***

Происшествие в «Утином Кряже».

Студент четвертого курса финансовой академии Ефим Скородумов зашел в кофейню на окраине Москвы и опустился в кресло в полном отчаяньи. Жизнь его дала трещину. В начала лета студент влюбился в девицу по фамилии Бобрушко. Влюбленность протекала тяжело, как ангина. Ни лета, ни солнца, ни грибных дождей студент не замечал. Все органы чувств перестали принадлежать своему хозяину - глаза, уши, сердце и даже частично обоняние изменили Ефиму Андросовичу, как изменяют своему повелителю армия, разваленная пропагандой неприятеля. Думать он мог только о Бобрушке, и размышления эти приводили к нервному расстройству и видениям, от которых у Скородумова во рту становилось сладко, а в животе  тошно. И ныло сердце.   
Тася Бобрушко, бросившая Текстильный институт в прошлом году по неясным причинам считала себя женщиной симпатичной, но несчастной. От природы ей достались дымчатые глаза, толстые губы и с детства неровные зубы, теснившиеся во рту, прячась друг за друга. В остальном же, все было на своих местах - выпукло и щедро как в рекламе ряженки и молока ферм Нечерноземья. Но со всем этим жилось Тасе душно и тоскливо. Ей все время было тесно. Среди людей и улиц, в транспорте и даже в собственной одежде. Задники ее туфель всегда были смяты, а предметы туалета вплоть до нижнего белья застегивались небрежно и далеко не на все имеющиеся крючки и пуговицы. Нередко чувство тесноты заставляло ее выбежать из метро и идти под дождем с непокрытой головой, куда глаза глядят. Она была уверенна, что молодость ее закончилась, лучшие годы прожиты зря, но что делать с собой в наступившей старости она не знала.
Обоим молодым людям исполнилось по двадцать два года. Они познакомились в автомобильной пробке. Студент-финансист, сидя в кофейне, с ненавистью вспоминал тот день. Правильнее сказать, вечер, когда Ефим медленно двигался в заторе, и нагонял девушку со странной походкой. Это Тася маршем двигалась к дому, бросив застрявшую в пробке маршрутку. Она шла размашисто и нервно, как на демонстрацию в защиту Химкинского леса. Обычные девушки так по тротуарам не ходят. Стоптанные задники белых туфель тормозили ходьбу, но она не пыталась их надеть, шла как в шлепанцах. Правая рука была забинтована, а в левой совершенно безсмысленно болталась маленькая белая сумочка. Увиденное поразило студента. Он нагнал девушку, бросил взгляд на молочную ферму и был сражен на повал как Голиаф пращой Давида.
- Фурия! Бестия! Тварь! – зловеще шептал студент, зажевывая сэндвич с селедкой и зеленым салатом. – Зачем ты попалась мне на глаза?! Зачем я остановился и предложил тебя довезти?! Сейчас сидел бы в Стокгольме и писал курсовую, не зная забот. Что мне с тобой делать?! А главное, что мне с собой делать?! – недоумевал Ефим Андросович.
 Понять чувства несчастного Ромео нетрудно. До встречи с фурией Бобрушко жизнь студента не ведала потрясений как американский доллар. Теперь же Скородумов ощущал себя биржевым маклером,  разучившимся считать.
Они были знакомы три месяца, встречались по два-три раза в неделю. Скородумов отправил Тасе 340 смс-сообщений. Получил в ответ четыре. Письма на электронную почту он отправлял еженощно, поскольку разучился спать из-за любовных переживаний. Тася Бобрушко довольствовалась одной единственной телеграммой издевательского содержания к годовщине Полтавской битвы 10 июля. «Поздравляю. Швед бежит. Стокгольм в большой жо…» Намекая на то, что Скородумов должен был в августе отправиться на учебный семинар в стокгольмскую школу МВА  как один из лучших студентов, и никуда не поехал.
