Зов прошлого?

Над этим городом опять раскрыла свои крылья зима: крыши домов, асфальт, автомобили, детские площадки - все покрылось тонким слоем чистейшего снега-пуха, с неба падали белоснежные ангельские перья-снежинки, у ангелов началась линька. Закрывая лица платками и шапками до носа, люди стремятся к своим домам или же на остановку в ожидании транспорта, чтоб спрятаться от неожиданно нагрянувшей стихии. Продавцы на небольшом раскинувшемся на самой окраине, у станции метро рынке укрывают свой товар под навесами. Метеосводка не обещала сегодня снегопада, сейчас только октябрь, быть может, зима еще подождет и придет на месяц позже?
Проходя меж рядов прилавков, обходя людей, не спеша идет высокий молодой человек. На его светлых, кажется, совершенно белых волосах уснули снежинки, найдя покой, в чуть прикрытых глазах, спрятанных за стеклами тонких очков, отражается серое небо, мелькающее меж зонтиков и навесов продавцов. Бледные тонкие пальцы придерживают стоячий воротник узкого темно-серого пальто чуть выше колен, стянутых в узкие брюки. Небольшой каблук, ударяясь об асфальт, не отсчитывает шаг, он не подает ни звуки, словно этот человек сейчас где-то не здесь, словно это иллюзия. Пробираясь сквозь толпу спешащих людей, незнакомец не задевает никого из них, он не торопится, ему некуда спешить. Там, в пустой квартире его никто не ждет, ему это не нужно. Сколько лет он ходит по одному и тому же маршруту в одно и то же время до этого дома? Он останавливается на детской площадке напротив и садится на качели, поднимая глаза к одному единственному окну, но по-прежнему не видит в нем призывного света. Как сквозь кромешную тьму лодочников призывают на берег керосиновыми лампами, задвигая и отодвигая затвор, словно показывая: «Я здесь…я здесь..», так же и этот человек ждет того теплого света там, наверху. Но сколько лет уже этот старый квартирный блок не подает признаков жизни. Вместо красиво оформленного главного входа в центральный подъезд сейчас стоит расписанная граффити скрипучая дверь с выбитыми стеклами вместо витражей над ней. Оконные рамы прогнили, сквозь них, завывая, гуляет ветер, задувая внутрь снежинки. Стены облизаны некогда язычками пламени и местами по кускам отделились от общей конструкции здания. Это место давным-давно заброшено.
Бледные губы под воротником шевельнулись, изогнувшись в грустной улыбке и выпуская на свободу облачко белого пара, растворившегося в прохладном воздухе. В этот раз ничего не изменилось. Длинные пальцы скользнули в карман и выудили оттуда помятую пачку сигарет, затем зажигалку. В воздух взмыло новое сизое облачко, на этот раз сигаретного дыма. Пустынная детская площадка заброшенного дома отозвалась скрипом маленькой круглой карусели, а затем эхом детского смеха.
Сидящий на качелях человек поднял уставший от времени взгляд на подавшую голос карусель. На ней сидел мальчик лет пяти, одетый в дырявый грязный летний комбинезон. Ребенок обернулся на гостя и посмотрел на него одним глазом без верхнего века. Вторая часть лица была обуглена, глазница была зияющей дырой, в съежившейся складке губ виднелась половина челюсти. Затем скрипнула старая развалившаяся от времени скамейка. На ней сидели две близняшки, чьи лица и тела тоже были обезображены огнем. Молодой человек спокойно курил, прислушиваясь к звукам, заполняющим, еще минуту назад, пустую площадку. До него доносился детский смех, радостные повизгивания бегающей друг за другом ребятни, скрип качелей и других каруселей, установленных на площадке. Перед глазами была разруха, мимо пробежали двое детишек с прожженной одеждой и с обугленной кожей и тут же рассыпались пеплом, который унесло ввысь, пронося над обвалившейся крышей. Откуда-то сверху донесся вопль вороны, севшей на ветку подле сидящего на ней мальчонки с вспоротой грудной клеткой, в которой видны были сломанные ребра. Все дети внимательно смотрела на пришедшего к ним на площадку человека. Мимо, скрипя ржавой коляской и волоча ее по тротуару с характерным звуком без одного колеса, прошла женщина в рваном домашнем костюме. Кофта на ней болталась клочьями, открывая пробитую во многих местах пулями грудь. Незнакомка сильно хромала, сквозь дыру в штанине виднелся открытый перелом.
На бледных губах молодого мужчины отразилась ухмылка, а в глазах блеснули всполохи огня, будто прямо сейчас перед ним все это горело. Горел огромный жилой дом, откуда раздавались крики и плач, выстрелы. За секунды до этого на здание упал разрывной снаряд, скинутый пролетающим мимо самолетом. Люди не ждали нападения. За волосы молодую женщину отволокли от опрокинутой коляски и, завалив ее грубо в еще зеленую траву, расстреляли в упор. Люди в форме хватали визжащих детей и перерезали им глотки, стреляли прямо в голову, одному мальчику прострелили глаз и кинули на карусельку истекать кровью. Где-то наверху на стекле одного из окон мелькнуло бледное лицо, а потом след окровавленной руки, сползающей вниз. Свет замигал и потух, языки пламени облизывали уже все здание. Но наваждение вмиг растворилось, его место заняла опустевшая заснеженная детская полуразрушенная площадка во дворе заброшенного сгоревшего дома.
Докурив свою сигарету, парень поднялся с качелей и, затушив окурок подошвой ботинка, направился к рухнувшей арке. Гость не оставлял за собой следов, звуки растворялись в воздухе, так и не родившись, а ворон, призывно каркнув на ветке, взлетел в небо, пролетая над обрушавшейся крышей.