Место для Жизни. Иван и Сато на острове

… Когда солнце склонилось к самому горизонту, тренировку было решено прекратить. Иван понял, что ему надо заниматься еще года два-три, прежде чем он как следует овладеет Ки. Обидно, но шестнадцатилетний опыт самбиста не давал ему почти никаких преимуществ. Это не обижало, даже наоборот, айкидо звало его. В этих движениях был другой смысл, другие принципы, совершенно иная логика. Кроме чисто физического смысла, было еще что-то. Иван предпочитал не использовать затасканный термин “духовность”, но в этой системе явно был выход в высшие сферы разума. Огромная мощь, высочайшая чувствительность, и невероятная скорость. Для контроля над этим примитивных павловских рефлексов было явно маловато. Ивану казалось, что он уже начал постигать тончайшее чувство Ки, держать в руках, пропускать через себя эту тончайшую нить, эту сокрушающую силу.
Копылов спустился с холма, и сполоснулся в студеной воде. Сато последовал его примеру. Они вытащили байдарку подальше на берег, понесли рюкзаки на вершину холма.
– Палатку где будем ставить? – спросил Иван.
– На южном склоне. На месте дома не надо. Потревожим ками.
– Я тоже так думаю. А на огороде шаманы нас не достанут?
– Если ками захотят, они нас достанут везде. Поэтому лучше об этом не беспокоиться, – беспечно махнул рукой Ёшинака.
Пока Ёшинака ставил палатку, Иван готовил “обеденный стол”. Он приволок на вершину холма несколько здоровых бревен, уложил их квадратом. Топориком он сшиб мешающие сучья, получились отличные скамьи.
В центре квадрата он разложил небольшой костер, надежно укрепил над ним плоский походный котелок. Минута — и огонь уже согревал воду в котелке. Дым поднимался вверх, и рассеивался над соснами.
Иван сидел на толстом бревне, подложив под себя сложенный ватник. Сато расстелил коврик, разулся, и сидел на нем, поджав под себя ноги. На костре закипала вода.
– Что варить будем? – поинтересовался Иван.
– Чанко-набе.
– Это что такое?
– Пища борцов сумо. Варится рис, и в него бросается все. Самое удобное блюдо в походе.
– Это дело. Брось-ка туда тушенки, – Иван показал огромную банку.
– Это слишком жирно даже для борцов сумо, – засмеялся Ёшинака, – у меня есть креветочный порошок и сушеное мясо. Тушенку оставь на потом.
Иван наклонился к огню, поднял веточку из костра, закурил. Дым медленно поднимался вверх, смешиваясь с дымом костра. Иван расслабился, откинулся назад, выпрямил спину. Место ему нравилось.
– А хлеб с чанко-набе идет? У меня в рюкзаке и лук и чеснок есть.
– Вообще-то нет, но можно сделать исключение из правил. – Сато тщательно перебирал рис в алюминиевой миске. Закончив с крупой, он высыпал ее в котелок. После этого он достал пакетики с приправами, сушеные овощи и грибы.
Иван встал, порылся в своем мешке, и вытащил две большие банки пива.
– Чанко-набе хорошо с пивом! – радовался Сато, открывая банку.
– И с хлебом неплохо, – Копылов отрезал от буханки огромный ломоть.
– Ну, Кампай симасё!
– Твое здоровье, Ёшинака!
Чанко-набе получилось на славу. Иван ложкой хлебал горячий суп из миски, сделанной из обрезанной консервной банки. Сато ел палочками и отхлебывал через край пластмассовой плошки. Пиво было весьма кстати.
Солнечные лучи совершенно скрылись за горизонтом, и теперь только пламя костра освещало окружающий лес. Стало темно. Из-за леса поднялась полная луна. Подул холодный ветер.
– Может, водки? – Копылову совсем не хотелось спать.
– Я еще пиво не допил, – Сато развалился на своем спальнике, постеленном поверх матраса. Спиной он пытался опереться о ствол, но все время терял равновесие, – ватаси ва ёппарай дэс, атама-га итай.
– А я для согреву, – Копылов сорвал пробку с бутылки “Столичной”.
Луна поднялась выше, облаков почти не было, и холодный свет осветил лес и мерцающую внизу воду.
– Такое ощущение, что мы тут совершенно одни. Необитаемый остров, – произнес Иван, “согреваясь”.
– Не думаю, – отозвался Сато.
В этот момент над болотами, водой, и лесом раздался громкий хриплый крик:
– Семеновна! Семеновна!
– Что за черт, кого сюда несет? – обеспокоился Иван, вглядываясь в темноту.
По одному из земляных валов, проваливаясь в воду едва не по пояс, к холму брел человек.
Сато с Копыловым переглянулись.
Человек орал, матерился, и неотвратимо приближался к костру. Скоро друзья разглядели мужичка в ушанке, телогрейке, и огромных резиновых сапогах.
– Семеновна! Петрович! Бля, а вы кто такие? – мужик с изумлением уставился на путешественников.
– Туристы мы. В Мелехово направляемся.
Мужичок подсел к костру. Стало видно, что его возраст давно перевалил за пенсионный.
