4. Беседа. Жертва и приумножение

                Глава четвертая
                Жертва и приумножение

     Да, грешен род человеческий, и грешен, во-первых, изначальным, во многом таинственным для нас грехом Адама и Евы. Это была катастрофа. Библейское предание о запретном плоде дает лишь некоторый намек на какую-то глубинную виновность человека перед Богом. Что крылось в сущности содеянного праотцами — посягание на установленный миропорядок, попытка ли проникнуть в механизм Времени и Веч-
ности? - Мы не знаем. Но чувствуем, что не только яблочко с райской ветки низвело людей на землю. Нам не узнать подлинных и, вероятно, страшных причин падения. Но этого и не надо. Глубинное чувство вины изначально присуще человеку, пусть не всем индивидуумам в отдельности (некоторые вообще глухи к понятию греха, как такового), но присуще Человечеству, Душе человеческой в целом. И этого довольно, чтобы понять — мы изгнаны с небес нашим Творцом за дело. Так нам и сказано — будете искупать свои грехи потом и кровью в земной юдоли. Очиститесь, покаетесь, как должно, — откроются вам пути обратно, в свой настоящий, небесный Дом. Но вот, века проходят за веками, тысячелетия за тысячелетиями, а человечество все горше увязает в своих мелких и не очень мелких земных грехах. И все чаще слышны разговоры не о Прощении нашем и
начале Новой жизни, а о новой катастрофе. Ибо люди чувствуют, что деяниями своими и "учеными" достижениями переполняют чашу терпения, и вот-вот может грянуть с небес... что? — новая кара? Но ведь мы — творения Господа, и не всуе сказано, что Бог возлюбил нас пуще всех прочих тварей земных. Мы — дети Его, Отца небесного, а детей, особенно
напроказивших, отцы наказывают — в любови и гневе отцовском. Вспомним, что мы не враги Ему. Врагов уничтожают, а детей наказывают во исправление их, но не в пожелание погибели им. И вот, нагрешивший и наказанный род человеческий уже тысячи и тысячи лет в скорбях и утешениях мыкает свое на земле. И видит Творец, что нет, никак не справиться роду людскому самостоятельно, слишком слабо и неразумно Его дитя
для искупительного подвига. Но это же — дети Его, Он любит их, и Он посылает знамения, он вдохновляет пророков, Он помогает, дает нам десять незыблемых заповедей — только руководствуйтесь ими, соблюдайте их, и все будет хорошо...
     Хорошо не становится. Слишком абстрактно и теплохладно воспринимают люди эти заповеди — не возгордись, не солги, не укради. Ибо живут люди не столько духом, сколько плотью, а плоть требует своего — накорми меня, напои меня, одень, обогрей, и тогда я, наверное, о душе, как должно, похлопочу...
     Короче говоря, живут в основном по принципу "хлеб всему голова". Не душа, значит, а плоть. Она как-то понятнее, ближе. "Своя рубашка ближе к телу", — что-то вроде того. А
чтобы утолить плоть, приходится грешным человечкам и прилгнуть порою, и чужое пригрести, а даже и — убить, пусть в самых крайних случаях. И видит Творец все это и, наверное, решается — нет, не убедить этих лукавых и жестоковыйных (гордых, значит, непоклонных), закосневших и разнежившихся в хлябях земных грешников, не убедить только словом. Оно скользит по их сознанию, а душу и тело не проницает. Значит, Слово надобно пресуществить, воплотить в самом буквальном и окончательном смысле. А ведь Слово было у Бога. И Слово было Бог. И, значит, Он Сам есть троичная сущность этого Слова! И Бог идет на крайнюю, быть может, последнюю Свою Жертву — Он протягивает руку помощи еще раз. Да как протягивает! Он отдает людям Своего Сына, то есть
часть Себя отдает, отдает Слово, воплощенное в Нем Самом, в Сыне Божьем и в Духе Святом — и все это отдает в человеческом облике. Одно только человеческое, "слишком человеческое" не в силах спасти людей, это уже испытано и понято на примерах избиения пророков и праведников. Но и Божественное, отделенное от человеческой плоти, также не
вполне внятно косным, закосневшим Его созданиям. И тогда Он Сам сходит на землю, воплотившийся в Сына Человеческого Бог, троичная ипостась, явленная в Сыне — и Божеском, и человеческом одновременно.
     Только так можно потрясти сердца, если вообще возможно, только так! — Им нужно понятное, людское, но все же наделенное сверхэнергетикой Слово. Слово — и Агнец Божий, Дух и Плоть одновременно. Агнец дан людям на заклание, и у Него, у "малого ягняти" столько Плоти, столько крови, что хватит на всех с избытком, и даже преумножится розданное. Вот откуда, вот почему от пяти хлебов и двух рыбок, прелом-
ленных и розданных тысячам голодных, набрали ученики еще двенадцать корзин остатков. Вот почему вода становится вином в Кане Галилейской, а вино всегда пребывает отныне на Евхаристиях во время Божественной Литургии во всех православных Церквях мира. И квадратный кусочек хлеба, вырезаемый перед Божественной Литургией священ-
ником из середины просфоры, накануне службы испеченной, недаром называется Агнец. Его священник режет на малые доли, и Телом Христовым и кровью Его исполняются все причащающиеся в этот день. И недаром Он говорил ошеломленным Своим ученикам: "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную..."
