Анчар

 А  Н  Ч  А  Р

    Ночью я грохнулся с верхних нар на пол. Удивительно, ничего себе при этом не повредив. Толпа храпела во всю мощь проспиртованных легких и в этом храпе мое приземление прошло незамеченными, только друг мой Валера проснулся, он спал внизу как раз подо мной: Что случилось, Шурик? – сразу врубился он в ситуацию.
– Мне Бог приснился.
– А-а-а... Ну давай спать. Скоро утро.
    
    Утром обнаружилось, что комната пуста. Койки-нары застелены, порядок вокруг и убийственная тишина. И только моя оружейная амуниция на стуле и на стенке, да смявшийся рюкзак в углу, да сапоги, сиротливо сложившиеся у печки,  только это указывало, что охота идет без меня. Не разбудили, гады, а сами уехали! Разве так можно?
   
     А так можно?! – напомнила о себе проснувшаяся совесть. Голова затрещала от обиды, но больше – от похмелья. 
   
    Я осмотрелся. Три двухэтажные койки у правой стенки от входа и три койки слева от него. Слева же и печка, вернее, задняя стенка ее. Передняя выходила в общий зал. Там мы вчера и гуляли всю ночь. Туда я и направился в надежде найти что-нибудь существенное для моей больной головы. Но ничего я там не нашел, кроме  остатков поспешного бегства: остатки завтрака, воды, чая, но того, что я искал – ни намека, одни пустые бутылки. Нельзя же так пить, чтобы назавтра ничего не оставлять! Ну как так можно?
   
    С трудом вспомнил, что ночью раза два гоняли на «точку», продолжали встречаться и брататься (я только что вернулся с моря). Отмечали начало моего охотничьего сезона, продолжение Валеркиного сезона и т.д. и т.п.  Но Валера-то уехал полевать кабанов, а я? Валера, правда, раньше залёг в койку, а мы... Голова гудела от непрошенных и ненужных сейчас вопросов. Достать их, друзей моих серебряных, я сейчас не достану, это ясно.
Да и состояние...Это было еще яснее. Яснее ясного.
   
    Хлебнув газировки, я вернулся в свою комнату. Там ничего не поменялось, только стало светлее. Неяркий зимний день набирал обороты. Порывшись в карманах своей охотничьей куртки, с удивлением обнаружил, что охотничьих документов равно как и денег там не было. Ясно, Валеркина работа! Вчера, помнится, отобрал он их у меня. С грустью посмотрел я на ружейый сейф. Он стоял неколебимо и очень замкнуто. В нем всегда хранится оружие. Приезжая на охоту, оружие охотников складируется в сейф и только непосредственно перед охотой выдаётся.Там сейчас мое ружье и хранится, вместе с документами, надеюсь. От этих нудных моих рассуждений мало что поменялось. Надо было что-то срочно делать...
   
    Я опять вышел в коридор. В другой половине дома, на втором этаже, как я узнал накануне, проживала молодая пара. Они снимали две комнаты у хозяев, стариков, которые жили внизу. А три комнаты, пероборудованные под наши охотничьи нужды, тоже находились на втором этаже.
   
    Дом был старый, старее хозяев. Слеплен был на века из камней-дикарей, которых неисчислимо скатило в древние  времена на Балтийское побережье с гор Скандинавии какое-нибудь очередное ледовое нашествие. Так сказать, первый набег викингов-варягов на землю обетованную. В земле они и остались, камни эти, до поры до времени, чтобы уже в наше время периодически появляться из нее и родить народное поверье, что камни растут из земли. Камни эти расселились чуть ли не по всей Восточной Европе, но первый удар пришелся как раз на Прибалтику.
   
    Тут на мое счастье вышел из одной из дверей молодой парень. «Лабрит! – поприветствовал его я и легко перешел на язык родных осин, - извините, вы не могли бы мне одолжить пять латов до вечера, пока не вернутся мои товарищи с охоты?»
- Лабрит, я...
- Александр, - представился я.
- Мартин, - ответил он в свою очередь.
- Еще раз простите...
- Ничего. Подождите, - он пошел к себе, правда в другую дверь.
   
    Я остался ждать. Этот Мартин, похоже нисколько не удивился моей просьбе, хотя и видел меня впервые. А еще говорят: какие латыши сухари и немцы!
   
