Медитация

Князь никогда не любил бриться: дело в том, что он считал бритье совершенно излишней процедурой в деле облагорожения внешности. Но после памятной выволочки по поводу уклонения от соблюдения должного вида, устроенной ему в первую встречу на военной кафедре майором Напалковым, он вынужденно сошел с этой точки зрения - стал регулярно бриться и…  вошел во вкус. Видимо, нашел в этом процессе приятные для себя стороны, но, отдавая дань памяти старой привычке - вечно ходить небритым, он делал это, весьма редко (всего раз в неделю). Успевая за неделю, изрядно обрасти привычной, кажущейся не тронутой, дикой щетиной.
Но, строго раз в неделю, Князь, казалось,  преображался – он  весь исполнялся радостию и лучезарным светом. По крайней мере, ему так казалось. Он брился с «выдержкой» - паузу до  очередного бритья  выдерживая знатную, и занимался скоблением щек раз в неделю. Он проделывал указанную процедуру каждый понедельник перед очередной военной подготовкой (или «войной», как назывались эти занятия на военной кафедре), наловчившись в ней настолько, что выполнял ее очень быстро и тщательно.
Брился и мылся он одновременно в душевых хозяйственного корпуса их общежития, где, также и подрабатывал вечерами – наводил там чистоту. Глядя на свою физиономию, обрамленную свисающей, лохматой пеной, он водил вновь «распечатанной» бритвой по смягчившейся щетине, и осторожно лавируя ей между естественными ямками и бугоркам под носом, на подбородке, на щеках, воображал себя водителем грейдера с острым юрким ковшом.
Одновременно, осуществляя дело очищения лица от лишнего, он, попутно рассуждал вслух - занимался чем-то похожим на психоанализ. Благо никто ему не мешал в этом и не отвлекал - посетителей в этот час в душевых уже не было – он был один. Он, таким образом, сканировал не успевшую забиться «висяками» и прочими второстепенными резидентами свою гибкую память. Рассортировывал по пустым ячейкам вновь услышанные фразеологические обороты, принятые собой решения - анализировал их, как они смогут отразиться на его будущем.
Также он думал, чтобы ему еще такого предпринять, чтобы жить стало легче и улучшило поскорее не только его будущее, но и настоящее. Как правило, решения  он не находил – оно, все-таки, никогда не бывает очевидно. А чаще все лучшее, что свершалось с ним, происходило непредсказуемо и случайно, так, что ему приходилось довольствоваться только тем, что было на данный момент…
Работал он вечерами, через день всего  сорок рублей в месяц – сумма вроде бы по тем меркам небольшая, но этой прибавки к получаемой им стипендии было достаточно для некоторых удовольствий. Надо еще сказать, что это было довольно-таки блатное место. Ему помог найти эту работу один парень, который уже кончал институт, с того же этажа общежития, что и он сам. Парень этот был довольно-таки экзотической внешности и похож на высокого, стриженого индейца, с рано начавшим седеть, красивым, остистым, коротким волосом – звали его Суреж. Они виделись, конечно, и раньше, но лицом к лицу встретились при весьма странных обстоятельствах: случайно оказавшись в одном, казалось, заброшенном месте - где-то далеко, почти на краю города, в автобусе двадцать седьмого маршрута, с которым приключилась поломка в рейсе, как назло, прямо посредине между двумя редкими остановками…
Когда же громко ворчащие и недовольные пассажиры выгрузились, поругиваясь, из автобуса, то среди остальных недовольных, Князь заметил вдруг знакомое лицо, вернее, знакомого незнакомца. Он обрадовался неожиданной встрече - они поздоровались, как никогда тепло, прямо как старые друзья, хотя до того, при встречах лишь только слегка кивали друг другу. Им пришлось сейчас обоим добираться с километр до какого-нибудь транспортного средства пешком: транспорт же (автобус всего одного маршрута) ходил по этой глухой улочке редко. Улочка эта петляла по незнакомой части города, где находились сплошные заводские постройки, о чем свидетельствовали бесконечные каменные заборы без проходов, да мрачные серые коробки приземистых зданий без окон и стоящий в густом, малоподвижном воздухе противный, сладковатый запах - так пахнет, когда  варят мыло…
У «знакомого незнакомца» обе руки были заняты большими, пухлыми и, наверное, очень тяжелыми баулами, как будто он ехал с железнодорожного вокзала. Князю с недавних пор везло на разные такие «случайные» встречи – он предложил свою помощь: донести одну из двух сумок – на что Суреж с удовольствием согласился. По-пути они разговорились, как старые друзья: парень-индеец все переживал, что  опаздывает на свою работу. На что Князь  поинтересовался, где же он работает и не смог бы он помочь и ему куда-нибудь устроиться, чтобы  подрабатывать после учебы, а то концы с концами никак не сходятся. И Князю тут несказанно подфартило: Суреж сказал, что скоро увольняется его напарник и это место будет вакантным: если есть желание, то он может замолвить кому надо словечко (ребята  сразу ударили по рукам!).
Вот так случайно, без всякого сопутствующего психоанализа и сработало известное издреле правило:  на ловца, и зверь бежит. Уже со следующего месяца Князь был в «штате».
