего вам это будет стоить. Никаких неустоек вы не дождетесь.
Администраторша возмущенно открывает рот. Я терпеливо улыбаюсь, подхожу к ней и нежно шепчу на ухо:
- Ты меня поняла? Ты сделаешь, всё, что Я ХОЧУ. И не задашь ни одного своего долбанного вопроса. А если не сделаешь, я заберу тебя с собой туда, - я показываю пальцем сначала на потолок, а потом на своё огромное фото с черной ленточкой, стоящее у стены сразу на нескольких стульях. Девушка переводит глаза и скулит от ужаса. Отлично. – Метнулась и всё быстренько сделала, - как же всё-таки хорошо, что есть еще нечто удивляющее людей. Иначе я бы не справилась. – Кто тут у вас за музыку отвечает?
Девушка подавленно шепчет: «Я». Я довольно киваю и вручаю ей флешку.
- Иди и скинь всё это быстренько. И чтобы на поминках только это. Можешь и сама на досуге послушать. Это отличный финский метал, - улыбаюсь я. Девушка испаряется. Я сажусь за барную стойку и улыбаюсь. Стоило только подохнуть. Внутри всё смешалось. Нет, не кишки и прочее мясо. Ощущения. Грусть, ненависть, радость и азарт. О, как много сарказма! При жизни столько не было.
Я машинально набрасываю кое-какие слова для своих гостей. Их совсем немного, но именно их они и запомнят на всю жизнь.
- Вот, всё… - лепечет администраторша, протягивая мне флешку. Я киваю, выдираю из блокнотика какой-то официантки исписанный мной листок.
- Вот и славненько. Мы друг друга поняли, - улыбаюсь я и иду к выходу.
…
В двадцать минут первого я уже сижу в похоронной конторе и изучаю счет. Пока меня всё устраивает. Главное, чтобы всё прошло как я запланировала, то есть, как надо. Девушка сидит напротив меня, дрожит и пытается слиться со стулом.
- А вы молодец, милочка, - хвалю её я. – Не забудьте поставить человечка, который проводит всех из зала прощания в предбанник. – Она кидается к телефону. Я решила никому ничего не говорить, не звонить, не предупреждать. Что зря народ волновать?
Смотрю в окно. Видимо, начинают подтягиваться. Что ж, пойду к духовке. Спектакль скоро начнется.
…
Они посчитали, что получаса для прощания вполне хватит. Им – не знаю, а мне – вполне. Особенно теперь, когда я побывала за гранью и узнала всё и про всех. И у меня есть слова.
Теперь я спокойна. Почти.
Я измеряю шагами печку. Эта махина за пятнадцать минут превратит меня в шашлык; за час – в горстку пепла, которой вполне можно будет удобрять картошку. Улыбаюсь.
- Кхм… Оксана Олеговна, - робко окликает меня девушка. Я оборачиваюсь. – Впускать?
- Все?
- Вроде да.
- Ну давай.
Девушка открывает двери.
…
Народ шумит и недоумевает. Разумеется, они ждали чего-то другого. Ничего. Потерпят.
Замечая меня, они оторопевают, кто-то уже теряет сознание. Девушка из конторы проворно снует среди толпы с нашатырём. Она надеется забыть сегодняшний день как страшный сон. Да и многие приглашенные уже тоже. Нет, не получится. Я, конечно, понимаю, что это слишком жестокая плата за моё желание, но, чёрт возьми!.. Я заслужила. И не своими хорошими поступками, вовсе нет, а тем, что находилась рядом с этими людьми. А они гадили мне куда больше, чем я им.
Я сажусь на тележку рядом с гробом и обвожу всех внимательным взглядом. Ищу глазами маму. Она оторопевает, но, в общем, всё в порядке. Не все отдают себе отчет в происходящем. Шок, паника, смятение. Но ничего, сейчас всё уляжется. Могу подождать еще минут десять. Всё рассчитано.
Я сижу, смотрю на всех этих людей, и только сейчас перед глазами проносится вся жизнь.