    В это общество я приехал, грубо говоря, на хвосте у Валеры. Из своего портовского охотницкого коллектива я незаметно выжался, как нерегулярно платящий членские взносы, а главное, нерегулярно охотящийся в силу специфики своей работы: по морям, по волнам, сегодня здесь, а завтра там. Но главная причина все-таки была другая: коллектив наш развалился. Вернее, не развалился, а разделился на две части: первая, молодежь, спелась с местными охотниками, выбрали себе гоношистого председателя, который, собственно и увел молодую поросль. Вот они и оттяпали у нас лучшую часть угодий. Обьединившись с местными и с их территорией  у них получились очень даже прекрасная Швейцария. Вторая половина коллектива (большая часть ее), к которой принадлжал и я, осталась со старым председателем, но в удел зато нам достались глухие лесные массивы и очень мало полей. И это как раз не плюс. И зверь, в основном, остался в той, первой части угодий. Ветер перемен коснулся и нас. Менялось государственное устройство, менялась власть, менялись люди. Но другой вопрос касался охотничьей базы. Она была выстроена чуть ли не как санаторий для работников порта и пароходства. Там было все: несколько домиков, большой зал для пирушек, свадеб  и презентаций, увешанный по стенам разнообразным охотничьим антуражем: оленьими, лосиными и косульими рогами, кабаньими клыками и головами, чучелами сов, ястребов и других пернатых; комнаты с хорошими кроватями и чистым бельем; общий обогрев (кочегарка); баня на берегу речушки с удобным затоном для прыжков в воду и многое другое. Все делалось и возводилсь в основном руками самих охотников, работников порта и пароходства. И все это предстояло делить...
   
    Мои грустные размышления по поводу ветра перемен прервал Мартин. Я и не заметил, как он вышел. Мне казалось я тут надолгозастрял, а прошло-то две-три минуты всего.
- Вот, возьмите, - протянул он мне зеленую пятерку.
- Лиелс палдиес лёти! – поблагодарил я его, сознательно переставляя слова благодарности, словом «очень» позади всей фразы, заменяя лишние извинения и словесные реверансы, - скажите, пожалуйста, а где здесь ближайшее место чтобы голову поправить? - махнул я только что полученной бумажкой.
 
    Мартин обстоятельно обрисовал мне дорогу. Идти предстояло не меньше трех верст с гаком и все лесом, но по наезженной дороге. Снега в то время навалило, будьте здоровы!
Еще  раз поблагодарив моего спасителя, но уже по русски,  я двинулся в свой скорбный путь. Охотник, но без ружья. Заблудился. Ружье потерял. Вроде как отстал вот, братцы от коллектива, подайте, кто может! – изгалялся над собой я, спускаясь по довольно крутой  и темной лестнице. Вчера этого как-то не замечалось.
   
    Во дворе меня ожидал сюрприз, даже три: солнце, разогнав, хмурую небесную сныть и серость безветреного утра, так разожгло снежные лампады и люстры, на окружающих двор ёлках и соснах, что я на мгновение ослеп. Глаза я закрыл невольно и восхищённо: как же, встречайте героя! Разжав потихоньку ресницы, начал обживаться на этом свете. Кажется, и голова прошла. Чудо да и только! Опустив глаза долу, увидел перед собой собаку, овчарку. Она требовательно смотрела на меня. Красивый пес, как у брата моего Вовы, Анчар. Точь в точь: буроватая лента  спины плавно переходила по бокам в сизо-дымчатый окрас, уходя в серое-палевое брюхо внизу. Уши стоят в позиции сторожков: а ты кто такой?

- Ну, давай знакомиться, - присел я перед ней и протянул руку, повернутую вверх  ладонью.
   
    Собака подошла, обнюхала мою пустую длань и уселась рядом, полуотвернувшись, как бы игнорируя мое присутствие.

- Меня зовут Александр, для тебя – Саша, - настойчиво представлялся я, - а тебя как? – может Анчар? – собаку приопустила голову, дав мне знак, что это так и есть, или могло бы так быть, - серьёзно?- переспросил я. Анчар лег на снег. – Ну, будешь сегодня Анчаром. А чья ты: хозяина, Мартина? Чья?
- Да брошена она тут одним «добрым» охотником, - услышал я голос Мартина за спиной, - год назад как оставил ее здесь и больше не приезжает. А она ждет все, надеется, никуда не сбегает. Прижилась. Хозяева кормят, мы подкармливаем. Охотники оставляют ей из своей добычи. В общем, не бедствует - бросил Мартин и ушел по своим делам.
- Что, брат, досталось. Вот и меня сегодня бросили,- ляпнул я про свою обиду и тут же сообразил, что сморозил глупость, - меня то за дело, а тебя  за что?
    Анчар поднял голову,  посмотрел на меня, мне показалось с тоской и опять присел. У меня сразу пропала охота шутить.
     -    Пойдем, приятель, дорогу покажешь, с тобой то я не заблужусь, верно?
   Анчар бодро подхватился и бросился к дороге. Двор был открытый, никаких тебе заборов и запоров. Лесной одинокий хутор.
 
     С дороги, взметнув вихрь снежной пыли, он кинулся обратно во двор и, обежав кругом меня, снова радостно устремился вперед, как будто точно зная, куда мне надо идти: направо. И я пошел направо по укатанной машинами дороге. Здесь  Анчар успокоился, без всякой команды пристроился справа от меня и ровным шагом, не обгоняя и не опережая, пошел рядом.
   
