Евангелия для взрослых или история одной Ключницы

ЧАСТЬ 2

8. За порогом

 Человек, живущий только умом и
 приглушающий основной зов своего сердца – 
 обречен на несчастье.



       Я в который раз перечитывала долгожданное для меня письмо, которое каким-то странным образом внезапно нашла все в той же чудесной коробке,  и не могла понять, что со мной происходит. Я плакала: новые неизвестные мне  энергии прикасались ко мне. Меня слегка всю потряхивало, голова немного  кружилась, виски отчетливо пульсировали, и каждая строчка письма добрым эхом отзывалась в каждой клеточка моего разума, в каждом теле моего я, подтверждая правильность написанного: что-то такое родное и знакомое, как будто  я уже это где-то видела или слышала. А может быть, я просто всегда это  знала, тихо и тайно вынашивая до тех пор, пока не наступит подходящее время…
      Но, признаюсь, я не до конца понимала суть  письма, чего от меня ждали,  и что конкретно я должна была сделать.
       В дверь постучали, прервав потоки благодатных ощущений.
      - Кто там? – спросила я.
       В ответ тишина. «Показалось, что ли», – подумала я, не предав этому особого значения, но тут снова услышала стук в дверь,  тихий, но отчетливый.
       - Кто там?
       - Лес-с-с-с-я! – жуткий шепот окликнул меня.
       - Шинь, опять вы? Что случилось? – ответила я, открывая дверь, и оторопела от страха, увидев, что на пороге никого нет.
       Неожиданный порыв грубого ветра пронзил меня острым мистическим копьем, распыляя страх по всему моему телу. Ощущение страха было максимальным в своем проявлении. Покалывание, сменившееся  онемением конечностей, сопровождалось усиленным сердцебиением, которое я очень отчетливо ощущала в своих висках. Голова стала тяжелой, ничего не видящей и не слышащей, кроме единого ритма моего бешено бьющегося сердца, которое затмевало сознание. Кровь наполнила виски,  в глазах покраснело, и я стала ватной. Страх сменился покоем, а затем невесомостью. Тело не слушалось меня, ноги подкосились и непроизвольно двинулись вперед, через порог. Я  упала. Дальше ничего не помню… Очнулась я на каменном полу в неизвестном мне месте. Тяжесть головы заземляла настолько, что невозможно была двигаться, тело было тяжелым и неподвижным, в ушах шумело, глаза затмевала дымчатая пелена, режущая, словно лезвие,  взор. Вскоре я осознала, что ничего не вижу. Кругом был туман, сплошной густой туман… дым… пожар. Я задыхалась и сгорала. Почти уже обессилив и отпустив все надежды на возвращение домой, я уловила  мимолетное дуновение свежего переменного ветра. Свежесть доносилась  слева, я непроизвольно повернула голову и увидела прекрасную светящуюся женщину, стоящую по ту сторону порога. Незнакомка  источала чистейший аромат свежести и юности. Я жадно вдохнула глоток чистого, возрождающего к жизни воздуха и продолжила наблюдать.
          Женщина шагнула через порог. Ослепляющий свет пламени, грохочущий шум железа, удушающая жара и обжигающий дыхание воздух заставили ее остановиться. Закрывая уши от страшного оглушающего звука, который пронизывал насквозь всю ее чистую и прозрачную суть, как бы пытаясь погасить немеркнущий свет  и сломить сильную, непоколебимую и свободную волю, она сделала шаг вперед.
       - Остановись! Хватит! Я пришла!  Где ты? Покажись! – зазвенел в мрачном воздухе ее чистейший голос.
      Стихло. Затухло пламя. Внезапный порыв ветра окутал ее лицо,  лаская волосы, шею, плечи, грудь… Вдыхая ее божественный аромат,  грубый ветер-шуткун сорвал с ее хрупких маленьких плеч платок и, унося его в пепельную даль, оглядываясь, продолжал любоваться этой неземной красотой. На фоне  серо-красной картины  ее растрепанные от рук ветра  волосы отливали холодным золотом, ее  оголенные  шея,  плечи и вздымающаяся от волнения и великого предвкушения грудь делали ее  царственной, несокрушимой и безумно красивой во всем своем истинном женском обличии. Ее изумрудно-серые глаза сейчас горели как чистые, еще  нетронутые  человеком алмазы,  готовые принять что-то абсолютно новое,  еще неизведанное, тайное.
      В почти уже холодной дымке показалось темное очертание мужского силуэта. Шаг за шагом  стремительно движущееся тело становилось все реальнее и реальнее. С каждым его тлеющим и сотрясающим шагом ее сердце издавало ноющую, измученную истомой «ми». Тело все стремительнее надвигалась и она уже не ощущала себя такой сильной и непоколебимой, в глазах закружилась карусель, и на сером небосклоне поплыли  серебряные звезды – она упала.
     Он держал ее на руках долго, прижимая так крепко и нежно, не в силах отпустить. Наконец-то уложив ее на цветочное ложе, он отошел в сторону, не отрывая взгляда от уже почти забытого образа-мечты. Она лежала среди чарующих цветов,  так сильно трепающих ему душу и напоминающих о том, очень далеком, прошлом. Да, да именно те самые цветы, которыми она когда-то была увенчана. Но откуда там цветы? Как такой легкий и невесомый  свет мог сохраниться не тронутым в чистоте своей, прозябая  в этом мраке, в этих грубых, тяжелых и заземленных формах?
    - Я задыхаюсь, - чуть слышно прошептала она. - Воды!
     Он судорожно схватил ее на руки и мигом перенес через Порог. Она не могла видеть происходящего вокруг, но ощущала колоссальные перемены окружающего пространства. Он уложил ее на траву. Она сделала глубокий вдох. Боже, какая красота!  Этот вдох! Воздух был наполнен пьянящим ароматом забытых уже трав и ягод, которые наполняли силами всю ее душу, проникая в каждую клеточку ее тела. О, этот выдох! Стремительный, насыщенный выдох,  опоясав небесную широту, желал напоить пустоту и  затем без остатка раствориться в ней. Где-то рядом  журчал хрустальный ручей, перекатывал малахитовые камешки, напевая волшебную, уже преданную забвению мелодию. Она открыла глаза – Ярко бирюзовая манящая высь распахнула врата Рая. Того самого блаженного рая, на краю которого однажды они  пали вниз…

