Дневник, найденный в мусорном контейнере

СЕГОДНЯ
   За окном скучный вид. Хотя, никакой не скучный. Вид, как вид. Обычный. Он каждый день такой. Тот же двор с лавочками, мусорные бачки, в дальнем конце двора железные гаражи. И солнце ярко светит. Это когда у тебя внутри скучно, то и все вокруг кажется скучным. Я от этого и дневник решил писать. Вдруг веселее станет?
   Я сижу на подоконнике и смотрю в окно. Скучно. Ой, нет. Вон Маша появилась. Маша самая красивая девочка в нашем дворе. Я давно хочу с ней подружиться, но пока мы только улыбаемся друг другу. Все потому, что я гуляю всегда с мамочкой, одного меня не пускают. А Маша всегда гуляет одна. Мамочка не разрешает мне сидеть на окне. Она боится, что я упаду вниз. А я уже большой. А значит, не упаду.

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
   Вчера устал писать. Меня всегда запирают дома одного, когда мамочка и папа уходят на работу. Мне нечем заняться одному. Я начинаю скучать. Брожу из комнаты в комнату, в окно посмотрю. Если спать захочу — посплю. Вот и все. Мамочка с работы всегда приходит первая. Сначала она спрашивает, чем я занимался, а потом начинает целовать меня. Тьфу! Терпеть не могу эти кошачьи нежности. Я же все-таки мужчина. Всегда отворачиваюсь. Папа не такой, папа даже бывает строгим и может поругать. А так, только по голове меня погладит и спросит, как дела? Но я их все равно люблю обоих. Когда они приходят, я всегда отпрашиваюсь погулять — вдруг мамочка отпустит. Но она всегда говорит, вот сейчас поужинаем и пойдем. Папа иногда говорит мамочке: Да пусть пойдет, погуляет. Что с ним случится? Другие сами гуляют». А мамочка сразу: Ты о чем думаешь? С ним сразу что-нибудь приключится. И потом, эти дворовые компании. Они никого до добра не доводят. А потом, ты забыл — это она папе говорит — про кидапинг?
   Мамочка любит всякие умные слова. Этот «кидапинг» я не понял. Папа тоже не понял. И тогда мамочка разъяснила, что так говорят, когда детей воруют. Ага, попробовали бы меня украсть, я бы так задал этим ворам! Они бы и не рады были, что кидапинговали меня. То же самое и папа говорит, что другие гуляют без присмотра и их не воруют, а я уже вполне большой. А мамочка все равно боится. Говорит: Как мы без сыночка будем жить.

ДРУГОЙ ДЕНЬ
   Несколько дней не писал. Сидел на окне и улыбался Маше. А она мне. Хотя я живу на пятом этаже, все равно видно, что она мне тоже улыбается. А один раз даже помахала. Хочу подружиться с Машей. Она мне все больше нравится.