    Давненько я по такой волшебной дороге не ходил. Меня переполняли чувства странника, долго не бывшего на родине и вот, каким-то чудом, оказавшегося дома. Да так оно, собствнно, и было. После моря долго приходишь в себя, пока обвыкнешься, а привыкнешь к обыденности и уже не в диковинку будет тебе и простой солнечный день, и зимний волшебный лес, и брошенная собака, и похмелье... Но счастье первых дней возвращения не вернется, до следующего раза. Советую, сходите в море месяцев этак на шесть, не пожалеете. Заранее вам завидую. Ваш...
   
    Совсем зарапортовался, сбился с дороги и сошел влево, в боковую. Анчар сидел на главной и терпеливо смотрел на меня: что ты там потерял? Я виновато вернулся обратно, Анчар мне ничего не сказал и мы пошли дальше. Чинно, благородно, как равный с равным. Без ружья, но с собакой. Настоящие охотники.
   
   «Овчарка то ученая. Все понимает. Команды, наверное, знает. Интересно, как они, псины, переживают потерю хозяина? Ведь это, практически, потеря любимого. Ясно, что переживают, но как это они внутри переносят: думают, страдают, плачут? Или еще на каком-то уровне живут, неизвестном нам? Может у них душа есть? И не только у собак.»
    
    Распрашивать Анчара о личном не хотелось, бестактно это было бы, зная, что у него на душе. Между тем день, а было воскресенье, входил в силу. Солнце, правда, попритушило свою борзость, но никуда не делось, а оделось в багряные мглистые покрова и медленно следовало за нами, то появляясь, то пропадая за высокими елями. Как бы все время высматривая: куда это они идут? Тихо было в лесу и торжественно. И только изредка тенькали синицы в елях, да постукивал где-то в глубине леса дятел.   
   
     Я прибавил шагу. Если голова почти прошла, то все остальное настырно требовало продолжения банкета. «Вот несколько раз опохмелюсь в начале выходных и резко сокращу период адаптации и чудо пропадет. Живите долго, счастливые люди! Будьте счастливы, кто может, а кто не может – живите счастьем других! – только не бросайте собак! Любить, это же так просто!»
   
    Впереди показался просвет и слева от дороги стала вырисовываться церковь. Когда мы подошли поближе оказалось, что это лютеранский храм с петушком на шпиле. По случаю выходного храм был открыт. Стояло пару машин у ограды.
 
     «А почему бы мне не зайти по случаю воскресенья вхрам.  В честь спасителя моего, Мартина, тезки того, Мартина Лютера? Зайду, не обеднею,- как думаешь, Анчар?
    
    Анчар остановился и понимающе посмотрел своими покорными глазами. – Ладно, так и быть, кабак не убежит, а церковь закроется. Подожди здесь, я ненадолго»
   
   Я зашел в храм. В Риге, одно время мы жили недалеко от Таллинской церкви, на углу Таллинской и Ленина  иела (ныне – Бривибас). Вместе  с Наташей иногда забегали погреться и поглазеть на церковь и в церкви. Правда она католическая. Открывалась только по большим праздникам. Мне было интересно, что там деется, а Наташе – внутренности храма осмотреть, она в те благословенные времена училась архитектуре и одно время изучала готику. Так что осмотр церкви был у неё что-то вроде практики. А потом, уже во взрослой жизни, став настоящим охотником (членом военно-охотничьего общества), запомнилась мне Таллинская церковь еще и тем, что это было местом нашего сбора перед выездом на охоту. И много чего еще было связано с этой церковью. Однажды я даже пытался носовым платком протирать её пыльные витражи.
   
     А теперь вот я захожу по настоящему, по делу. Помолиться за моего спасителя Мартина. В душе, конечно. Креститься я тогда еще не умел. В детстве умел: бабушка научила, но как в пионеры вступил – всё, прости бабушка, но Бога нет!
   
    В церкви было темновато, несколько бабушек и старичков сидели с молитвенниками в руках и слушали проповедь черного пастора. Обернулись на миг, но сразу же и вернулись к чтению-слушанию проповеди. Только две-три любопытные старушки продолжали изучать мою, отнюдь не для проповеди готовую личность. Я вел себя тихо и пристойно. Женщины успокоились, вспомнили, где они находятся и для чего они сюда пришли, и покорно вернулись к спасению души.
   
    Возблагодарив в душе Бога нашего Иисуса Христа  за все что он нам дает и наоборот, не дает, я поклонился и вышел вон.
   
    Анчар радостно встрепенулся, он лежал тут же у храмовой двери, и, забыв воспитание ринулся к дороге, но тут уже, входя в роль хозяина, я заявил свои права: Анчар, к ноге! (и откуда что взялось, скажи ты?). Анчар тут же занял позицию справа.
    
    С храмовой горки была видна на небольшом удалении маленькая деревня-городок, на краю которой как раз и расположилась местная таверна. Все правильно, после церкви можно чуть-чуть и согрешить. Вот туда мы бодрым шагом и направились. Мне показалось, что Анчар эту дорогу знал. Тогда я мог судить о привычках его хозяина. Хотя о чём я мог судить!
   
