7. Вспомнить все

Не помню я. Не помнишь ты.
Не помнят он, она, они…

Но с Неба раздается Глас,
Смывая пыль с разбитых глаз:
И память льется изнутри,
Сочится, брызжется – замри:
Там прячется твоя свобода
И ключик от злотого брода.

Так вспомни все – возьми ключи,
Родной мой Человек, Живи!!!


        Ее рассказ постепенно стихал: предложение за предложением, слово за словом, звук за звуком  бесследно исчезали в ночи… На смену ему из далеких глубин еще безмолвного мироздания шла иная, более живая и правдивая, по моим ощущениям, история: нота за нотой,  буква за буквой, голос за голосом, суть за сутью вырисовывалось на темном фоне тиши новое произведение, вплетая меня в события…
        «…женщина лежала на мокром дощатом полу, тяжело дыша; над ней склонившись, похотливо ерзал мужчина в черной рясе. Одной рукой он держал нож у ее шеи, другой же пытался разобраться с подолом длинной густой юбки, которая мешала ему совершить его мерзкое деяние.
      - Как он тебя трогал, так? Покажи. Ну что он с тобой делал, что? Как надо, вот так? Научи. Ну, проведи меня к богу, коснись нежной рукой, как его, чего тебе стоит! Чем я плох, чем? Тихо, тихо…
       Женщина издала пронзительный крик: «Михаил, на помощь, на помощь, на помощь!» и вцепилась обеими руками в рукоятку ножа, всеми силами стараясь отвести в сторону предательскую руку палача. В этот самый момент, как будто услышав зов,  в дом влетел другой мужчина в рясе священника, красивый и высокий. Он буквально  скинул мерзавца с женщины  и легким движением могучей руки швырнул его на улицу.
       - Пшел вон, твареныш мелкий! Понимаем, что не дано, так начинаем гадить? Только посмей еще – убью.
       - О, как мы заговорили, ваше благословение. А что это за книжицы, да письмена  пылятся на столе, что за гадальные травы и коренья сушатся? Уж не связаны ли вы с ведьмой брачными узами? Не участвуете ли в сговоре с дьяволом, батюшка? Здесь попахивает нечистой, ну или, на крайний случай, раскольнической ересью. Обвинение в измене православной церкви, как вам? Подумайте. Ведь грешному, отягченному земными соблазнами иерею не полагается  отпускать чужие грехи и проводить святые таинства. Вам ли, утонувшему в похоти  женской юбки, читать о чистоте и святости? Вам ли наставлять на путь истинный?
       - Пошел вон.
       - Недолго вам осталось пировать, голубки. Грядет кара господня!
       - Тебя она в первую очередь коснется, Дьякон. По-хорошему тебя прошу, отстань от нас. Оглянись вокруг – жизнь прекрасна. Живи, радуйся! Бог в помощь!
      - Так-то оно так – жизнь прекрасна. Только вот  не радует она меня пока. Все никак не возьму в толк: почему одним все, а другим ничего? За что? Делиться, батюшка, надо с бедными, милостыню проявлять убогим. Не ваши ли слова?
       - Все блудишь словами, Дьякон. Прекрати, остепенись. Пойми: не готов ты к знаниям – вот и не открываются таинства.    
        Толстенький «служитель» маленького роста, чтивший себя «пупом»,  неуклюже отряхнулся, утер окровавленный нос, издевательски поклонился и, натянув притворную улыбку,  ушел прочь.
       Молодой, статный священник подошел к сидящей на холодном полу женщине, взял в свои сильные ладони ее прекрасное лицо и спросил:
        - Сильно, покажи?
      Женщина мило, словно котенок, подала вперед тонко очерченный  подбородок, по которому стремительно вниз струилась кровь из кровоточащей раны на левой щеке:
       - Зацепил меня, когда ты его схватил.
       - Гаденыш.
       - Да ладно тебе, побереги силы. Заблудшая душа.
       - Заблудшая душа? Это не душа, это твареныш недоделанный, которому надо руки пообломать, пока он не натворил чего!
       - Да будет тебе, прости и побереги силы.
       Женщина крепко обняла своего мужа, приглаживая взъерошенные волосы, и нежно поцеловала, успокаивая:
       - Все хорошо, все обойдется.
       - Бежать нам надо, милая.
       - Куда, дурачок мой?
       - Куда-нибудь… Грядут тяжелые времена.
       - Началось?
       - Да.
       - Охота?
       - Очередная.
       Женщина прикрыла глаза, было видно как по ее атласному, чистому лицу текут христовы слезы.
       - Указ из центра пришел об усиление мер по расправе с еретиками и неверными – раскольниками  единоверия. Единоверия?! Знают ли они, что  оно значит? Представляю, что сейчас начнется! Убогие и незрячие по всей родине-Матушке (кто в заблуждении, кто  из пакости, кто просто, желая выслужиться)  начнут доносы писать на невинных об уклонении на православие, пособничестве дьяволу, связи с нечистой, или, того хуже, объявят их причиной  своих  бед и пороков.
      - А я уж, было, и забыла начальный курс реформ «живой» веры: «истина познается в страданиях». Для дьякона это хороший шанс выслужится и рассчитаться с нами за его мучения, как он там… тебе однажды сказал: «когда тебе хорошо, я понимаю насколько мне плохо, когда ты счастлив и весел, я понимаю, насколько я беден».
       Облака опускались и опускались, удерживая блистательные лучи солнца, которые еще способны были пробиваться тонкими  струями сквозь туманную пелену сгущенной серизны. Вот парообразные сгустки в очередной попытке единения усиленно сжались и поглотили солнце. Местность окунулась в вековое гробовое затишье радости и любви. И лишь красота этой пары, которая в объятиях друг друга напоминала неземной белоснежный лотос гармонии и чистоты, поддерживала и украшала это затемненное людской убогостью пространство. Они любили друг друга так трепетно и нежно, так крепко и страстно, так благоухающе и певуче, что их тела перекрестились и слились воедино, создавая красивейшее музыкальное произведение Христа. И не понятно было, где чье – все было едино и целостно – Живо!!! Красота в коей раз прикоснулась небывалым великолепием к этому забытому богом месту.
       Ночью они бежали (им непременно надо было бежать, уводя за собой и храня секреты счастья), оставив все, кроме небольшого старинного ларчика, который еще долго бренчал уходящим эхом даже тогда, когда они совершенно исчезли из вида в чаще глухого леса.  Заколотив окна и двери старой избы, уткнув ее  соломой и обмазав смолой, молодые  люди сожгли  родной  дом (инсценировав поджог) в котором прожили  счастливые годы.  За эти годы они привнесли в жизнь людей, что жили по соседству, столько  радости и любви, столько доброты и человечности, столько справедливости и разумности, что до сих пор живут легенды и слагаются сказки о былой славе ключницы и  ее хранителе, и благодатном периоде их покровительства. Их любили и уважали; им, к сожалению, поклонялись; но их и боялись, боялись их колоссального влияния на умы и сердца людей. Никак не возьмут в толк «тотальные вседержители», что истинной мерой и средством всеобщего контроля и управления является любовь. Только любовью и через любовь можно управлять массами, не нарушая божественных законов. Истинно любящий человек всегда любим; его любят, а не боятся; ему не льстят, потому что он не приемлет лесть;  он по-настоящему вызывает восхищение, а не отвращение; он поистине полноценен и целостен,  зная это с рождения – потому-то у него не возникает надобности самоутверждаться за счет слабого и несмышленого;  он ясно чувствует и осознает, что все имеет сполна, поэтому даже в мыслях нет – посягнуть на чужое. К любящему человеку  тянуться под крыло самовольно, зная о его действенной, а не фиктивной, силе и мудрости! Благотворное управление в изоляции от Божьих заповедей утопично – чревато последствиями. Заставить себя любить искусственно – невозможно. Любовь иррациональна, господа!»