     Сколь наивны, если не сказать сильнее — плоски и кощунственны кажутся в осознании всего Этого попытки Льва Толстого, в гордыне своего воображения попытавшегося объяснить чисто материально все чудеса, сотворенные Христом! Ход рассуждений писателя примерно таков: да, Иисус накормил тысячи людей пятью хлебами. Но ведь он преломил их, свои пять хлебов, и роздал по малой крохе каждому. А они что, эти люди, собравшиеся слушать Его, они разве не запаслись провизией? Они, мол, знали - им предстоит что-то вроде увлекательного выступления захожего пророка, и вот, мол, всеми семьями, загодя дав наказ домохозяйкам, напекли хлебов, уложили их в корзины и отправились, как в театр, на зрелище. Считали, что предстоит зрелище долгое, и они успеют проголодаться. А напекли-то, мол, с запасом, вот и остались двенадцать корзин...
     Неловко перечитывать этот вздор великого художника - вздор, полный гордыни и неверия. Неловко и потому, что досадно стало за нечуткость обращения со священным текстом. Ведь если читать Евангелие душою и сердцем, происходит чудесное перевоплощение — ты как бы оказываешься не только внутри текста, но и внутри Тех событий. И тут, изнутри, понимаешь — все было абсолютно, ну совершенно иначе, неже-
ли это представил себе Толстой. Иисус вообще не любил массовых сборищ, не терпел славословий Себе, и просто-таки умолял исцеленных Им — молчите об этом! Вы исцелились, и хорошо, и не несите это дальше своего дома. Популярность Ему была не нужна ("Сроки не пришли Сыну Человеческому"), Он бежал от нее, причем бежал почти в буквальном смысле. Посмотрите на стремительность Его передвижений — сегодня утром Он идет, благовествуя, по Галилейским поселениям, а к обеду уже беседует с учениками на берегу Генисаретского моря, причем довольно скоро отправляет их одних плыть в лодке на другой берег, в страну Гергесинскую, а сам отправляется на гору помолиться в одиночестве. На недоуменный вопрос учеников — а как мы встретимся на том берегу, лодка-то одна? Он просто (ибо для Него все, что мы называем Чудом, естественно и само
собою разумеется) отвечает: "Я догоню вас, плывите, а Я пойду по воде, так ближе". И Он идет, и смиряет бурю. И все это просто, никакого чуда нет, ибо главное — Вера. А не стало ее, и потонешь в водах, как потонул, было, Петр, пошедший за Ним по воде, но вдруг испугавшийся (Вера оставила на мгновение) и тут же захлестнутый волной...
     Нет, Он с учениками надолго нигде не останавливался и уж тем более никаких "анонсов" о предстоящих "выступлениях" не давал. Все происходило стихийно, стремительно и — весьма скромно. Никаких театров, подмостков для Него не возводилось, Он просто заходил в дома, ел пищу, если угощали, Благовествовал, исцелял, и так же стремительно уходил дальше. Это позднее Апостолы, которых Он отправит по всем землям, поведут серьезную "просветительскую и организационную работу", говоря современным языком. А Он и в пустыне, и на голых камнях под палящим солнцем проповедовал, и в горах, и у моря — где придется. Так что не могли заранее люди собраться, испечь хлебов и рыб для "массового зрелища". Странно, что этого не "прочитал" писатель. Скорее же, просто не захотел прочитать, а в гордыне и упорстве непременно решил дать свое толкование! Он-то уже чувствовал себя чуть ли не вторым Христом, вот и попутал лукавый великого старика...
     Но как, каким образом Единая Плоть становится хлебом, кровью для всех, и только преумножается, будучи раздаваема? А вот это, мне верится, каждый ощущает в себе сам, и понимает однажды, вдохновленный Верою — так в жизни и бывает: чем больше отдаешь, тем более и получаешь. Но тайны этого действа, механики его, могущей быть приравненной к Таинству Евхаристии, касаться мне кажется неуместным — на то оно и Таинство. Это решается внутри человека, и если бы каждый верующий не ощущал этой тайны Преумножения, распалось бы все. Не распадается. Уже две тысячи лет и соборно, и тайно роднятся души и тела в Нем, и укрепляются друг другом, и дышат одним светом.
     Здесь можно попробовать (да не сочтется мне это за опрощение и вульгаризацию толкования Божественного), можно попытаться на современных реалиях пояснить, как Слово ветвится и бесконечно множится, оставаясь все тем же единым, начальным Словом в своей целокупности. Еще полвека назад этого наглядного примера не существовало, во
всяком случае, в массовом варианте. А сегодня это реальность, для многих насущная необходимость в повседневном быту, в работе, и от этого уже никуда не уйти. Я говорю, не сочтите за кощунство, о компьютере. Точнее, об одном из основных принципов его работы. Не станем сейчас вдаваться в дискуссию — от дьявола эта машина или нет, а просто примем как данность то, что уже действует в жизни, и понятно почти всем
грамотным людям. Просто пример наглядный, вот и берем его как пример, не более того.   