    В таверну передо мной протиснулся и Анчар. Я его не останавливал. Он лег на коврике перед дверью, а я уверенно двинул к барной стойке. Внутри было трое посетителей, вернее, посетительниц. Две сидели за столиком, а третья болтала с барменшей, скорее всего, хозяйкой этого заведения. Заведение было полукруглое, казалось небольшим, но вместительное, уж столиков 6-8 там точно было. Женщины оторвались от беседы  и уставились на меня. Под лучами их рентгеновых глаз  я почти гвардейским шагом проследовал к стойке: Лабрит, кундзе, ка йет? Как поживаете? Можно, моя собака погреется тут, пока я посижу? – кундзе под напором моих вопросов не успевала отвечать и только согласно кивала головой: Лабрит, я, я, лудзу...
Я обернулся к Анчару и грозно покивал пальцем: лежи, дамы тебе доверяют и смотри у
меня... Он добродушно посмотрел в нашу сторону, улыбнулся моему театру и опять положил голову на лапы. «Мне двести граммов «Меркурия», сок апельсин, два бутерброда с колбасой. И чай.»

- Садитесь, Илзе сейчас вам принесет, - на периферии русский слабо знают, но эта хозяйка владела им вполне сносно. Мне до нее далеко в моем знании латышского. Но то что я знаю, иногда, применяю легко и охотно, без особого душевного дискомфорта. Может быть это полуосознанное желание понравиться собеседнику, войти в доверие? Наверное, так. 
- Спасибо, вы очень любезны, - я повернулся, наметил столик слева за стойкой, чтобы не отвлекать женщин и направился к нему.
 
    Вскоре простой как выстрел завтрак джентльмена стоял у меня на столе.
   
    После пары вместительных рюмок выздоровление пациента не заставило себя долго ждать. У меня оставалось ровно половина от пяти латов и какая-то мелочь валялась в карманах, около лата. Я повторил Илзе свой заказ и попросил, чтобы она завернула два бутерброда из заказа и еще добавила бы туда каких-нибудь мясных обрезков на лат, для собаки. Она не совсем меня поняла и я подошел к барменше и повторил свою просьбу.

- О, пусть, кунгс не беспокоится, я вашему хунду сделаю завтрак так, не надо денег, не надо, - проговорила она, делая отрицательные пассы обеими руками перед мной, увидев, мои трудные попытки выудить проклятую мелочь, со дна глубоких карманов охотничьих штанов.
- Вы так великодушны! –«Остапа понесло», как сказал бы мой брат. Краем глаза я зацепил Анчара. Он заинтересованно смотрел на нас обоих, заговорщиков. Неужели понимает, что речь идет о нем? А? Мы же имени его не произносили. – Понимает,- кивнул я через плечо.
- Да, конечно, она чувствует. У меня тоже есть собака, я знаю...
- Анчар заранее благодарит вас. Спасибо.
   
    Я вернулся к своему заарендованному столику и продолжал погружаться в нирвану благополучно решаемых вопросов: Быть или не быть? Пить или не пить? Оба вопроса я решил положительно. В свою пользу.
   
    Илзе принесла вторую часть завтрака.
   
    Тут вошла новая женщина. – Надо же, что у них тут за курятник? Или до обеда гуляют бабы, а вечером  мужики догуливают? Надо бы спросить. Женщина застряла перед Анчаром.

- Обойдите его, он хороший, не тронет, - подал я голос из-за стола.
   
    Женщина бочком-бочком просунулась перед абсолютно индиферентной мордой пса. Тут поднялись те две, которые еще раньше сидели и пошли к дверям. Но тут уже Анчар тоже встал и потянулся. Женщины притормозили, было, опять пошли, но Анчар глухо заворчал: мол, тут уж извините, но только после нас... Я подошел к Анчару и вежливо попросил его лечь и дать пройти дамам – Идите, девушки, путь свободен! - Анчар вернулся в исходное положение с оскорбленным видом: вот уже и пошутить не дают!
   
    Допив первую часть завтрака я собирался было плавно перейти ко второй, чтобы укрепиться духом, телом то я уже закрепился. Но задерживаться здесь я не собирался, меня тянуло обратно в лес.  День зимний короткий, а кабаков еще на мой век хватит. Да и охотник я или как? Решив и этот спорный  вопрос в пользу леса, все-таки -  Пить – вопрос был еще раньше решенный и их следовало как-то совместить. Это было легко.

- Илзе, - позвал я официантку, - я рассчитываюсь.
   
    Она подошла к стойке, выбила чек и принесла мне счет. Я расплатился.

