Карнавальная ночь

               

   В 1954 году последний день декабря был рабочим. Иван Никодимович Никодимов встал в 7, сделал зарядку под  радиопередачу “Урок гимнастики”, которую каждое утро проводил преподаватель Гордеев на пару с пианистом Родионовым и пошел умываться. Настроение было праздничное, сегодня
вечером невестка должна была впервые привести внучку Катю на встречу Нового года с дедушкой и бабушкой. Сын служил в Австрии в оккупацион-ных войсках и приехать в Москву у него на этот раз не было возможности.
Профессор с удовольствием позавтракал, меню было неизменным последние
пять лет: чай со сгущенным молоком и бутерброды с маслом и плавлеными сырками. Еще надо было исполнить ритуал последнего дня года. Иван Нико-
димович снял со стены картонную стенку, на которой располагался совер-
шенно похудевший календарь. Он оторвал последний листок, открепил ста-рый и прикрепил новый на 1955 год. В этом году на обложке красовался
Большой Кремлевский дворец, в прошлом и позапрошлом гербы СССР, а в
52ом – Ленин и Сталин. Последний листик уходящего года был закреплен на
обложку, чтобы в полночь можно было покончить с годом прошлым и на-чать жить в новом.
   Иван Никодимович спустился на лифте с 20 этажа высотного дома на Ко-
тельнической набережной и сел в троллейбус, чтобы ехать на Ленинские го-ры в новое здание МГУ. Метро туда еще не проложили. В университете он возглавлял кафедру прикладной астрономии на физмате. Профессор Никоди-мов читал лекции, вел семинары и занимался исследованиями, тем более что в новом корпусе появилась собственная обсерватория, которую надо было еще оборудовать и где он проводил все свободное от занятий время.
   Было у профессора и партийное поручение – лектор Общества по распрост-
ранению политических и научных знаний. По крайней мере раз в месяц бы-вал в рабочих коллективах, в пригородных колхозах, учреждениях. Говорил об астрономии, о будущих межпланетных путешествиях, о жизни на других
планетах и гордился, что его с интересом слушали, задавали вопросы и при-глашали приходить еще. На 31 декабря тоже была заявка - пригласили во Дворец культуры завода “Серп и молот”. Его удивило время лекции – 10 вечера. Профессор в подробности вдаваться не стал – партийная дисциплина, его направляли выступать серьезные уважаемые люди, тем более, что рас-считывал попасть домой к полуночи и встретить со своими  Новый год.
   В вестибюле Дворца культуры его встретил представительный мужчина, отрекомендовавшийся уполномоченным районного Совета профсоюзов и временно исполняющим обязанности заведующего Дворца культуры Капус-
тиным. Он привел Ивана Никодимовича в свой кабинет, попросил подож-дать. Ожидание затянулось. Никодимов позвонил домой жене, предупредил, что задерживается. Такое случалось и раньше – мужа часто вызывали в самый неподходящий момент. А публика настраивалась на коллективную встречу Нового года, но совсем не на лекцию. Он уже собирался пойти на
поиски местного начальства, когда услышал, как за дверями женский голос сказал: - Займись лектором. Появился приветливый молодой человек.
 - Извините, еще немного придется подождать. Меня зовут Юрий, пойдемте пока со мной. - Он привел профессора в буфет, усадил за столик.
 - Давайте выпьем, профессор за уходящий год.
 - Я не пью, молодой человек, потом у меня лекция.
 - 50 грамм хорошего коньяка вам не повредит, обретете уверенность и уста-
лость, как рукой…
 - А теперь за астрономию. –  Это был уже второй тост. Скоро бутылка конь-яка оказалась располовиненой. Иван Никодимович посмотрел на часы – был час ночи. Уже наступил Новый год.
 - Давайте лектора. Он готов? - Это подскочила яркая девица, заправлявшая
всем течением праздника.
 - Вполне, Леночка.