За пару дней он совсем освоился с  новым делом – работа его, в общем, была несложной и заключалась в следующем: кафельные стены и плиточные полы кабинок мужских душевых должны быть всегда в чистоте и порядке. Драить их, посему, надо было чистящим порошком, смывая обильную пену водой из шланга – кабинок было сотни полторы (в общем-то, никто их никогда и не считал!).
Плотно приходилось помахать специальной щеткой-шваброй с жесткой проволочной щетинкой и чистящими щетками по поверхностям кабинок, чтобы к полдвенадцатому все успеть завершить. Ведь потом еще надо было успеть принять самому душ и по понедельникам побриться! Вот так вершимая изредка, по принуждению, обыденная процедура может приносить несказанное удовольствие!
Все бы было ничего, но со временем возникла одна неприятная проблема – кто-то, завершив мытье в душевых, кончал обряд своего омовения тем, что регулярно прямо в кабинке творил солидную кучу… дерьма. Это было дико, не принято и очень неприятно, потому что удивительно сияющий чистотой, редко используемый клозет был  рядом, в раздевалке… В первый раз, наткнувшись на такую кучку, Князь в сердцах выругался громко и смел ее в мусорное ведро, начисто смыв струей вонючие остатки, но когда смрадное чье-то творенье стало возникать регулярно и отравлять Князю гармоничное и нормальное бытие, то молча сносить это стало невозможным.
Князь был натурой, хотя и был человеком вовсе незлобивым, но он с ехидцей предвкушал, как будет вставлять в волосатое «очко» какому-нибудь заезжему баклажану кончик шланга и гадал: какого же цвета у них анус…
А почему баклажану? Просто ошибочно, но он для себя решил, что это скорее далеко от европейской культуры - и это подарок с другого континента.
С этого дня шальная мысль: выловить извращенца, дабы ответить ему так же дерзко, засела в сознании Князя. Но «могучие» кучки все возникали, а их творца изловить не удавалось – он менял бессистемно дни недели и время своих посещений душевых каждый раз. Но все время, казалось, стремясь досадить именно Князю, а не  кому-то другому (например, сменщику Князя) – это, с одной стороны, уменьшало  шансы того оставаться и впредь безнаказанным – ведь вызов был дерзок и он не мог долго оставаться безнаказанным! Но время неумолимо шло вперед, а инкогнито  продолжал… шутить.
Князь, казалось, напрасно пристально вглядывался в лица посетителей душевых: и черные, и желтые, даже белые, но никак среди них не встречал надменного, высокомерно смеющегося взгляда. Поначалу он, чтобы вычислить злодея, переодевался сантехником, надевал высокие сапоги, брал тяжелый «газовый» ключ, сумку,  для других инструментов и совершал дежурные рейды днем, но и этот маскарад был тщетным: извращенец был неуловим.
Князь даже попросил решить эту задачу, склонного все формализовать Джимми, математически, с точки зрения прогрессивной и сложной для понимания теории нечетких множеств, но и его, казалось железные рекомендации не внесли ясности в этот запутанный вопрос. Впрочем, была одна зацепка, но на нее Князь внимания  не обратил.
В институтской малотиражке «Инженер» печатался в то время один автор с критическим анализом странных по тематике статей и перепечаток из редких журналов и брошюр насчет полной «очистки» организма от всяких продуктов жизнедеятельности –  шлаков. Это был и ряд зарубежных авторов: Брэг и Шелтон, и нашенских: Порфирий Иванов, начинающий Геннадий Малахов.
Князю тогда до всего было дело – его особенно возмутило упорство, с которым эти авторы протаскивали идеи внутреннего употребления одного из отходов человека: питье мочи; и он в качестве пробы пера, сам написал в малотиражку язвительный ответ, где поиздевался над порочностью самой идеи и несуразностью ее адептов – и не остался незамеченным. Как выяснилось позже: ср…л и тем отравлял жизнь Князю ярый последователь питья мочи в терапевтических целях, некто Н…, обиженный на него за этот злобный отклик-статью…
А помогло Князю распутать  клубок «с неприятным запахом» одно из качеств, приобретенных им после бесчеловечных побоев, понесенных им от коменданта первого своего общежития Славы из-за истории с его женой Линой, того городишка, откуда он и приехал…
Проявилось это качество после очередного вещего сна, виденного Князем и оказавшегося удивительно пророческим.
Он увидел в этот раз, как за ним гналась улюлюкающая толпа, отрезав все пути к отступлению, заставив его взобраться на отвесный берег реки. Казалось, что все – деваться ему было некуда: спереди обрыв над черной, глубокой, спокойной водой, а сзади – незнакомый лес. И Князь, не задумываясь о глубине той речки, сиганул в нее вниз головой с обрыва – а вдруг, как она глубиной всего в два шага?
Но, обошлось - все вышло удачно, перемахнув через ее незначительную ширину на едином дыхании, он всплыл и вышел из вод на противоположном пологом бережку. Громко ругаясь и посовещавшись над обрывом, преследователи решились и тоже попрыгали в темную воду: кто так же, как и он, вниз головой, кто «солдатиком» – но переплыть ее, почему-то удалось далеко не всем: ряды их значительно поредели. На другом берегу, после преодоления естественного препятствия, погоня возобновилась.
