Пимы и валенки

Раиса Михайловна, находящаяся, как говорят, на «заслуженном отдыхе», как-то вечером попросила соседа,  Константина Владимировича, тоже недавно вышедшего на пенсию, помочь ей переставить в комнате книжный шкаф. Сосед с удовольствием принял просьбу, и вскоре шкаф уже  занял в квартире своё новое место.

У Раисы Михайловны в тот день в гостях была подруга. Они вместе быстренько накрыли стол и пригласили соседа – угостить, как говорят, за оказанную услугу. Сосед не отказался от приглашения, и вскоре, удобно расположившись за столом и  выпив рюмку водки, он уже смачно хрустел солёным огурчиком.  Раиса Михайловна знала, что сейчас сосед, как всегда,   начнёт свою очередную «тронную речь», слушать которые она имела удовольствие уже на протяжении многих лет. В его речах всегда было «нечто». Она незаметно подала знак подруге – мол, слушай, сейчас начнётся. Та, улыбнувшись, кивнула и села поудобнее. Раиса Михайловна тоже приготовилась слушать, заранее  боясь что-то пропустить. И представление началось.

– Так вот, Раиса Михайловна, – с удовольствием поглаживая себя по животу, как бы прослеживая путь огненной жидкости, начал свою речь Константин Владимирович, – живу я с Вами по соседству уже более двадцати лет и никак не могу Вас понять. Вы – полярная женщина.

– Полярная, – удивлённо спросила Раиса Михайловна, –  это как понять? Поясните, пожалуйста...

– Ну, полярная она и есть полярная...

Сосед отложил вилку, внимательно посмотрел на наполненную услужливой соседкой очередную рюмку  водки, не торопясь выпил её, потом покрутил в руках пустую рюмку и, осторожно поставив её на стол, продолжил:

– Вот есть, например,  человек заурядный, а есть полярный. Это – разные вещи.

– Извините, Константин Владимирович, но в моём понятии  если один человек – заурядный, то другой, значит, незаурядный. Или я не права?

– Не правы. Полярный и незаурядный – это не одно и то же. Полярный – это другое.

– Тогда объясните, пожалуйста, в чем разница.

– Ну, как Вам объяснить? Вот, например, есть пимы, а есть валенки. Вроде бы одно и тоже.  Ан нет. Пимы есть пимы, а  валенки есть валенки. Это – разное.

– Вы знаете, Константин Владимирович, а для меня пимы и валенки – это одно и то же.

– Так вот и я говорю, что Вы – полярная женщина. И в жизни у Вас всегда скачки. То у Вас одно, а то вдруг раз – и другое.
 
– И какие же у меня скачки? И если скачки, то почему это плохо?

–  Может, и не плохо. Но - непонятно. И скачки у Вас , –  сосед почесал макушку, – как бы это сказать правильнее, у Вас скачки ... на 180 градусов. Вы работаете на хорошей должности и в такооом! – сосед, закатил глаза,  показывая пальцем в потолок, – месте,  а потом Вам надоело и Вы резко всё бросаете. И занимаетесь, ну, например, шитьём. Через какое-то время Вы – опять палец в потолок – снова на хорошем месте, снова с большооой зарплатой, а через несколько лет Вы опять всё бросаете  и уходите, но теперь уже, например,  в бизнес. А потом у Вас вдруг вот это, – сосед стал водить вилкой по столу,  словно что-то пишет на бумаге, – Вы пишете стихи.  А,  знаете, как я это называю?

–  И как же Вы это называете? – улыбаясь,  спросила Раиса Михайловна.

– А я это называю, – довольный, сосед погладил себя по животу, - я называю это  «Записки сумасшедшего».

– Да? Вы это говорите серьёзно?  Вы действительно так считаете? - засмеялась Раиса Михайловна.

– Да. Я действительно так считаю. И вполне серьёзно.  Да, – повторил Константин Владимирович и, как бы в подтверждение своих слов, так стукнул кулаком по столу, что зазвенела посуда.

