Глава тридцать третья. Зарисовки, которых нет

Колдун, здраво рассуждая, уже мог сказать о себе, что попал под власть астрала. В этом не было ничего однозначно плохого, поскольку астрал — не человек и вообще не существо, и даже не пространство в полном смысле этого слова. Что он такое, точно никто не знает. Пребывание в нём — состояние, отличное от яви, но не являющееся сном. Так, коротко и лаконично отвечает на извечный вопрос прикладная магия, которая была главным ремеслом Колдуна.

Отдых после пребывания на юге заполнял время событиями, как вода заполняла пересохшие южные русла во время дождя. Креузфарта всерьёз решила избавиться от своего проклятия. Белый плащ Винтернахта она больше не носила, зато всё чаще облачалась в багряную накидку с капюшоном, которая скрывала её от посторонних глаз, когда она ранним утром шла к купальням возле озера Шмириггросс. Там было главное место встреч с Колдуном. Посланник дэва не отступал от неё ни на шаг, и Колдун всерьёз думал над тем, что способно его изгнать, хотя это и не занимало все его мысли.

Над Трубадуром астрал всё ещё не получил влияния. Он ограничивался волшебным зеркалом и, слушая рассказы любителей кальяна о глубинах неизведанного бесконечного пространства, только усмехался и спокойно покуривал трубку.

В очередной раз заговорив с Трубадуром через волшебное зеркало, Колдун вспомнил, как давно не вёл с ним долгих бесед. Последней темой для разговора ещё до отбытия Колдуна на юг стала трагическая гибель одного из бардов. Трубадур погрузился тогда в глубокую печаль. Он был уверен, что бард стал жертвой последователей Дункелькирхе.

Теперь события одно за другим распыляли время. Трубадур сказал, что милейшей даме из ордена Винтернахт необходимо будет передать через астрал зарисовки. Для этой цели он собирался взять своего натура-рисовальщика и совершить вместе с Колдуном небольшую прогулку по Краузштадту.

Колдун впервые за долгое время был без свиты. Он облачился в белую накидку, повесил на пояс шпагу и отправился в пешую прогулку. Трубадур, встретив его, предложил обойти центральные кварталы по малоизвестным дорогам. Облик Князя горных дорог также несколько изменился за последнее время. Даже когда он путешествовал пешком, а не на своём любимом Айтелькайте, в его облике прослеживались изящная и вдохновенная лёгкость, будто он порой не шёл, а парил, с лёгкостью покрывая большие расстояния. Колдун знал, сколь многих это вдохновляло.

Рисовальщик набрасывал портреты один за другим. Трубадур выбирал интересные места — порой такие, о которых Колдун прежде не знал. Они поднимались по старой полуобсыпавшейся лестнице на крепостной вал, позировали рисовальщику возле широких крытых экипажей, на скамьях под сенью деревьев и рядом с арками старых акведуков.

Последние зарисовки изрядно утомившийся натур делал уже возле богато украшенных парадных подъездов. Трубадур успел много рассказать Колдуну о том, что происходило в городе за время его отсутствия. Вопреки своему убеждению, Князь горных дорог ознакомился с одной из восточных новелл об истребителе вампиров. Правда, он сказал, что эта новелла, скорее всего, останется единственной, которую он признает художественным произведением, а все остальные по-прежнему будет считать лишь подражанием, не достойным чтения.

Краузштадт стелился по земле под взглядом наползающего вечера. Казалось, высокие башни и шпили центрального квартала стремились сделаться меньше, стесняясь своей вышины. Трубадур сидел в своей зале рядом с Колдуном. В углу отдыхал после тяжёлого дня усталый рисовальщик. Трубадур пересматривал его журнал.

— Возле этой старинной стены — неплохо. Здесь, возле экипажа, тоже. Я уверен, моя беловолосая знакомая обязательно спросит, не мой ли он.

— Думаю, хозяин экипажа ответил бы ей на этот вопрос.

— Всё шутишь, милый друг. А вот здесь, в чёрной полумаске, тоже очень хорошо. Здесь тоже, но тебе надо было указать рисовальщику другой ракурс.

— А не слишком много белых и алых тонов он набросал? — с сомнением прищурился Колдун.

— Не слишком. Белый и алый — самые яркие цвета, какие способны привлечь внимание. А вот здесь… о, да здесь ты, милый друг, выглядишь просто великолепно.

Зарисовок Колдуна было меньше, он куда более придирчиво относился к своим портретам. Мысль в этот день взять с собой чёрную магическую полумаску оказалась не напрасной — Трубадур надевал её, когда считал, что она сделает его образ ещё насыщеннее. Та зарисовка, на которую они смотрели сейчас, была сделана как раз на парапете старого крепостного вала. Колдун в своей лёгкой одежде с вышитыми именем Нихстунгросса и ярким взошедшим солнцем, в полумаске и в небрежно накинутой на плечи накидке показался Трубадуру столь выразительно изображённым, что он даже посоветовал использовать этот образ для апартаментов в замке Гарн и обязательно повесить портрет на парадной двери.

Сгустились сумерки. В своих апартаментах Трубадур зажёг несколько свечей и, забросив пару угольков в кальян, взял золотистый самоцвет, который Колдун почти всегда носил при себе. Духи парили над журналом рисовальщика, тот следил за этим с трепетом и почти с ревностью, глядя, как скорые копии его трудов записывались в глубину самоцвета.

Колдун взял нагревшийся камень в руку.

— Я обязательно придумаю, как передать эти зарисовки твоей беловолосой знакомой, друг мой. А пока мне пора отбыть, разговор продолжим посредством зеркала.