Самое первое детское воспоминание – как я лечу с качелей, расшибаю коленки в кровь и, хромая, бегу домой. Потом… папа, который раздраженно хлопает дверью и уходит из дома… Этим же вечером его зарежут какие-то гопники. Здесь мне девять. Вот уже шестой класс, и я от души мутужу какую-то девчонку. После этого меня переведут в другую школу, которую я закончу с золотой медалью, несмотря на то, что буду поставлена на учет в милиции. А вот, собственно, и то, из-за чего я там и оказалась впервые – мы с компанией готов ночуем на кладбище. Какие же мы были глупые! Наверно, мы, кучка провинциальных утырков с мозгами набекрень, просто плохо представляли себе настоящих готов. А это мамино лицо, когда она видит меня с книгой Ницше в руках и на свой вопрос «А ты хоть что-то понимаешь?» получает холодную ухмылку и «Гораздо больше, чем ты думаешь». Шестнадцать. Моя первая группа, в которой я играю на басу. Тогда же я, помнится, сорвалась на рок-фест почти за пятьсот километров от дома и назад возвращалась автостопом. И вот, последнее, я со своей рукописью околачиваю пороги московских издательств, везде получаю отказ и пишу на стене одного из них своим аккуратным и убористым почерком красивое длинное проклятие на общедоступном русском языке. За этим занятием меня и застают мусора.
Нет, это не из-за плохого воспитания. Мамочка всегда делала для меня всё самое лучшее. Наверно, я слишком многого хотела от жизни, верила в высшую цель, призвание и всё такое. Жила каждый день, как в последний раз. И я не жалею об этом. Конечно, мне бы многое хотелось изменить… Если бы я знала всё наперед, то точно не дала бы папе уйти в тот вечер, не рванула бы на этот чёртов фестиваль, из-за которого у мамы случился приступ, не стала бы хамить учителям и сбегать с уроков, бросила бы курить, пить, да много чего сделала бы, но…
Да мне и не нужны были эти три часа. Было бы достаточно этих двадцати минут, которые у меня остались.
Вот большинство народа приходит в себя настолько, что просто молчат и крестятся, и я решаю, что пора бы начать.
- Добрый день, - довольно сухо говорю я. – Не скажу, что мне приятно вас всех тут видеть, но тем не менее. Предупреждаю сразу: я не глюк. И это не прикол. Всё реально как никогда. У меня есть всего лишь двадцать минут, чтобы сказать вам всё. Всё, что я считаю нужным. Девушка, музычку дайте, - я пафосно щелкаю пальцами, девица из конторы кидается к компу, включает музыку. Похоже, это Shape of despair. Отличная финская группа. Да, пожалуй, это самые оригинальные похороны, которые когда-либо организовывала эта шарашка. Эта мысль меня немного веселит, и я продолжаю:
- Знаете… За прошедшие три дня я узнала столько, сколько, наверно, не узнавала за всю жизнь. Я сейчас не имею в виду какие-то научные данные, факты, новости и прочую ерунду. Только то, что действительно важно. Вы и вообразить не можете, сколько вокруг вас лжи. Вот лично я была в шоке, но об этом чуть позже, окей? Так вот. Вы не представляете, как сильно я разочаровалась в людях. И не в каких-то абстрактных личностях, а конкретно в вас, да, в вас, здесь присутствующих. Да, сначала, мне это показалось забавным, но потом я поняла и ужаснулась. Как? Как так получилось, что меня окружают такие … мрази?!..
А ещё… Я задалась вопросом: а зачем я жила? Для кого? Что сделала в своей жизни хорошего и плохого? И могла ли я по-другому? И – классический вопрос – в чем смысл жизни? Ответы меня удивили. Смысл жизни в том, чтобы жить. Не гоняться за какими-то призрачными целями, не пытаться изменить мир или спасти человечество, а жить самому. Без сожалений и оглядки на других. Если бы у меня был шанс начать жизнь заново, то я поступила бы именно так. Просто радовалась бы каждому дню, каждой минуте. Да много чего бы сделала, ну или, наоборот, не сделала.