– Ну, спасибо Вам, дорогой сосед, – продолжая смеяться, сказала Раиса Михайловна, – я рада, что хоть один человек сказал мне правду в глаза.

А сосед продолжал:

– Вот объясните Вы мне, полярная женщина, почему всё-таки Вы скачете? Почему бросаете хорооошую работу?

– Дорогой Константин Владимирович, – продолжала улыбаться Раиса Михайловна, – Вы прекрасно знаете, что за те двадцать с лишним лет, которые мы живем рядом с Вами, я сменила только два места работы, проработав на каждом более десяти лет. Разве это называется «скачете»? Я так не думаю. А почему я ухожу, или как Вы выражаетесь «скачу», то я Вам тоже уже несколько раз объясняла, что на любой работе может наступить период, когда работа становится неинтересной, даже если эта работа, как вы говорите, «в такоооом месте и с такоооой зарплатой». Да, мне становится неинтересно  изо дня в день делать одну и ту же работу. Я ухожу, когда мне хочется чего-то нового.

– Хм... Чего-то нового, – покрутил головой Константин Владимирович. - Интересно... А почему же тогда многие люди всю свою жизнь сидят на одном и том же стуле и уходят с него на пенсию?

– Да,  сидят. И часто, к сожалению, на нем и умирают. Согласна, что есть люди, которые  всю жизнь на одном и том же станке вытачивают одну и ту же болванку, крутят ручку одного и того же арифмометра или ещё что-то делают годами. Кстати, одна моя знакомая бухгалтер крутила эту ручку арифмометра тридцать два года, а другая приятельница просидела в окошке справочного бюро почти тридцать лет, обе ушли с этих мест на  пенсию. Но это уже их личное дело. А я бы от этого с тоски умерла.

Раиса Михайловна вновь наполнила рюмку соседа, подложила ему горячих пельменей и продолжила:

– Опять же, если они любят эту свою работу, пусть работают там до пенсии. А вот если работа вдруг становится нелюбимой и неинтересной, ты должен с неё уйти, иначе превратишься в робота. В работе должен быть рост, новизна, а вот застоя быть не должно. Разве не так?

Сосед помолчал, потом медленно, смакуя, выпил очередную рюмку водки,  также медленно, с удовольствием, отправил вслед за ней кусок колбасы, после чего со смаком хрустнул огурчиком и только потом заговорил:

–  И все же, Раиса Михайловна. я Вас не понимаю.  Вы же бросаете работу с хорошим заработком и положением, а эти люди, которые на одном стуле сидят, они и за меньшие деньги работают и не уходят. А почему они не уходят?

– Вы меня извините, Константин Владимирович, но я считаю, что они сидят на одном месте, потому что они не верят в себя. Они  не хотят поднимать свою планку. Это категория людей, которые нашли свою маленькую нишу и сидят в ней, как улитка в своем домике. Но ведь родились они, я думаю, не только для того, чтобы весь своей век крутить тот же арифмометр или точить одну и ту же болванку.

Она посмотрела на соседа, лениво ковыряющего вилкой в салате, и, улыбаясь,  продолжила:

