Дом с провалившейся крышей

Дом видавший лучшие времена стоял на холме поросшем кизилом и купиной. С его покосившейся и основательно потрепанной крыши ветер срывал остатки соломы и уносил в пропасть. В воздухе витали терпкий аромат пожухлой от зноя травы и запах  чернослива перемешанный с нотками меда. На дне пропасти свои ледяные воды нес почти пересохший горный ручей. Солнце клонилось к закату и уже не жарило. Воздух был еще достаточно горяч, так как иссушенная земля отдавала накопленный за день жар - наступало любимое время рыбаков и художников, когда солнце уставшее за день, готовится опрокинуться в море, рыба выходит на вечернюю кормежку, а боковой свет рисует красивые длинные тени и создает причудливый узор в кронах деревьев. Долгожданный вечерний ветер, доносил сюда откуда-то снизу звуки нехитрых песен крестьянок. Слов было не разобрать, но простоватый малороссийский мотив разливал приятное тепло в сердце. С другой стороны слышались молодые и веселые голоса, насыщенные радостью и жизнью. В них было довольство собой, обедом и проделанной работой. Громкий голос, выделявшийся среди других командным тоном и отдававший распоряжения, часто перебивался девичьим смехом и заглушался дружным мужских хохотом - там шла какая-то бурная деятельность.

В свободной вышине невозмутимо парили орлы; каменистая тропинка почти незаметно струилась среди зарослей репейника и полыни. Местами она обнажалась выходами кремния прямо на поверхность. Рядом с тропинкой в каменистой россыпи озабоченно сновали ящерицы и стрекотали кузнечики. Здесь образовала композицию похожую на несколько царских тронов группа небольших валунов. Эти «троны», судя по отполированным бокам и множеству валявшихся окурков, действительно служили местом отдыха зашедших сюда прохожих. Камни щедро отдавали накопленное за день тепло и приятно грели спины присевших путников. На одном из каменных тронов сидел в задумчивой позе молодой человек лет двадцати. Его локти были уперты в колени, а голова лежала на руках, сцепленных в замок. Юноша был одет в красную рубаху, завязанную узлом на животе, потертые джинсы и кеды. Густые курчавые волосы шаром окружавшие голову плавно переходили в пушистую и еще по-юношески неокрепшую бороду. Казалось, что молодой человек погружен в глубокие раздумья, но если бы его сейчас спросили о чем он думает, он ответил бы как это часто бывает: «Ни о чем...» В своих мыслях он находился далеко отсюда. Ему почему-то вспомнилась комната в пятиэтажке на окраине города... Он сидит за столом и готовится к вступительным экзаменам в институт. Дома никого нет - родители еще на работе. За окном весело чирикают воробьи и проезжают машины по проспекту. Стоит теплая или даже жаркая погода, хотя еще только начало июня. Молодые женщины гуляют с колясками, пожилые - с собачками. На детской площадке резвятся малыши и воркуют голуби.

Он сидит за столом заваленным книгами, над которым висит политическая карта мира и плакат с гербами и флагами разных государств. Негромко играет музыка...

In the town where I was born
Lived a man who sailed to sea
And he told us of his life
In the land of submarines...i