Но я получила всего лишь три часа. Да, это милость высших сил. Они существуют, правда. Я в этом убедилась. Но эти три часа, возможно, значили для меня больше всей моей жизни. Вот оно, то  маленькое счастье, которого мне не хватало, - я указываю рукой на печь, - решить самой. Захотеть, увидеть и сделать. Самой. Не вбивать себе в голову какую-то дрянь, все эти требования и стереотипы. Захотеть и сделать, чёрт с ним, даже не зная, что будет после. Просто так. Для себя. Нет, это не призыв становиться эгоистами, это призыв жить и ценить свою жизнь, и распоряжаться ею так, как именно вы считаете нужным.
Я вот не смогла. Наверно, поэтому, она меня оставила. Её никто не отнимал, никто… Знаете, там, наверху, заранее ничего не решается. Там всё зависит от того, во что человек верит и чего он ждет. Всё зависит только от самого человека. Загробная жизнь? Да, она есть. И у них там всё, как у нас. Всё всегда намного проще, чем мы привыкли себе представлять. Но они… не сказать, что намного… но всё же чище нас. Они не трясутся над деньгами и вещами. Ну да, конечно, потому что их там нет. И в реальной жизни так никогда не будет, знаю. Там находят смысл в нематериальном. И поэтому они счастливы, как ни один из нас. Они спокойны, они свободны, они красивы!.. Они не заморачиваются по мелочам, они просто живут. Да, живут! Они даже живее нас с вами!
Там легче. Там спокойнее. Там хорошо. Но я не зову вас собой. И не заберу, не бойтесь. Все там будете, и сами все увидите. Я не буду вам сейчас всё подробно описывать, потому что, наверно, так нельзя. Да и у меня есть еще кое-что, что мне хотелось бы вам сказать, - я смотрю на часы. Укладываюсь, отлично. – И почему же мы так зависим от времени? – Мысли вслух. – Я… ммм… в общем хочу объяснить вам, почему я здесь. Мне очень повезло: мне дали возможность заглянуть вперед. Совсем немного, правда, но и этого хватило. И  я, знаете, ли увидела, как вы испортили мои похороны и поминки. Да-да, Юрий Михайлович, и к вам это относится. Можете считать меня черствой эгоисткой и тэдэ и тэпэ, но мои похороны и поминки – это почти единственная вещь, которая меня сейчас волнует, - смотрю в их лица. Нет, выгонять никого я не буду, раз мама захотела видеть этих людей на моём торжестве, то пусть так оно и будет. – Как вы уже поняли, - обвожу их пристальным взглядом, - и там, и там вы не соскучитесь. Я хотела нетривиально, я так и сделала. Значит так. Никто не набухивается. Никто не дерется. Никто не занимается посторонними вещами. Леночка Полякова со своей свадьбой подождет, - я выразительно  смотрю на тётку, которая начала этот разговор; она начинает дрожать. Отлично. – Не получится, что называется, взаправду, - притворитесь! Вы же так хорошо умеете это делать! – Теперь в моём голосе слышится, пожалуй, даже презрение. Но ничего страшного. Они заслужили. – Так. Теперь перейду на личности. Радуйтесь, что у меня осталось всего пять минут, а то я бы… - я многозначительно качаю головой, параллельно выбирая себе первую жертву. – Юрий Михайлович! Вы слишком самовлюблённы. Откажитесь от своей привычки постоянно орать на людей! – Как же я рада, что хоть после смерти (или перед смертью, как правильно-то?) могу позволить себе сказать это ему. – И дайте маме отпуск уже, в конце-то концов! Дядя Витя! – Отсюда, с тележки он кажется не таким высоким, но от этого ничуть не менее сутулым. – Хватит пить! Вы