       Наблюдая за необычными героями, я невольно почувствовала, как сливаюсь с ними воедино,  с их телами, мыслями и эмоциями. Я была ими. Я чувствовала и видела все, что чувствовали  и видели они. Я смотрела на мир их глазами, продолжая участвовать в неземных событиях:
      Он напоил ее. Она снова закрыла глаза, неподалеку, убаюкивая, шипели змеи, напоминая… Сладкие воспоминания уносили ее далеко, далеко…. «…Она бежала по раскаленной земле, оглядываясь назад. Ее звонкий веселый смех эхом перекатывался через весь лес. Тихий, укромный, такой свой и родной лес. Запах хвои насыщал силами, наполнял красотой и радостью жизни. Она бежала легко и грациозно, лицо излучало истинное, неподдельное, счастье, заливистый смех пробуждал все пространство.
      - Ух! Ты уже здесь! Ловко!  - и она резко затормозила. Скользящие по земля стопы врылись маленькими изящными пальцами  в прогретую почву, распыляя, словно пудреница, пыль на собеседника.  – Научишь?!
      Одним дуновением губ Он смыл с себя пыль, не отрывая пристальных глаз от ученицы.
      – Смотри и запоминай, -  и Он, прикрыв глаза, как будто на чем-то сконцентрировавшись, набрав воздуха, а затем, резко выдохнув, стремглав пустился ввысь. Он летел стремительно,  как прямая натянутая струна, рассекая облака. Казалось: Он вот-вот коснется солнца.
     Она попыталась сделать тоже самое, долетела до верхушки сосны и камнем плюхнулась вниз. Не успела она открыть глаза и понять, что произошло, как Он уже был тут как тут, нежно приподнимая ее с земли.
    - Не ушиблась? Как себя чувствуешь?
    - Прекрасно, лучше не бывает! - и она звонко засмеялась, притянула  его поближе к себе и перевернула на землю.
    Они кувыркались и смеялись, собирая своими телами разноцветные соцветья, помятую траву и любопытных вездесущих букашек. Их счастливый, полный гармонии и насыщенности смех разносился по всему лесу, пробуждая природу к новому рождению.
      Шли дни и ночи, рассвет сменял закат. Лили совершенствовалась с каждым божьим днем. Ее гибкость, ловкость и быстрота восхищали,ее навыки и умения поражали своим превосходством. Ее физическая красота "утоньШалась", и она становилась прекраснее день ото дня. Она расцветала и благоухала у него на глазах, которые Он был не в силах оторвать от ее великолепия.  Он всегда был рядом, даже тогда, когда она  не могла его видеть. И он очень любил быть невидимым, украдкой наблюдая за драгоценнейшим цветком его сада. Не оставляя ее не на миг, Он наслаждался великим процессом эволюции, развития и совершенства, изучая и познавая его на Яву. И в этот процесс эволюции, не осознавая того, он по собственной воле был втянут сам.
      Разум Лили стал настолько беспредельным, ярким и чистым, что Он начал улавливать в своем сердце ранее чуждый и неведомый ему страх – страх потерять контроль над ней. Ее многоплановые, летучие, стремительно переходящие одна в другую мысли были ему неподвластны. Он начал осознавать, что не знает  и не видит ее, не видит то, во что она может превратиться. Это страшно пугало его.  День за днем в его сердце  усиливалось чувство тревоги. Он начал замечать, что испытывает к Лили любовь особенную, непохожую на ту, раннюю, испытываемую ко всем своим творениям. Он любил ее странной, неизвестной ему еще любовью, любил  не как дитя, за которым нужно присматривать, будучи наставником и учителем, а любил как равную, равную и достойную себе. Незнание будущего манило и наполняло  его огромной жаждой познания: «Кто она? Что я создал? Непостижимая!» 
     Он все глубже и глубже уходил в себя, в поисках ответов. Он не мог понять, что упустил, что не продумал, почему не увидел конечный результат: «А может быть конечного результата и вовсе не существует. Вселенная по своему определению не может иметь предел. Любая форма и суть может видоизменяться в процессе эволюции или девол… Не может быть!?» - Он отстранил плохую мысль, и  растеряно тут же отвлекся на порхающую перед его глазами бабочку цвета ультрамарина. Синий жемчуг, парящий у его глаз, вернул ему ощущение умиротворенной красоты и покоя, которого он уже давно был лишен: «Вот она Эволюция! Она дарует радость, счастье и покой. А Лили…? Кто она? Что она?»
     - Создатель! Вот ты где. Прячешься от меня который день. Я чем-то провинилась? Ты сердишься на меня? – мило улыбаясь, игриво спросила Лили.
      - Что ты, нет.  Просто … обдумываю новый план.
      - А можно и мне с тобой?
        Он молчал.
     - Ты избегаешь меня? Мне так скучно одной, не с кем мыслью поделится. Уроки все усвоила, смотри!
      - Не надо, – монотонно, безучастно ответил Создатель.
      - Ты избегаешь меня… я это знаю. Одиноко  мне, Творец, одиноко. Ну что ты молчишь, посмотри на меня!
      Он нехотя поднял на нее глаза, как будто боялся чего-то, и увидел чистый, пытливый взгляд. Взгляд… Он дрогнул. Что-то изменилось в ее взгляде. Ее небесные жемчужные глаза как-то странно, по-новому смотрели на него. «Она выросла», - подумал он и отвел  в сторону взор, не в силах выдержать Вселенскую красоту.
       - О, как я мог не подумать, прости. Я сотворю тебе подобного. Красивого, сильного и любящего мужа, - последнее слово он протянул, поднимая глаза ввысь. - С ним будешь счастье и радость разделять. С ним будешь красоту созидать.
      - С ним? А как же…? - в лице Лили было море изумленной горечи и непонимания:  «Зачем он это делает?»  –  Хорошо, – тут же сообразила лукавая женщина и  улыбнулась. –  Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.
     И Бог создал Адама и вдохнул в него пыль. И был красив и статен Адам, силен и умен, но не парой был Адам Лили,  а братом. Адам рос не по дням, а по часам. Лили  привязалась к нему  всем сердцем, полюбила всей душой. Научила его летать до небес и воспроизводить голосом чистейшую вселенскую музыку, научила поглощать пыльцу и досыта обогащаться ею, научила танцевать, паря над облаками, превращаясь всем телом в один  центральный ритм Великого сердца, обучила технике созидания и обновления. Вместе с Лили они возродили семь новых родников и зажгли семь новых звезд на небе, посадили новый сад в Саде и новое древо посреди нового сада. Бог украдкой наблюдал за их счастливым сотворчеством, не обличался, не мешал. Казалось: Лили и Адам совсем забыли про его существование. Ревность с яркостью молнии просыпалась в его темной стороне Я, которую он прежде не знал. Он с каждым божьим днем понимал, что Лили не пара Адаму. Прост Адам и недалек еще, тяжелым бременем  лег Адам на ее маленькие хрупкие божественные плечи. Еще сильнее невзлюбил Бог Адама, когда увидел, как его тяжелые глиняные руки неумело обвились вокруг невесомой Лили. Ускользнула Лили от Адама, ускользнула. Не достать ему Лили, не достать.
      «Не так, глупец, не так!», - и Бог удивился мыслям своим. – «А как?».
      И рисуя в голове образы, Бог продолжал красочно и чувственно  думать. И вдруг вздрогнул от укола мучительного ощущения, которого он никогда не испытывал ранее: «А  ведь я ни разу ее так не касался. Каково это? О, непознанная!». С небывалой силой скрутило его томящее чувство, распространяясь от виска к низу живота. Застонал Бог, зарычал и устрашился лика своего, и взмолился он к Всевышнему:
     - Отец! Отец, мой! Что  со мной? Помоги!
      Светлое искрящееся облако снизошло до него и обняло младенца, качая в пелене  рук своих:
     - Успокойся, сын мой, успокойся, – ничего не сказал больше Всевышний, исчез, унося с собой ноющее чувство.
     Неведомое чувство  ушло на некоторое время, но вернулось  снова. Не видел теперь Творец иной красоты, кроме красоты Лили, не видел иной доброты, кроме доброты Лили, не знал большей силы, неподвластной ему, чем сила Лили. «Безупречна, совершенна, любима, сильнее ме…» -  зарыдал Бог и взмолил:
      - Отец! Помоги! Что мне делать?
     Светлое лучезарное облако снизошло, окутало  и успокоило:
      - Сынок! Вдохни!
      И почувствовал Бог, как непрерывным нескончаемым потоком из самого центра Великого сердца струится  великая сила любви, исцеляя все на своем пути.
      - Ошибку допустил ты, сынок! Ошибку! Небольшую, исправить можно.
      - Ну, как?
      - Думай, сын мой, думай. Почувствуй, сын мой, почувствуй. Помни, что лежит в основе основ. Без этого нет жизни, нет радости, ни один процесс  созидания не увенчается благостью.
      И очнулся Бог, и явился Бог  Лили и Адаму и увидел нерадужную картину. Со слезами на глазах обратился Адам к Богу:
     - Создатель, я тебя три дня взываю, не слышишь меня. Почему? Совсем плоха Лили  стала. Руки, ноги ей крутит, лик померк.
     - Что ты сделал с ней?
      - Ничего, Создатель. Третий день изнуряется она, кувыркается по полям по лугам, не ест, не пьет,  странные звуки издает, лес затих,  ручей не поет, все померкло без нее.
     Бог спустился на колени и обнял нежное бледное лицо:
     - Что с тобой, Лили?
     - Не знаешь? – и она съежилась, как будто от боли, притянув ноги к животу.
       Бог понял все, взял ее на руки и прижал к себе. Впервые за все время, они были так близки, впервые так близки, после того как изменились оба. Ее эфир пьянил и услаждал его, ее дыхание легкое, свежее, чистое омывало и питало его дух, его руки касались почти невидимой, невесомой, мягкой на ощупь телесности, его руки утопали в ней. Он прежде не осязал и не вкушал более совершенного творения. Все чувства, все ощущения и  эмоции  были новыми.
    И Бог принес Лили на водопад, святая святых, любимое и укромное место создателя, куда не ступала нога ни одного его творения, кроме нее, ибо она была избранной. Он окунул ее, и отошел в сторону:
     - Омойся, подкрепись – сила сама придет.
     Он стоял в стороне и восхищенно наблюдал за резвящейся в воде Лили. Ее звонкий переливистый смех кружил сознание, он не верил своим глазам – чудо его творения было настолько велико, что ему казалось, она превзошла самого Всевышнего. Бог выпустил из своего сердца нескончаемый поток струящегося розового света и пронзил Лили.
     - Хи-хи, ой щекотно!
     - Дыши! 
     - Восхитительно! Я полна сил! Я беспредельный источник силы! – она звонко рассмеялась!
     - Я тебя люблю, – не выдержав, прошептал он, любуясь зачарованной Лили.
     - Что? Ты что-то сказал? Почему ты раньше этот луч не пускал? Красота! Нежность! Вечность! Я о нем ничего не знала.
      - Не было необходимости.
      - А теперь, значит,  есть? -  притворяясь и привлекая к себе божественное внимание, Лили игралась. – Ой, ой у меня вот здесь болит и еще вот здесь, спаси, исцели!
       И они вместе зажглись животворящим смехом. Светозарный огненный луч, пронзающий Лили, отразился в ее сердце, приобрел новое, чистейшее, прозрачно-лунное свечение и направился в сторону Бога. Бог опустил глаза.
     - Ты его любишь?
     - Кого?
    - Адама.
    - А где Адам? Мы же про него совсем забыли.
    - Стоит и смирно ждет тебя за воротами, не смея войти без моего позволения. 
    - Так позволь ему!
    - Зачем!? Ты не ответила на мой вопрос. Ты любишь Адама?
    - Конечно, люблю. А ты нет?
    - Я… я его люблю, как  и все что я создал.
    - А меня?
    - … и тебя.
    - А как ты меня любишь? Также как Адама? Так я пойду за ворота и встану рядом с ним – там мое место.
     - Нет, здесь твое место, здесь.
     - Почему?
     Он молчал.
    - Почему, ответь?
       Не дождавшись ответа, Лили  направилась в сторону ворот.
    - Я тебя не отпускал. А ну вернись и встань на место, немедленно!
    - И не подумаю.
    - Вернись!
    - Догони.
     Не успела она моргнуть, как он пересек ей дорогу:
    - Вернись, пожалуйста, обратно.
    - Хорошо – и вопрошая, Лили подняла свои лучистые  глаза и посмотрела ему в лицо. – Так почему мое место здесь?
    - Не знаю… а ты Адама как любишь?
    - Как? – и Лили пристально посмотрела на глубокую складку между бровями, пытаясь понять круговорот мыслей создателя. – Я люблю Адама очень сильно и привязалась к нему всем сердцем, всей душой, люблю его как брата младшего, неуклюжего, нерасторопного, которому нужна моя помощь и забота. Люблю как родную кровиночку, которую приголублю, утешу и всегда защищу. Но мне не хочется познавать его глубину, не хочется раствориться в нем, потому что все, что в нем есть, я уже знаю. Адам прост еще. А ты, мой Творец, как бескрайняя бездна вод, что льется беспредельным потоком, пробуждая к жизни мое сердце. Мы не равны с Адамом, и ты об этом знаешь. Ты учил меня, что Любовь -  это смотреть с благоговеньем друг на друга, смотреть в одну сторону и идти в одном направлении бок о бок, рука об руку, сердце в сердце, помогая, и защищая друг друга.
     - Да…
     - Но что бы идти в одном направлении бок о бок, рука об руку, сердце в сердце, без грусти, скуки и печали, в радости и согласии нужно быть равными, достойными друг друга, совпадать в темпах развития; чтобы опереться, положиться друг на друга как равного, не обременяя своей силой или слабостью. Ты же знаешь, Адам не вынесет моей ноши,  она ему непосильна. Равенство нарушено. Зачем ты это делаешь? Ты ограничен без меня, как и я. Ты же создал меня для с…
     - Замолчи, несносная девчонка! Кем ты себя возомнила? Я твой Бог, Покровитель и Повелитель. Как ты смеешь?
    - Тихо, любимый мой, утешься, – и Лили обвила его лицо ладонями и поцеловала, а затем продолжила. - Не ведаешь, что творишь. Зачем разрушаешь то, что может изменить нас обоих и перенести на новый уровень эволюции. Это шаг вперед. Это любовь. Это смысл существования Вселенной. Ты без меня ограничен, как и я без тебя. Вместе мы единое целое, а целое всегда сильнее части, вместе мы сила, вместе мы немеркнущий  лучезарный  свет беспредельности. Или ты возомнил себя Абсолютом?
    - Абсолю…? Ты...?
    - Ши-и-и, мой любимый, – и она снова поцеловала его  в губы…брови, лоб. – Да, я знаю про его существование, уже давно. Ты в своих погонях контролировать все и вся, упустил самое главное, – она, хихикнув, игриво приподняла свою тонкую изгибистую бровь.  - Я выросла. Я даже знаю, какие прекрасные мысли здесь, Люцифер, -  и Лили поцеловала область между бровями.
    - Ты…?
    -Я все знаю, любимый мой. Помнишь, когда тебе было плохо, когда ты страдал, так вот, в те дни мне тоже было плохо, и я страдала. Я ощущала на себе каждую твою мысль. Я взывала о помощи, о прикосновении, но ты не пришел. И спустился ОН, я его не видела, не могу еще, не доросла, но слышала. Великая музыка снизошла до меня и окутала, исцеляя. Он любит тебя, очень, очень, – и она поцеловала его в лоб. - Ты один из самых любимых его ангелов, несущих свет миру, упал сюда, чтобы распространить жизнь и цвет на Земле. ОН и меня любит – Великий свет сказал, что я самое прекраснейшее твое творение. 
      - О, да, самое прекраснейшее! – и Бог впервые поцеловал Лили.
      Их красивые невесомые тела и светлые мерцающие  души слились воедино, растворяясь одна в  другом и другой в одной. И на Земле появился новый белый цвет любви, совокупляя в себе все краски бытия. Великий Вселенский замысел был решен – пазлы сияния совпали. И пустота наполнилась глубиной, и глубина наполнила пустоту, и появилась два сердца, левое и правое.  И Они забыли про Адама, и с головой окунулись  в мир знания и  любви. Лили менялась и развивалась, процесс познания был не завершен, жажда знаний  была неутолимой, насытиться было невозможно. Но и  Бог менялся, его грани расширялись, его сознание  утончалось. Они совершенствовались в любви и согласии, не пресыщаясь, не уставая,  а созидая. И был блаженный миг тот вечен, но…
     Ах, бедный Адам, бедный – ошибся Князь мира сего…»
 
