Пианист

Музыка лилась из-под его длинных умелых пальцев. Они скользили по клавишам так легко и аккуратно, как коньки по льду. Беглые, они в то же время казались змейками, ползущими по своей территории. Его музыка была не похожа на какую-либо другую. Она была уникальной, неповторимой. Она менялась с каждой нотой. Иногда казалось, что он и  инструмент - это одно целое. Громкий мощный зверь, выбирающий свое место; ни в чем не уверенный, но в то же время знающий чего хочет. Таким казалось его слияние с музыкой и инструментом. Он мог подобрать музыку любому предмету, животному, человеку. Единственное, что объединяло музыку, льющуюся из-под его пальцев, это то, что это была Его музыка. Казалось в его пальцах все будет послушным, безвольным, счастливым. И все благодаря музыке. Она была его страстью, любовью, жизнью. Он никогда не записывал нот. Он никогда не повторялся. Никогда невозможно было услышать, как он играет одну и ту же мелодию. Лишь некоторые смельчаки успевали записать несколько нот, чтобы потом воспроизвести на свет часть бессмертности. Но, к сожалению, эти частицы в руках других никогда не звучали так божественно зачаровывающее. Лишь он придавал музыке ту крупицу невероятности, которая отвлекала всех от всего. Он заставлял оторваться, посмотреть, подумать, решить, выжить. Его музыка заставляла быть собой, не стыдиться, не бояться. Ничто не могло оторвать его от инструмента - он, начиная играть, как бы уходил в другой мир, свой, никому не доступный, где существовала лишь музыка и он. Эта идиллия была неразрушима никакой силой. Невозможно было представить его без музыки. Можно даже сказать, что он был беспомощен против музыки. Ведь только с ее помощью он мог все сказать. Слова были ему чужды. И, как ни странно, его музыкальный язык был понятен всем. Когда он садился за инструмент, все замолкало, наступала тишина, и нарушивший ее был наказан собой же - не понимая музыки, ты не мог понять других. Упустив лишь один звук, ты терял целую нить, сотканную из музыки. Казалось, когда он играет, даже природа останавливает свой рост и заслушивается, забывая о жизни. Ничто не могло влиться в его идиллию, кроме ее голоса. Он действовал так же, как его музыка - завораживающе, расслабляюще, вдохновляюще, успокаивающе. Они были идеальной  семьей: он, она, его музыка, ее голос. Ничто не могло разлучить их. Их объединяло все. Они были разными частями одного целого. Казалось, если разлучить их, мир канет в бездну. Ничто не сможет спасти мир кроме этой необыкновенной красоты внутреннего мира. Когда прохожие смотрели на нее, они не видели ничего, кроме ее голоса. Никто не знал, как она выглядит, и не потому, что она не показывала лицо. Просто видно было лишь ее душу, выражавшую спокойствие, удовлетворение, божество. Он тоже выражался душой, его тоже не видели. Была лишь его музыка и ее голос. Иногда казалось, что если на земле и есть боги, то это они. Его пальцы, не останавливаясь, перебрались в другую мелодию, а я улетела вместе с его музыкой. Я - это ветер. Я иногда говорю с музыкой, ведь она у него так похожа на ветер. А иногда на легкую паутину или быструю реку. Но никогда не похожа на жару или огонь. Лишь на тонкие прозрачные искры. Но что бы он ни играл, что бы она ни пела, у них всегда выделялось одно, существовало лишь одно название всему: гармония