- Скажи что-нибудь, не молчи, – женский голос вырвал юношу из воспоминаний. На него смотрели большие круглые глаза, окруженные вьющимися светлыми-с-рыжинкой волосами. Глаза - всегда такие игривые - сейчас смотрели на парня с глубокой тоской. Так смотрят глаза человека тревожно ожидающего чего-то нежелательного, но неизбежного.
- Скажи что-нибудь... - повторила девушка свою просьбу. Молодой человек, подняв на нее глаза, посмотрел долгим взглядом. Он смотрел спокойно. Во взгляде его серых глубоких глаз не было напряжения, но только печаль. С такой печалью смотрят в конце лета на появляющиеся желтые листья на деревьях, на увядающую траву, на птиц, собирающихся в стаи. То есть на те признаки начала увядания природы, которые свидетельствуют об окончании беззаботных летних радостей и приближающейся осени. Юноша смотрел на нее через стекла больших очков в квадратной оправе и продолжал молчать.
- Как мы будем дальше? - продолжала вопрошать девушка - Реши что-нибудь, ты же мужчина!
- Как мы будем? - наконец-то парень прервал свое молчание - Да, нормально будем... Видно было, что он находится еще внутри своих мыслей и не готов думать над другими вопросами. Вообще некоторая заторможенность была ему свойственна. Для того, чтобы принять какое-то решение ему необходимо было больше времени на раздумье, чем обычно требуется другим людям.
- Егор, не молчи! Я разрываюсь! Я не могу... Я не хочу... Чтобы вот так вот и все... Я не представляю, что больше не буду видеть тебя каждый день! Не буду слышать твой голос...
- Почему не будешь видеть? Будешь. И видеть и слышать. Нам еще несколько лет учится вместе - парень улыбнулся.
- Да будем... - протянула девушка - Но это не то...
- Не то... - повторил за ней парень - Но лето прошло. Пора возвращаться...

Он закурил, тем самым как бы прекращая разговор или беря паузу. Молодой человек спрятался за клубами дыма и снова ушел в себя...

So we sailed up to the sun
Till we found the sea of green
And we lived beneath the waves
In our yellow submarine...ii

... раздался звонок в дверь. Кто это еще может быть? Для родителей еще рано. Мелькнула мысль, что это опять соседи, которым постоянно мешает его музыка. На всякий случай сделал тише и пошел в коридор. Парень открыл дверь, и на его лице отразилось такое удивление и замешательство, что две девушки, стоявшие у порога, заулыбались. Визитерши были примерно его же возраста. Одна с короткими волосами и искрящимися как молодое вино глазами. Судя по выражению игривых глаз, была любительницей сотворить какую-нибудь веселую штуку. Вторую украшали длинные прямые темные волосы. Загорелое лицо выдавало в ней южанку, а задорно вздернутый носик и вдумчивые глаза говорили о любознательности девушки и открытости всему новому. В этих глазах можно было утонуть. В них, как в бездонных озерах сейчас отражались квадратные очки оторопевшего Егора... Девушка приветливо смотрела на юношу и с улыбкой спросила:

- Простите, это у вас музыка играет? - хотя вопрос был явно лишним, так как через открытую дверь хорошо было слышно доносившиеся слова:

All the lonely people
(Ah, look at all the lonely people)
Where do they all come from?
All the lonely people
(Ah, look at all the lonely people)
Where do they all belong?iii

В голове молодого человека промелькнула мысль: «Неужели и этим музыка помешала?». Улыбка стала сползать с его лица, и он ответил:

- Да, у меня.
- А не могли бы вы сделать немного погромче?
- Погромче???!!! - такого вопроса он явно не ожидал. Изумление отразилось на лице юноши, что вызвало у девушек новую вспышку веселого и почти детского смеха.
- Конечно можно! - воскликнул парень - Обычно соседи просят сделать потише, а погромче меня еще никто не просил. - Егор улыбнулся, и его счастливая улыбка отразилась в темных как лесные озера глазах южной девушки. Ответная улыбка не содержала и признаков кокетства.
- А мы здесь живем, за стенкой. Услышали музыку, и стали вычислять, откуда она идет.
- Вы сюда недавно переехали? Раньше я вас не встречал.
- Нет, мы здесь снимаем комнату на двоих. Мы собираемся поступать в институт...

Ah, look at all the lonely people
Ah, look at all the lonely people...iv

... Сигарета догорела, пепел обсыпался, солнце зашло, из-за гор потянуло морской прохладой.

Крым, Крым... Какое прекрасное место и время года! Уже начинает созревать ранний виноград, на бахчах спеют кавуны и «колхозницы», а грецкие орехи наливаются темно-зеленой силой. Благословенная земля художников и поэтов! Кто побывал здесь хоть раз, не сможет забыть его уже никогда. Крым будет звать снова и снова. С ним не хочется расставаться, а уехав отсюда - хочется вернуться опять.