   
9. С возвращением!

 Старость и мудрость –  понятия неэквивалентные,
 а порой – и взаимоисключающие.


       - Проснулась, ну, слава Богу! А я уж думала, мамке твоей звонить.
         Я открыла с трудом глаза, не понимая, где я; и увидела расплывчатую бабу Надю, низко склонившуюся надо мной.
       - Что случилось? – спросила я, приподнимая голову и осматриваясь вокруг – в глазах  плыл туман.
      -  А ты что, ничего не помнишь?
      -  Не-а-а.
      - Нашла тебя перед домом без сознания, прямо у порога. Как ты себя чувствуешь, доця?
      - Да вроде бы хорошо. Только вот голова немного шумит, –  и я попыталась встать с кровати, но не было сил. Руки и ноги были такими тяжелыми, что я  не смогла пошевелить даже кончиками пальцев. – И давно я так лежу?
       - Минут пятнадцать, может двадцать, как я нашла тебя. А сколько ты до этого так пролежала, один Бог знает.
       - Я умерла?
       - Хай Бог милует! Ты что?
       - Который сейчас час?
       - Полпятого.
         Я попыталась вспомнить все, что со мной произошло. В памяти всплывали отдельные, разорванные картинки: утро, тревожные мысли, странный сон, избушка на курьих ножках, озеро, лес, письмо, стук в дверь, порог…не помню… туман… дым… пожар… светлая искрящаяся женщина…женщина… Потихоньку в моей голове вырисовывались все события сегодняшнего необычного путешествия. Я снова отмотала назад воспоминания и увидела, что перед тем как открыть дверь, я посмотрела на часы – было ровно половина первого.  Значит, я пробыла в обмороке четыре часы. Вот это да! Со мной еще такого не было.
       - Баб Надь, а  на кровать меня сами уложили?
       - Что ты?  Старая я уже, - смеясь, ответила она, - это  дед Иван.
       Дверь распахнулась: в дом вошел высокий и статный седовласый старик с длинной седой бородой, как у старца, и очень красивыми, глубинными, глазами. В руках у него было чугунное  ведро с водой, которое он как-то очень легко нес, мотая им из стороны в сторону, при этом, не выплескивая воду из краев. Я заметила, что в молодости, скорее всего, он был очень красивым и интересным мужчиной, одним из тех, которые глубоко цепляют за душу и редко встречаются в этой жизни.
       - С возвращением, дочка! А то мы тут собрались за врачом ехать, - по доброму и искренне радуясь моему возвращению, сказал дед Иван.
       Следом за дедом вошла сухая, но опрятно и чисто одетая старушка. На вид ей было лет сто, точно. Почему-то мне запомнился ее необычайно зеленого цвета платок, которым были убраны волосы, и цвет которого отражался в ее бездонно бирюзовых глазах. Что-то такое загадочное и сказочное было в этих старцах, что я не могла оторвать от них глаз: не смотря на свой преклонный возраст и обманчивый старческий вид, они очень легко и  грациозно двигались. Прямая осанка, блеск в глазах, лица, излучающие живой и широкий интеллект, как-то не соответствовали моим представлениям о  старости.
       Старенькая женщина с глазами молодости и какой-то неизвестной мне мудрости медленно, но статно, подошла ко мне; нежно взяла за руку;  потрогала лоб; а затем пристально и как-то странно посмотрела на меня, как будто она уже знала меня или то, что со мной произошло.
       - Все хорошо, долго жить будешь, - поглаживала меня за руку незнакомка, улыбаясь и цепко всматриваясь в мои глаза.
       Баба Надя напоила меня каким-то травяным чаем, который  приготовила старушка в зеленом платке, укрыла теплым оренбургским платком, погладила по головке, словно я малое дитя, и все троя направились к дверям.
       - Лесечка, позвони маме, скажи, что у тебя все хорошо, - напомнила мне баба Надя, выходя из хаты.
       - Хорошо, - сказала я и так и сделала.
       Дверь захлопнулась. Я осталась одна. Тишина. За окном умиротворяющий дождь. Никого нет – красота!
       В последнее время очень люблю быть одной, сама с собой наедине. Дорогой мой  читатель,  это не чувство одиночества, нет – это совершенно другое. Это единение, единение с Собой, какой-то новой и другой, истинной и настоящей. В последние месяцы я стала уставать от бурного городского общения, бестолковых разговоров, бессмысленных  праздников, не приносящей удовольствия работы. (О, эта работа – сущий ад, занимающий у тебя большую часть твоего неплодотворного времени, которое бы ты могла плодородно посвятить своим родным, близким, нуждающимся в тебе; своему развитию, наконец-то; и  чему-то, в конце-то концов, полезному и интересному! Работа, не развивающая твои врожденные способности и не вызывающая у тебя интереса – ад и пустая трата времени. Как может женщина работать полный рабочий день (очень многие без выходных),  да к тому же в современных условиях «колоссальной нехватки воздуха» и тотальной жесткости и при этом сохранять – не говоря уже о накоплении – созидательные силы для усовершенствования домашнего очага, для подпитки своего мужчины? Как? Никак. Может ли униженная или изможденная женщина иметь силы на любовь к себе и к своей семье? Нет, не может.  Потому-то у наших любимых мужчин ничего не получается, а если и получается, то как то криво да косо, с большими ущербом и потерями). Крики, шум, склоки, бас машин, безответственные люди-паразиты, которым вечно что-то от тебя надо, потому что именно ты болен таким редким в наше время обостренным чувством ответственности, пьют из тебя на последнем твоем издыхании соки  и направляют их  в  никуда – хочется закрыться от всего этого и бежать, бежать...
       Я сбежала. Я здесь. Я одна, закрылась от всех, наслаждаюсь тишиной и покоем, восполняю свои силы и больше никому не раздаю их понапрасну. 

