Рок-тюльпаны, парт ласт

Эх, не так я хотел завершать свои «Рок-тюльпаны», в натуре – не так. Но – как грится, жизнь вносит свои коррективы.
Хотя на этот раз коррективы внесла смерть…
Да, да, и это не литературные понты.
Списался я вчера с вокалистом. Ну, с тем, помните, который взял однажды на себя тяжкий крест пожарника. Дело началось, казалось бы, с прикола.
Захожу я, значицца, на фейсбук и читаю его запись на стене: «Зачем мы живем?» Ну, думаю, здорово чувака вставило. Спрашиваю красавца: «Шо, дуст забористый попался? )))» А он мне в ответ: «Нет, я не имею ничего против дуста, но щас не тот расклад. Просто захотелось узнать, ради чего мы вообще живем…»
Ну, думаю, ты меня в тупик вогнал, че-та на тебя не похоже, чтобы такими материями ты загонялся…
Долго мне висеть не пришлось, через пару минут он мне пишет в личку: «Ты в курсах, что с Саньком случилось?»
Да, я забыл вас познакомить. Санек – это барабанщик из той нашей группы.
«Нет, - пишу, - не в курсах. А шо такое?»
«Да, жопа с ним недавно приключилась. Домой он шел, и какой-то пидар на колесах его сбил. И, не остановившись, свалил. А Санек еще несколько дней в канаве валялся, пока не умер…»
«Да, ну! Ты гонишь! Откуда такая инфа, да еще с такими подробностями?»
«Подругу его бывшую недавно встретил, она и рассказала. Уже и похоронили…»

Вот такая вот концовочка невеселая…

Давно мы с Сашкой познакомились, еще во времена юности, когда в конце 80-х у нас под ногами разваливался Советский Союз.
Помните, тогда в появились такие фразы, как «неформальные молодежные организации»? Вот и мы тогда были такими еще совковыми неформалами. Собирались на лавочках компанией человек в 15, наша точка сбора называлась «на столике». Вместе ходили на какие-то разборки, вместе распивали, вместе ходили на дискотеки и ездили в походы.
И вместе с Сашкой взяли в руки гитары. Сначала как-то быстренько добрались до дворового уровня, достаточного для привлечения к себе внимания девчонок с района. А потом углубились в этот новый мир шести струн, натирая на пальцах такие мозоли, что в военкомате из нас не могли выдавить кровь из пальца для анализов. Каждый день находили в переплетении пальцев со струнами новые приемы и пассажи, изобретая заново музыкальные каноны. Мы настолько увлеклись, что изучили нотную грамоту и перекладывали на гитару классические произведения. Но мы были «металлистами».

Всплывает картинка из прошлого. Дело уже послеобеденное, школы-училища окончены, уже собралась компания, достаточная для планирования вечера. Варианты – то ли скинуться на пузырь и найти кого-то из «старших», который реализует этот план на этапе покупки, то ли податься в город, а там уже и приключения, может быть, найдутся…
А Саня сидит на соседней лавочке, полностью безучастный к этой планово-экономической деятельности. Потому, что разглядел в новом альбоме Judas Priest или Metallica какой-то ново-невиданный гитарный пассаж. Вот он сидит и уже второй час упорно бегает пальцами по грифу, добиваясь идеального звучания этого скоростного музыкального па.

Нет, не только к гитаре его тянуло. Он тогда пытался извлекать звуки из всего, что валялось под руками. Думаю, это и стало причиной его увлечения барабанами.
Да и, кроме того, в гитаристах тогда не было недостатка, а вот барабанщиков определенно не хватало. Так он и стал барабанщиком в стихийно создавшейся из пацанов-энтузиастов музыкальной группе.
Пока я два года оттаптывал маршевые плацы кирзовыми сапогами, у него первый раз свернуло крышу. Официально неподтвержденный диагноз: шизофрения. Одной из причин болезни называли его связь с парнем, практикующим черную магию. И в Сашкиной комнате нашли ритуальные предметы: древний горшок, иглы, какие-то клоки шерсти…
Он был странный, но вменяемый. У Сани появился дар предвидения, который его совершенно не удивлял и был для него естественным и разумеющимся.
Один раз он решил, что если переделать обыкновенный калькулятор (и только он знал – как), то можно принимать сигналы из космоса. И демонстрировал мне работу этого чудо-устройства, и беспорядочное мигание палочек на табло калькулятора, из которых должны составляться цифры, приводили его в бурный восторг.
А потом все прошло само собой. Казалось бы, навсегда.
Я вернулся из стройных рядов, у него развалилась группа и ему предложили поучаствовать в создании новой. Тогда Санек и предложил мне переквалифицироваться с шестиструнной гитары на басовую и примкнуть к новосозданному музыкальному коллективу. Так я и стал басистом. А заодно перестал быть гитаристом и вокалистом – осознанно поставил крест на этих видах музыкальной деятельности, дабы они не мешали постижению духа нового инструмента.