- А это? – спросила она меня, указывая на непочатые 200 грамм «Меркурия».
- А это я возьму с собою в лес. Перелейте, пожалуйста в какую-нибудь посуду.
- Да, я сделаю, - она взяла графинчик и ушла с ним в подсобку.
    Вскоре оттуда вышли обе-две дамы: барменша несла пакет бумажный, а Илзе пепси-коловую бутылочку, наполненную по горлышко янтарной жидкостью. Я резво кинулся им навстречу:

- Лиелс палдиес лёти! – вы так щедры.
- Вам спасибо, мужчины тут редко бывают.
- А что так?
- Кто в Риге, кто  в лесу деньги зарабатывают. Так, что редко кто с утра заходит. Да еще охотники, бывает, заезжают после охоты.
- Да, слабый бизнес. И на мне вы особо не заработали.
- Нет, нет, заходите еще, - пригласила меня барменша, говорила из двоих только она,- а что вы не на охоте?
- Не повезло: ружьё взял одного калибра, а патроны – другого, - попытался я отшутиться, -  да перекушал вчера на радостях.
- Переели?
- Нет, этого перебрал, - показал я на Пепси-колу в руке у Илзе.
- Да-да, понимаем, нельзя, - сочувственно закивала головой барменша.
- Кстати, как вас зовут уважаемая ..?
- ... Дайга.
- Дайга, а меня Александр. Спасибо еще раз, а за это? – поднял я на уровень глаз пепси-Меркурий.
- Нет, нет, за это ничего не надо. Первому клиенту-мужчине с начала рабочего дня –
полагается скидка.
- Вот это да! Тогда ждите, скоро буду, - не унимался грешный Остап моего языка, - пора, - откланялся я. – Анчар!
   
     Анчар уже давно стоял в боевой стойке, готовый в любую минуту выскочить за дверь.
   
     Открыв дверь и, выпустив пса на свет божий, я приветливо сделал дамам ручкой и отбыл восвояси, как говаривали древние греки на древней Руси.
   
    Морозное солнце зависло над петушком старой кирхи в раздумьи: не пора ли сваливать к лесу, или погодить еще? День раскачивался в равновесии, как коромысло на плече у женщины, а солнце на самом верху его тоже покачивалось, не решаясь перевесить одно из плеч коромысла. Но ясно дело –  к вечеру катилось.

- Вперед, Анчар! Нас ждут великие дела! В лесу тебя голодного как друга покормлю я, - похмельный Остап моего языка продолжал куражиться.
   
    Анчар, игнорируя мой пятистопный ямб и пустой треп, снова устроился  у правой ноги и мы двинулись в обратный путь. Солнце спустилось ниже, вышло из-за колокольни и светило нам ровно в спины. Я пытался подшучивать над Анчаром, как он невежливо относится к дамам, но Анчар явно был не в духе. Это передалось и мне. Шли какое-то время молча.

- Не переживай, Анчар, я заберу тебя в Ригу. Хозяина своего ты явно не дождешься. Может он собирался за тобой приехать, да взял и умер, бывает же такое. Может собрался помирать, да не хотел при тебе. Остался бы ты бездомным или усыпили бы тебя и все дела. А так жив, здоров и нос в табаке, а? Да нет, это я так пошутил, - ответствовал его поднятой вопросительной морде. – Это значит: дом у тебя есть и сыт, смотрю, не обижают старики. Да и охотники приезжают. Да и дичи в лесу хватает. Небось, летом глухарят под елями не раз выцарапывал? Или, опять же, яйца весной подкарауливал? Признавайся, - пытался я расшевелить грустного Анчара. Тот шел молча, в такт шагам помахивая головой, - соглашаешься, значит? И что тебе этот город? – причем здесь город? – оборвал себя я, ему ж не город нужен. Ласка нужна, любовь. В конце концов – хозяин. Говори, да не заговаривайся, - ладно, приятель, перекур. Мы вышли на небольшую полянку, сошли с дороги, отыскали удобный пенек между елками, я сгреб с него снег, присел:
- А теперь, друг мой, потрапезничаем, дамы настоящие попались, понимают брошенных псов и охотников. И еще кое-что понимают, но этого я тебе обьяснять сейчас не буду. Вот, посмотрим, что они нам с тобой в дорогу дали. Так, вот это, отдельно – бутерброды. Это мне. А это – тебе, – я расчистил неглубокий снег сбоку от пенька и вывалил содержимое большего пакета. Там было разного вида мясные обрезки и две-три небольшие косточки мозговые с ошкурками мяса на них. Я понял, что это было приготовлено для Дайгиного пса.
- Живем, братан, не писай! Со мной не пропадешь! Ну, чего ждешь? – заметил я колебания Анчара. – Приглашения ждешь? – догадался я, - так давай, хавай! – я нарочно перешел на этот ернический тон, чтобы сбить с нас обоих грустное настроение. -- Охотники мы или что? 

    Пес с достоинством приступил к трапезе. Он явно был голоден, но догадаться об этом было трудно, поскольку ел, не торопился, не жадничал, не хватал все подряд. Только закончив с обрезками приступил  костям. Они захрустели под его мощными челюстями.