***
       Головокружение почти прошло. Я встала с кровати и нетерпеливо направилась к  надежно спрятанной картонной коробке, которая стала для меня своеобразным ларчиком тайных знаний;  вытащила беспорядочно растрепанную книгу в черном кожаном переплете (о которой, по-видимому, и рассказывала бабушка); уютно уселась на кровать, обмотавшись теплым пуховым платком; и принялась читать с первой попавшейся страницы:
      « … Лили проснулась от легкого дуновения северного ветерка, который смывал с нее покровы утренней росы. Люцифера не было рядом. «Господин обходит свои владения» - с восхищением подумала Лили, потягиваясь и  умываясь серебром. Впервые за долгое время Лили отдыхала. Ее мысли успокоились на время, и пришли в порядок.
     - О, мой милый  и добрый Адам, как ты там? – вымолвила Лили в бездну пространства.
        Поприветствовав Все и Вся  в Святая Святых, Лили вышла за ворота. Она вошла в сад.   Цветущий сад  встретил ее долгожданным поцелуем.  Чистый, легкий ветер обнял ее, лаская в этот раз как-то по-особенному ее прекрасное лицо. Трава и цветы поклонились  в ноги, уплетая стопы пестрыми благовонными соцветьями. Ликуя от радости, звери и птицы сбежались на поляну поглядеть на царицу. Небо припустилось, желая прикоснуться к священному алому Цветку. Лес, улыбаясь,  затих в ожидании чуда.
        - Здравствуйте, мои родные, Доброго утра Вам! – кланяясь, приветствуя обитель Адама, воспела Лили.
       - Доброго утра!!! – звонким эхом отозвалось утреннее ликование чистейшей природы.   – Мы тебя очень ждали.
        Лили почувствовала на себе нежный, ласковый взор Солнца; на плечах сидели райские птицы и переливисто пели, разливая повсюду чудеснейшую музыку совершенной первозданности. Лесные стелящиеся цветы, легким прикосновением продолжали обвивать тончайшие стопы Лили, не желая выпускать из своих рук сияющую красоту любви.
       - Здравствуй, Лили, - с высоко поднятой головой сказал Адам. – Ну как ты?
       - Чудесно! – и Лили подошла к Адаму, и хотела было обнять его, но Адам отстранился.   
      - Не надо, Лили.
      - Ну, почему?.. – недоумевая, смотрела она на Адама.
      - Адам… Адам… Посмотри!!! – где-то неподалеку раздался счастливый, звонкий девичий голос. – Адам, посмотри, что я нашла!
        На цветущую поляну вышла красивая, сочная, молодая женщина с красными пухленькими щечками и  мягко развивающимися на легком ветру темными длинными волосами. В ее пышущих здоровьем руках мирно сидел белый мохнатый заяц, активно шевеля своим любопытным носом, вдыхая и распознавая окружающий мир. Заяц резко затих, учуяв дивный запах Лили, и живо выпрыгнул из рук Евы. Прижав длинные уши, нетерпеливо,  заяц вприпрыжку направился к хозяйки леса.
        - Здравствуй, мой хороший! – теребя за уши зайца, поздоровалась с ним Лили. –  Здравствуйте, кланяясь, поприветствовала Лили незнакомку. –  Я Лили, сестра Адама.
        - Сестра?.. – Адам открыл рот от удивления, но затем, быстро придя в себя, указал на молодую женщину,  – моя жена, плоть от плоти моей, Ева.
       Лили неспеша подошла к Еве и прикоснулась ладонью к ее щеке, принимая:
      - Добро пожаловать, сестра.
       Ева ответила тем же.
      Лили всматривалась в карие глаза Евы, пытаясь понять ее суть. Она была прекрасна. Лицо сияло молодостью и свежестью, невинные глаза на все смотрели с глубочайшим интересом, не отражая абсолютно никакой оценки. Тело было пышно и красиво со всей земной плодовитостью. Оно еще не излучало блеск, но было приятно на ощупь: мягкое, нежное, теплое, как «парное молоко».  От ее тела еще шло испарение – признак незавершенности и развития процесса. Лили восхищенно смотрела на молодую Еву, улавливая единство корней бытия,  затем перевела взгляд на Адама, в надежде увидеть  тот же восхищенный взгляд –  тщетно.
       Она скользнула вглубь Адама – и  все поняла. От увиденного Лили помутнела.   
    – Оставляю вас наедине, мои родные, -  сказала растерянная Богиня и порхнула ввысь.
       И она летела белая-белая, легкая-легкая, тонкая-тонкая,  почти невесомая, обнимая своим широким взором любимую цветущую землю. Навстречу мечте радостно мчался Люцифер, протягивая ей свои беспредельные объятия. Вот он уже обнимает ее на лету, вот он уже целует ее, вот они уже вместе танцуют великий танец жизни. Лили забыла все, что хотела сказать, и без остатка растворилась в любимом. Они смеялись и кружились в облаках, громко дышали, раскатывая страстный гром и озаряющую молнию в небесах. Их танец был идеален, их чувства были бесконечны, их великая любовь распространялась повсюду миротворным белым цветом.
***
       - МИлый, скажи мне, для чего ты создал Еву? – дождавшись подходящего момента, спросила Лили.
      - Ну… не совсем я ее создал.
      - Что ты имеешь в виду? – изумленно, приподняв одну бровь над другой, смотрела на него Лили.
      - Я раскрыл Адаму механизм творения, и он сам ее создал, по образу и подобию своему. Не смотри так на меня, конечно, я был рядом, и в случае чего, вмешался бы и помог.
      - Зачем?
      - Сил больше не было смотреть на одиночество Адама, пара ему нужна была, равная и достойная, плоть от плоти его –  и я вдохнул в него ключ творения.
       - Но почему  мы вместе не приняли участие в творении? Ева была бы более целостной.
       - Что ты говоришь? Ева целостна, как и ты! Я создал тебя из света  своего пламени и полюбил как самого себя, как лучшую часть себя. Я хотел, чтобы и Адам так полюбил свое творение и приобрел цель. У Адама нет того пламени, ну у него в груди есть подобие – великий цветок жизни, который я подарил ему при его рождении. Из  лепестка этого цветка Адам и создал Еву. В этом и есть полнота – часть воспроизводит целое, целое стремится к недостающей части.
       - Люцифер!  Я видела глаза Адама, с которыми он смотрит на нее – в них нет белой любви. Он не видит в ней целого. Он не стремится к ней. В момент моего творения ты был целостным. В момент творения Адама – уже нет.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Эфирная суть твоей любви разделилась – часть ее теперь во мне.
      - И?..
      - Ключ к благостному творению лежит  в любви целостной и полной, проявленной во всем своем максимуме. Адам недополучил части любви, причем женской, сердечной части. И этот Адам с неполной любовью создал Еву, в которой еще меньше любви…
      - И что?
      - Убывание, Люцифер, истощение жизненной силы. Ошибка, любимый!
      Люцифер был сокрушен, радостный лик сменился печалью.
      - Ну, признайся, милый,  - продолжала Лили. - Ты же создал Адама наспех,  как следует не обдумав, не вкладывая в него особой любви и трепета. Ты же создал его  не как долгожданно вынашиваемое дитя, а как объект, который позволил бы тебе разобраться в своих мыслях, ответить на твои вопросы и возможно избавиться от неизученного еще тогда  чувства. Ты даже не успел продумать последствия всего этого. Ошибка, любимый! А я, лукавая такая, подыграла тебе. Я же знала, что ничего хорошего не выйдет с этой затеей. Я чувствовала это! Я могла тебя остановить и не остановила. Глупая, капризная девчонка, как я могла?
      - Адам – венец творения моего страха перед непознанным, а не любви…
      - Да.  Только не твоего страха, а нашего. Мы теперь вместе всегда и везде, я - это ты, ты - это я. Твой страх – мой страх, твоя боль  - моя боль.
      - Что теперь делать? - почти рыдая, спросил Люцифер. Он впервые разговаривал с Лили как с равной, впервые просил ее совета.
      - Не знаю, милый, не знаю, пока не знаю. Но все будет хорошо, верь мне, иначе быть не может. Я люблю тебя, свет мой ясный!
      И Лили ласкала раскаленную от тягостных мыслей голову Люцифера и обнимала его и целовала. И они предались любви с небывалой силой и страстью, забыв про все, как будто  в последний раз. Любовь исцеляла и наполняла силами, вселяя надежду и веру. Отчаяние ушло, но ушло на время.

**

      Лили вышла на поляну. Яркие любящие лучи солнца обнимали, лелея прикасаясь к ее тончайшему и искрящемуся чистотой и любовью телу. Лили незаметно подплыла к Адаму и Еве, приняв форму почти прозрачного облака, и хотела было обнять их прикосновением легкого  воздушного поцелуя.  Но Адам и Ева не почувствовали ее прикосновения и не ощутили ее присутствие. Адам сидел на сочной зеленой траве и тоскливо смотрел вдаль. Его потухшие серые глаза больше не излучали интереса. Ева же беззаботно игралась с чудными  зверюшками, не обращая на печального мужа свое драгоценнейшее внимание. Лили проявилась, встав между ними:
      - День добрый и ласковый!
     Услышав долгожданный певучий голос Лили, Адам резво вскочил на ноги и с искренней детской радостью расплылся в улыбке:
      - Добрый день, Лили!
      - Добрый! – присоединилась к ним Ева.
      - Что тоскуем, муж и жена? – спросила Лили и, нежно взяв обоих за руки, повела за собой.
      - А как мне не скучать, – начал жаловаться Адам. – Жена моя занята сама  собой и своими зверями. Только и думает целыми днями, как украсить себя радужными цветами и самоцветными камнями. Мне бы жену легкую и белую, добрую и смелую, любящую и любимую, самую неповторимую и чтоб глаза ее горели пылкой любовью и излучали блеск и глубину небес, и чтоб хотелось их целовать, целовать… (Ева шла рядом и безучастно хлопала глазами по сторонам, особо не утруждая себя вникать  в суть происходящего).
      - А что ты сможешь дать взамен такой женщине, Адам? – высоко подняв свои красивые изгибистые брови, спросила Лили.
       Адам молчал.
     - Видишь, нечего сказать. Любовь – это также свобода и равенство. Будет ли такой, почти совершенной, жене свободно и хорошо рядом с тобой – вряд ли. Сейчас ты не вынесешь тончайшей красоты и глубины омута  такой женщины – погубит она тебя. Но придет твой черед, верь мне Адам, и тебе станут по силам   женские чары.  Ева прекрасная жена, и будет еще прекраснее. Потерпи немного, помоги ей. Вы творцы – и то, какими вы будите  друг для друга, зависит только  от вас. Ты будешь расти, зреть и расцветать и она вместе с тобой. Протяни ей руку, помогите друг другу.
       - Ну почему я должен...
      - Ты старший, Адам, –  перебила его Лили, – помоги ей, будь терпимей  и мудрее, будь нежным и заботливым, научи своим примером.
      - Правильно, я старший, поэтому она должна во всем слушаться меня – а она не слушает.
      - Она тебе ничего не должна, милый Адам. Но своей безграничной любовью ты  сможешь сделать так, что она сама захочет что-нибудь приятное для тебя сделать, а,  возможно, и вечность  слушать твои любящие речи.