   Профессора вытолкнули из-за занавеса на сцену. Близоруко щурясь он посмотрел в зал. Там за столиками, уставленными бутылками, сидела разве-селая публика, встретившая лектора аплодисментами. Он пытался что-то говорить, но любое его слово встречалось раскатами хохота. Вдруг оркестр заиграл лезгинку. Профессор даже почувствовал облегчение, когда-то в молодости у него были приятели грузины. Они научили друга-студента своим танцам. Сегодня Никодилов выпил на голодный желудок, опьянел и уже, не совсем соображая, пустился в пляс. Лезгинка имела успех. После на сцене появилось вокальное женское трио, а профессор пошел в кабинет ди-ректора, нашел свое пальто и никому не нужный вышел на улицу. Было 3 часа 1 января 1955 года. Улицы были пустые, зеленых огоньков такси не попадалось. За час он добрался до Котельнической. Жена ждала за накры-тым и не тронутым столом, спрашивать ничего не стала, видя, в каком тя-гостном настроении вернулся муж.
 - Постели мне в кабинете, Дуся. Я устал, а Новый год встретим днем.
 - Катя тебя ждала. А наши подарки я положила под елку, утром найдет.
 - Я иду спать. День уж очень был длинный.
   Иван Никодимович прошел в кабинет и лег на свой любимый диван. В
голове шумело. Он никак не мог осознать свой позор. Зачем и кому нужно было делать из него посмешище, поить? Зачем на встречу Нового года при-гласили лектора? Завтра вся Москва узнает, как пьяный профессор Никоди-мов отплясывал лезгинку с портфелем в руках. И его студенты узнают. Как теперь жить? И сделать еще надо очень много, а уже 73, и ни за один год из
этих семидесяти трех ему до сих пор не приходилось краснеть за себя. Он учился, а потом работал, конструировал и строил телескопы, даже линзы умел шлифовать. В 41 пошел в ополчение – в армию по зрению не взяли. Два месяца оборонял Москву на ближних подступах. В конце января 42-го выз-вали в Наркомат обороны, поручили на заводе оптического стекла в подмос-ковном Лыткарине наладить выпуск аппаратуры для аэрофотосъемки. Начи-нать пришлось на пустом месте, потому что практически все оборудование эвакуировали в Казань. Он справился и имел за свой труд для фронта и побе-ды три ордена. Когда немцев отогнали от Ленинграда, Никодимова направи-ли восстанавливать Пулковскую обсерваторию. Он приехал на до боли знако-мое место и целый день ходил среди развалин и искореженного металла, пытаясь найти что-нибудь оставшееся от телескопов. В чудом уцелевшем подвале обнаружил техническую документацию и переселился в Ленинград на ГОМЗ – Государственный оптико-механический завод. Два раза в неделю приезжал в Пулково, смотрел, как восстанавливаются стены трех известных всему миру башен обсерватории, благо фундаменты, построенные в начале века благополучно выстояли под обстрелом и бомбами. Никодимов лично руководил и установкой раздвижных крыш. И не смотря на то, что война продолжалась, обсерватория была восстановлена, восстановлена благодаря труду вчерашних блокадников. А первыми устраиваться на работу пришли те, кто до войны работал в обсерватории. За значительный вклад в деле вос-становления промышленной и научной базы Советского Союза ему была присуждена Сталинская премия 2 степени. Потом было строительство нового здания университета на Ленинских горах и еще поездки на Кавказ, где в го-рах создавались новые научные астрономические центры.
  …Внучка Катя встала в 9 и отправилась посмотреть, что положил для нее
под елку Дед-мороз. Она нашла веселого ушастого зайца и большую короб-
ку деревянных кубиков, из которых можно было наверняка выстроить для
зайца дом. Катя пошла в дедушкин кабинет, чтобы сказать спасибо. Она
подергала его за нос, как часто делала, когда хотела разбудить утром. Де-
душка не пошевелился. Кате стало страшно. Пришла бабушка.
 - Ваня, что с тобой.? Почему молчишь? – Она поняла, что произошло нечто  непоправимое. Пульс не прощупывался. Во внутреннему телефону она на-брала 003. В доме, где жили только известные и нужные государству люди, была АТС и своя маленькая станция скорой помощи, где постоянно дежури-ли врач и медсестра. Через пять минут они вошли в квартиру.
 - Он умер часа два назад.- С прискорбием сообщила врач. - Скорей всего инфаркт. Более точные сведения даст вскрытие. Человек известный, будет комиссия Минздрава, во всем разберутся. Он долго работал вчера?
 - Ходил читать лекцию.
 - В Новый год? Глупость какая-то.
 - Пришел пешком в пятом часу откуда-то с Чкалова, весь подавленный. Сра-зу лег. Ничего не рассказывал, ничего не ел.