– Ну, бля, и дела. Туристы! Вам чего, делать нечего? Закурить-то хоть есть?
– Курите, – Иван протянул сигарету.
– Спасибо. А это что? Никак “Столичная”? – оживился старик.
Делать нечего, пришлось налить. Выпив, старик разговорился. Он использовал местный говор, говорил быстро и сбивчиво, и друзья скоро перестали понимать, о чем, собственно, идет речь.
– Сели гады на шею, без ножа режут! Солярка все дорожает! На чем прикажете сеять? Трактор дает людям хлеб!
Перестройка, ити ее мать… Ускорение, ети его в рот… Леспромхоз был, охотохозяйство. А выкосы… Все загубили, ити его мать!
– Вы лесник? – Сато попытался придать высказываниям характер диалога.
Старик поперхнулся, как будто его ударили. Он зло посмотрел на японца:
– Я лесник? – потом он как-то расслабился, махнул рукой. – Ну, в общем, да. Кстати, ребята, вы здесь мою бабушку не видели?
– Не было здесь никого. Вы рядом здесь живете?
– Да неподалеку. Семеновна! – заорал старик.
– Иду, иду! – внизу послышался плеск и булькающие звуки. Через пару минут к костру подошла старушка в шерстяном платке и ватнике. Она была обута в такие же, как у мужика, сапоги. Старушка поставила на землю большую, закрытую тряпочкой, корзину.
– Здорово, Матвеич. С кем это ты? Никак успел нализаться?
– Семеновна, да ты промокла! Глотни, заболеешь!
Иван быстро налил Семеновне. Старушка села на ствол, протянула ноги к огню.
– Замерзла совсем. Ревматизм. – Она взяла стакан, и отпила пару глотков. – Доброго вам здоровья, ребятки. Старик, ты Петровича не нашел?
– А Петрович – вот он! – к свету костра пробрался огромный пузатый мужик в сапогах от войскового противохимического костюма, кепке и грубом водолазном свитере. Поверх свитера на нем был расстегнутый армейский бушлат.
– Петрович выпивку за километр чует, – засмеялся Матвеич.
Сато налил Петровичу.
– Здорово ребятки. Вид у вас странный. А ты милок, что, татарин?
– Японец он, – твердо отвечал Иван.
– Свистишь! Не может быть! Бля, Матвеич, ты понимаешь! – толстяк вытер руки о свитер, протянул огромную мясистую ладонь японцу:
– Петр Петрович! Очень рад познакомиться. При таких обстоятельствах разрешите угостить вас продукцией местного производства! – он вытащил из бушлата огромную бутыль самогона. Отказываться было нельзя.
Маленький старичок быстро позыркал глазами:
– Под это дело надо бы закусить!
Копылов вытащил тушенку, стал открывать ее ножом.
Матвеич одобрительно закивал головой:
– А хлеб у вас есть? Вот удача! А мы тут давно без хлеба сидим. Семеновна, что там у тебя в корзинке?
– Не для того я ее собирала. Не время сейчас, все тебе не терпится, окаянный!
– Давай, старушка, давай, – затряс головой толстяк. Тут такие люди хорошие!
Преодолев сопротивление старушки, он вскрыл аккуратно уложенную корзинку.
– Так, это все ерунда, – он порылся поглубже, – вот!
Петр Петрович держал в руке большую деревянную бутыль.
– Это что? – удивился Иван.
– Это “кыргыр”. Семеновна наполовину мордовка, старые рецепты хорошо знает.
– Не мордовка , а удмуртка, сколько раз тебе говорить. А дед мой был из луговых марийцев. Так что я самая что ни на есть русская!
– Нашу Семеновну не поймешь, – говорил Петрович, вытаскивая плотную деревянную пробку, – но кыргыр она готовит отменный.
– Это точно, – подтвердил маленький Матвеич, выуживая, в свою очередь, деревянные стаканчики.
– Ну, коли под закуску, – смирилась старушка…
После второго стакана кыргыра Иван озабоченно склонился к уху Ёшинаки:
– Брат Сато! Чем это они нас поят? Я ног не чую.
Ёшинака попытался сфокусировать расползающееся пятно восприятия. Это чувство полета, освобождения от оков тела. Как назывались те чертовы таблетки, которые он жрал тогда в Синдзюку?
– Бабушка, а кыргыр не на грибах настаивался? – спросил он маленькую старуху.
Старуха уже двоилась и троилась в его глазах, бешено крутилась, используя в качестве балансира старую метлу.
– Конечно, сынок! А то! Мухоморчики!
Петр Петрович запивал кыргыр самогоном прямо из горла. Матвеич смеялся и порывался плясать. Земля и небо несколько раз поменялись местами, и Матвеич упал. Земля раскачивалась, опрокидывалась, вставала дыбом.
Иван упал, поднялся на колени, заорал, обращаясь к Ёшинаке:
– Это ками! Они все-таки пришли!
Ёшинака ловко подставил руки навстречу ударившей его земле, перекатился на свой коврик. Он вздрогнул, натягивая куртку себе на голову, и пробормотал:
– Не бойся. Все местные ками заражены алкоголизмом.