Ветер нес запах полыни и грецких орехов. Хозяйки на улицах встречали своих коров возвращающихся с пастбища. Наверх, где находилась парочка, доносились громкие голоса женщин с приятным малороссийским говором, выкрикивавших клички своих «буренок» и «ночек». Периодически слышалось резкое щелканье пастушьего кнута, которым он направлял на «путь истинный» какую-нибудь молодую телку, пытавшуюся уйти на сторону в чужой двор. Все возвращались домой.

С другой стороны доносился стук молотков, в лагере заканчивались сборы, укладывались вещи и заколачивались вьючники. На завтра был запланирован отъезд. 22 августа - окончилась летняя практика студентов-геологов из Ленинграда.

- Пойдем вниз - Егор встал - здесь быстро темнеет. Если не успеем спуститься, то придется ночевать тут.
- А я бы хотела заночевать здесь... здесь небеса ближе... - задумчиво произнесла девушка.
-  Мы слишком легко одеты и у нас нет спальников с собой - юноша не понял ее намека. - Кроме того, тебя ждут внизу - сказал он спокойно и безо всяких эмоций. Девушка бросила быстрый взгляд на молодого человека, пытаясь понять, хотел ли он ее уколоть этой фразой или просто сказал бездумно.
- Подожди, ведь мы так и не поговорили... - она спешно пыталась найти повод задержаться. Только здесь они были наедине. Последний раз? Может быть последний раз. Месяц практики пролетел так быстро, но был таким насыщенным! Казалось, что все только начинается и вот уже завтра последний день. Завтра все уедут, а они с Егором расстанутся еще раньше - уже сегодня. Уже сегодня ей придется играть другую роль.
- Я не хочу к нему. Я хочу быть только с тобой! - ее глаза были готовы расплакаться.
Небо уже потемнело и только вершины гор еще горели оранжево-розовым пламенем. Создавалось такое ощущение, что горы светятся сами изнутри каким-то своим внутренним огнем или их облили светящейся краской. Молодой мужчина и молодая женщина стояли на холме среди каменных тронов лицом друг к другу. В контровом свете уходящего дня их темные фигуры четко очерчивались последними лучами солнца.
- Подожди... - девушка подошла к молодому человеку и, взяв его за руки, заглянула в глаза. Молодая женщина пыталась увидеть за стеклами квадратных очков что-то, что даст ей надежду. Но увидела только отражение темнеющего неба, залитого яркими красками южного заката. Парень был рассеянно-спокоен. Внешне могло показаться, что его мало касается то, что сейчас происходит. Но на самом деле это было только внешнее впечатление, так как в душе происходила отчаянная борьба, он разрывался... Юноша глядел в глаза полные отчаяния, смотрел на ее маленькую фигурку, курчавые светлые-с-рыжинкой волосы... и понимал, что ее он тоже любит и ее тоже не хочет терять.
Девушка приблизилась к Егору, ее холодные руки искали опоры в больших теплых и... еще недавно таких нежных руках. Хотелось прижаться к родному плечу, зарыться лицом в рубашку пропахшую табаком, родным потом и дымом костра. Костра... Она вспоминала, как они сидели первый раз у большого костра вначале практики. Егора девушка приметила еще в институте, но там они почти не общались - только по учебе. Молодой человек не отмечался излишней общительностью и даже между лекциями всегда сидел один и все время что-то читал. А здесь они оказались рядом у костра, и она его о чем-то спросила... он ответил... Завязался разговор, в ходе которого совсем незнакомый до этого времени юноша открылся. Оказалось, что он глубокий, интересный, разносторонне эрудированный человек и прекрасный собеседник. Потом все пили деревенское вино, пели под гитару. Егор оказался превосходным исполнителем как своих, так и чужих песен! Парни наперебой рассказывали страшные истории про снежного человека и «белого спелеолога», в горах выли шакалы. Ветер, дувший со стороны моря, нес холод и запах яблок. Немые звезды безучастно смотрели вниз. Становилось прохладно, огонь тихо догорал, и переливы ярких углей ласкали взгляд. По телу распространялось приятное тепло от вина, а лицо согревалось потоками теплого воздуха от затухавшего костра. Девушка сама не заметила, как уснула на плече своего нового знакомого, а он боялся пошевелиться все то время, пока она спала. Ему хотелось курить, но он не решался потревожить сон обладательницы кучерявых волос щекотавших его ухо и шею...