А на свиданиях, прогулках по бульварам и походах в клубы она измывалась над бедным юношей как могла. Главным образом, изматывая его безконечными разговорами о несправедливости и  пустоте этого мира. Ефим млел рядом с ней как лужа на солнце, смотрел обожающими глазами на ее губы и терпел. Сама Тася уверяла себя, что этот «сраный компьютерный вентилятор» или «тетя Цифра» ей даром не нужен. Но далеко от себя не отпускала, испытывая все возраставшую нужду в его обществе. Так испуганная лягушка прячется от грозы в выкопанную яму, а выбраться уже не может.
В тот день, когда замученный любовью студент забрел в кофейню где-то на Верхних Полях, у молодых людей случилась очередная стычка. Тасе в автобусе пытались уступить место, отчего она пришла в ярость. Она решила, что похожа на беременную дуру, курицу, способную только квохтать и высиживать яйца. Все это немедленно вылилось на голову бедного Ефима в виде ультиматума.
- Ты должен совершить настоящую, большую глупость! – восклицала она в сердцах. – Иначе, ты просто кусок железки, безмозглый переходник! Ни дышать, не думать не умеешь. Одни циферки и графики! Настоящий мужчина совершает безсмысленные, но решительные поступки и не чувствует при этом ни вины, ни сожеления. Весь мир по настоящему склоняет голову и завидует не заумному Биллу Гейтсу… сколько ты говорил он зарабатывает?!!
- Шесть тысяч долларов в час. – машинально ответил Скородумов.
- С ума сойти! Ужас какой! А перед каким-нибудь придурком вроде Форреста Гампа. Потому, что тот сво-бо-ден!.
- Но он же болен был. Шизофренией, если не ошибаюсь? – вяло протестовал студент.
- Наоборот. – горячо настаивала Тася. – Мир болен шизофренией и пошлостью, а форресты гампы - как глоток воздуха, как клизма, как зеленый побег сквозь асфальт.
- Как же мне сделать глупость? – удивлялся Скородумов. – Это не всем дано.
- В том  то и дело! -  с ненавистью восклицала Бобрушко. – У тебя прочерки в этой графе. – и добавляла с тоской. – И у меня тоже…
- Может мне убить кого-нибудь? – неуверенно предлагал студент.
- Идиота в себе убей! Взорви памятник Петру Первому! Прыгни со  табуретки и сломай челюсть! Сделай что-нибудь, чтобы я тебя уважать смогла.
- Но зачем тебе уважать меня за глупость?
- О! Какой же ты осел! Я не хочу жить как все и думать как все. Если бы могла из кожи бы выпрыгнула, да не получается… А пока не придумаешь, ко мне даже не приближайся!
В душе Ефим соглашался с горячей Тасей. Ума ему хватало, а творческого размаха, или хотя бы просто – размаха, как у любимой девушки в себе он не находил. Ефим выпил две чашечки ристретто, съел второй сэндвич с сельдью. И принялся думать. Ум для того и дан человеку, чтобы решать задачи. Что такое глупость? То, что не имеет смысла. А большая глупость? Это безсмыслица с общественным резонансом. «Взрывать и убивать никого не станем. Я не Клайд, а Тася не Бонни.» - думал повеселевший Скородумов, чувствуя себя камнем, которому удалось, сползти от мертвой точки. «Что остается? Украсть, стырить, спионерить! Но потом обязательно вернуть. Грабить ювелирные? Не мой уровень. Супермаркеты? Пошло. Богатые старушки? Не знаю ни одной… А что думает по этому поводу интернет?» –  Ефим вытащил «ноут» и окунулся в веб-паутину. Ему предлагали украсть миллион юаней, тяжелый танк ИС-2, флаг с фронтона американского посольства, разнести на скорлупу перепелиную фабрику, и в щепки магазин роялей, или, на крайний случай спустить воду в прудах, где разводят белужью икру. Он прочитал захватывающий рассказ из советских времен про одного хиппующего придурка, который на спор, справил большую нужду прямо перед мавзолеем. И заметку о том, что каждый пятнадцатый американец прибегал к помощи службы спасения, пытаясь незаконно проникнуть внутрь уличного ящика с газировкой. Все это не подходило воспитанному Скородумову. Он уже начал снова приходить в отчаянье, как вдруг, поднял голову и увидел в окне проезжающий фургон, на котором было написано: «Костромская лосеферма. Лосиное молоко – лучшее средство для вашего желудка!». И здесь Ефима осенило…