   Врач села писать заключение, а жена пошла в соседнюю квартиру, там жил проректор МГУ по научной работе, старый, еще довоенный, друг Ивана Ни-кодимовича.
 - С Новым годом, Евдокия Дмитриевна!
 - Вани нет.
 - А где он? В гостях задержался?
 - Врачи в квартире.
  На другой день в “Вечерней Москве” появился некролог с фотографией. На-
учная общественность с большим сожалением встретила известие. Все пони-
мали, что найти человека, равного профессору Никодимову невозможно. На-ука потеряла ученого, ученого с большой буквы. Немногие знали, что он ра-ботает и на оборонную промышленность. Еще через день проректору позво-нил его знакомый, инструктор ЦК ВКП(б) Новиков. Дмитрий Вячеславович Новиков курировал научные исследования, лично знал многих ученых.
 - Ты объясни: человек никогда не болел, ни на что не жаловался. Был на спецучете. Врачи за ним все время присматривали. Может быть что-то про-изошло именно 31?
 - Жена говорит, что его попросили прочитать лекцию в каком-то Дворце
культуры.
 - В новогоднюю ночь? Чушь. А где, ты можешь узнать? – Проректор связал-ся с парткомом. – Мы выписали ему путевку в ДК завода “Серп и Молот”. Звонили из Бауманского райсовета профсоюзов, он и пошел.
 - Что значит пошел?
 - Он любил ходить в народ. Говорил, что на лекциях отдыхает душой. Там можно было говорить обо всем, не ориентируясь на официальную науку.
 - Ты подъезжай ко мне на Старую площадь, будем разбираться, что это была за новогодняя лекция.
   В райсовете профсоюзов стояла тишина, только из-за двери кабинета пред-седателя товарища Кучерова слышались взрывы хохота. Секретарша пускать гостей не хотела. Она загородила собой дверь.
 - У товарища Кучерова совещание.
   Инструктор ЦК оттолкнул секретаршу от дверей и вошел в кабинет. Похо-же там обсуждались подробности новогоднего вечера в ДК.
 - Вы кто? Кто вам дал право отрывать от работы ответственных людей?
 - Вот кто. – Инструктор ткнул Кучерову в лицо цековское удостоверение и вынул газету с некрологом. Кучеров стал как будто в два раза меньше, а его
коллеги незаметно испарились.
 - Кто пригласил от вас этого человека читать лекцию?
 - Капустин попросил, я позвонил в Общество, они приняли заявку.
 - А вы могли сообразить, зачем на встрече Нового года лектор, да еще из-вестный ученый? Он умер после лекции во вверенном вам ДК. Вами завтра
же займется спецкомиссия ЦК, считайте, что партбилета у вас уже нет. А сейчас поедем в тот Дворец культуры.
   Во Дворце культуры все было, как и в новогоднюю ночь. Праздничные де-корации не разбирали - в зимние каникулы школьников ждали утренники. В кабинете директора сидела веселая троица: Лена Фролова – главный орга-низатор, электрик Гриша Скворцов и художник Сергей Безбородов, так успешно напоивший лектора.
 - Есть ли жизнь на Марсе, нету ли жизни на Марсе? Вижу три звездочки, а
лучше пять.- Компания разразилась смехом.
 - А мы подводим итоги новогоднего вечера, товарищ Кучеров.
 - Вот итог вашего вечера. – Инструктор выложил некролог. – Рассказывайте, что вы, товарищи организаторы, сотворили с человеком. Вы даже такси ему не вызвали, он полтора часа по холоду добирался домой, в его то возрасте. Хотя бы уважение к старшим было, а то только ногами дрыгать. Еще и ком-сомольцы.
 - Это все Капустин. Ему лектор потребовался.
 - А вы не могли отговорить?
 - Куда там. Уперся.
 - Позвонили бы мне. – вставил слово Кучеров. –  Да я сам был на вечере. Мы
бы извинились перед лектором, отметили ему путевку, домой отвезли. А вот кто его заставил лезгинку плясать? Потом мне показалось, что он не вполне трезв.
   У инструктора и проректора МГУ широко открылись глаза: – Это как понимать?
 - Мы не подумали. Мы решили, что надо его отвлечь от лекции, ну и угости-
ли немножко.
 - Хорошо себе немножко! И кто поил?
 - Я – признался художник Безбородов.