– Вот Вы же знаете, Константин Владимирович, что я очень люблю поэзию. Всю квартиру книгами завалила. Так вот у поэтов есть такие строки, которые в душу западают сразу. Вот как раз по нашей теме:  Светлана  Аксенова написала такие строки: «Вся жизнь – безумное стремленье понять свое предназначенье». Понимаете, пред-наз-на-че-нье. А это — не просто работа. Это то, для чего ты пришел на землю. Вот я, Константин Владимирович, всегда задумывалась над таким:   в роддоме новорожденные младенцы лежат рядышком,  все они очень похожи друг на друга, как поленья в поленнице, потом также рядышком сидят за школьными партами, а через несколько лет кто-то из них становится известным артистом, великим писателем, выдающимся художником, блестящим музыкантом, или, например, прима-балериной, а другие, кто сидели рядом с ними, становятся теми, кто вытачивает всю жизнь ту самую болванку или крутит это чертов арифмометр.  Мне всегда было интересно, почему человека тянет к занятию именно этим видом деятельности, что помогает им достичь таких высот? Почему эти люди, не имея от своих профессий больших доходов, с такой огромной любовью и неимоверной отдачей занимаются выбранным делом, не допуская даже мысли о том, чтобы сменить свою работу на более доходную, более престижную?  Что держит этих людей на плаву?  А вот потом я поняла, что держит-то их именно предназначение, которое заложено в них с рождения. Это миссия, с которой человек пришел на землю. И очень хорошо, если кто-то почувствует это очень рано. А есть люди, которые идут к этому долгим путем. Но, главное, что все-таки приходят. И вот именно в такой период люди и совершают совершенно непонятные для посторонних поступки - бросают престижные места и делают скачок, как Вы выражаетесь, на 180 градусов. 

– Хм, интересно, - сказал Константин Владимирович и почесал макушку. – Значит, и у меня должно быть это самое предназначение? И какое же оно?

– Ну, - засмеялась Раиса Михайловна, - это только Вы можете знать и чувствовать. Вот Вы, наверное, читали о том, что поэт Онегин Гаджикасимов ушел в монастырь, постригся в монахи, теперь он - отец Симон. А сын Валерия Золотухина, Денис, тоже бывший актер, стал священником. Теперь он – отец Дионисий. А рок-певец Федор Чистяков стал проповедником. Бывший барабанщик Михаил Флайзерберг – теперь пастор на Украине. А вот один актер сказал, что если ему станет неинтересным то, что он делает сейчас, и он поймет, что  выращивать страусов — интереснее, то он  поедет в Австралию и станет их выращивать. Поэтому, видите, как люди круто меняют свою жизнь. Но они стремятся к тому, что им интересно. Понимаете, ин-те-рес-но.  "А сколько тех, кто сил своих не вызнав, Век проживет,  не сделав ничего". Это написал поэт Александр Романов. И таких людей, к сожалению, тоже очень много.

Константин Владимирович взял графинчик, налил себе рюмку водки, потом осторожно поставил графин на стол, медленно, с удовольствием, выпил и только потом произнес:

– Так, что же, по-вашему, Раиса Михайловна, получается? Надо всем менять работу? Сегодня ты, например, врач,  а завтра – слесарь-сантехник?

– Ну, Константин Владимирович, дорогой, зачем же такие крайности?

– А вдруг врачу тоже надоест лечить больных, и он захочет научиться гайки закручивать или унитазы чистить?

– Или, например, стать бардом, как Александр Розенбаум? Он ведь тоже бывший врач. Да, Константин Владимирович, если человек вдруг почувствует своё призвание, вернее, свое предназначение,  если он почувствует, что именно этим конкретным делом он должен заняться, а не тем, что он делал долгие годы, то он должен немедленно всё бросить и уйти, иначе он всю свою дальнейшую жизнь будет жалеть об этом. А что касается врача, которому, как Вы сказали, надоело лечить людей, то он просто обязан немедленно уйти со своей работы, потому что в его руках – здоровье и жизни людей. Лучше пусть он действительно гайки закручивает.
      
Раиса Михайловна посмотрела на соседа,  который молча рисовал вилкой круги на скатерти, и продолжила:

– И я, Константин Владимирович, полностью согласна с поэтом Александром Межировым, который сказал: «Гнетет работа, знать, она чужая. Своя работа с тягости легка». Потому что врач, который по-настоящему любит свою работу, он будет работать за копейки и у него даже мысли не появится поменять ее. Потому что его работа  –  это его жизнь, без которой он себя не мыслит. Но еще лучше сказал актер-кукловод Андрей Денников. Он  сказал: «Самое страшное – лежать на смертном одре и сознавать, что прожил не свою жизнь». А, согласитесь, дорогой Константин Владимирович, такое тоже бывает. И довольно часто, если за нас выбирают профессию «заботливые» родственники. Константин Владимирович, а Вы смотрели фильм "Ангел=хранитель"?