- Пора и мне причаститься, что ли, а то что-то я захандрил тут с тобою, - достал из под куртки уже угревшийся бренди, отвинтил пробку и основательно приложился. Тихо и торжественно было в лесу. Внутри у меня растекалось благословенное тепло по всем жилам и клеточкам и стало легче дышать и думать. На сегодня я отболтался, - пришла, наконец, одна умная мысль. Оставшуюся часть напитка богов – Меркурий все-таки, засунул обратно во внутренний карман куртки, закусил бутербродом. Второй, выждав момент, подбросил в воздух, не привлекая к этому внимания Анчара, но в его направлении. Анчар  к тому моменту уже покончил с костями и обнюхивал свою сьестную поляну: все ли в порядке и в чистоте? На бутерброд он отреагировал четко, только челюстями щелкнул, раз и – нет бутерброда, одно-два движения и проглотил его.
     -    Ну что, не наелся, скажешь? Все равно спасибо, теткам! Живы будем, не помрем. Еще немножко посидим и тронемся.
   
    Какое-то время сидели молча. Думали. Переваривали каждый свое. Вдруг слева, со стороны дороги я услышал какой-то шорох. Медленно повернув голову в том направлении я увидел Его Величество – зайца-беляка. Косой, оправдывая свое название, не узрев нашу компанию из-за своей раскосости глаз, медленно пересекал дорогу мелкими прыжками. Нас до поры прикрывали елки. Приблизившись ко мне  почти вплотную, запрыгал дальше в метре от моих вытянутых ног. Ладно, думаю, твой день сегодня, косой, скачи дальше. Да только я совсем не учел, что за моим боком сидит умный и терпеливый Анчар. Как только беляк пересек демаркационную линию, отделяющую меня от Анчара, тот одним прыжком достиг зайца, схватил его за шею и я услышал хруст позвонков.
- Стой! – запоздало вскрикнул я, но было поздно. Анчар пару раз шматанул в воздухе зайца и выплюнул его вместе с шерстью прямо передо мной. Заяц еще подергался в конвульсиях, но ясно было – не жилец, - не твой день, косой.
   
   Анчар стоял в виноватой позе. Своим выкриком я его напугал. Что, нельзя уже косого трогать в лесу? – посмотрел на меня с укоризной.
   
   Заяц был хорош, бел как окружающий снег.Только на шее выступили неяркие красные пятнышки крови. Он еще дергался. Видно недавно поменял шубку свою осеннюю на зимнюю и еще не успел ее обкатать, обтрепать и испачкать. «Хороший заяц, очень хороший!»

- Молодец, Анчар, уважаю. Заберу я тебя с собой, - Анчар, как ни в чем не бывало облизывался и пытался лапой заячью шерсть выдрать из пасти, - давай, помогу. Поохотились, однако.
   
     За уши приподнял я нашего красавца. Хорош, и на вес он тянул не мньше среднего
русака:

- Какой же ты все-таки молодец, Анчар! Видно не зря год в лесу прожил. Догонять тебе этих зайцев не в жилу. Но моментом воспользовался ты 100-процентно. Но кто тебя такой выдержке научил? Неужели хозяин? Тогда честь ему и хвала. Да, видно и год в лесу тебе не прошёл даром. Одно слово – Молодец!
   
    Анчар понял и простил меня за тот окрик.
    -      Пошли домой.
   
    Мы вышли на дорогу и неспешно потопали в сторону нашей базы. Беляк приятно утежелял плечо. Всяко бывало с зайцами в далеком детстве, но чтобы на твоих глазах собака поймала косого – такое у меня впервые. А вообще с зайцами часто приключаются разные истории охотничьи. Помню, как я как-то после школы ходил на лыжах часа три за садами – и хоть бы тебе что. Тут выехал за мельницу в сторону Лесного и что-то у меня случилось с креплением. Ружье перекинул на спину, нагнулся поправить, выправил что надо, поднимаю голову и – здрасьте! Прямо передо мной на дороге метрах в 10-15 сидит на задних лапах заяц. Я медленно разогнулся,- он сидит, я смотрю,- он сидит. Затем, как бы нехотя, развернулся и спокойно себе побежал мелкими прыжками прямо по дороге. Я стоял в каком-то трансе  и с тоской смотрел на удаляющегося зайца. И только когда он небрежно скинулся с дороги и понесся к лесу как угорелый, только тогда я вспомнил о ружье у меня за спиной. Но, поздно. Или другой случай, когда заяц уходя от собаки и от нас с отцом, вдруг развернулся и ринулся на нас, по пути чуть не сбив ошалевшего от такой наглости Барбоса, и прошел ровно между нами (нас разделяло метров50), мной и отцом, а мы оба не рискнули стрелять, чтобы не задеть друг друга. Причем заяц в этом случае не в лес убегал, а наоборот, к деревне. Потом отец все-таки подстрелил зайца, другого уже, подошел к нему, чтобы поднять, нагнулся над ним и в этот момент заяц вскинулся со спины всеми четырьмя лапами вверх, сыпанув кучу снега, и хорошо еще лапами не попав и не повредив глаза. И тоже сбежал. Или у меня был случай в Вентспилсе, когда я поздно вечером возвращался на судно в такси и машина наша на повороте сбило правым передним колесом очумелого от яркого света фар, зайца. Его откинуло в сторону от дороги и, когда я вышел за ним, он был совершенно готов.Удар пришелся по голове, она была цела, но умер он сотрясения мозга. Потому что все остальные части тела были  порядке. Как живой, но...Умер не приходя в сознание. Проходя через проходную порта я держал незадачливого самоубийцу за уши, держа его на высоте. Задние ноги волочились по земле, рука же моя была почти на уровне плеча. Вахтерша среагировала адекватно на склонившего голову зайца:
- А этот что, зайцем? Пропуск!
- Этот со мной. Ему уже пропуск не надо, отмучился,- ответил я смешливой    вахтерше.
    