 - А вы видели, что перед вами пожилой усталый человек, который ничего
с утра не ел и приехал к вам прямо с работы? А его дома тоже ждали на встречу Нового года. Вы ради этих танцулек напоили ученого и выставили на посмешище. Вы о последствиях подумали? Человека, которого у нас в стране некем заменить, друга самого товарища Маленкова, орденоносца, лауреата премии великого Сталина. Тут уже пахнет вредительством, и вам придется отвечать.
   Инструктор набрал коммутатор КГБ. – Мне генерала Седова. Здравия же-лаю. Новиков. Да как раз разбираемся на месте. Картина ясная. Один дурак пригласил ученого на встречу Нового года, а молодежь любыми средствами хотела ему помешать выступить, чтобы настроение подгулявшей публике не испортить. Вот и напоили старика, да еще и на лезгинку спровоцировали. Мне кажется он умер от осознания своего позора, причина которого трое по-донков. Да, они здесь. Никуда не денутся. Сейчас за вами приедут из КГБ, а там уж разберутся, кто кого и на что подбивал. Капустина не мешало бы выз-вать. Где он?
 - Звонил, сказал, что вышел на больничный.
 - А с ним что? – поинтересовался Новиков.
 - Мне понятно что, – ответил Кучеров – Как только вы над ним не издева-лись! Я в начале не понимал, посчитал, что так задумано, что сценарий сос-
тавлен с его участием. Теперь дошло. Фокусника натравили. А у него была установка горкома партии, утвержденная программа, которую он обязан был выполнить.  Вы бы попробовали компромисс в ходе подготовки вечера най-ти. А то под сцену отправили в ящике. А он – инвалид войны. Под Варшавой ранило, чудом остался жив. От самой Москвы шел со своей ротой истребите-лей танков. Партия направила в профсоюзы, а он так и остался командиром - артиллеристом. Не смог сориентироваться. Вот и рубил иногда с плеча. Он из поколения победителей. На нем и вины нет.
 - Его надо было направить заведовать библиотекой в доме престарелых, а вы
ему идеологический фронт. Да и за настроением масс надо следить. Людям
нужна была встреча Нового года, а не доклад с лекцией. Вы ничего не про-контролировали… Да, что теперь… После драки, сами знаете.
   В кабинет вошел вежливый молодой человек в штатском. – Я из КГБ, мне приказано доставить молодых людей. – Вот они, - Новиков указал на оконча-тельно сникшую троицу. – Одевайтесь. Поедем. - Внизу ждала обычная “Победа”, хотя все трое ожидали увидеть арестантский фургон. Лену Фроло-ву начало знобить. Она представила, что ее поведут во всем известные подва-лы на Лубянке, заставят раздеться при ярком свете, изнасилуют и пытками выбьют нужные следователям показания.
   Слухов и сплетен на этот счет еще со времен Берии хватало. Лена жила в коммунальной квартире, занимая там одну комнату. Две смежных комнаты было у врачей Свинкиных, а третья у пенсионерки учительницы Стуловой, к которой с утра до вечера ходили заниматься ученики всех возрастов, не за даром, конечно. После ужина трое собирались на кухне и начинался обмен информацией: где кого из знакомых арестовали и какие ужасы с ними про-исходят в тех же подвалах на Лубянке. Рассказывали, что девушек там зас-тавляют сниматься голыми, а потом это карточки продают в электричках глухонемые. В 10 вечера, следуя ритуалу, святая троица запиралась в ком-нате отставной учительницы Стуловой. Там все стены и даже дверь для звукоизоляции были завешаны коврами. С комода снималась ковровая на-кидка, под ней располагался сверкающий дорогим деревом и никелем ради-оприемник “Телефункен”. Длинный провод его антенны был замаскирован под коврами. Слушали “Радио Свобода”, при чем на том диапазоне, который не глушился московскими станциями радиоподавления. Слушали до часу ночи, по ходу делая заметки в маленьких блокнотах. За дверями слышно ни-чего не было. На другой день в больнице, где работали супруги Свинкины собирались группочки и выслушивали последнюю ужасающую информацию, обильно сдобренную комментариями добровольных проповедников истиной свободы и демократии. Ковровые богатства вмести с “Телефункеном” доста-лись Стуловой в наследство от мужа. Он прошел, точнее проехал в закрытой машине всю войну от Москвы до Берлина, находясь при должности личного зубного врача одного из легендарных военачальников, который выделил ему после победы место в одном из вагонов, где ехало домой трофейное барахло. Погиб врач, когда повторно отправился за трофеями в Берлин – подорвался на мине в хранилище какого-то музея. “Жадность фраера сгубила”,- как сказал личный водитель врача, а врач в 46-ом носил на плечах уже три боль-шие звезды – заработал на генеральских зубах.