просто не замечаете, как от этого страдает ваша жена, как страдают ваши дети. Вы сами прекрасно знаете, что ходите по лезвию ножа. Стасик! – Одногруппник поднимает на меня глаза. – Бросай курить травку. Тебе просто кажется, что это несерьезно. А на деле всё гораздо сложнее. Машуля Новикова… - моя улыбка расползается до ушей. Откуда столько сарказма? – Я тебя ненавижу, и ты это прекрасно знаешь. Ты многое знаешь, да нет, ты знаешь всё! – Я подхожу к ней и смеюсь ей в лицо; становится даже немного стыдно за своё поведение. – Но есть-таки одна вещь, которую ты либо не знаешь, либо игнорируешь… - Я понижаю голос до шёпота. – Я не одна такая. Нас мнооого… И однажды… кому-то надоест терпеть твои подлые выходки, и тогда… - Я мечтательно закатываю глаза и двигаюсь дальше. Чувствую себя уже чуть слабее. Пора завязывать. – Дима, Наташа! Я считала вас самыми близкими людьми. Но эти три дня открыли мне глаза. – Я со всей силы бью Диму кулаком в нос. Пощечина была бы красивее, но мне нужен эффект. Он тихонько скулит. – Какие же вы сволочи. Но я вас прощаю, если вам нужно моё прощение. Вы поступили мелочно и подло. Но я не священник, и это не проповедь. Так что удачи. – Я подхожу к маме, и на глаза мгновенно наворачиваются слёзы. Я знала, что так будет, я ко всему готова. Я обнимаю её и шепчу сквозь слёзы. – Мамуля, мамочка… Ты не переживай… - Гениальный совет, конечно. Действительно, чего переживать? Был ребенок, нет ребёнка – один хрен. Давление бьёт в голову. Так, самое главное! Что самое главное?! – Мам, всё будет хорошо, мам, ты слышишь, я обещаю. У меня всё будет хорошо, даже не сомневайся. Мам, я люблю тебя. Прости, я так редко… тебе говорила… Но я всегда тебя любила и всегда буду любить… Даже не сомневайся. Живи, мамуль, ты, главное, живи, и за меня не беспокойся, ну хотя бы постарайся… - Вот чёрт, ноги подкашиваются. – Я всегда буду рядом, всегда, всегда… Ты знаешь… Я люблю тебя, мам, и ни за что им так просто тебя не отдам, ты слышишь? Ты, главное, живи, мамочка, живи, пожалуйста. Хоть бы и ради меня. Я буду рядом. Я люблю тебя… - Я в последний раз прикасаюсь холодеющими губами к её щеке и, пошатываясь, ковыляю к тележке, с трудом переваливаюсь через стенки гроба и сажусь. Теперь можно спокойно помереть. – Ну что… Будьте счастливы, мрази! – Кричу из последних сил и теряю сознание.
…
- Какого хрена ты делала в юридическом? – Спрашивает меня Дан. В его голосе я слышу восхищение.  – В тебе режиссёр умер.
- Да во мне сегодня и юрист умер. Еще раз, - ухмыляюсь я. Теперь можно. Теперь всё идёт как надо. Теперь я спокойна.
Дан пристально смотрит на меня.
- Ты удивительна. Почему ты не просила оставить тебя жить? Почему не бросалась писать мемуары и сказки о загробной жизни? Почему не пошла и никого не убила?
Я ухмыляюсь.
- А что, надо было?
- Обычно все так и поступают…  - Пожимает он плечами и отходит от печки. Славный шашлык там сейчас находится. - Ну я имею в виду тех, кому выпал второй шанс.
- Я хотела похороны, я сделала похороны, - улыбаюсь я. – И потом, ты же слышал мою речь, м?
- О да!.. – Улыбается гид. – Весьма, весьма лестно. Спасибо за рекламу.
- Спасибо за шанс, - в свою очередь, благодарю я.
…
Через три дня на городском кладбище появилось еще восемь свежих могил. Врачи говорили о небывалом всплеске сердечных приступов, инфарктов и инсультов. Интересно, с чем бы это могло быть связано?..