Место для жизни. Аристофан, Геракл, и Симила

Третий день без сна начал сказываться. Сергей грезил наяву, перед глазами проплывали люди, разговаривали с ним, он отвечал, поддерживал разговор. Глаза слипались, и каждые двадцать секунд закрывались, погружая его в блистающий мир видений. Вспыхивали и гасли во тьме звезды, рождались миры, строились царства, гибли цивилизации. Все эти события проносились перед ним в течении нескольких секунд, затем колени подгибались, он едва не падал, и вновь приходил в себя. Утвердившись на ногах, Сергей отгонял миражи, но они снова и снова настигали его.
Постепенно периоды помрачения становились все длиннее. Пробуждаясь от очередного провала сознания, он с трудом вспоминал, какой сейчас день, и почему он едет в метро, какова конечная цель его маршрута. Он шел по направлению к дому, солнце ярко светило в лицо, а перед глазами плясали то афинский акрополь, то развалины Крита. Он четко помнил, как прошел Львиные ворота древних Микен, едва не угодив под автобус, хотя горел зеленый, а водитель семерки выскочил и орал ему в лицо.
Подходя к дому, Сергей понял, что мир – это большая компьютерная игра. Как еще объяснить это бесконечное повторение одинаковых лестничных маршей, выводящих в квадратные холлы с одинаковыми прямоугольниками дверей. Нужно найти свою дверь, внимательно прочитать номер и использовать ключ. Если ключевое слово забыто, то вселенная превращается в бессмысленный поток сказаний и пиратских видеофильмов, и жизнь теряет реальность и правду.
Сергей шлепается на диван. Тело расслабилось, как раб, выполнивший ценою жизни приказ властелина. Пять органов чувств отключаются. Мозг закрыл себя от внешнего мира. Душа встрепенулась, убедилась, что дыхание ровное, одеяло натянуто на спину, входная дверь закрыта. Оставив тело восстанавливаться, она направилась прогуляться по верхним мирам.
– Представьте себе рассказ, наподобие милетского, но поставленный в виде классической комедии, – Аристофан поднял свой кратер. Юноша – виночерпий поспешно налил вина, ловко разбавил чистой ключевой водой.
– О, фалернское! – Аристофан отхлебнул хороший глоток, и продолжил:
– В некоей стране происходит переворот. Свергается царь, и власть переходит к правительству тиранов. Самый злобный и коварный тиран уничтожает своих товарищей, и становится единовластным правителем.
Ликург, возлежащий напротив, отчетливо материализовался и перебил оратора:
– Аристофан, неужели ты опять решил написать пасквиль на нашу Спарту? Это не ново, и главное, – не смешно!
– Постой, ты не дослушал. Тиран страдает болями в животе, желчь разливается по его лицу, он больной, мстительный и злобный. Чтобы его власть не была оспорена, он прогоняет из страны всех жрецов и благородных людей.
– Да это у тебя трагедия, что же тут смешного? – Ликург обвел взглядом присутствующих, ища у них поддержки.
– Клянусь Дионисом, это ужасно! – поддержал его воплотившийся из сгустившегося воздуха Гомер.
– Нет, нет, тема очень интересная! – воскликнул Солон. – Аристократы всегда были главным врагом афинской демократии, ведь речь, безусловно, об Афинах?
– Не совсем так, – продолжил Аристофан, – Это другое государство. Так вот, жрецы и аристократы изгоняются. Тут я намерен вставить несколько смешных сцен с хором. С аристократами уходит Слава, а со жрецами – боги. Меркурий тащит свой жезл, Арес гремит доспехами, Гефест хромает с молотом и наковальней. Афродиту забрасывают тухлыми яйцами.
– Кощунство! Как бы за такую комедию тухлятиной не забросали тебя!
– Погодите. Наш тиран вновь начинает бояться за свое господство. И вот он кознями и обманом убивает всех воинов, которые помогли ему добиться власти.
– Кто же будет его охранять? – пожал плечами Ликург.
– Он нанимает пройдох, готовых на все. Бессовестные шельмы и пройдохи становятся его главной опорой. Тут снова будет несколько смешных эписодиев. Пройдохи продают братьев и отцов, даже собственных жен, ради служения тирану. Тиран заставляет каждого пройдоху осудить своих родственников. Представляете, как они мучаются! Зрители согнутся от смеха!
– Твоя комедия безнравственна и ужасна. Пожалуйста, нельзя ли без убийств и судов над невинными? – в разговор вступила знаменитая гетера Симила.
Стол увеличился в размерах, вокруг него появились новые триклинии с возлежащими. Из воздуха с тихим шелестом посыпались лепестки роз. Симила не сводила с драматурга открытого взгляда строгих голубых глаз.
Аристофан вздохнул, и так ответил Симиле:
– Пусть безумства актеров на сцене станут предупреждением людям!
Но наш тиран снова недоволен. Он хочет, чтобы все боялись, и любили его, как бога. Льстивые пройдохи – единственные, кого он хочет вокруг себя видеть. Он узнает, что землепашцы посмеиваются над ним. Тиран решает уничтожить всех пахарей. Он отнимает у них все запасы зерна. Пахари гибнут от голода, убегают в иные царства.