... Она искала его глаза сквозь стекла больших очков в квадратной оправе, а он понимал, что должен сейчас что-то сказать, но не находил нужных слов. Все слова казались недостаточными по сравнению с той скорбью, которая смотрела на него из под взбитой челки этого маленького человечка. Чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание Егор сказал:
- Наташ, пойми, лето прошло. Все было прекрасно как сказочный сон, но пора уже просыпаться и возвращаться в реальность. - Молодой человек понимал, что говорит совсем не то, что девушка хочет услышать, но остановиться уже не мог и продолжал:
- Там внизу ждет тебя муж, который специально приехал к тебе из Пскова чтобы, как ты говорила, после практики ехать к его родителям в Адлер. Мы и так здесь торчим больше чем это положено любыми рамками приличия.
Девушка смотрела на парня внимательно и... спокойно. Он продолжал:
- Меня, как ты знаешь, тоже ждет молодая жена и маленький сын, с которыми я надеюсь встретиться уже послезавтра. Лето прошло. Наташа, мы будем вместе! Мы обязательно будем вместе... учится. И... сможем видеться каждый день! - Он попытался  улыбнуться и продолжал:
- Но...
Девушка не дала ему договорить и бросив резко: «Последний раз!» стремительно впилась ему в губы своими губами... Ему было сладко. Казалось, что это самый сильный и насыщенный поцелуй за все время их недолго знакомства. Последний поцелуй - такое запоминается на всю жизнь - они пытались напиться друг другом и не могли остановиться. Оба понимали, что это «Последний раз!» и поэтому вкладывали в него все свои чувства. Егор и Наталья стояли на вершине холма, не скрываясь. Если бы кто-нибудь внизу в лагере внимательно присмотрелся, то без труда бы их увидел. Но влюбленные этим не беспокоились - «в последний раз» можно все, как перед смертью. Егор здесь под крымским небом упивался «в последний раз» любовью маленькой кучерявой девушки, но параллельно ему вспоминалась лестничная площадка в пятиэтажке на окраине Ленинграда...