    На судне вахта моя начиналась с четырех утра, я тогда был 3-им механиком. Заделали же мы ночью отменное жаркое. До сих пор запах помню. Был у нас спецалист по этому делу. Толик Андреев, мой старший моторист. Земля ему пухом.
       
     -     Гляди-ка, Анчар, мы уже пришли.
    Во дворе царило оживление. Охотники вернулись. По тому что вернулись засветло, было ясно – пустые. Обычно если зверя добываем, его надо разделать, разделить, жеребьевку провести кому какой кусок мяса достанется, потом ужин и дело затягивается.
   
     -     О, смотри, новичок без ружья зайца добыл! – кто-то из охотников другому сообщил. Они подошли ко мне, - хорош белячок, - как это ты его?
- Как? Просто. Сижу перекусываю в лесу, заяц мимо пробегает. Ружья под рукой нету. Что делать? Я ему и сыпанул соли на хвост, по старинному русскому способу охоты на зайца. Знаете такой?
- Ладно, не бреши, сами брехливые.
- Да собака, вон, Анчар взял.
- Да она же служебная.
- Служебная то она служебная, а кто рядом с ней был когда заяц пробегал? Я. Я ей приказал особой командой и она забыла, что она служебная, а наоборот, вспомнила, что она – волк. Вот тут она его и взяла. А потом опять: к ноге, и вперед.
- Серьезно, что-ли?
- Серьезней не бывает. А что это вы так рано домой засобирались?
- Вчера, как знаешь, неудачный день. Сегодня тоже мазали. Особенно друзья твои, с которыми ты вчера гулял до третьих петухов.
- Обидно.
- Куда уж обидней, под носом кабаны бегали, только что на мушку не садились. И хоть бы тебе что. Подранок один был, да рана пустяковая, ушел.
- Ну, наверное не первый раз, - поддел было я, но удрученный охотник иронии моей не заметил:
- Как сегодня – впервые. При избытке зверя, снега, нормальных обкладов – впервые.
- Ладно пошел и я собираться, чувствую и мне перепадет за компанию. Пока, Анчар, пойду договариваться насчет тебя.
   
    Поднявшись наверх, я услышал гомон в общей зале, там шел разбор «полетов». Я предусмотрительно туда не заходил. Пошел в свою комнату, там только один из моих вчерашних собутыльников паковался в дорогу. Увидев меня с зайцем буквально рот открыл:

- Ну ты даешь, Шурик! – закрыв рот, он не дав мне опомниться, схватил моего зайца и выскочил с ним в коридор. И видно потащил его в общую залу, так как там сразу же все стихло. Потом опять заслышались голоса. Тут Валера заскакивает:
- Где тебя черти носят? Я думал ты уже в Ригу умотал. А заяц откуда?
- Из лесу вестимо. Отец, слышь, стреляет, а я подношу. Снаряды. Валера, я хочу Анчара забрать.
- Какого еще Анчара.
- Да это я так его назвал. Овчарку эту, брошенную.
- Саша, даже и не думай. Председатель на тебя злой, что ты молодежь вчера споил, и они себя сегодня превзошли. Зверь, как на зло все на них выходил. А они... Один то проспит, то проворонит. Другой то смажет, то с предохранителя ружье не снимет и жмет курок до посинения, а оно, сука, ружье, не стреляет. Третий боится стрелять, руки трясутся. И так несколько загонов. Куда этих мудаков не поставишь – в самое дохлое место, где кабан никогда не ходил, нет! – хоть тресни: прут и прут на них.
Как заговоренные.
- Валера, я же ему пообещал?
- Кому?
- Анчару.
- Что?
- Что заберу его с собой в Ригу.
- Шурик, у нас полный комплект пассажиров. Не влезет в «Жигули» твой Анчар. Да если бы и влез, председатель все равно не повез бы его. Злой он на тебя. Хоть мы с ним и в корешах ходим.

     Я молча стал собираться.

- Приедешь потом сам и заберешь.
- Да я дороги сюда не найду. Затемно приехали, затемь уезжаем.
- Да может на следующую охоту приедем и...
- Я не приеду.
- Чего это?
- Если у вас такой председатель, то пусть он козлов отпущения ищет в своем коллективе. А я в свой вернусь.
- Шурик, вместе приедем и заберем твоего Анчара.
- Точно?
- Точно. Хотя зачем он тебе. Он же тут уже прижился. Спроси лучше у стариков. Может они против будут.
   