2.
 Репортер новостного отдела столичной газеты «Слух и нюх» Степан Погонян всерьез задумывался повеситься от скуки. К концу лета город вымирал. Работы не было. Новости приходилось высасывать из пальца. Поэтому Степа зевал до хруста в челюстях и сквозь выступавшие слезы кликал по фотографиям голых сороколетних теток. Утром он уже написал репортаж о беспорядках на городских велостоянках. А после обеда успел по телефону собрать материал про двух пензенских проституток, которые заперли неплатежеспособного клиента на балконе, а тот выпал через перила на улицу. Но остался жить. Степана слегка мутило,  он задремал. Как вдруг раздался звонок. Мужской голос с заметным волнением, сообщил:
- ЧП городского масштаба! Если не хотите проспать горячую новость, звоните в национальный парк Лосиный Остров!
- А что случилось-то? – спросил Степан
- Народное достояние пропало. – ответил голос.
- Какое достояние?! Грядка новогодних елок?
Голос чуть замешкался, но произнес:
- Украден лось-рекордсмен. Вернее, лосиха-рекордсменка. Преступление совершено с целью получения выкупа… - и связь прервалась.
«Шизофреник», решил Погонян. «Хотя, не сезон. Надо проверить.»
Утром следующего дня в газете вышел материал под заголовком: «Похищение из сераля. Национальный парк понес утрату лосем.» (В газете некому было объяснить автору, что слово «сераль» из другой оперы). В заметке сообщалось, что несколько дней назад егерской службой парка была обнаружена пропажа лосихи редкой породы по имени Мариша. Пропажи тем более ценной, что Мариша давала по 8 литров лосиного молока в день. Никакая другая лосиха не могла похвастать таким результатом. В статье выдвигались версии проишедшего. От зависти подруг по цеху, до встречи с извращенцем и гибелью под колесами бензовоза на Щелковском шоссе. Ни одна версия не подтверждалась. Мариша пропала, как в воду канула. Ее искали егеря, полиция, МЧС, и добровольцы из числа студентов Тимирязевской академии. Безрезультатно. В редакцию по почте пришло письмо, напечатанное на машинке с требованием выкупа за Маришу в сумме миллиона юаней. Никто не отнесся к нему серьезно. Репортер Погонян не отходил от телефона, в надежде что таинственный информатор объявится с продолжением истории. Но информатор пропал также безследно как и лосиха.