- ... а куда собираетесь поступать?
- В институт киноинженеров - ответила длинноволосая южанка.
- О!.. - только и протянул Егор - а я в Горный пойду.
- Как тебя зовут? - светловолосая хохотушка незаметно перешла «на ты»
- Егор, а вас?
- Меня Катя, а ее Аля.
- Алевтина - уточнила южанка.
- Что ж, как говориться, будем знакомы - Егор улыбнулся.
- Ну, мы пойдем, нам надо готовиться к экзаменам - сказала Аля.
- Да и мне тоже - ответил юноша.
- И не забудь сделать погромче! - уже спускаясь по лестнице, с лукавой улыбкой бросила Катя.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Опустив потертый и запыленный рюкзак на выщербленный пол лестничной площадки, Егор стоял переводя дыхание после быстрого подъема по лестнице. Родная дверь, сюда он стремился всей душой вот уже месяц. Перед тем как нажать на кнопку дверного звонка, он на мгновение задумался. Хотелось представить, как его встретит молодая жена, как сын выбежит навстречу... Позвонив, он услышал такой родной и знакомый голос Али: «Максимка, пойдем, папа приехал!» В уме пронеслось: «Как она догадалась?» и тут же он вспомнил, что сам позвонил ей с вокзала. За открывшейся дверью стояла длинноволосая южанка с глубокими как лесные озера глазами. А перед ней стоял человек в красной, выгоревшей на крымском солнце рубахе завязанной узлом на животе, потрепанных джинсах и стоптанных кедах. Шар волос на голове все также сливался с бородой окружавшей все лицо, в которой тонули смеющиеся глаза за стеклами больших очков в квадратной оправе.
- Привет. - радостно улыбаясь сказал Егор
- Какой ты страшный... - только и произнесла молодая жена. Сын на ее руках смотрел внимательно и с интересом.
Из кухни выглянула мама Али - добрая женщина, беззаветно отдававшая всю себя семье - детям, мужу, а теперь еще и внукам. На ее еще достаточно молодом лице оставалось отражение былой красоты юности. Той простой русской красоты, которая воспета классиками отечественной литературы и живописи. Родившаяся в Ставрополье, мама Али имела польские корни, о чем живописно говорило ее имя.
- Здравствуйте, Жанна Стефановна - приветствовал тещу Егор, переступив порог и ставя рюкзак.
- Здравствуй, Егор с открытой и приветливой улыбкой ответила женщина. - Ты, наверное, хочешь с дороги помыться и побриться... А наш дедушка пока пошел в магазин.
Егор взял рюкзак, желая пройти в комнату, но Аля возразила:
- Оставь все здесь, не нужно нести грязь в комнату, там ребенок, а я сейчас полотенце принесу.
Егор «оставил все» и направился в ванную, ему и правда хотелось освежиться - в волосах еще оставалась пыль крымских холмов. Вставая под струю теплой воды, он ловил себя на мысли, что испытывает смешанные чувства. Нельзя сказать, что он не был рад встрече с родными, напротив, он этого желал весь месяц! Каждый день практики он представлял, как позвонит в дверь, как войдет, обнимет жену, возьмет на руки подросшего сына... Каждый день он рисовал в своем воображении эту встречу. Прокручивал в уме, что он скажет, когда откроется дверь, как Аля бросится ему на шею, воскликнув: «Егорка!». Как ее упругие груди упрутся ему в грудь. Как у него закружится голова от ее запаха - такого родного и долгожданного и они будут стоять и дышать друг другом... А потом, вечером, отправив Максимку спать, пойдут прогуляться темной южной ночью. Представлял, как они с Алей будут обнявшись бродить по спящему городу, наполненному запахами самшита и акации; и никто - ни случайный прохожий, ни сонная собака не потревожат их идиллию... Как они зайдут в какой-нибудь глухой уголок старого парка и, упав на ароматную траву, покрывающую теплую после дневного зноя землю наконец-то будут вместе... И вот они встретились. Где все это?..
Смывая под душем крымскую пыль, Егор вспоминал пыльные заросшие репейником тропинки с выходами кремния и заброшенный дом с прохудившейся крышей одиноко стоящий на холме. Полумрак и тенистая прохлада покинутого строения. Запах пыли и перепревшей соломы. Круглые глаза в окружении светлых-с-рыжинкой кучерявых волос смотрящих на него снизу вверх с восхищением и доверчивостью. У Али никогда не было таких глаз. Мужчина поймал себя на мысли, что сравнивает сейчас двух своих любимых. До сегодняшнего дня с ним такого не происходило.
Выйдя из душа, Егор лицом к лицу столкнулся с тестем. Это был еще достаточно молодой мужчина не старше пятидесяти лет. Он принадлежал к поколению перенесшему все тяготы Великой Отечественной Войны, что отразилось на его грубоватом и прямолинейном характере. Людям его поколения было свойственно считать, что молодежь «пороха не нюхавшая» ничего в жизни не понимает и должна «знать свое место», а главное - во всем слушать старших. Георгий Григорьевич - именно так звали отца Алевтины - терпеть не мог никаких возражений, и был искренне уверен, что всегда прав именно он. Жена и дочь знали о таких особенностях отцовского характера и старались «не раздражать папу»...
- Здравствуй, Егор. С приездом! О, как ты оброс... - приветствовал зятя хозяин дома. - Ну, ничего, после обеда сходим в парикмахерскую - завершил он свое приветствие и прошагал на кухню. Одет Георгий Григорьевич был по-праздничному: в костюме и галстуке. Аля с мамой закончили приготовление к обеду и тоже принарядились. А вот гость был явно не готов к торжественному приему... Аля это знала, так как уже успела разобрать рюкзак мужа, отложив все вещи для стирки.