СОВСЕМ ДРУГОЙ ДЕНЬ
   Прошло несколько дней, как я не писал. Но зато столько всего случилось! Все началось с того, что мамочка забыла закрыть входную дверь на ключ, и ее приоткрыло сквозняком. Я, стараясь не шуметь, выскользнул на лестничную площадку и быстро-быстро по лестнице вниз. На улице я сразу увидел Машу. А она меня — нет. Потому что к ней приставал какой-то гад не из нашего двора и Маша с ним ругалась. Я бросился на выручку и мы подрались с этим наглым. Хотя я и не умею драться, во всяком случае, мне так казалось, я прогнал его. Нечего в наш двор ходить! А после драки я познакомился с Машей и мы пошли гулять. Хотя Маша была старше меня, но с ней было очень хорошо и интересно. Она меня многому научила. Я даже понял, что она мне не просто нравится, а я ее люблю. А потом я проголодался и сказал Маше, что я схожу домой покушаю и потом снова приду. Маша согласилась, что покушать надо и потом мы встретимся снова во дворе. Дверь в квартиру была так же приоткрыта, и я тихо проскользнул внутрь.
   Дома я сразу пошел на кухню. По запаху было ясно, что мама готовит еду. Она и правда готовила, но сидела на стуле и плакала. Когда она меня увидела, то закричала: Господи! Да где же ты пропадал двое суток? — а я и не заметил этого — Я уже все глаза выплакала. Петя, Петя! — закричала мама, — Наш Васенька вернулся». Ну, допустим, не Васенька, а Василий, я уже совсем большой. Особенно после знакомства с Машей. Я своего имени не писал, потому что это же мой дневник, а кто в своем дневнике себя по имени называет? По-моему — это глупо.
   Мама сначала начала меня целовать, а потом вдруг говорит, что я наверное, грязный. Вот еще! Я всегда чистый. И на улице когда был, тоже умывался. А когда все успокоились — правда, папа, не выглядел сильно взволнованным, мама и говорит папе: Петя, я думаю, надо нашего Васеньку выхолостить, чтобы подобное не повторилось. Папа спрашивает: Чего? И я тоже думаю, это чего за умное слово мама снова сказала? А мама отвечает: Я имею в виду, его надо кастрировать, чтобы на улицу не рвался.
   Это слово меня почему-то напугало. А когда папа мне сказал: Ну что, брат, лишат тебя хозяйства. И пощекотал пальцем мои пушистые шарики, мне по-настоящему стало страшно. Я хотел даже в форточку выпрыгнуть, но потом вспомнил, что пятый этаж и не стал. А когда папа сидел и смотрел телевизор, я вспрыгнул к нему на колени и проверил когтями на месте ли у него самого хозяйство или мама и его выхолостила? Папа тут как закричит: Васька! Ты охренел — опять незнакомое слово — что ли?! — и сбросил меня с коленей. Но мне показалось, что у него все на месте. Почему же тогда мама не боится выпускать его на улицу?

НЕ ЗНАЮ, СКОЛЬКО ДНЕЙ ПРОШЛО
   Давно я не брался за дневник. Столько всего случилось. Я уже успел успокоиться и думал, что мамочка про мое хозяйство сказала сгоряча, но тут пришел он. Это случилось в тот день, когда мамочка и папа остались дома. У них это называется «выходной». Этот, который пришел, был с чемоданчиком. Мамочка взяла меня на руки и мне сделали какой-то укол, от которого я стал безразличный и нечувствительный. А потом меня положили на кухонный стол, и мамочка развела в стороны мои задние лапы. Я не спал и потому все видел отраженным в никелированном боку чайника. Видел, как он острым ножом разрезал кожу на моих любимых меховых шариках, а потом маленькой круглой ложечкой старательно скрёбся там. Как какой-то поскрёбыш. Или это теперь я поскрёбыш? А когда закончил, то зашил всё ниткой. Будто я не видел, как он резал.
   Боли я не чувствовал. Боль пришла позже, когда я стал отходить от укола. Я лежал и вылизывал себя. Вылизывал и плакал. Не от боли — от обиды. Если раньше под моим язычком катались два упругих шарика, то теперь на их месте были пустые мешочки. Я так любил свою мамочку, так верил ей, а она оказалась мамкой-злыдней.
   Шли дни. У меня проснулся аппетит, я начал расти в размерах, стал настоящим красавцем. Меня все так же оставляют дома одного. Я лежу на подоконнике и смотрю во двор. Мне совсем не скучно. Иногда вижу Машу. Она улыбается и машет мне лапкой. Я не отвечаю ей, у меня пропал интерес к этой особе. Я высматриваю мамочку, когда она придет, наконец, со своей работы и накормит меня.

ПРИМЕЧАНИЕ: В дневнике было еще два исписанных листка, но они настолько были испачканы слизистой помоечной дрянью, что человек нашедший дневник и передавший его мне для публикации, просто побрезговал взять их в руки.