    Тут принесли обратно зайца. Этот заяц председателя еще больше допек. Он принял это, как личное оскорбление. Это ему была как насмешка. Не учел я этого.

- Забирай, - говорю, - Лешке своему отвезешь, порадуешь. Я помню как в детстве
      отец дичь приносил, сколько было радости.
- Не надо, Шурик, твоя удача, ты и владей.
- Не спорь, забирай.

    Валера нехотя засунул зайца в рюкзак.
   
-    Кстати, где мои документы?
- Здесь они, в тумбочке, - Валера открыл дверцу тумбочки, стоявшей между нарами и достал оттуда мой портмонет с охотничьим билетом, сезонкой и прочими бумажками, - получай, это я уже забрал, когда вы в третий раз порывались ехать на «точку».
- Так что здесь они в тумбочке и лежали целый день?
- Да, а куда им деваться.
- А я деньги у Мартина отдолжил.
- Так иди, отдавай, уезжаем. Уже все готовы.
    
    Я забрал документы и вышел в коридор. Постучался в дверь молодоженов. Вышел Мартин.

- Ну, пока, Мартин. Вот мой долг. Ты меня сегодня очень выручил. Спасибо большое.
- Да ничего, не за что.
- Мартин, старики не будут против, если я Анчара заберу?
- Думаю – нет. Они все ждали, что хозяин приедет за ней. Собака ученая. С ней работать надо. Она тут скучает. Охотники приезжают – радуется. Уезжают – скучает. И так каждую неделю ждет.
- Вот думаю забрать. Но позже. Специально приеду.
- Приезжай. Я старикам скажу.   
- Пока. До скорого
   
    На дворе бродил неприкаянный Анчар. Охотники рассаживались по машинам, коротко гуднув на прощание, разъезжались. Я подошел к Анчару, сложил мои съестные припасы, что остались, перед ним, потрепал по морде. Слов не было. Куда они подевались? Анчар сидел на задних лапах и упрек читался во всей его позе: опять бросаете. В глаза  смотреть я боялся. Он ткнулся мордой мне в бок: Вали, мол, тебя уже ждут. Наши уже сидели в машине. Ждали меня. Обнял я грустную морду пса, потрепал за загривок и запрыгнул в «Жигули».
   
    Мы поехали. Председатель вел машину. Справа от него сын его Толя сидел. Мы с Валерой сзади. Втроем допивали остатки былой роскоши (целая бутылка водки нарисовалась под сиденьем). Я рассказывал про особенности охоты на зайца  без ружья в полевых условиях пересеченной местности белорусского Полесья. Нахально врал, что было и чего не было. Но, кажется, было интересно. Сердитый дед (так я его про себя прозвал) кряхтел-кряхтел, но в конце концов сдался и незаметно подключился к беседе.
- Так ты говоришь, овчарка – волк?
- А то. Читал я про это. Что овчарка дальний потомок волка. Да она из всех видов собак наиболее похожа на волка.
- А твой, как ты его назвал?
- Анчар.
- Анчар. Действительно зайца взял?
- Чтоб я здох. Пулей из-за моей спины вылетел на зайца. Тот даже не понял в чем дело, как уже косточки хрустнули.
- Да, жалко, пропал хозяин. Он из другого коллектива. Мы тут попеременно охотимся. Одни выходные мы, другие - они.

  Беседа выдохлась. Разморило. Жора и Валера уже дружно посапывали.

- Мой тебе совет, Александр – много не пей до охоты. А то видишь, как сегодня вышло.
- Согласен Александр Петрович. После моря никак в себя не приду.
- А так я согласен, можем принять тебя в коллектив. Да и доказал ты – единственный с трофеем едешь.
- Спасибо, я подумаю.
    
    Приехали в Ригу уже поздним вечером. Председатель с сыном жили в Пурвциемсе, в частном доме, а нам с Валерой еще предстояло ехать в Задвинье.
    
    Выгребая свою амуницию из багажника, Валера вытащил зайца из рюкзака и предложил мне:
- Шурик, давай председателю подарим, пускай...
- Ну, что собрались? – подошел Сердитый дед.
- Александр Петрович, а это вот вам Шурика вступительный взнос, так сказать, - поднял косого за уши Валера.
   
    Может Кит, может (кличка его от фамилии Никитин) леща запустить. Балабол еще тот.

- Да что вы, ребята...
- Берите, берите Александр Петрович, приговор подписан и обжалованию не подлежит, -  вступил в разговор и я.
- Ну, если вы так решили... будь по вашему.
    
    За Анчаром мы так и не выбрались. Валера был вечно занят: работа, дети, садик. Меня тоже заела суета, дел накопилось за время плавания много. Две-три мои попытки поехать за собакой успеха не имели. А вскорости меня срочно вызвали на работу и я ушел в море.
Больше я в той стороне не был. По возвращении с моря вернулся в свой коллектив. Старая наша гвардия базу отстояла.