- Егорка, я разобрала твои вещи -  у тебя все такое походное и грязное... Ты можешь пока надеть пижаму папы, а потом мы с мамой сходим и купим тебе что-нибудь новенькое - сказала она, нежно и немного снисходительно улыбаясь. Егор проглотил раздражение, возникшее оттого, что кто-то - пусть даже и жена - разобрал его (его!) вещи, а вслух сказал насупившись:
- Я не буду надевать чужое. Когда купим, тогда и купим, а пока буду ходить в том, что есть - сказал он тоном не требующим продолжения и стал доставать из кучи белья отложенного в стирку свои джинсы и рубашку. Аля с мамой, которая зашла в этот момент для того чтобы позвать всех к столу, удивленно переглянулись.
- Егор, давай я подберу что-нибудь из чистого... - примирительным тоном предложила теща.
- Я не буду надевать чужое - более твердо ответил ей зять, сделав ударение на словах «не буду» и «чужое» и завязал рубашку узлом на животе.
Алевтина в этот момент мимикой показала маме, чтобы та вышла. Жанна Стефановна, не переставая удивленно улыбаться, ушла на кухню. Она была женщиной мудрой и богатой печальным опытом жизни с суровым и упрямым мужем. Поэтому понимала, что если мужчина упирается, не стоит и пытаться его переломить. Склонить его на свою сторону лучше окольным путем ласки и женского обаяния. Аля, к сожалению, пока не имела такого опыта, но зато была послушным ребенком своих родителей. Подойдя к мужу, она развязала рубашку, завязанную на животе и со словами «папе это не понравится» стала ее застегивать на пуговицы. Егор закипал изнутри, но уже устал спорить и поэтому не сопротивлялся. К тому же, чувство голода советовало ему смириться с таким вмешательством в личную жизнь. А молодая супруга восприняла его внешнее смирение, как согласие с ее правотой и то, что он «перестал капризничать».
За столом во время обеда, гость односложно отвечал на обычные в таких ситуациях расспросы об учебе, практике, планах на будущее... Аля кормила Максимку кашей, а сынок забавно пытался отобрать у мамы ложку и все норовил есть уже самостоятельно.
- Вот какой, хочет все сам - усмехнулась бабушка.
- Да, весь в папу - сказала с улыбкой молодая мама и ласково посмотрела на мужа. Искорки в ее глазах затронули какую-то давно молчавшую струну в душе Егора. За эти искорки можно было все простить!.. Но тут же ему почему-то вспомнились совсем другие глаза, горевшие страстным огнем, в которых отражались яркие звезды черного крымского неба, проглядывавшие через проломы в крыше старого дома на одиноком холме. В этих глазах он видел восхищение! Только с этими глазами он мог быть самим собой - плохим и хорошим, задумчивым и веселым, беззаботным и сосредоточенным. Только эти глаза всегда восхищались им таким, какой он есть и не требовали быть "кем-то" или "каким-то". Наташа как-то призналась ему, что и она только с ним может быть настоящей, только с ним ей не приходится носить маску или играть роль.
После обеда зять и тесть покурили вместе на балконе, а женщины в это время собирали мальчика на прогулку. Входя в комнату, Георгий Григорьевич сказал как само собой разумеющееся:
- Ну а теперь мы пойдем в парикмахерскую.
- Я не буду стричься - твердо, но спокойно отрезал Егор.
- Как?... - только и промолвила теща, а тесть оторопело уставился на зятя, пораженный даже не столько тем, что тот не собирается стричься, сколько самим фактом возражения.
- Ну, Егор, ты так оброс, что тебя даже Максимка пугается - попыталась пошутить молодая жена.
- Меня Максим не пугается - ответил Егор, глядя в сторону.
- Егор, пойдем, сделаем аккуратненькую причесочку, побреешься... - примирительным голосом попыталась уговорить его Жанна Стефановна.
- Я не буду стричься и бритья - еще жестче ответил Егор, глядя в одну точку на стене.
- Ну, Егорка, ну хоть побрейся... - умоляющим голосом продолжала настаивать Алевтина.
- Да, что это такое?! Как это не стричься?! - отошел от первоначального шока хозяин дома - как это «не буду стричься»?!
- Я не буду стричься - окончательно отрезал Егор и направился в комнату.
Аля, молча и не глядя на мужа, собралась, одела сына и пошла гулять одна. Егору она даже не предложила пойти вместе.
Весь прошедший месяц, пока муж был на практике, у Али только и разговоров было со знакомым мамашками, что о любимом супруге. Молодая жена считала дни, если не сказать – часы до приезда Егора. А теперь... Ну почему он такой? Но почему он капризничает? Как она покажется на улице с ним – таким... Алевтина была очень обижена: "Расстроил маму, разгневал папу... Такой лохматый, бородатый, да еще и эта рубашка... Неужели для него важны его глупые принципы, чем я???"

