Мой дед, Анфилатов Степан Григорьевич

Анфилатовские корни

В поисках корней дедовской фамилии, я обратилась к книге Замятина: «Ксенофонт Алексеевич Анфилатов. Очерк его жизни и деятельности. К столетию Слободского Общественного Анфилатова Банка 1810-1910»:
  « В глухом углу северо-восточной России, на расстоянии нескольких десятков верст от уездного города Слободского, Вятской губернии, затерялось небольшое село Вагино (открыто в 1879 году)  - место рождения Ксенофонта Алексеевича (Анфилатова). Полтораста лет тому назад (книга издана в 1910 году, отчет ведется с того года) это была деревня Вагинская, в просторечии – Анфилатовская,» Шестаковской округи», а ближайшим в то время городом к Вагину был уездный город Шестаков, в 1764 году оставленный сначала заштатным, впоследствии же, с переименованием мещан его в крестьян, названный селом.
В тумане столетий теряется начало заселения русскими названной деревни. Впрочем, тот факт, что в писцовых книгах 1629 года и переписных 1678 года как Слободского, так равно и Шестаковского уездов нет упоминания о Вагинской деревне, заставляет думать, что основание ей положено не раньше конца 17 века. Нет сведений и о том, откуда повелся столь многочисленный и по сию пору род Анфилатовых. Существует предание, будто Анфилатовы – выходцы из Подрельской волости, Орловского уезда»




          Жизнь до ареста

Из Книги Памяти жертв политических репрессий Кировской области:
«Анфилатов Степан Григорьевич 1888 г.р. уроженец д. Бережане Вагинского с.с Белохолуницкого района проживал в г. Слободском, русский, староста Екатерининской церкви в г. Слободском. 27 мая 1939 г. Кировским облсудом  осужден по ст. 58 п. 10 УК РСФСР на 5 лет лишения свободы.  Реабилитирован 18.06.1990 г.»
  Умер в заключении, неизвестно когда и где…

Деда посадили по доносу, который сохранился в архивах. В доносе писалось, что дед прилюдно говорил, как плохо жить в колхозах, за труд ничего не платят, сгоняют туда насильно. Посадили за правду. Он боролся против закрытия Екатерининской церкви в городе Слободском, в Москву ездил, к высоким чинам обращался. Друг деда служил в ОГПУ, вызывал его несколько раз, просил: «Степан, отступись! Церковь  все равно закроют! А тебя посадят!». Дед не отступился.
Бабушка осталась одна с четырьмя малыми ребятами. Дети врага народа. Только благодаря ее сильной воле и упорному каждодневному труду все дети выжили, встали на ноги.
… Деда помню по двум фотографиям. Одна, сколько я себя помню, висела в простенке между окон старенького бабушкиного дома. На ней дед с окладистой бородой, сурово сдвинутые брови, морщинки на лбу… Мне, девчонке, он казался очень старым. Сейчас понимаю, что дед сфотографирован в расцвете лет, борода и суровое выражение лица скрывает возраст, фото в любом случае сделано до 1938г (год,  в котором был осужден по 58 ст. мой дед). Гораздо позднее я увидела фотографию деда времен Первой мировой. Молодой красавец в военной форме с солдатским «Георгием» на груди. Степан Григорьевич характера был неуемного, с изрядной долей авантюризма. Воевал с 1914 года, ранен, награжден, был в плену у немцев. В плену бунтовал, бабушка рассказывала, как его за провинности немцы подвешивали за ноги на несколько часов….  Выжил!
 