Уже ночью, когда гном закинул очередную порцию углей в кальян и тот разгорелся ярким пламенем, Колдун взял зеркало в руки. В зале было темно, натуры уже почти все спали, только ярко-голубое пламя в глубине кальяна освещало сосредоточенное лицо Колдуна.

И снова он в замке Гарн. Всё-таки очень хорошо было шагать по астральной тверди, не увязая в ней, и быстрой походкой двигаться вперёд, обгоняя бродящие и слоняющиеся тени. Самоцвет он держал в руке, а в коридорах замка Гарн он словно нёс огромный, пылающий всеми оттенками бирюзы и золота букет. За плечами вился светло-серый плащ, лицо наполовину скрывал капюшон. Шаги окованных сапог гулко отдавались в коридорах Гарна. На поясе висел эфемерный фальчион, вложенный в багрово-алые ножны.

Ту зарисовку Колдун действительно решил использовать, чтобы сменить портрет, вывешенный на двери своих апартаментов. Он сделал движение рукой. Один цветок, похожий на элан, только с разноцветными искрами на листьях, поднялся в астральный воздух, отделяясь от букета, и медленно, повинуясь пассам руки, поплыл к двери апартаментов. Та на миг вспыхнула ослепительным сиянием, и спустя несколько мгновений Колдун уже видел свой новый портрет на двери. Отсветы и вспышки побежали по коридорам в разные стороны, как тень и напоминание о только что совершённом им действии.

Он отправился дальше — разыскивать знакомые уже покои беловолосой незнакомки. Точнее, она была ему знакома, но только по своей астральной проекции. Добравшись до отделанных белым металлом дверей, он поднял руку и, нахмурившись, вызвал сверкающую гладь волшебного зеркала прямо в воздухе перед собой. В зеркале вместо отражения стоял Трубадур — такой, каким он стремился выглядеть в астрале. Ещё более вдохновенный и таинственный, в белом плаще с кроваво-красным подбоем, в парадном белом мундире подданных графа Штольца, с чёрным и алым шитьём.

— Так что же насчёт зарисовок, милый друг? — раздался его искажённый астралом шёпот. Тени и проекции других посетителей Гарна проходили мимо. К счастью, Трубадура больше никто не видел.

— Они здесь, у меня в руке, — ответил Колдун, с усилием заставляя волшебное зеркало не расплываться. Букет по-прежнему горел и переливался. — Я не могу вывесить зарисовки в апартаментах самой благородной дамы, а вот у себя, пожалуй, я сотворю новую галерею и напишу ей об этом.

— Да, да, милый друг, так и сделай. Она должна была вывесить новый портрет на дверях как раз в это время. Покажи мне его.

Колдун сделал несколько шагов, гладь волшебного зеркала проворачивалась вслед за ним, причудливо преломляя очертания эфемерных коридоров. Он подошёл к белой двери и отступил в сторону.

— Смотри, дорогой мой Князь. Это и есть новый портрет?

Трубадур пригляделся, подняв руки перед собой и будто заслоняясь от яркого, бьющего в глаза света.

— Решительно ничего не видно. Не могу рассмотреть.

— Я сейчас пришлю почтового духа. Подожди совсем чуть-чуть…

Дух и правда добрался быстро. Колдун увидел, как сузились глаза Трубадура и напряглись губы.

— Ужасное освещение, — сказал он. — И такой ракурс… нет. Лично я приказал бы казнить её рисовальщика без жалости. Очень печально, милый друг. Но всё же передай ей мои портреты.

Колдун кивнул. Он чувствовал, как дым проникает в лёгкие, как разум послушно вспоминает дорогу от этих апартаментов до своих собственных. Кальян пылал белым пламенем, гном только успевал подбрасывать угли. Ни к чему было мелочиться и тратиться на такие пустяки, как поход туда и сюда. Колдун поднял букет перед собой, пережимая стебли цветов так, что они, казалось, даже вздрогнули от боли. Энергия собралась в руке обжигающим теплом. Он закрыл глаза и произнёс заклинание. Тут же вздрогнул астральный воздух, волшебное зеркало заколыхалось, как вода от сильного ветра (жаль, Трубадур не видел этого). Цветы, точно подхваченные вихрем, пронеслись по коридору и где-то там, в неразличимой дали, один за другим вспыхнули, превращаясь в картины на стенах очередной, новосотворённой галереи.

— Я назову её так, — сказал Колдун, вычерчивая пламенные руны в воздухе. — «Зарисовки, которых нет».

Трубадур смотрел из глубины зеркала со спокойным ожиданием.

— И подпишу… «сообщаю, что человек, имя которого не будет названо, передаёт сии произведения искусства человеку, которому они интересны. После всего запланированного с этими зарисовками нужно будет поступить так, как всем известно».

— Обожаю тебя, милый друг. — Улыбка тронула губы Трубадура. — Я благодарен тебе. Теперь нам остаётся только ждать. Думаю, она оценит вдохновенность портретов. А после того, как ей перепишут те, что будут нужны, сожги эту галерею.

— Хорошо, друг. Она ведь неинтересна, пожалуй, никому больше. Я обязательно её сожгу.

Колдун покинул астрал. Волшебное зеркало лежало перед ним. Самоцвет теплел в руке. Пламя кальяна медленно гасло. Эфемерные неизведанные пространства рано или поздно получат власть над всеми. Он был в этом уверен, как никогда прежде. И над Трубадуром — в скором времени тоже.

Однако во всём есть свои преимущества. Не сотвори барон фон Дуссель замок Гарн — бесчисленное множество благородных людей не смогли бы поделиться вдохновением друг с другом. Колдун засыпал раньше обычного. Ночь укрыла его спокойствием и уверенностью впервые за долгое время. Мысли он оставил на завтрашний день.