Cухая трава янтак

Я брёл по предгорьям Могол-Тау.
Потрескавшаяся, лишённая влаги земля мучила глаз своей безысходностью.
Голова кружилась от горькой сладости травы янтак, похожей своим неповторимым запахом на нашу степную полынь.
Рядом с моими ногами в огромном количестве резвились серые ящерицы с синими и красными галстуками на шеях.
Им было весело и комфортно среди голой земли, валунов, бесчисленного числа окаменевших ракушек.

Когда-то, в незапамятные времена, предгорья Могол-Тау были морем.
Я всегда об этом помнил.
Прошлое волновало и тревожило запретным смыслом.
Мне нужно было добраться до ближней скалы.
Под ней, как под навесом, стоял временный домик Чабана, там росли две-три виноградные лозы.
Вокруг жилища раскинулась бахча с огромными мирзачульскими дынями,
ароматными, как сама Голодная степь весной.

Мне осталось пройти всего полкилометра, когда с дальней вершины слетел Орёл.
Он был ещё маленькой точкой, утопающей в знойном серо-лазурном небе.
Но я безошибочно угадал его стремительный полёт, и понял, что конечной целью его устремлений
являюсь я, одинокий путник. Несколько минут ожидания.
И вот Орёл уже носится, рассекая крыльями воздух, над моей головой.

Стоял знойный месяц июль – месяц миражей и непонятных сновидений.
Месяц неугаданных, таинственных смыслов. Орёл сел ко мне на плечо и спросил:
- К Чабану идёшь?
- Да.
- Будь осторожнее. В домике сегодня ночуют две гюрзы.

Я остановился, словно споткнулся.
Поворачивать назад не было ни сил, ни желания.
Но встреча с опасными змеями тоже не сулила ничего хорошего
- Поступай, как знаешь, – сказал Орёл и стремительно понёсся обратно, к своей вершине.

Чабан ждал меня.
Прямо на земле был расстелен дастархан.
Стоял чайник с крепко заваренным душистым зелёным чаем.
На огромном подносе лежала нарезанная мелкими ломтиками белая мирзачульская дыня,
источавшая запах нектара.

Я стоял в нерешительности, боясь приблизиться к жилищу.
- В чём дело? – спросил Чабан.
- Орёл принёс весть, что у тебя ночуют две гюрзы..
- Это правда, – с горечью произнёс Чабан, – я ночью слышал подозрительный свист.
- Может быть, мне уйти? – спросил я.
- Нет! – твёрдо произнёс Чабан. – Тебе предстоит дальний путь.
Ты должен съесть пару кусочков мирзачульской дыни, чтобы в памяти остались её вкус и запах.
Потом ты спокойно уйдёшь. Я знаю, что ты в безопсности.
Присядь к дастархану, милый мой гость.

Я посмотрел в лицо чабану и заметил неестественную бледность, заглянул в глаза
и прочитал смертельную тоску.
- Что случилось? – теперь уже спросил я.
- Степь предупредила меня.
- Давай уйдём вместе! – произнёс я горячо и, как казалось, убедительно.
- Нет, – оветил он, – от судьбы не уйдёшь.

Мы молча пили чай.
Чай показался мне горше отравы. Мирзачульская дыня застревала в горле.
- Прощай! – сказал я Чабану.
- Прощай! – как эхо, почти беззвучно откликнулся он.

Я не спешил вставать. Мы долго сидели молча.
- Когда едешь? – спросил Чабан.
- Завтра, в это время, мой самолёт будет качаться над Средиземным морем.
- Счастья тебе!
Мы обнялись.

Уже прилетев в Израиль, я узнал, что моего друга Чабана зарезали в ту же ночь.
Как овцу. Как беззащитного ягнёнка.
По Таджикистану катилась горькими колючками янтака гражданская война.
В предгорьях бродили бандиты.
Что плохого сделал им старый, добрый, мудрый Чабан?
Не зря говорят, что гюрза заползает в дом к несчастью.

На другой день после прилёта я пошёл на берег Средиземного моря.
Оно было могучим и безбрежным, полным неведомой силы.
Но я не любовался им.
Я думал о другом, исчезнувшем море, некогда омывавшем Могол-Тау, горную цепь моей юности.

Пройдёт время. Воды поменяются местами с сушей.
Другие люди будут любить, страдать, светиться счастьем, умирать от страха.
Жизнь бесконечна.
Жаль только, что она так жестока.

                Р.Маргулис