Егор, оставшись наедине с собой, попытался читать, но пробежав глазами машинально пару страниц, понял, что не улавливает содержание и все время отвлекается на свои мысли. Тогда, отложив книгу, он пошел в ванную и сам стал стирать свои вещи. Теща попыталась предложить помощь, но после вежливо-твердого "Спасибо, я сам" не стала настаивать. Мужчина тер свои пыльные футболки с такой силой, будто хотел смыть с них не только крымскую грязь, но и саму память о Крыме... Ну почему Аля такая? Ну почему она так зависима от родителей? Ведь она уже замужем, значит, муж для нее должен быть приоритетней родителей и всех остальных вместе взятых. А она, как будто, меня стыдится... Значит чье-то мнение для нее важнее, чем он сам? Значит, жена ставит кого-то выше него? Ей важнее то, как я выгляжу, чем то, какой я есть на самом деле? Для нее социальный статус человека важней, чем его - мой социальный статус??? Такие мысли проносились в уме, а в голове крутилась песня:
She's the kind of girl who puts you down
When friends are there, you feel a fool.
When you say she's looking good
She acts as if it's understood, she's cool, ooh, ooh, ooh.
Ah, girl, girl, girl.v

. . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

«Львовский» автобус подпрыгивал на неровностях проселочной дороги, издавая мерное внутриутробное бряканье. Женщины, сидящие позади, на смешанном русско-украинском говоре обсуждали преимущества конского навоза перед коровьим. Полный лысый гражданин в кепке и холщовом пиджаке, надетом поверх вышиванки читал газету, борясь со сном. Или наоборот, боролся со сном, читая газету. В открытое окно автобуса летела дорожная пыль, перемешанная с тополиным пухом и характерным запахом деревни. Воздух наполняли ароматы скошенного сена, свежего навоза, кислого молока и еще чего-то неуловимо-деревенского из чего создается неповторимый и узнаваемый дух, свойственный именно нашей деревне.
На заднем сиденье автобуса расположилась молодежь с гитарой, и оттуда доносились весьма фальшиво исполняемые звуки и слова песни:
Little darling, the smiles returning to their faces.
Little darling, it seems like years since it's been here.vi
Совсем рядом с открытым окном билась об стекло залетевшая по глупости оса. Оса билась отчаянно, но напрасно. Открытое окно было рядом, а оса продолжала биться в одну точку, хотя выход был очевиден. «Вот так и я» - подумала Наташа, наблюдавшая за осой и совершенно не слушая то, что ей так красноречиво - как ему казалось - внушал сидящий радом муж. Молодая женщина совершенно не следила за его речью. Пропускала, как говорится, все мимо ушей. Но вдруг одна фраза, которой муж завершил свой монолог, поразила ее своей простотой и очевидностью:
- Ну, если хочешь, давай разведемся - бросил он небрежно.
И Наташа неожиданно для себя - позже она сама поражалась той готовности, с которой ответила:
- Давай! - и, повернувшись к нему всем корпусом, повторила - Давай!
В этот момент несчастная оса наконец-то нашла открытое окно и, радостно жужжа, вылетела наружу, покинув душный плен пригородного автобуса. И напрасно потом молодой человек убеждал свою жену, что бросил эту небрежную фразу просто «для эффекта», что он совсем не хочет с ней разводиться и т.д. и т.п. Решение уже было принято.
Sun, sun, sun here it comes...
Little darling, I feel that ice is slowly melting.
Little darling, it seems like years since it's been clear.vii