Колесил по России в лихие годы. Его с другом сняли с корабля, уходящего в Америку, решил белый свет посмотреть, лучшей доли поискать.
После гражданской войны дед вернулся на родину. В 20-е годы занимался продразверсткой, ездил по деревням и селам. Там они и познакомились с бабушкой. Семейные предания сохранили память об этой встрече:

 Бабушка моя, Мозгунова Евдокия Андреевна, 1890 г.р., проживала в деревне Погост Слободского уезда. Одна вела большое хозяйство, две лошади, корова, хозяйкой была справной. Вот ее и нарядили возить деда по деревням на лошадке, каждый двор это делал по очереди. В поездке дед решил оказать ей некоторые знаки внимания…. Надо сказать, что Евдокии  Андреевне было уже за тридцать, нрава она была строгого и сурового. История умалчивает, какие знаки внимания проявил дед…. Возможно, просто придержал ее за ручку…  и тут же вылетел в сугроб посреди леса. Потом бабушка сжалилась, посадила деда в сани обратно. Со словами: «Сиди, буди ужо, вот оставлю в лесу ночевать, сама-то уеду…», она хлестнула лошадь кнутом…

К свадьбе дед смастерил два серебряных колечка, он владел кузнечным ремеслом. Я помню эти кольца, потемневшие от старости, бабушка их бережно хранила.
Дед был хорошим кузнецом, его труд пользовался спросом, В 30-е годы они вступили в колхоз, исправно платили налоги….  В начале 30-х годов дед с бабушкой переехали в город Слободской. В деревне жить было трудно, задушили налогами и поборами, в городе жизнь была легче. Купили 2-х этажный домик по ул. Большевиков (бывшая Никольская). Во время войны бабушка из-за сильной нужды продала нижнюю часть дома, потом половину верхней. Осталась одна комнатушка с маленькой кухонькой, там и жили. За  дом  новые хозяева расплачивались постепенно гнилой мукой и картошкой. Выжили…

В войну у бабушки постоянно квартировали бывшие ее земляки, которые привозили подводы с зерном для сдачи государству. Председатель колхоза пообещал расплатиться с ней зерном за постой, но так и не сделал этого. А дети голодали. И вот ночью, помолясь Богу, она взяла из мешка 2 фунта зерна. Не спала всю ночь, а под утро ссыпала зерно обратно в мешок.
Бабушка, Евдокия Андреевна, была  верующей женщиной, соблюдала все посты, читала церковные книги. Закончила четыре класса церковно-приходской школы, знала много стихов. Помню, что когда я еще была маленькой и практически жила у нее, (в детский садик меня не водили, бабушка была моим первым воспитателем), мы с ней ходили в церковь. Бабушка молилась за всех нас, а я стояла, смотрела на свечи, иконы… Полумрак, пахнет ладаном, с клироса доносится пение… Екатерининская церковь выстояла, не зря пострадал мой дед…. И сейчас в храме хранится икона «Св. Пантелеймон», которую бабушка принесла в дар церкви. По приезду в город всегда захожу туда, ставлю свечку у родной иконки…
Еще одно детское воспоминание. К нам из деревни приехала бабушкина сестра, тетя Глаша, как мы ее звали. Глубокая ночь, а они увлеченно обсуждают прочитанную книгу и ворчат на меня, что я не сплю…

В 60-е годы начались перебои с хлебом. В магазин стояли огромные очереди, выдавали по одной буханке белого в руки. В школьной  столовой нас кормили очень вкусными ржаными саечками с изюмом. Потом появился кукурузный хлеб, привыкли и к нему…

 Бабушка вырезала из «Комсомольской правды» портрет Хрущева и повесила под образами: «Никита Сергеевич хоть черным хлебушком, а страну накормил».
Умерла бабушка поздней осенью 1977 года. Ей было 87 лет. Умерла ночью, во сне, и соседки судачили, что «Андреевне за праведность Бог такую легкую смерть послал».

Иногда я думаю, правильно ли поступил дед, продолжая отстаивать свои принципы в ущерб интересам семьи. Отказался бы от своих убеждений, возможно, и миновала бы его такая горькая судьбинушка – сгинуть в расцвете лет.