Далее были репетиции, планы, репетиции, ночи в поиске новых идей, репетиции, водка с кофе, музыкальные тусовки, репетиции, первый концерт, репетиции…
Засветились. Поездки по концертам в Украине. Запись серьезного по тем временам альбома. Вышеописанные поездки в Голландию.

И вдруг – очередной рывок Сашкиной крыши. На этот раз – очень серьезно. Поначалу он нас, своих товарищей по группе, вообще не узнавал.

Еще одна картинка. Мы втроем (я, вокалист и гитарист) зимой почему-то встретились в поле за городом. Клочья черной травы сквозь раны в снегу. Облезлые деревья, насильно построенные в ровную шеренгу вдоль дороги. Зловеще-унылые вороны в синхронном плавании по небу где-то в стороне.
Что нам делать? У нас готовый материал на выходе в студии. У нас договоренность на съемку двух клипов. У нас предложения о концертах. А мы – без барабанщика…

Почему я тогда все-таки не настоял на том, чтобы его показали врачам? Да какая разница, что мать не верит в болезнь? Надо убедить! Надо показать! Надо лечить!
Почему я тогда поверил «авторитетному» мнению врача-недоучки… даже не врача, а студента?
Может, потому что не хотел такой ответственности?
А может, верил, что снова обойдется?
Не обошлось…

Группа все-таки развалилась. Не сразу, конечно же, еще некоторое время агонизировала и пыталась найти замену утрате, но, в конце концов, развалилась.
А Саня так и не очухался. Окончательно перестал различать реальность от игр своего разума.

Было и такое. Сталкиваемся мы с ним в городе, и он мне рассказывает:
- Представляешь, вчера днем вижу – отец на гоночном мотоцикле по улицам носится (а отец его, надо сказать, уже в почтенном возрасте был, Саня – поздний ребенок у них, а, кроме того, отец - профессор физики и уважаемый преподаватель в нашем универе). Вечером я у него спрашиваю: что за мотоцикл. А он мне, прикинь, говорит, что ни на каком мотоцикле не ездил! Я ему: ты чо, отец, вообще память загубил? Или в дыню? Ну, и что ты думаешь – таки-вспомнил!

И, вдобавок ко всему этому, начал пить. Не то что пить – спиваться. Новый его круг общения образовался из сходного по интересам контингента, практически все старые товарищи отвернулись от него, а для музыкантов он стал легендой о Том крутом барабанщике Сане.
Родители на старости продали городскую квартиру и купили домик с участком в предместьях, но так как все собутыльники дислоцировались в городе, Саня упорно каждый день преодолевал часовую прогулку с утра в город, а вечером – обратно.

Вот где-то здесь, на этой проселочной дороге, и пересеклись в одной точке его вымышленный мир с реальностью, в точке окончания его жизни.
В большой, жирной, расплывающейся кроваво-красной кляксе…

И не виноват Саня во всей этой трагедии, не правда ли? Ну, в чем может быть его вина? Виновата болезнь, не так ли? Или, в крайнем случае, наследственность.
Я думаю, что все-таки он перед собой виноват. Виноват, потому что выбрал самый простой путь – расслабиться и плыть по течению. Позволил себе потерять реальный мир. И не держался двумя руками за свою крышу так упорно, как когда-то осваивал гитару, и так самокритично, как оттачивал музыкальные пассажи.


А клип один все-таки отсняли. Но, правда, уже без Сани…