     Принцип работы компьютера основан на накоплении и разделении информации. Это, конечно, не Благовесть, не Божественное Слово, но все же слово, несущее информацию и сохраняющее ее в памяти машины. Каждый пользователь компьютера создает в начале
своей работы информационные ниши, которые называются директориями. Директории подразделяются на множество ниш — файлов (по главам, по тематике, как угодно). И каждая из этих ниш и подниш обозначается в памяти компьютера своим словом, которое есть как бы материнский дом для хранения информации, в нем накопляющейся. Это может быть шифр, может быть обычное слово. Допустим, директорию вы назвали словом
"Искусство", а внутри ее создали и разместили множество файлов-ниш по тематическим разделам, каждый из которых также обозначен своим заглавным словом. Например, названия файлов внутри директории "Искусство" у вас расположены так — "Живопись"; "Акварель"; "Масло"; "Композиция"; "Сюжет" — и так до бесконечности. Внутри этих файлов-ниш у вас в процессе работы накапливается материал, он также состоит из множе-
ства абзацев, предложений, слов, хранящихся в памяти под крышей одного-единственного слова. Слова размножаются, взаимодействуют, живут внутри файла как бы сами по себе, но все-таки изначально они все обозначены Заглавным Словом, они содержатся в Нем. И чтобы вновь вызвать к работе и к жизни все это множество слов внутри файла, вы должны в начале каждого рабочего дня набрать или указать на заглавное слово директории (у нас это слово "Искусство", как оговорено выше), а внутри директории указать на заглавное слово нужного вам файла. Допустим, сегодня это слово "Композиция". А завтра вам понадобится файл под заглавием "Сюжет" — все они в памяти машины, и все  подчиняются воле пользователя. Но машина только тогда "вспомнит" весь объем нужного
вам файла, когда вы точно укажете на всеобъемлющее заглавное слово, и тогда вам откроется экран с бесчисленным множеством слов, знаков, цифр, которые все, по сути, содержатся в одном заглавном слове файла. Но и файлов у вас уже, в процессе работы, накопилось множество, ровно столько, сколько заглавных слов, и все они в свою очередь уже содержатся в заглавном слове директории — этакая бесконечная матрешка. Беско-
нечная, по не безначальная, ибо наверху, в самом начале стоит главное слово директории, оно-то и объемлет в себе все остальные слова, фразы, буквы, хранящиеся в памяти компьютера, во множествах файлов и подфайлов. Что это такое? Это ведь модель того, как одно слово может быть Богом для бесконечного числа слов, оставаясь при этом единственным Словом, но неся внутри себя все остальные слова. Понимаю, что при-
мер вопиюще технократический, не вполне корректный для нашей беседы, но из него нам важно усвоить только один принцип — целостность и преумножение постоянного Целого при постоянном же его расчленении. А ведь сказано об этом две тысячи лет назад, когда компьютер и не снился никому, а было одно только целостное Знание, Благая Весть. И
Весть эта гласила так: "В начале было Слово...". Да, Слово в компьютере низведено до потребительской, информационной функции, но сам-то принцип — бессмертен. Целое, преломляясь на части, объемлет их все, и все они друг друга питают и преумножаются смыслом — вот что было Явлено людям тогда, в древней Иудее и обобщено примерно так: "Вы — братья Мои, ешьте Плоть Мою, пейте Кровь Мою, и пребудете со Мною вечно, и Я пребуду в вас". Это было сказано Тем, Кто и был послан Творцом, создате-
лем всего Сущего, послан как воплощенное Слово, Логос, и все это — Агнец, преданный на земное заклание. Им окормляемся мы, и будем окормляемы вечно — и в духе, и во
плоти. Это последняя Жертва, быть может, искупительная и воскрешающая.
     Здесь, на Святой земле, именно этот плотский и едва ли не кровавый акт осознаешь особенно остро. В этом убеждает здесь все — первоначальная "дикость" камней, не тронутых, Слава Богу, скульптором, скудные злаки пустыни, щедрые красноземы и, конечно же, — небеса. Небеса, распахнутые настежь. Вслушайтесь в них, походите по этим тропам от святыни к святыне, и вспоминайте, все время вспоминайте о Том, Кто хо-
дил по этой полупустынной земле и давал голодным людям — Себя. И, может быть, яснее станут страшные поначалу слова: "Ядущий Мою Плоть и пиющий мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем". И, может быть, под этим углом зрения — зрения Вечной Жертвы и Преумножения — откроются не вполне понятные символы Тех событий, которые издалека нам виделись в тумане, а здесь они — сама жизнь. Пройдем по Главным местам, вооружась этим зрением.