      Они шли медленно, впитывая в себя благотворные, обогащающие душу энергии. Лили держала их за руки крепко-крепко, стараясь передать обоим как можно больше своей бесконечной любви, напоить их души чарующими силами полноты и цельности.  Они не заметили, как подошли к изумрудному озеру, как остановились и посмотрели на тихую гладь зеленого зеркала. Проснулись. Все  увидели свое отражение. Красота покоряла взор. Лили встрепенулась – отражение, которое она увидела, покорило и ее. Ее превосходство, телесное и духовное, было настолько явно выражено на фоне молодых Адама и Евы, что Лили безмолвно опустила свои дивные глаза, поняв суть проблемы: чтобы любить, как любил Люцифер; чтобы чувствовать и ощущать, как чувствовала и ощущала Лили; нужно было пройти путь, школу жизни, приобрести опыт, который бы расширил сознание и утончил тело. Адам и Ева – его не прошли. И сколько бы  сил и любви Боги не отдавали детям своим – они бы были недолговечны, потому что источник поддержания и преумножения этих  сил был еще не сформирован у детей внутри.
       Лили плавно взяла руку Адама и вложила  в нее ладонь Евы:
      - Любите друг друга, дорожите друг другом, ваша любовь с каждым днем будет крепнуть, расти и совершенствоваться. Потерпите немножко, мои вы любимые – всему свое время! – и Лили  упорхнула.
       Адам долго провожал восхищенным взглядом божество, перед которым  искренне преклонялся, а затем медленно перевел взгляд на свою жену. «А она и впрямь похорошела, расцвела, оформилась», - подумал про себя Адам и еще крепче обхватил мягкую и сочную ладонь Евы.
      - Пойдем жена, искупаемся, – предвкушая радости, сказал Адам и шутливо подтолкнул Еву к изумрудной воде.
      Они весело плескались в озере, искренне любя друг друга  в этот миг, но  миг этот был  невечным – сила, дарованная Лили,  испарялась, свою же –  они еще не излучали.

**

     - Здравствуй, любимая! О чем задумалась? – нежно целуя бархатные губы Лили и щекоча лепестком ванильной розы тончайший изгиб ее  красивой шеи, спросил Люцифер.
     - Я думаю,  что надо ускорить процессы эволюции здесь, на Земле.
     - Но это вмешательство в высшие замыслы Бытия.
     - Так мы сможем с минимальными потерями исправить ошибку и быстрее войти в общий поток.
     - Что за глупости опять, Лили? Мы и так в общем потоке.
     - Нет, уже нет, оглянись вокруг. Любовь ослепила нас, нам хорошо в любых условиях, в любом состоянии. А им?  Мы не заметили, как соскочили. Нас отключили от источника питания.
   -  Ну и что? Значит, мы уже самостоятельны и сами можем воспроизводить первосвет.
   -  Мы то – да.  А что будет с Адамом и Евой?
   -  То, что и должно быть в этом случае – постепенный процесс развития с нашей помощью и поддержкой.
    - Процесс развития займет очень много времени, весь этот срок они будут ощущать оторванность от источника и потерю связи – они будут страдать. К тому же, несовершенство Адама и Евы очень велико, мы можем не вытянуть их без внешней поддержки Отца – они могут пойти по нисходящей, заземляя нас.
    - Ну что ты, все будет хорошо, все будет так, как должно быть.
    - Люцифер, я себя стала странно чувствовать. У меня появился страх, который я не испытывала ранее, время от времени  у меня колит в груди. Что-то не то происходит, я знаю. Ну что?
    - Где? Покажи, – Люцифер приложил свою целительную, любящую ладонь к груди любимой и забрал боль. – Лили, как ты думаешь, почему нас на самом деле отключили от источника? – спросил он, нежно целуя ее в уста.
      - Думаю, что нарушен закон творения – закон любви. Адаму и Еве потребуется много дополнительной энергии для их выравнивания. ОН не может этого допустить, так как произойдет перекос сил и  нарушится Божественная экономика. Ты же знаешь, что бы  сохранить баланс Актива и Пассива, придется отнять от одного элемента и прибавить к другому –  это не справедливо.
      - Или… другой вариант: увеличить весь Пассив, добавив энергию всем активным элементам.
      - Творец, ты куда замахнулся? Все мечтаешь перепрыгнуть из первого класса сразу в десятый? – звонко рассмеялась Лили. 
      -  Все мечтаю, – улыбнувшись, ответил Люцифер.
      - Мечты сбываются, любимый.
       - В любом случае… – замешкался, было, Люцифер, – это наша ошибка и исправлять ее нам.
       Вздохнув, Лили приподнялась и попыталась взлететь высоко над землей – не смогла.   
      - Я себя странно чувствую! Я слабею, – чуть слышно вымолвила Лили.
      - Не говори глупости, родная моя,  ты просто устала, – и Люцифер обнял изможденное тело Лили огненным любящим лучом, питая и восстанавливая ее силы. Они игрались, щекотали друг друга искрами своих лучистых тел, смеялись стаккатом капели  и отчаянно любили друг друга.

**
       Дни и ночи летели с невероятной по ощущениям Лили и Люцифера скоростью. Для осуществления задуманного плана оставалось все меньше и меньше времени. Силы любви Богов иссекались, а Адам и Ева  не восполнялись. По-прежнему дети творца с безразличием смотрели друг на друга, их развитие не то чтобы не ускорилось или замедлилось, их развитие остановилось.  Время шло, Великие сердца обессиливались, раздавая себя без остатка, пытаясь помочь неразумным детям своим. А дети их безучастно принимали эту помощь, принимали как должное и само собой разумеющееся. Адам очень огрубел и свое некогда искреннее преклонение перед Богиней Лили сменил на бестактные, примитивные и порой вызывающие знаки внимания.  Безразличную, простую и  уже почти пустую Еву это ничуть не беспокоило. А любящего и уже страшно ревнивого Люцифера это раздражало и приводило в ярость. Напряжение росло с каждым днем.
     Люцифер и Лили в полной мере осознали и почувствовали на себе все законы причинно-следственных связей и старались изо всех сил повернуть время вспять – безуспешно. Нежелание Адама и Евы помочь своим Родителям, отсутствие единой цели и паразитическое мышление отпрысков усугубляли положение – внутренние резервные силы детей не включились.
       Изнывая от безысходности, цепляясь за малейшую  надежду, Лили задумала новый план и впервые в жизни утаила от Люцифера. Утаила его, не потому что была коварной, а потому что уже знала законы кармы и не хотела возлагать ответственность за свои мысли и  поступки на любимого. Это она принимала это решение, и только она должна была нести ответственность за него.
       В центре Святая Святых росло Золотое древо мудрости, отражающие суть Абсолюта – Древо познания добра и зла – переданное Люциферу Всевышним. Лили знала о его существовании и  даже вкушала с него плоды. Пришло бы время и эти заветные плоды были бы также дарованы Адаму и Еве. Древняя мировая мудрость, хранящаяся в плодах  родового дерева, была настолько великой и обременительной для нестойких духом, что для того чтобы ее нести достойно и благостно, нужно было вибрационно соответствовать ее силе. Для неразумных  же и слабых волей – она несла разрушение и крах. Чем больше знаешь – тем больше ответственности, тем больше спрос – не продумала это Лили, поспешила.
      Изворотливая, гибкая и изящная Лили  облачилась мерцающей и сладомудреной змеей. Красивая и ласковая она незаметно подкралась к глупой Еве, нежно обвила ее пышный стан и шепнула  на ухо:
   - Красавица моя, хочешь познать тайну небес?
   - А зачем мне она? – мило, но без особого блеска в глазах ответила Ева.
   - А хочешь быть такой же любимой, как Лили?
   - И зачем мне это? – зевая, ответила Ева, но, подумав немного, сказала. –  Я бы хотела, чтобы Адам преклонялся предо мной, как Люцифер перед Лили. Я бы хотела быть царицей, перед которой бы кланялся весь мир.
     Смутилась тогда Лили таким ответом, но не отступила от задуманного.
       - В обители Создателя, – продолжала свой рассказ Лили, – растет дерево с волшебными плодами, познавший этот плод станет Богом и исполнит все свои мечты. Эти чудесные плоды наполнят тебя знаниями и видениями, поэтому: зная – да не застыдись и не загордись, видя – да не устрашись и не увлекись ликом своим…
      И Ева вкусила запретный плод и угостила им Адама, но не для того чтобы осуществить великие замыслы и мечты,  а так, из любопытства: правду ли сказала змея. Вкусив божественные плоды непостижимой мудрости, прозрели Адам и Ева и увидели истинных себя, увидели  добро и зло. Но их мелкий несмышленый ум был  не готов к осознанию увиденного и не знал, что со всем этим делать. И не распознали они грани между добрым и злым, а увидели  лишь следствия проявленного Абсолюта, который под кривым зеркалом неразвитого разума меняли свои позиции. И не различили причин света и тьмы, черного и белого, примитивно интерпретируя лишь увиденную иллюзорную картинку. И ощутили они новые чувства и эмоции: стыд и страх за свою неполноценность. И устыдились себя, почувствовав разрушительную вину за свою несостоятельность, и прикрыли свои несовершенные тела.
      - Что вы сделали? –  раздался суровый громоносный голос Люцифера.
     - Ничего, – впервые солгал Адам Создателю, испуская дикий страх перед великой Силой.
    - Почему ваши тела прикрыты, Ева? – обратился Создатель к женщине в надежде на этот раз услышать правду.
    - Это не я, это все змея, я не хотела этого делать. Она заставила меня отведать с твоего дерева, О, Создатель! – испуганно ответила Ева.
    - Вы были в моей обители и ели с золотого дерева?
    - Да, Творец, - испуганно, в один голос, почти  пресмыкаясь перед могущественной силой, но не от глубокого уважения или почтения, а от страха быть наказанными, ответили провинившиеся дети.
    - Змея? – спросил Создатель
    - Да, вон–вон она, – пытаясь задобриться перед неподвластной силой, с легкостью предателя, указала Ева на  ускользнувшую  в кусты змею.
      Люцифер молниеносно перевел свой суровый огненный взор на шевелящуюся неподалеку траву и метнул пламя.  Пронзительное всхлипывание  очень знакомого и родного голоса остановила Светоносца. Он сию же секунду исчез, оставив  невежественных Адама и Еву. Неблагодарные дети еще долго безмолвно стояли одни. Впервые  в жизни не ощущая поддержки и любви, они всматривались в голубую даль, ища светлый лик любящих родителей. Но увидели лишь огромную пропасть между ними и обителью Создателя, которую раньше не видели. И устрашились разрыва, который с невероятной скоростью надвигался на них и иллюзорно расширялся под их неустойчивыми стопами, и от страха упали вниз…»