И все-таки я считаю, что он не мог поступить иначе. Его железный характер формировался в годы первой мировой, солдатского «Георгия» можно было получить только за очень мужественные и смелые поступки. Жаль, что мало мы знаем о Степане Григорьевиче. И в плену он не сломался, бунтовал, выжил, выстоял, не покорился. На таких людях свет держится. Нет, не мог он поступить иначе.

Обратимся к фактам. В июле 1932 года семья переехала в город Слободской. А уже в 1933 году дед начал работать церковным старостой, в тот же год он был избран председателем церковного совета.  Должность в те годы как почетная, так и опасная, уже тогда начались гонения на церковь. Все, что он делал дальше, на его должности было закономерно, он отстаивал интересы церкви, которой служил.  К тому же, не будем забывать, что он был искренне и глубоко верующим человеком.

 По одной из версий смерти деда, его утопили уголовники в реке Волге за то, что он продолжал носить нательный крест и отказался его снимать. И в этом случая я преклоняюсь перед мужеством деда. Выстоял! Не отрекся! Ценой жизни! «Гвозди бы делать из этих людей – крепче бы не было  в мире гвоздей!»  - про таких, как мой дед сказано!

          Арест. Суд. Материалы дела

За дедом пришли ночью. Был обыск. Дети не спали, все лежали тихо в своих кроватях, и никто не посмел даже пошевелиться. После обыска деда увели. Это было 29 апреля 1938года. Домой он уже никогда не вернулся.
Суд состоялся 27 мая 1939 года. Из протокола судебного заседания:

«В судебное заседание вызывались: обвиняемый Анфилатов Степан Григорьевич, который в судебное заседание доставлен конвоем.
Свидетели: К., Т.. Свидетель К. на судебное заседание явился. Свидетель Т. в судебное заседание конвоем не доставлен по неизвестной для суда причине.
В порядке ст. 264 УПК суд переходит к выяснению личности подсудимого.
Анфилатов Степан Григорьевич 1888 г., крестьянин дер. Бережане Б-Холуницкого района Кировской области. С 1933 г. хозяйство было ликвидировано и с 1933 г. работал церковным старостой, женат, б/партийный, грамотный. Ранее не судимый.
Копию обвинительного заключения получил 20 мая 1939 года. Содержится под стражей с 29 апреля 1938 г. Препятствий  к разбору дела никаких не чинил…
На основании ст.277 УПК подсудимому разъяснены его права.
Обвиняемый Анфилатов заявил ходатайство вызвать дополнительно в качестве свидетеля Шибанову Дарью Федоровну, которая может подтвердить, какие были разговоры в (церковной) палатке. Шибанова допрашивалась на предварительном следствии».

Шибанова Дарья Федоровна была монахиней, она служила в церковной палатке при Екатерининской церкви. Доживала в бабушкином доме по ул. Большевиков на 1-м этаже. Сколько я себя помню, ее все и всегда называли Дашенькой. Это была крепкая сердитая старушка, которая все время что-то про себя бормотала. Речь у нее была нечеткой, и мы, дети, старались держаться от нее в сторонке. Сейчас на кладбище за ее могилкой приглядывают служители церкви. На кресте написано: «Инокиня Дарья».

Далее из протокола:
«Сторона обвинения считает, что можно дело рассматривать в отсутствии свидетеля Т., но поддерживает ходатайство обвиняемого Анфилатова, просит допустить в качестве свидетеля Шибанову Д.Ф.. Обсудив вопрос о возможности слушания дела в отсутствии свидетеля Т. и ходатайство обвиняемого, суд постановил – слушанье дела продолжить, ходатайство Анфилатова удовлетворить. Допросить в качестве свидетеля Шибанову Дарью Федоровну.
Объявлен состав суда. Отводов по составу суда не заявлено.