   Лена участия в кухонных дискуссиях не принимала, однако память цепко удерживала услышанное. Вот и дрожала в машине. Их провели на третий этаж в приемную, предложили снять пальто, усадили и велели ждать. На следующий день никто из них не смог вспомнить деталей интерьера по-мещений, где они побывали, так крепко сидела в головах мысль о неотвра-тимости наказания в виде жестоких пыток. Казалось камеры находятся за массивной дубовой дверью. Стоит только ей открыться и сразу помещение
наполнится нечеловеческими женскими криками. Дубовая дверь наконец открылась, оттуда вышел подполковник в форме госбезопасности. – Прой-дите, - он спокойным голосом пригласил троицу в кабинет. Кабинет оказался большим, но совершенно обычным, без дыбы и прочих приспособлений для пыток. За длинным столом для заседаний сидел немолодой человек в штат-ском. Он жестом предложи сесть напортив.
 - Сколько вам лет? – Генерал обратился ко всем сразу.
 - 23, - чуть слышно выдавила из себя Лена.
 - Нам по 28, – чуть заикаясь вымолвил Гриша.
 - Успели отслужить в рядах Красной армии?
 - Отслужили по полной, а как же иначе? У нас все родные воевали.
 - В каких войсках, молодые люди?
 - Я связист – электромеханик.
 - Я – военный топограф.
 - И пошли работать в ДК?
 - Райком направил, там сказали: - Люди хорошо работают на заводе, им надо достойно отдыхать.
 - И встречать Новый год? - Гости опустили головы. – Года три назад вы бы
уже ехали на Колыму со статьей “Вредительство”, если не хуже. А сегодня времена грядут другие. Слышали наверное про реабилитации бывших вра-гов? Вот и получите выговоры и по работе, и по комсомолу. И самое главное. Надеюсь сержанты запаса умеют хранить тайну?- Гости энергично закивали головами. - В смерти профессора виноваты не вы, у него в эту ночь откры-лась старинная язва. Заработал, когда воевал в ополчении. Он ее тщательно скрывал еще с войны, чтобы в больницу не уложили. У него в жизни была только работа. Вот и дала о себе знать язвочка в новогоднюю ночь. Конечно, есть моральные аспекты в этой истории, вот за них вы и ответите.
   Молодые люди никак не могла прийти в себя – их отпускают из КГБ.
 - А мы думали… - начала Лена Фролова.
 - Я знаю, что вы думали: сейчас начнутся пытки и издевательства.
 - И неприличные фотографирования и насилие. Сейчас столько об этом по
Москве ходит слухов. – Она уже пришла в себя и снова стала общительной
и жизнерадостной, какой ее и знали.
 - А ты можешь сказать, где и от кого слышала?- Генерал вызвал помощника. – Проводите молодых людей до выхода. Идите дерзайте на благо культуры.
 Когда ребята ушли, хозяин кабинета продолжил беседу. – Понимаешь, для
нас важно знать, кто распространяет сплетни и слухи, от них никому ничего хорошего нет, только вред, гадкое настроение, бесконечные разговоры, что и работать некогда.
 - Действительно нет, - согласилась Лена. – Я чуть не умерла от страха, а оказалось по-другому. А слышу про эти ужасы каждый день от соседей. Они живут со мной в коммуналке. Их любимая тема. И еще запираются у Стуло-вой, кажется они слушают иностранное радио. Потом обсуждают, где кого посадили, или чекисты изнасиловали, или машина раздавила.
 - Где ты живешь? – генерал записал адрес. - Вот распространение антисо-ветских слухов – дело действительно подсудное. Такие люди способны на любую грязь, за ними надо присматривать. А твой долг патриота и комсо-молки – информировать нас о подобных нелюдях. Ты понимаешь, о чем у нас разговор?
 - Вы записываете меня в стукачи?
 - Стукач – слово из уголовного мира. У нас наши добровольные, подчерки-ваю, добровольные помощники называются информаторами. Ты можешь от-
казаться, но согласись, что мы обошлись с вами троими очень гуманно. Ты
будешь помогать своей великой родине строить коммунизм, а его со слухами
и сплетнями не построить. Сейчас с нашим сотрудником  пройдешь к нему в кабинет и вы обо все договоритесь.