    Чтение прервалось чьими-то шагами на чердаке, которые быстрыми нечеловеческими перебежками, по-видимому, пытались меня запугать. Но я оставалась совершенно спокойной и на удивление какой-то окрыленной. Страх и не приблизился, мурашки атаковали тело, предвкушая грядущие события, и я увлеченно продолжила чтение: «…
     - Лили, это ты?
     - Я, милый.
     - Но зачем, Лили?
     - Думала, это поможет.
     - Поможет? Ты слышала их!
    -  Да. Ужасно. Это тупик. Все средства использованы, я не знаю, что делать дальше.
    -  Покажи, больно? – спросил Люцифер, осматривая подпаленные крылья Лили.
    -  Не очень, - ответила она и вздрогнула от жгучего прикосновения любящих губ.
      Люцифер страстно и с неистовой силою целовал раненное тело Лили, как будто в последний раз. Он исцелял его на последнем издыхании, отдавая все соки убывающей силы.
     - Что же нам делать, любимый?
     - Ничего. Пока ничего, родная, просто плыть по течению.
     - Я люблю тебя,  я есМ, - еле слышно прошептала обессиленная Лили и обвила шелковым полотном своих рук шею любимого.
     - И я люблю тебя, мы  есЯ, - прошипел в ответ Люцифер и еще крепче прижал к себе Лили.

**

       На утро Лили узнала о падении Адама и Евы.
      - И ты ничего не сделал?
      - Уже бессмысленно что-либо делать, твои яблоки  сделали свое дело. Адам и Ева не осилили это место вибрациями – случилось то, что должно было случиться.  Им здесь не место.
      - Как ты мог? Ты их не любишь! – плакала Лили.
     -  О какой любви ты говоришь? Любовь живет в условиях правды и свободы. Им не любовь нужна – им нужно чистилище. Жертвы должны быть оправданы. Мы и так им почти все отдали. Посмотри на Адама – его гложет зависть, и месть просыпается;  посмотри на Еву – глупа, как скорлупа; ленива, как улитка. У них все было. Все! Как ты слепа в своей любви, Лили! Как ты не понимаешь, им не помогли бы ни яблоки, ни свет, ни сам Всевышний. Паразитизму нет  места в райском мире. И это не я придумал!
     - Ты и меня больше не любишь?
     - А ты меня любишь, лгунья? –  и Люцифер впервые в жизни упрекнул Лили.
     -  Очень!
     - Да ладно, - почти цинично, усмехаясь,  ответил Люцифер, что до этого момента было не свойственно  ему.
     - Не обижай меня так. Меня в чем угодно можно обвинить, но не в отсутствии любви. И в чистоте помыслов меня нельзя упрекнуть. Все что я делала, так это с искренним желанием помочь и  улучшить. Прости, что не сказала про дерево – я не хотела тебя обременять.
     - Ты меня вовсе не обременила, ты просто самостоятельно приняла решение, ответственность за которое мы несем оба. Ты забыла, кто есть мы?
      Лили горько рыдала:
    - Прости меня, пожалуйста.
      Люцифер не сказал ни слова и молча ушел, оставив ее наедине со своими мыслями и обидами. А ей так хотелось, чтобы он обнял ее и приголубил, нежно утешил  и разделил печаль.
 
**
       С тех самых пор Лили  украдкой от мужа стала посылать на упадшую Землю свою бескрайнюю любовь, понемножку, день за днем, чтобы хоть как-то облегчить страдания детей своих. Лили отдала им большую часть своей безумной любви. Отдала добровольно, с радостью и никогда об этом не жалела.  Прошла ли великая любовь настоящей женщины по имени Лили сквозь дымовую завесу Земли? Кто знает. Каму-то, может быть, и досталась – а кому-то нет.
       Огрубела немного Лили без взаимной любви детей  своих  и без ласкового оберега мужа, который она почему-то перестала ощущать. Может быть, обиды затмевали взор, может быть, раздаренное понапрасну  чувство притупило свое восприятие.  В любом случае, теперь она была  не в силах  видеть свет во мраке: казался ей Люцифер злобным, мстительным и безжалостным тираном.
        Покинутый, обиженный  Люцифер тайно и ревностно наблюдал за каждым шагом  своей безумно желанной, но недоступной жены. Чрезмерно жертвуя и  раздавая себя всю, практически без остатка, Лили несправедливо обделила мужа. Люцифер страдал без ее тепла и ласки, без ее любви и подмоги; просыпался в ночи в холодном поту от одиночества и снова засыпал, грезя о завораживающих лунных прикосновениях жены. Но Лили не прикасалась к мужу и не подпускала к себе.
      Однажды,  после одной из таких изнуряющих бессонных ночей,  измученный тоской, Люцифер приказал грозным обессиленным тоном:
     - Не смей этого делать. Я накажу тебя!
     - Прости, ты о чем?
     - Не зли меня. Ты знаешь, о чем я! Зачем ты им даешь это – они не поймут ее, распустят понапрасну, и будут вечно голодать и жаждать.
     - Я тоже голодаю. Я без них умираю.
     -  Не смей этого делать, слышишь! Я накажу тебя.
     - Накажи! Накажи!
     - Лили, милая, давай не будем ругаться!
     - Накажи, ну, давай же! Может, ты и меня вниз  свергнешь?
     - Ты что такое говоришь? Я никого никуда не свергал. Случилось, то, что должно было случиться. Они пали из-за своего страха и невежества. Они должны понять, что все – в их руках, а не в моих или твоих. Кроме них самих для них больше никто ничего не сделает.         
      Люцифер раскрыл объятия и хотел, было, обнять любимую; но она монотонно с безразличием сказала:
      - Не надо, не сейчас.
      - Почему? Почему ты такая холодная?
      - Злой ты стал. Злой!
      - Постой! Не уходи, давай поговорим.
      Лили безмолвно уходила прочь.
      - Постой! Прошу! Ты слышишь меня? – но ответ не последовал. – На этот раз ты так просто не уйдешь от меня, – разъяренный не на шутку Люцифер, вьюгой кружа все на своем пути, кинулся  вдогонку.
      Разозлившись своенравным, хладнодушным безразличием Лили, Люцифер грубо схватил ее за руку, а затем как в тисках зажал в своих объятиях.  Впервые в жизни он  пошел против ее воли и взял силой. Буря чувств и бушующих эмоций захлестнула разум Люцифера: вся скрытая боль, все мучительные страдания и обиды выплеснулись наружу, раскатывая беспощадный гром, низвергая испепеляющую молнию  и опуская затмевающий мрак на райскую обитель. Но великая сила любви согревала  даже в холодном мраке. В горячих объятиях любимого сверхчувственности Лили были не страшны ни гром, ни молния, ни беспробудная тьма. Ее тело новорождалось, вдыхая пары манящей, таинственной – но нежно сияющей при ласковом свете луны – ночи. Более того, озаренная любовью, еще до конца неизвестная тьма казалась Лили более тонкой, глубинной и сакральной, чем день: теперь же, как ей казалось, все чувства были оголены и истины в своем проявлении и полярной силе: то ледяной – то жгучей, то нежной – то грубой, то отдающей – то берущей. Свет больше не синтезировал с чувствами и не варьировал их в многогранном, но все-таки радужном аспекте, приглушая, тем самым, их противоположную, скрытую ранее, суть. На поверхность всплыла  другая сила любви, которую Лили ранее не ведала – одновременно сжигающая дотла и возрождающая до бескрайних высот птиц.  Но это по-прежнему была та самая, великая белая любовь, которая, освещая тьму, наделяла ночь волшебством, смягчая ее губительные стороны –  тьма прекрасна только в свете любви. Тьма божественна, тьма сакральна в любви! Она – идеальные условия для зарождения и защиты новой жизни.
      Лили понравилось, но согласно своим еще ограниченным  канонам, Люцифер совершил насилие над ней. Покоренная совершенно новым опытом  в ее жизни, рассеянная от путающихся паутиной мыслей Лили упустила  важный момент: они с любимым находились на одной волне частот и чувствовали друг друга без слов и знаков. Она и подумать не могла, что дала свое согласие еще задолго до того, как он  взял ее, взял силой, но по доброй воле, с ее собственного позволения. Она и не подозревала, что где-то в глубине душе она этого сама желала. Сформированные на тот момент нормы Лили приглушали основной голос сердца, который указывал единый, правильный  и счастливый для всех путь.
     Глубокой темной ночью, когда весь мир затих в ожидании чего-то, не сказав ни слова, поцеловав любимого, Лили добровольно покинула полуРай. Может быть, она бежала от  грозного Люцифера, который так внезапно раскрыл в ней новую, пугающую ее грань;  может быть, она бежала от самой себя; а может, став уже другой и приоткрыв завесу тьмы, Лили просто хотела его наказать, усилив свою власть над ним, о которой знала и, безусловно, имела, в надежде стать еще любимей. Уходя молча в бездну, со слезами на глазах Лили молила: «проснись, обернись, останови меня».  Люцифер проснулся, но не обернулся и не остановил. «Никуда ты теперь не денешься… моя, моя.., – подумал он, упиваясь истинно мужской победой над своей женщиной, – жить не сможешь без этого», - самодовольно зевнул Люцифер и сладко уснул.
       Так глупая гордыня сделала свое дело – слепая вера в запретную, несчастную, недолговечную и будто бы грешную любовь между Мужчиной и Женщиной надолго воцарила в наших потерянных умах. Так любовь облачили в страсти и приписали ей низменную греховность, чтобы страшились…»
      