Аристофан прервал повествование, и съел несколько фиников. В самой гуще возлежащих материализовался Геракл, и потребовал амброзии. Все немедленно последовали его примеру, поднялся шум, зазвучали здравицы и тосты. Геракл с утра успел нализаться нектара, и начал громко рассказывать присутствующим, как он победил Немейского льва. Сидящие вокруг недовольно зашумели.
– Совсем наш герой распустился, – жаловался Солон Аристофану. – Удержу никакого не знает. Водит компанию с Гермесом, всех своих родственников прописал на Олимпе, за взятки делает протекции перед Зевсом. Скольким уже дал статус небожителей!
– Подумать только, – молвил Аристофан, – да это же прямой сюжет для комедии!
– Не вздумай, – округлила глаза Симила, – Геракл сидит на распределении жертвенного дыма, он старшими богами как хочет, так и вертит!
Аристофан громко закашлялся – попался финик с плотной кожурой. Хвала Морфею, в этот момент Геракл уронил голову на ложе, и громко захрапел.
Драматург сделал несколько глотков нектара, и продолжил:
– Представьте себе государство, состоящее из тирана и пройдох. Пройдохи громко славят тирана, а сами потихоньку воруют у него в закромах, доносят друг на друга, и предают. Возможно, я введу эписодий с войной против воинственных соседей. Соседи – прекрасные солдаты, рослые и атлетические, но их карликовое государство в тысячу раз меньше тиранического.
– Опять на Лакедемон намекаешь! – не выдержал Ликург.
– Да нет же, нет! Пройдохи в панике, но оставшиеся в государстве землепашцы побеждают в войне. Затем эписодий с введением народовластия. Пройдохи собираются на Агоре. Они произносят речи против тирании, за демократию. Потом они голосуют, но единогласно выбирают тирана своим управителем! Сразу после этого тиран умирает. Его бальзамируют на манер египтян.
Тут все засмеялись, даже Ликург, даже Солон и Симила.
Сергей материализовался в компании, ударил кулаком по столу:
– Смеетесь, гады, а у нас все это в натуре происходит!
– Варвары! Скифы! Опять в наши чертоги пробрались! – раздались испуганные голоса гетер.
– Помогите! – закричал женоподобный юноша, прячась за крепкое плечо Ликурга.
– Ну нет на небесах никакого порядка, – простонал Солон, обхватив голову руками.
Рядом с Сергеем появился могучий Аякс Теламонид. Коротко размахнувшись, он нанес ему в ухо богатырский удар.
Может быть, во времена первых олимпиад таким ударом и можно было попасть в голову тренированного человека, но к двадцатому веку ситуация изменилась. Сергей дважды ушел нырком от могучих ударов Аякса, и в свою очередь, нанес мощный удар ногой в волосатую грудь. Великан завалился, раскинув руки. Эллины выбирались из-под поверженного гиганта, бросали в Котеева триклиниями. Сергей отбивался, стараясь хорошенько пнуть обидчиков ногой в пах.
Народ отступил, сосредоточив силы на обороне. Симила и Ликург тащили под руки пьяного Геракла. Геракл сфокусировал свой взгляд, уставившись на случайно уцелевший кратер с амброзией.
– Сейчас выпьем, и разберемся! – заявил он, протягивая могучие руки к кубку. Симила едва успела вывернуться из-под сына Зевса. Геракл потерял равновесие и рухнул, в полете осушая заветный сосуд. Волею судьбы Симила уперлась прямо в Котеева.
– Пардон, мадам! – Котеев галантно обнял гетеру за талию.
– Ничего страшного! А ты неплохо дерешься, варвар. Не каждый с Гераклом совладает, – ответила она.
– Характер у меня мирный, – молвил Котеев, усаживая гетеру на колени. С потолка вновь посыпались лепестки роз, мебель быстро восстанавливалась. Общество перегруппировалось, усаживаясь вокруг незнакомца. Котеев принял чашу с нектаром, нашел среди пирующих драматурга:
– Пойми, Аристофан, мне за державу обидно! Я может быть и пройдоха, но не хочу им быть!
Женоподобный юноша восхитился, и предложил устроить гостю малую овацию. Предложение было одобрительно принято, но варвар неожиданно воспротивился:
– Виноват, нарушил ваш покой на Олимпе. Спасибо за теплый прием, но не могу более задерживаться – много дел!
Котеев хлебнул нектара, поднялся на ноги, с сожалением оставляя прекрасную Симилу.
– У Вас бесподобный разрез глаз. Будь моя воля, я бы никогда…
– Заглядывай к нам почаще, – попросил Аристофан.
– Эй, варвар, – подал голос поднимающийся на ноги Теламонид, – ты шашлык кушать любишь?
– Люблю.
– Пожалуйста, будешь готовить, нас вспоминай, – попросил Аякс, – сидим тут без воскурений, на одном нектаре. Геракл вообще спивается.
– Обязательно буду, – пообещал Котеев, и проснулся.