   Вот так Лена Фролова стала работать на спецслужбу СССР. Как-то вечером
к ним в коммуналку приехали люди в штатском. В это время на кухне как раз шла очередная дискуссия. Гости тут же отобрали засаленные блокноты, куда записывались те самые слухи и сплетни. Они предъявили ордера на обыск и задержание. В комнате у учительницы Стуловой нашли профессиональный приемник “Телефункен”, который был изъят вмести с хитроумной антенной, устроенной в ковре и небольшой чемодан, где был смонтирован магнитофон. Оперработник только присвистнул: - Это не трофей, это американская прош-логодняя модель. В войну таких быть не могло. Откуда он у вас? Стулова молчала. Лена при обыске присутствовала в качестве понятой, ей казалось, что гости смотрят на нее как на свою. Она переживала двойственные чувства, понимая, что донесла на соседей, которые ей ничего плохого не сделали, но она начала понимать, что с ней жили враги ее страны. Они только и видят, что в Москву придут американцы и устроят для них новую свободную жизнь. Технику увезли, комнаты опечатали. Свинкины и Стулова с вещами сели в большую машину без окон. В ходе следствия выяснилось, что ходили к учи-
тельнице не только ученики, точнее ученики ходили, но были только при-крытием. А так это был “почтовый ящик”, куда доставлялась антисоветская литература, привозимая в дипломатическом, не подлежащем досмотру, бага-же. Оттуда же она растекалась по городу.  Лене пришлось с ними встретиться еще раз на допросе в качестве свидетеля. Вещи бывших соседей конфиско-вали в пользу государства. Лене отдали две комнаты Свинкиных, а в остав-шихся двух иногда появлялись неприметные дядечки, они приводили гостей и по долгу беседовали с ними. Пустые бутылки и немытая посуда на кухне после не появлялись.
   В августе к Лене на работу приехал знакомый подполковник. Она поняла,
что впереди что-то очень важное. Они поехали к генералу на Лубянку.
 - Мы очень довольны вашей работой, Елена Юрьевна, и ваш куратор о вас
прекрасно отзывается.
 Лена была удивлена до глубины души: “на вы”, и по отчеству, и все он знает.
 - Извините, а кто такой куратор?
 - Это сотрудник, который направляет вашу работу, вы были у него в кабине-те тогда в январе. Так вот. Я предлагаю вам пойти учиться.
 - Да, я сама хотела в библиотечный техникум поступать.
 - Нет, Елена Юрьевна. Вы будете учиться в нашей школе.
 - Я закончила десять классов.
 - Вы опять не поняли. Вы пойдете в специальную школу работников госбе-
зопасности. Учиться два года. Когда окончите, получите звание лейтенанта. Станете оперативным работником. Нам сейчас очень нужны для работы жен-щины. А потом – работа у нас в аппарате. Не исключается и за границей. Вы красивы, обаятельны, артистичны, что не маловажно. Да и ваш райком пар-тии дал добро, вы же кандидат в члены ВКП(б).
   У Лены Фроловой мир поплыл перед глазами, в этом кабинете менялась
ее жизнь. – Время на обдумывание я вам не даю. Школа в Москве, жить бу-
дете в общежитии, но ваши две комнаты остаются за вами. Будете получать увольнительные и ходить иногда спать домой. Конечно трехразовое питание,
форменная одежда, бесплатный проезд везде, стипендия. Подписку о нераз-глашении вы давали. Предупреждать вас не надо, да и вы у нас чему-то нау-чились. Сегодня вечером вам поставят в квартиру телефон. А сейчас возвра-щайтесь на работу и пишите заявление об уходе. Скажете, что едете в Ленин-град поступать в Институт культуры. Потом на всякий случай получите та-мошний студенческий билет. По глазам я вижу, что согласны, товарищ кур-сант. С вами свяжутся, когда нужно. Вашу руку. И запомните, стоять на за-щите интересов безопасности государства – это почетная работа.
   Через месяц Лена собрала чемодан и закрыла свои комнаты. Неприметный
дядечка пожелал успехов и обещал следить за квартирой. – Если что, я вас
найду. Во дворе стояла белая “Победа” с длинной антенной.