10. Когда уходит боль…

 Боль либо ломает навсегда,
 либо исцеляет окончательно и
 бесповоротно, направляя сознание к свету


         Вот уже почти как месяц я здесь, среди упоительных трав и вольных лугов, пахучей зелени и живых лесов, вдыхаю пары новой, дарующей надежду на светлое и радостное будущее, жизни. Единение с Матушкой землей через общение с ее естественным порождением – природой – открывало во мне новые грани, восполняло сердце и исцеляло душу. Великая родная стихия матери оттачивала свое мастерство: алмаз превращали в брильянт, преумножая день за днем количество высеченных божественной рукой  граней. Я забыла про боль. Или, быть может, боль ушла, исчезла, растворилась, как только исчезли условия, что ее питают. И что такое боль? Механизм, который дает сигнал, что «что-то не так», «чего-то не хватает», «идешь ни туда» и, в конечном итоге, «нескончаемая смертельна тоска». Так может быть, это глашатай Бога, громогласящий об искажении величия божественной красоты, вопиющий о жуткой дисгармонии единого пространства-мира? Быть может, боль – защитная реакция души, чтобы человек окончательно не забыл о красоте и высоте полета.
      Как долго я себя не знала, как долго я себе не доверяла, как долго я обманывала саму себя. Как долго! Но этому пришел конец. Я желаю и намерена  жить в красоте и любви, излучая и получая добро, улыбки, радость, заботу и внимание! Да исполниться!
   
   Лесные исцеляющие прогулки, теперь уже редкие встречи с Шинь и чтение бабушкиной Книги, от которой с трудом могла оторваться, делали свое дело…
   