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На следующее утро, пока Аля кормила Максимку, а ее мама хлопотала на кухне, Егор затолкал в рюкзак все свои вещи, которая супруга заботливо приготовила для стирки, и стал одеваться. На недоуменный вопрос жены «Ты куда?» он внешне спокойно ответил:
- Я ухожу.
- Куда?? - на лице женщины отразилось удивление, смешанное с тревогой.
- Я ухожу. Мне здесь душно, - ответил ей муж спокойно и без видимых эмоций.
- ??? - На лице Алевтины стала разрастаться тревога и еще большее удивление.
- Я не могу здесь находиться. Мне здесь душно.
- Куда ты уходишь? - только и смогла выдавить из себя молодая жена.
Егор не ответил. Он просто подошел к рюкзаку, у которого возился маленький сынок, играя блестящими застежками. Егор резко поднял рюкзак так, что Максим от неожиданности заплакал. Может быть, он сделал это ненамеренно, но слезы ребенка были последней каплей для женщины. Она с исказившимся от внезапной и такой неожиданной скорби лицом бросилась, по пути схватив на руки плачущего ребенка, к Егору, закинувшему свою ношу на плечи и уже повернувшемуся к ней спиной.
- Все хорошо, не плачь, папа никуда не уходит - пыталась она сквозь слезы успокаивать захлебывавшегося сына.
- Егор, куда ты? А как же мы?.. - Алевтина стояла в дверях комнаты, загородив выход.
Муж не ответил, а только аккуратно, но неумолимо отодвинул ее в сторону и, протиснувшись в дверь, встретился лицом к лицу с тещей, пришедшей сюда на шум.
- Что случилось? Егор ты куда-то уходишь? - с удивлением спросила она.
- Да, я ухожу - ответил он обуваясь.
- Но куда? Ты же только вчера приехал? Вы же собирались возвращаться в Ленинград все вместе? Что-то случилось?? - Жанна Стефановна продолжала недоумевать.
Егор молча завязывал непослушные шнурки, которые запутались и никак не лезли куда следует.
- Мама, он уходит!!! - надрываясь в отчаянии, кричала Алевтина. Максим на ее руках захлебывался в плаче. Егору надоело бороться с непослушными шнурками и он, в сердцах «плюнув» на них, разогнулся.
- Жанна Стефановна, я ухожу. Навсегда. Я не способен к семейной жизни. Откройте, пожалуйста, дверь.
Женщина, сама не осознавая, что делает - так как еще не могла поверить в происходящее - послушно повиновалась. Алевтина рыдала, закрыв лицо руками и поставив сына рядом с собой на ноги. Максимка захлебывался в крике, цеплялся за мамину юбку и тянул к ней ручонки, желая вернуться в ее объятия.
- Аля, я не создан для семейной жизни. Прости. - Сказал Егор, стараясь не смотреть в сторону жены и сына, и стал спускаться по лестнице...

июнь, 2011 г. – март 2014