3.
Государственный инспектор леса Константин Барвенко привычным жестом сунул меч в штаны, и приладил его к бедру, чтобы не мешал при ходьбе. Идти было недалеко, до кабаньей кормушки в километре от станции. Костя всегда носил с собой деревяную копию римского меча гладиуса на случай встречи со злобными орками. Если же встречи не случалось, то он не упускал случая потренироваться в фехтовании там, где никто не мешал. По натуре, выпускник Тимирязевки Костя Барвенко был рыцарем и созерцателем. Его воображению легко удавалось проникать за границы тонких миров и подолгу задерживаться там. Поэтому, Костя давно считал себя жителем Средиземья, воюющим на стороне добрых эльфов и гномов. Заповедник с его пустынями, тайнами и безлюдьем только способствовал Костиным убеждениям. С юности он стеснялся людей, зато любил животных. Владимирский заказник «Утиный кряж» был уже вторым местом службы молодого инспектора. Он перевелся сюда из «Лосиного Острова» весной. Конечно, не без вмешательства злых сил , которым не нравилось, что в первом национальном парке страны завелся рыцарь с мечом гладиусом. Впрочем, Косте, как истинному воину было все-равно в каком углу служить Средиземью...
На кабаньей стоянке было все спокойно. За ночь никто приходил. Костя осмотрел кормушки и поильники, и уже собирался возвращаться, как вдруг услышал шорох. Он выхватил меч и застыл, напряженно вслушиваясь. Коварный враг? Или просто выспавшийся хряк? Шорох усиливался и нарастал. Костя, крадучись как рысь, двинулся к кустам, обрамлявшим кабанью кормушку. Ни одна веточка не треснула под его ногой. А с той стороны, казалось, что под ногами идущего уже валятся и сминаются  молодые деревья. К шороху прибавились новые звуки, да какие! Этот Нечто сопел и… постанывал. Костя задрожал, но усилием воли заставил себя не двигаться с места. Он описал мечом круг в воздухе, призывая эльфов на помощь. Кусты раздвинулсь и показалась морда… Еще через мгновение перед оцепеневшим рыцарем Барвенко вышло и остановилось неземной красоты лесное чудо. Лось. Правильнее – лосиха. Вместо рогов ее голову украшали маленькие изящные наросты с кулак величиной. А огромные черные глаза утопали в нежности и тоске такой силы, на какую ни один вид млекопитающих самцов на земле не способен.
«Стоп! – сказал себе Костя. – Я сплю. В «Утином кряже» не водятся лоси!»
Лосиха тем временем жадно вбирала окраваленными ноздрями воздух, вытягивая голову в сторону Кости, проявляя максимум дружелюбия и заинтересованности.
- Мы знакомы? – пролепетал егерь, и ему показалось, что воздух качнулся из стороны в сторону, потому, что он явно услышал:
- Конечно! Как ты мог забыть меня, Костя!
- Мариша… - простонал рыцарь и выронил меч из рук.
Такое действительно забыть нельзя. Прошлым летом инспектор Барвенко собственноручно принимал роды у лосихи-рекордсменки на биостанции в «Лосином острове». В той же самой форменной куртке, что сейчас была на нем. Костя крайне редко стирал свою форму, чтобы из нее не выветривался дух Средиземья, а лоси - звери с чутким обонянием. Неудивительно, что Мариша сразу признала своего акушера.
Он протянул руку, и лосиха положила на нее измученную голову.
Несколько мгновений они простояли в тишине как разлученные войной Северная и Южная Кореи.
- Ты ушла из дому? – тихо спросил Костя
Мариша красноречиво засопела и тряхнула головой.
- Так нельзя, моя милая. Там, небось, все с ног сбились. Но как ты здесь очутилась?
Мариша еще раз тряхнула прекрасной лохматой головой с длинными ушами и промолчала. Костю Барвенко женщины обходили вниманием, он уже смирился с тем, что за границами Средиземья вряд ли встретит себе подругу. Но женское сердце для него отнюдь не было загадкой. Он почувствовал, что Мариша скрывает тайну.
- Пойдем, -  решительно сказал егерь. – Я отведу тебя домой.
Он поднял меч, и они отправились на запад.
Так совершилась одна из самых удивительных одиссей в истории животного мира. Человек и лось возвращались домой через леса, поля и реки, границы областей, садовые товарищества, фермерские угодья, заброшенные деревни с покосившимися колокольнями, переходили шоссе и ДПС останавливали для них автомобильные потоки.
    И пока они шли, без сна и отдыха, Мариша поведала своему спасителю, как однажды вечером, томимая неясными предчувствиями, она вышла к границе биостанции в «Лосинке», и услышала стон. Тот стон, каким обычно в конце лета кличут друг друга самцы, вызывая на бой. Мариша двинулась на звук, и вскоре, увидела странного человека. Странность была в том, что он изображал из себя лося. Шел вразвалку, высоко подняв руки над головой словно рога и издавал тот самый звук, похожий на стон самца. Человек, завидев Маришу, принялся приплясывать на месте и ухать энергичнее. «Как глупо…» подумала Мариша, которая хорошо знала людей. Человек был настойчив, а Мариша любопытна. Она безбоязненно подошла ближе, и тогда ухающий человек вытащил из рюкзака охапку Иван-чая и протянул ей. Он заметно нервничал, словно знал, что удар  лосиного копыта в случае чего перебивает хребет волку. Мариша спокойно сжевала траву. Человек облегченно вздохнул, сделал несколько шагов назад и  поманил за собой лосиху. «Он хочет, чтобы я за ним пошла», догадалась Мариша, «но зачем?». Не находя ответа, она доверчиво двинулась вслед. Так они дошли до границы биостанции, дальше начинался лес, куда Мариша никогда не заходила, а человек продолжал идти и звать за собой. Мариша встревожилась, но ненадолго. Спокойная жизнь на ферме тяготила ее. «Неужели, 8 литров молока в день, это все на что я способна?» думала она душными июльскими вечерами. «А как же другой мир? Другой лес? Запахи и неведомые травы?» Эта мысль ее сгубила, словно столкнула в омут. Она пошла вперед, не оглядываясь. Человек вскоре изчез, испарился как дух, и больше Мариша его не видела. Она же блукала по лесу несколько дней, уходя все дальше и дальше от родной фермы, нестерпимо мучимая слепнями, которые кусали ее и вили себе гнезда в ее ноздрях. Она прошла более восмьдесяти километров. Оказалась во Владимирской области, чудом избежав смертельных встреч с браконьерами и автомобилями. Наконец, истощенная и истерзанная кровососами она уловила запах, который поначалу показался ей сном или бредом. Пахло Родиной и еще чем-то теплым, почти забытым. И пока она, из последних сил неслась к нему, навстречу спасителю в лице инспектора Барвенко,  вороны каркали ей вдогонку: «Дурра! Дурра!»…

  А студент 4-го курса финансовой Академии Ефим Скородумов, после нескольких суток безуспешных поисков и душевных терзаний вышел из лесу заросший, вспухший и похудевший. Как вы догадались, это он выкрал лосиху Маришу. Ночью заснул под кустом жимолости и потерял ее. Потом он звонил в газету и ваял письмо в редакцию. А когда Маришу не нашли, совестливо отправился в лес на самостоятельные поиски. Ему многое пришлось пережить. Даже встречу с лосем-самцом. От сражения с которым он уклонился. Отсиживался на высокой березе несколько часов, пока тот крушил огромными рогами окрестные кусты. Прямо из лесу Ефим отправился к Тасе Бобрушко прощаться. Он намеревался идти в милицию с повинной.
 Тася слушала рассказы финансиста и думала: «Какой идиот!». И теплая пронзительная жалость впервые заливала ее сердце как цунами берега Таиланда. 

Возвращение блудной рекордсменки прошло тихо и незаметно.
Администрация парка умолчала это событие, и в прессу ничего не просочилось.

Репортер Погонян получил заказ написать серию репортажей о послеродовой депрессии угроязычной певицы Нетвоянавекки и быстро забыл про лосиную историю.