       « …Извиваясь змеей от дикой душевной боли, которая электрическими разрядами било каждый атом  ее чувственного тела, она закричала таким пронзительным голосом, что хотелось закрыть уши и  бежать, бежать… Но куда? Когда же это все прекратится? Она продолжала стонать,  стонала тяжело, почти задыхаясь, не в силах проснуться. По лицу градом струился пот, пытаясь хоть как-то  смыть и облегчить  муки. Она бормотала,  затемненное сознание выдавало отдельные, неразборчивые фразы: «стой!.. постой!.. мн… туман… опять туман… я ничего не вижу… тьма… мгла… Где же свет… ну где же свет?»
       На мгновение она успокоилась, затихла, но затем снова съежилась от нестерпимой боли и  закричала. Раздался дикий, почти звериный крик: «Больно, как больно! Где же свет?  Ну, где же свет?!!»  –  на этот раз она открыла глаза.
        – С возвращением, милая. Все-все, моя хорошая, тихо. Все хорошо, – светлая женщина в белых одеяниях приподняла ее, обняла, вытирая мокрый лоб, и нежно прижала к себе, –  На выпей, моя хорошая, легче станет. Теперь все позади, ты наконец-то проснулась, ты дома.
        Спасительница протянула мученице горячий травяной настой.
        Лили сделала глоток, по телу пробежала теплая волна успокоения, мышцы расслабились, и она легла, последний раз всхлипнув и облегченно выдохнув.
      - Где я? Что произошло? Где Лю...?
      - Цы-ы-ы, –  прижав указательный палец к своим губам, намекая на некий запрет, спасительница сказала, –  нет, не здесь и не сейчас!
       Лили попыталась приподняться с кровати и осмотреться вокруг, но  слабое непослушное тело бессильно рухнуло на красиво убранное цветочное ложе, вызвав легкое головокружение. Вокруг было все белым-бело: лучистый свет слепил глаза, не давая возможность рассмотреть комнату, в которой она находилась. Радужное освежающее благовоние пестрило всевозможными красками  и расслабляло, и успокаивало, и вдохновляло.
       Неожиданно распахнулись ставни, и ярчайший переливистый свет  окутал всю палату, пронизывая насквозь каждого ее обитателя жгучим, но любящим  прикосновением. Чистейший свет слепил и омывал глаза, наполняя их кристальной водой. Лили плакала легко и беззаботно, очищая свою израненную душу, смывая с нее остатки боли. Чистые слезы капали нескончаемым потоком на белую девичью грудь и превращались в драгоценные кристаллы. Считая граненые слезинки на своей груди, Лили  почувствовала, как мощная неведомая сила давит ей в область сердца, проникая к самому ее центру. Лили подняла глаза и –  О Боже, чудесный лик явился перед ней – Сияние вечной беспредельности, облаченное в форму светлого мерцающего человеческого тела, протягивало к ней свои нежные и любящие руки, не отрывая глаз от ее груди.
       - Не бойся меня, расслабься, вдохни! – молвил Лик.
       Лили  чувствовала, как непонятная, неведомая ей еще сила распирала грудь, насыщая нутро легким жжением. Она опустила глаза и видела, как чудеснейший бутон розы раскрывается внутри ее чистого сердца, выталкивая на поверхность тела ванильно-розовые лепестки, излучающие серебристо хрустальный свет с лиловыми вкраплениями. 
       - А теперь выдохни, окорми  всю  себя этим светом.
      Лили послушно выполнила просьбу и в тот же миг почувствовала, как небывалая сила проснулась внутри  нее, наполняя душу легкостью и безмерной радостью. Лили  вскочила на ноги и закружилась, издавая звонкий, переливистый смех капели. И она кружилась, кружилась, кружилась… Ощутив  на себе пристальные глаза присутствующих, Лили остановилась,  продолжая смеяться; посмотрела на них, затем на себя, посмотрела снова на них – теперь ее кожа излучала такое же сильное свечение, что и тела присутствующих.
      «Кто я? Кто они?» – подумала про себя Лили,  и  внимательно изучая, продолжала смотреть на Двоих – это были искрящиеся ослепительным светом образы мужчины и женщины, с искренней любовью смотревшие на нее.
       - Здравствуйте! – кланяясь, поприветствовала их Лили. – Кто вы?
       - Здравствуй! Добро пожаловать в наш дом, родная! – одновременно ответили два образа и в ту же секунду слились воедино, являя собой многогранное облако ярчайшего света. – Ты спрашиваешь, кто мы?  Мы есь Я.
        Звучащий голос эхом отзывался в каждом теле Лили, пробуждая забытые, но знакомые ноты ее души. Успокаивающая дрожь прокатилась волной и умыла ее лицо, даруя чувство абсолютной защищенности, которое она уже где-то чувствовала, но где? И вдруг ясность молнии озарила ее.
        - Всевышний! Так вот ты какой!
        - Добро пожаловать, дочь наша! Мы так долго ждали тебя…
        Лили восстанавливала свои силы, пребывая в царстве грез и вечной любви. Беззаботная и поистине счастливая жизнь была чудесной, но в ней чего-то не хватала. Отсутствие еще какого-то очень важного элемента не давало ощущения завершенности стадии  и полноты бытия. Лили  все чаще вспоминала свою прошлую жизнь и вспоминала все самое хорошее, светлое, чистое – прекрасное. Достаточно отдохнув, ее душа приближалась к завершению осознания, что без любимого, без их, так нужной Вселенной, любви свет смысла не имеет и без него, без своего другого я, без своей второй половинки, ей не восполнить свою целостность. Все чаще и чаще она задавалась вопросами:  «Мой милый, любимый, где ты?  Как ты? Что с тобой?».
      Однажды гуляя по райскому Саду в тот самый день, когда Лили соединила все свои я в единой точке и полностью восстановила свой усовершенствованный свет после тягостный страданий, Всевышний обратился к ней:
        - Дочь моя, я вижу, что  тебя что-то тревожит. Ты скажи мне, откройся. Ты вольна делать то, что выберешь.
       - Я давно хотели поговорить с тобой... Люцифер, что  с ним?
       - Зачем ты ушла тогда? – спросил Всевышний.
       - Сама не знаю. А ты, Мать-Отец мои небесные, всегда знаешь, что делаешь?
       - Нет. Не всегда. Есть вещи, которые невозможно знать заранее, ибо их еще нет в общем поле; и они только создаются, тем самым, обогащая и расширяя полноту. И возможность познать их придет только по истечению действия следственно-причинных связей. Но что бы я ни делал, я всегда руководствуюсь базисным, основополагающим и всеобъемлющим правилом: «Свобода от причинения вреда другому». Никогда не стремлюсь возвыситься над кем-то; унизить, обидеть, наказать, проучить кого-то; потешить свое самолюбие и гордыню. Тем, кому суждено быть наказанным по результатам плодов своих, особенно те, которые посягнули на свободу другого – будут наказаны. Их участь итак тяжела. Этот закон не мной придуман, ты же знаешь. И как бы нам ни было, я очень хочу видеть всех своих детей радостными, счастливыми, любящими и любимыми. И когда один подливает масло в огонь другого…
       - Я…
       - Вот именно, ты хотела его наказать! Тебе не хотелось уходить, но ты это сделала через  «не хочу», через разрыв сердца, чтобы заставить его страдать, чтобы он понял, как плохо без тебя, чтобы уязвить его своей значимостью, своей силой и властью. Я прав, дочь моя?
       Лили плакала:
       - Я хотела, чтобы он стал прежним… Он страдает? Что  с ним?
       - Прежним? То, что он изменился – признак познания, развития, совершенствования и дальнейшей эволюции. А ты хочешь, чтобы он остался прежним, остановился и престал быть Божественной сутью? Он меняется и выполняет великую, непосильную для большинства, миссию, и изменения эти проходят еще труднее  и болезненнее для него и всех нас с твоей большой «помощью».
       Лили горько рыдала, обвисши на могучих, надежных плечах Отца.
      - Что с ним? Он в беде?
      - Он не послушал меня и пал… за тобой. Он был уверен, что ты сбежала к ним, о, неблагодарные. Но тебя там не нашел и погас свет его без любви и радости, от отчаяния и боли в  царстве страха и лжи.
       - Почему я здесь, а не там? Я должна была… А, я поняла: ты разлучил нас – ты меня наказал, чтобы я усвоила…
       - У меня и в мыслях не было кого-то наказывать. Лили, родная, мы сами себя наказываем. И самый страшный суд – суд нашей высочайшей божественной личности. У меня был сложный выбор, и я его сделал. Я мог спасти только одного  из вас – жертвы должны быть оправданы – это основное условие.
      - Почему я, а не он? Я должна была быть на его месте. Это я во всем виновата... 
      - Здесь нет ни чьей вины, есть ответственность, которую несут все сопричастные к событиям. Люцифер старший, Люцифер стоял  в основе ваших истоков, у него больше опыта, чем у кого-либо, он больше знал и мог на тот момент. Именно поэтому я предоставил ему возможность взять всю ответственность на себя и исправить ошибки. Родная, неужели ты ничего не помнишь? Ты была там, ты была там, где он. Ты попала туда на мгновение и ужаснулась. Адская боль черной косой зацепила твое нежное сердце.  Ты бы не вынесла тех низменных энергий, тебя бы испили  до дна, иссушили, поглотили – я не мог позволить исчезнуть такой красоте. Красота нужна Миру. Я спас тебя и вознес. Вспомни, вспомни, моя родная. Если бы я позволил тебе исчезнуть  во тьме – исчез бы и он. Он бы никогда не простил ни себя, ни меня. Он все еще дышит и живет только потому, что есть надежда, надежда увидеть тебя. Вы нужны мне, миру, Вселенной. Вам предстоит великая миссия. Упасть и вновь подняться выше, чем ты был, протянув руку помощи падшим – вот истинная сила пробуждения духа и божественности, а не кричать сверху вниз «вы грешники!» с высоко задранным носом, никогда на падавши в силу ограниченности опыта, презирая оступившихся.  Прекрати грустить и набирайся сил, – Всевышний любя, утер ее горькие слезы. –  Люцифер страдает, но  чувствует, пускай неосознанно, пускай неуловимо, что ты где-то есть, что ты где-то рядом, что рано или поздно ты появишься – это поддерживает и питает его.  Он сильный, он справиться, его душа надела защитную браню черствости – твоя, тончайшая,  не выдержала бы всего этого. Не грусти, он справится без моей помощи и увеличит свою, а вот тебе нужна опека и защита. Со временем твоя любовь и свет приумножатся и станут безмерными – ты воссоединишься с ним и поможешь ему.
      - Когда…когда  это произойдет?
      - Всему свое время, родная. Всему свое!
      - Люцифер  сейчас в беде?
      - В мире теней и кривых зеркал он обезличился, его сердце очерствело, оно больше не воспринимает свет и не верит, почти не верит,  в любовь. Он страшен, как внешне, так и внутренне. Он озверел  без тебя и изголодался по теплу.  Его голод настолько сильный, а жажда настолько неутолима, что он поглощает все соки Земли, убивая  ее. Но насыщение не наступает, и он продолжает страдать. Спасение в любви. Эта истина стара как мир, но о ней почему-то всегда забывают. Где-то глубоко внутри себя  он ждет и  жаждет любви, но искренне верит, что она бесследно исчезла  во тьме, обвиняя в этом меня. Принося себя в жертву фатомной тьме, он живет надеждой, что когда-нибудь искаженная тьма теней снизойдет до него и явит тебя в реальности, не понимая или забыв, что тень есть производная света и обращаться надо к первоисточнику.
      - Почему ты не связался с ним и не рассказал правду?
      - Сначала я дал ему время разобраться во всем самому, не вмешивался, не стоял над душой. Со временем его свет начал тускнеть, его неверие усиливалось. В этот момент я и спустился и постучал в его сердце, но он не открыл. Может быть, не услышал, может быть,  просто не захотел. Оставив его одного еще на некоторое время, я ждал, когда же он сам меня позовет, но он не позвал.  И вот в один из самых тяжелых для Земли дней, я спустился к нему настолько низко и близко, чтобы быть услышанным, что опалил себе копотью крылья, но так и не смог осветить его. Мой свет не поддерживается  в его обители. Его темная сторона могущественна и бесконтрольна.
      - Он ждет меня! Я иду к тебе…
      - Прежде чем принимать такое решение, взвесь свои силы. Ты даже представить себе не можешь, с чем столкнешься.
       - А что с Адамом и Евой?
      - Ева порабощена и,  нет ни конца, ни края ее унижениям. Адам? Безобразник ваш Адам. Назвался богом (конечно, по образу и подобию мы-то все Боги, но Богом надо еще стать), подменил основополагающие понятия в священных правилах и, творя магический произвол, упивается своей неразумной властью, вгоняя народ свой в рабство. Люцифер может остановить его, но не делает этого.
       - Почему?
       - Мстит. Ждет, когда весь карточный домик Адама сам рухнет. Гнев Люцифера разросся до невиданных пределов и жаждет возмездие – наказать его хочет, как и ты в свое время…
       - За что?
       - За тебя, за алчность, паразитизм, предательство, ограниченность, зависть... ну а, главным образом – конечно, за ложь.  Оболгал его Адам, да так бесстыдно – ни одна вселенная еще такого не видела – всю свою грязь на него вылил, во всех своих бедах и пороках обвинил. Бояться светлейшего ангела теперь, ненавидят, мести и смерти ему желают, проклинают,  детишек им на ночь пугают – захлебывается твой любимый в ненависти и нелюбви.
       - Милый мой, как же тебе тяжело, как же тебе больно и обидно – не любит тебя никто. Родной мой, я иду… 
      Всевышний одобряюще улыбнулся и исчез. Лили окуналась в воспоминания, в которых она снова проживала свою счастливую и полную по всем параметрам жизнь в абсолютной любви с Люцифером. Она глубоко вдохнула, как будто осознавала, что в последний раз могла поистине насытиться и взять –  теперь же, как она думала,  придется только излучать и отдавать.  И она приняла окончательное решение: «День ото дня я буду вбирать и разжигать внутри себя божественный огонь, которые сотворят меня самостоятельным, беспредельным источником жизни, света и любви, и с этим светом и любовью я спущусь к нему и озарю все вокруг, рождая новую, более совершенную гармонию и чистоту».
       День за днем Лили росла и крепла, превращаясь в великую чарующую силу, которую прежде мир не знал. Всевышний наблюдал и радовался, ибо уже видел итог выбранного Лили  пути. Молва и сказания о могущественнейшей Силе и немеркнущем Свете разнеслась долгожданной вестью по всей Вселенной, достигнув новую обитель Люцифера. Истинно не зная источник исходящей противоборствующей силы, которую князь тьмы все сильнее ощущал с каждым днем, Люцифер усиливал свои позиции неверия и агрессии. Не имея ни малейшего представления, откуда идет свет, Люцифер наращивал сопротивление и намеренно отказывался от желаннейшей  встречи своего безрадостного существования. Нарастающее сопротивление любимого  позволили Лили лучше узнать его слабые стороны, рассмотреть уже ярко выраженные очаги внутренней боли и выбрать оптимальное средство исцеления. Атакующая сила агрессии, направленная в сторону Лили безрезультатно прерывалась на полпути, будучи не в состоянии причинить ей вред, так как эту противоборствующую силу искренне любили и, безусловно принимая ее в свои объятия, незамедлительно трансформировали в родной свет.  К тому же, выпущенные Люцифером стрелы обиды и ненависти еще хранили  в себе смутное чувствование тонких вибраций когда-то очень любимой женщины и, приближаясь к цели, замедляли свою скорость, ощущая и распознавая ее дурманящие чары, и отступали назад, даруя Ей преимущество.
       В назначенный день, назначенный час она снизошла и шагнула за порог. Ослепляющий свет пламени, грохочущий шум железа, удушающая жара и обжигающий дыхание воздух заставили ее остановиться. Закрывая уши от страшного оглушающего звука, который пронизывал насквозь всю ее чистую и прозрачную суть, как бы пытаясь погасить немеркнущий свет  и сломить сильную, непоколебимую и свободную волю, она сделала шаг вперед:
       - Остановись! Хватит! Я пришла!  Где ты? Покажись!..»

         Далее текст прерывается. Я попытался найти продолжение, просматривая рядом идущие страницы – безуспешно, все не то. В моей голове неустанно прокручивались одни и те же, вдохновляющие и  теребящую душу слова: «Остановись! Хватит! Я пришла!  Где ты? Покажись!»  Я их уже где-то слышала. Где?
       - Возьми ручку! – сказал мне кто-то.
       Я повернулась в ту сторону, откуда, как мне казалось, доносилось эхо, но никого не увидела. Надо признаться,  что после моего многочасового отключения сознания и  моих хождений по ночному лесу, страх по поводу странных голосов, шорохов и прочих небылиц отошел в сторону. Я очень даже спокойно отнеслась к галлюциногенному голосу и, как ни в чем не бывало, продолжила рыться в странницах рукописи.
      - Возьми ручку и лист бумаги,  –  снова настойчиво сказал голос.
      Теперь я отчетливо слышала его в своей голове. Это был мой голос, мой внутренний голос, мое истинное желание, который  я так долго приглушала в себе. Я интуитивно взяла ручку и небольшую стопку старой пожелтевшей бумаги, что находились все в той же волшебной коробке. Я начала писать. Писала на  автопилоте, едва успевая записывать все, что я чувствовала и видела. Я действительно написала продолжение так внезапно оборванной сказки. Перечитывая свое первое творение, я поняла, что события, описываемые мной, происходили в тот самый день, когда я потеряла сознание и где-то около четырех часов, а может быть и больше, сказочно путешествовала. Но продолжение чудесной истории окончилось моим опытом, дальше увиденного и больше услышанного в тот таинственный день, я так и не написала.
 
Продолжение следует