Оглашено обвинительное заключение. Обвиняемый Анфилатов виновным себя не признал.
Заслушиваются мнения сторон о порядке исследования дела.
Сторона обвинения считает, что можно начать исследование дела в общем порядке, т.е. с допросом обвиняемого, затем свидетелей. Защита присоединяется к мнению прокурора. Обсудив вопрос о порядке исследования дела и, выслушав мнение сторон, суд постановил: начать исследование дела в общем порядке, т.е. с допросов обвиняемого, затем свидетелей.
Обвиняемый Анфилатов пояснил, что никаких антисоветских разговоров в сторожке не проводил. Данные показания на предварительном следствии подтверждаю.
С попами вместе не общался, и никогда в гостях у меня попы не были.

У меня с К. были ссоры. К. был уволен из церкви с должности дьякона, за то, что последний женился (повторно, что для священников запрещено). После чего К. стал просить денег, т.к. он в нашей церкви работал 17 лет. Я ему денег не давал. Когда К. стал работать церковным регентом, то он тоже просил увеличения ставки, но я не увеличивал. Из-за этого К. на меня сердился.

Свидетель К. подсудимому не родственник…
По делу пояснил: Один раз в 1935г. Анфилатов меня у Кордецкого (фамилия непонятна) в квартире побил, а после этого на второй день Анфилатов приходил извиняться. После этого у нас с Анфилатовым ничего не было, и он угощал меня водкой. Обвиняемый Анфилатов пояснил: «Да, на другой день после ссоры я угощал его». (Свидетель) данные показания на предварительном следствии подтверждает:
«Я знаю, что Анфилатов выписывал газету «Известия». Когда Анфилатова спросили, что нового, то Анфилатов отозвался недоброжелательно.
Например, в 1934 г. в палатке в присутствии верующих Анфилатов говорил, что в колхозы вступать не надо, в колхозах жить плохо, колхозы все обирают и обирают, жить станет невозможно.

В 1934 году, тоже в палатке, Анфилатов говорил, что у нас техника жидкая, а у фашистских (войск?) техника сильнее. И, в случае войны, как наших понудят, так наши отступать начнут. Говорил, что в колхозы вступать не надо, в случае войны колхозникам будет плохо. После первого процесса над врагами народа, когда судили Ромзина (фамилия непонятна), не помню точно, в каком году был этот процесс, Анфилатов говорил, что в газетах пишут, что врагов народа расстреляли, но это неправда, эти люди умнее и их не расстреляют. Кроме того, Анфилатов неоднократно тоже в палатке, среди верующих колхозников в 1936/37г. говорил, что в колхозах жить трудно».

Свидетельница Шибанова Дарья Федоровна 47 лет, работает сторожихой, пекла просфоры. Подсудимому не родственница… Предупреждена об ответственности за дачу ложных показаний…
По делу пояснила: «в палатку церкви заходили пить, а потом уходили в церковь. Колхозники много в палатку не ходили. Анфилатов в палатку заходил и давал указания, как церковный староста. Никаких антисоветских разговоров я не слышала, может быть, были разговоры в отсутствии меня, когда я уходила в магазин или за дровами. В палатке я выпекала просвирки. Живу я сейчас на квартире жены обвиняемого Анфилатова».

На вопрос защиты свидетель К. ответил:
Я в 1936-37 году работал в церкви регентом, и, возможно, в показаниях года перепутал, но свои показания, данные на предварительном следствии, полностью подтверждаю.
Обвиняемый Анфилатов и стороны судебное следствие ничем не дополнили. Судебное следствие объявлено законченным. Объявлены прения сторон.
Слово для поддержания обвинения предоставлено государственному обвинителю прокурору А. (фамилия не читается), который считает, что предъявленное обвинение обвиняемому Анфилатову доказано. Просит в соответствии ст. ст. 58-10 вынести более суровую меру наказания в виде лишения свободы с последующим поражением в правах.