На пути следования Князя - высотное здание с одним единственным подъездом, спасаясь от преследователей, он вбежал на четвертый этаж, первый из этажей, где, наконец, были хоть массивные, железные, но все-таки двери, а не как на нижних этажах, сплошные бетонные перекрытия - задыхающийся от бега, Князь стал колошматить ногами в них. Ему не спеша, со скрипом отворили: за дверью стоял в халате…  спокойный Суреж.
- Суреж! За мной гонятся! – Их осталось только трое, но мне все равно страшно и надо выяснить  с ними отношения. – выпалил прерывающимся от частого дыхания голосом Князь. Но Суреж, все такой же невозмутимый, как после глубокой нирваны. Он поднял веки глаз, посмотрел на Князя, как человек из другой жизни и молвил:
- А, вот, кстати, и они – пройдемте, господа,  – это  он с ними был  так ласков? Суреж поманил их всех за собой в темную комнату. Там под светом лампы сидел математик-Джимми и сдавал карты на четверых:
- Играйте! Что же, вы - я уже сдал…
Князь и его преследователи сели… за партию преферанса – один из преследователей, владелец пышной шевелюры, как львиная грива, в дымчатых темных очках, скрывающих его глаза все время «перешибал» заказы Князя и нагло, в лицо, при этом смеялся. В итоге, у того – чистая «пулька», да «вистов» на всех. А у Князя – не «гора», а сплошные «колеса»!
Игра завершилась после того, как Князь заказал мизер, но снес явно не то, и получил классический паровоз с пятью вагонами - то был позор, а не выяснение отношений!
И тут инкогнито снял очки, посмотрел презрительным, смешливым взглядом прямо в лицо Князю и громко рассмеялся. После чего опозоренный Князь… проснулся с испорченным с утра настроением, но что ни делал, но никак не мог вспомнить того дерзкого лица.
А вспомнил он его лишь во время одной вечерней прогулки. На душе у него было легко и чисто – она была невесомой как сама суть, незримой, но осязаемой и пеленой присутствующей в свежем, зимнем вечере. Князь шел не спеша, полной грудью погружаясь в холодный, трезвящий воздух. Шел он то, медленно, неестественно раскачиваясь, как пьяный, то пробегал метров тридцать. Затем же останавливался как вкопанный, задирал голову неестественно кверху, смотрел в пустое черное небо, как в воду и вбрасываемый, не понятно кем и откуда, обильный снег хлопьями и взывал к своему сочиненному божеству.
Не представляя себе этого могучего владыку, он не видел себе жизни без того. Он был для него абсолютной, концентрированной и независимой от самого мира идеей, вобравшего в себя самое лучшее, о чем он знал: правду, добро и любовь. Князь всегда обращался к этому божеству, в важные для себя минуты, как сейчас. Когда не понимал чего-то в жизни и ему надо было  иметь  положительный ответ - где и каков он, никто не мог ему  подсказать. То есть, когда было трудно, или когда радость превращала его в переросшего ребенка…
Он шел по аллее и о чем-то думал, медитируя по ходу, сосредоточенно вспоминал что-то. В нем происходило горячее и нешуточное борение. Он остановился, по обе стороны от него проходили задумчиво, углубленные в себя, кажущиеся равнодушными, люди – но они, конечно, не были таковыми. Просто, они были никакими:  возвращались домой или шли куда-то по своим делам. А ему надо было получить какую-то встряску, толчок энергий извне. От этих людей - для чего надо было сделать что-либо вызывающее, даже неприличное, чтобы сломать обыденную форму. Пробить брешь в невидимых перегородках, стоящих между ним и незнакомой массой прохожих, живо привлечь их внимание…
Князь постоял с минуту и, наконец, решился: он снял зимние полусапожки и теплые носки, оказавшись босым на ледяной дорожке, и пошел вперед под крупным, падающим снегом.
Мало кто из прохожих обратил внимание на его сумасбродство: все как шли, так и продолжали идти без каких-либо эмоций на своих экономных, ко всякому готовых лицах – но Князю, хватило и толики внимания, от нескольких заинтересованно, брошенных вскользь, искоса взглядов. Сумма его внутренних сил от них приумножилась настолько, чтобы сквозь мутную пелену четко разглядеть тот образ насмешливого  преследователя, посланный ему во сне…
Как только он четко увидел и запомнил его – глаза его опустели и потухли, он весь обмяк и перешел в состояние «выжатого лимона». Он понял, что перед ним тот, кто давно над ним издевался - присел на спинку, занесенной наполовину скамейки и обулся, подмигнув проходящей мимо смешливой девчонке:
- Девушка! Вы не думайте - я не сумасшедший!
- Нет, конечно, я так и не думаю  – вы просто закаленный человек,  на что Князь согласно мотнул головой и весь заулыбался.
Все, конец этой истории, а что было потом, о том история и, конечно,  мы промолчим. Скажем только, что цвет интересного места у…кое-кого так и остался тайной для Князя.