– Не помню. Наверное, не смотрел.

– Так вот там актер, играющий роль тренера Петра Петровича, сказал такую фразу: «Вот ведь как бывает: человек живет и все у него хорошо, все в порядке и вдруг — бац! – а жизнь кончилась, а он свое предназначение так и не понял...» Меня тогда покорила эта фраза. Ведь согласитесь, очень часто в наши судьбы вмешиваются "заботливые" родственники и "из лучших побуждений" ломают нам жизнь, "устраивая" нам судьбу и навязывая свое решение. И послушные дети работают не там, где им хотелось бы, и занимаются не тем, к чему лежит душа. Вот, например, прекрасному актеру Евгению Миронову, который в такой короткий срок покорил всех, пророчили судьбу слесаря. Представляете, сле-са-ря. Но он ушел в играть в провинциальный театр, а теперь стал звездой. Ведь это же не просто талант, это – талантище! Согласитесь, что такой, как Вы выражаетесь, скачек, он должен был сделать и в корне поменять свою жизнь. Я права?

Сосед опять почесал макушку, вздохнул, потом задумчиво произнёс:

– И все-таки Вам не надо было уходить. У вас там деньги хороооошие деньги были. Э-э-эх...

Раиса Михайловна посмотрела на подругу, которая, улыбаясь, качала головой,  и опять вспомнила, как сосед уговаривал её не уходить с последнего места работы. «Эх, да мне бы хоть половину  Вашего заработка», -  говорил он. «Пожалуйста, кресло свободно, занимайте», – ответила тогда Раиса Михайловна. И вот сейчас сосед вновь горюет по этому поводу.

– Да поймите  же Вы, дорогой Константин Владимирович, - продолжила Раиса Михайловна, - деньги в жизни, конечно, нужны, без них и хлеба не купишь, но они – не самое главное в жизни. Я хочу многое в жизни узнать и, главное,  успеть. Мне обидно, когда вокруг  ещё столько всего, чему я действительно могу не успеть научиться. И потом, я ведь не просто прыгаю с места на место. Вы говорите: ушла с хорошего места и стала шить. Но ведь именно потому  я уже более сорока лет не покупаю одежду в магазине, а комплименты, между прочим, и  от Вас частенько слышу по поводу моих нарядов. Не так ли?

Лицо соседа озарила довольная улыбка:

– Да, это уж точно...

– А что касается,  как Вы выражаетесь, «Записок сумасшедшего», я постараюсь и на этот раз  не огорчить Вас новой книжкой. А разве та, которая стоит у Вас на полке, Вам не понравилась?

Сосед, уставившись на неё уже посоловевшими глазами, произнёс:

– Нет, хорошая книжка. Отличная даже. Но Вы всё равно – полярная женщина.

– Господи, далось Вам это слово. Вы знаете, Константин Владимирович, я,  наверное, бестолковая женщина, но я действительно его не понимаю.

– Ну, я же вам сказал, – сосед начал рьяно жестикулировать руками, – это как пимы и валенки. Эх, да что там говорить... Всё одно – не поймете...

Константин Владимирович безнадежно махнул рукой, потом, глядя на графинчик с водкой, потер ладони, и, сказав "Ну, последнюю", налил себе, медленно выпил,  поддел вилкой огурец, со смаком хрустнул и, покачиваясь и потирая лысину, поднялся из-за стола. Потом он обвел взглядом кухню и, остановив взгляд на Раисе Михайловне, сказал:

– А полярная, она и есть полярная...

Потом он дошел до двери, открыл ее, постоял немного и задумчиво произнёс:

– А пимы и валенки – это всё-таки не одно и то же. – И,  безнадежно махнув рукой и не прощаясь, он вышел на лестничную площадку...