Предоставлено слово ЧКВ т. Кошкину, который считает, что предъявленное обвинение Анфилатову не доказано на судебном следствии, т.к. в свидетельских показаниях К. имеются расхождения, и необходимо допросить ряд свидетелей, которые могут подтвердить, были ли в палатке со стороны обвиняемого Анфилатова антисоветские высказывания.
Но если суд найдет преступление  доказанным, то прошу учесть старческий возраст обвиняемого Анфилатова, что Анфилатов раньше не был судим, и до 1933г. занимался честным трудом в крестьянстве.
В последнем слове обвиняемый Анфилатов ничего не сказал.
Суд удалился для вынесения приговора.
Приговор оглашен. Срок и порядок обжалования разъяснен.
         Председательствующий Рылов».

 
          Дед и Екатерининская церковь

Из материалов дела видно, что из личного конфликта двух людей было раздуто уголовное, вернее, политическое дело. Причем ни одним словом не упоминается, что дед отстаивал в высоких инстанциях интересы Екатерининской церкви! А ведь он неоднократно ездил в Москву с письмами и просьбами. Помню бесхитростный мамин рассказ, как однажды хозяева московской квартиры, в которой дед остановился, не поверили ему, цели его поездки в Москву. Письма деда без его ведома вскрыли, предварительно подержав над кипящим чайником. Документы были прочитаны. Каким образом дед узнал об этом поступке, а также содержание этих бумаг мы уже никогда не узнаем. А детишкам дед привозил московские сладости, которых не было в уездном городе. Мама запомнила, как дед доставлял из Москвы гостинцы, в том числе и шоколад, сделанный в форме колбасок, начиненный орешками. Все это было, было!

А церковь все-таки закрыли…
Из записок моего отца, Минчакова Николая Алексеевича. Вот что он пишет про события, связанные с арестом деда:
«Старостой Екатерининской церкви был мой папаша, отец моей жены, Анны Степановны, Анфилатов Степан Григорьевич, среднего роста, с рыжей окладистой бородой, лысоватый.
Настоятелем был священнослужитель Александр Свешников, очень душевный человек. Прихожане в нем души не чаяли, очень почитали…
Но надвигались тучи над единственной церковью в городе. Пришли представители милиции (НКВД). Арестовали обоих. Их судила тройка. Они были осуждены и высланы.
Мамаша, Евдокия Андреевна, лишилась мужа. На руках осталось четверо детей, все несовершеннолетние.

До ареста Степану Григорьевичу предлагали уйти из церкви, но он не ушел.
Он был умельцем на все руки, работал кузнецом в деревне Погост (Повост). Основное его убеждение – служение Богу, церкви.
Евдокия Андреевна (моя бабушка – прим. авт.) всегда с большой теплотой и любовью рассказывала о своем муже. Она говорила, что тоже бы пошла за ним, если бы не дети. Как-то она рассказала, что мужа утопили в Волге в районе Самары. Так это или нет, но уже никогда они не вернулись в город Слободской, как многие репрессированные в период культа личности».

Отцовские записи еще раз доказывают, что арест деда не был случайностью и непосредственно связан с его церковной деятельностью. Из записок также видно, что его жена, моя бабушка, поняла и одобрила поступок мужа, как бы ей трудно не пришлось поднимать детей без мужа. Значит, она тоже не представляла, как он мог поступить иначе. Бабушка была его соратницей, его надежным тылом, и всю жизнь, до самой смерти, надеялась, что дед вернется, и ждала его.
 И очень хочется верить, что усилия деда не пропали даром, что он пожертвовал своей свободой, а в конечном итоге и жизнью, не зря. За правое дело! И время доказало его правоту.
 
И еще из отцовских записей:
«В предвоенные и военные годы в Екатерининской церкви находились военные склады. Потолок и стены были забелены, икон, конечно, не было.
Лишь в конце войны, с большими хлопотами перед властями, открыли Свято-Екатерининскую церковь, единственную на весь город».
По другим источникам, в годы Великой Отечественной войны в храме находилась военная база, правый придел занимал радиоузел. Церковь открыли в 1945 году. С 1945 по 1994 годы Екатерининский собор был единственным действующим в Городе храмом.