Ну что, кролик!

             Признаться немало я видел дураков на своем веку, но таких как Леха Гвоздецов найти трудно. Не было такого, чтоб он спокойно пошел или поехал куда то, обязательно ввяжется в какую нибудь историю. А уж там как кривая вывезет. А вывозит она его обычно по кочкам и колдобинам до станции «Менее тяжкие телесные повреждения» Впрочем насчет того, что он один такой я пожалуй сбрехнул, поскольку нахожусь на положении друга у Лехи и бреду за ним послушно навстречу приключениям, заранее зная что добром это не кончится . Вот и спрашивается после этого – кто из нас двоих больший идиот?
          
Вот и сейчас послушно следую за ним по зимнему саду, меж черных на белом, причудливо-корявых яблонь и думаю не о предстоящей охоте, а удастся ли мне живым выбраться отсюда. Причем пессимизм мой не беспочвенный. Он основан на длинной череде неприятных и опасных событий. И нет бы мне сказаться вчера больным, когда это чудовище в образе человека кричало в трубку – Там зайцев пропасть! А то и косюлю добудем! А год назад там волка убили!


Куда там. Я глупее тупого бандерлога, идущего на призыв удава Каа. 
               
–Слышишь ли ты меня?
               
                – Слышу, слышу!

-Иди ко мне!


-Блджад! Да иду я, иду!


И я тут, в саду около поселка Чиготовка, бреду механически передвигая ноги в хреновейшем настроении и предчувствии гражданской войны.


Впереди что то мелькнуло. Ласка. Ловкий зверек, подвижный как шарик ртути нырнул в снег, через мгновенье выскочил в полуметре и обернувшись уставился на меня. Затем чуть склонил голову на бок, прислушиваясь и вновь нырнул в пушистое одеяло, выскочив с мышью в зубах.

Меня это даже развеселило. Ласка настолько быстро и красиво передвигалась, что буквально заразила  своей неуемной  энергией. Охотничий инстинкт до селе забивавшийся пессимистичными мыслями потребовал свой кусок пирога и в тот же момент я услышал впереди Лехин голос – Свежий след!

- Свободная касса! – закричал я в ответ, копируя его интонацию.


Следок действительно был свежим и шел поперек рядов яблонь, так что пришлось попыхтеть, пролезая под опустившимися кое где ветками. Так неспешно, (судя по небольшому расстоянию меж скачками) заяц очутился на дороге разделяющий кварталы. След повел нас немного вдоль следующего квартала, ну а потом заяц пропал.

Он пропал. Судя по отпечаткам лап на снегу, просто взял и растворился в воздухе. Его не унесла в цепких когтях сильная, хищная птица, непременно бы оставившая  на снегу следы крыльев. Только если он посильнее взмахнул ушами и взмыл ввысь?

Я нарезал круг за кругом около этого места пытаясь понять, что же произошло и где теперь заяц, совершенно не заботясь где сейчас Леха и что он творит и неожиданно заметил примятый снежок под поваленной веткой метра за три от меня. 


Вот оно что! Этот стервец посидев, сделал сметку вбок, запутывая следы. То есть что было мочи прыгнул в сторону, перемахнув широкую канаву и приземлился точно под поваленной веткой. Прополз под ней и потрусил себе дальше.


Я почувствовал по отношению к косому нечто даже вроде уважения. И вновь из задумчивости меня вывел Лехин крик – Вот он сука!  И вслед за тем раздались два выстрела – Бдам! Бдам!

Я уж даже признаться привык к этому зайцу и втайне надеялся, что товарищ мой как всегда промахнулся, но через мгновенье за деревьями он уже ревел будто сумашедший в брачный сезон – Есть! Есть!


Леха был не так уж далеко от меня и разговаривая с ним на всякий случай, (стрельнет еще не разобравшись) я пошел на голос.


Он стоял ко мне боком, пристально разглядывая бьющегося в предсмертной агонии зайца. Зверек конвульсивно дергал задними лапами. Леха поднял ружье, держа его прикладом вниз и заорал –«Ну что кролик!», явно намереваясь размозжить голову бедному животному и на секунду застыл, точно огромный нелепый памятник. Заяц неожиданно как то согнулся кольцом, буквально встал  на голову и с силой распрямил несколько раз ноги.


Вверх полетел серпантин. Серпантин был не весь завитушками, в некоторых местах абсолютно прямой. Длинный и короткий, он взлетал и тяжело падал вниз, где то повисая на ветвях яблонь, где то зарываясь в снег. Он был красный. Я не так что бы часто бывал зимой на природе, но знаю, что красное на снегу это ягоды шиповника или снегири на ветках. Дело в том, что раньше мне не приходилось видеть столько крови на снегу. А заяц перевернулся на бок, приподнялся и тяжело, но все увеличивая расстояние меж скачками запрыгал прочь. Видно Леха только лишь оглушил его порцией свинцовой дроби. Сам Леха уронил ружье в снег и стоял, опустив руки и напряженно разглядывая дымящийся на легком морозе живот.

Мне очень не хотелось, но надо было подойти ближе. И я сделал эти пятнадцать шагов. Рядом со мною, на ветке остывал, тускнея кусок тонкой кишки, утрачивая свою глянцевитость и блеск. Но еще страшнее этого зрелища был Лехин живот. А точнее то, что было на его месте. Легкая болоневая куртка висела клочками вперемешку с какими то ошметками, вниз медленно стекала кровь и зеленовато- бурая масса. Пахло соответствующе. Я словно во сне, медленно, ничего не говоря вытянул из брюк ремень и подумав снял свою куртку. Как мне думалось, надо было чем то заткнуть эту мерзкую дыру.

Тут Леха произнес первые слова- «Как же это так? Как же? Что случилось то?» Мне совсем не хотелось с ним разговаривать, а тем более прикасаться к ране. Только вот кроме меня никого рядом не было и вдохнув поглубже я осторожно прислонил сложенную вдвое куртку к его животу. Хотя я и старался не смотреть, но глаза само собой тянуло к ране и что меня удивило – это ярко-желтый цвет подкожного жира.

Закрепить куртку оказалось не таким уж легким делом, она несколько раз падала, прежде чем я затянул ремень и еще пару раз при затянутом ремне, пока наконец то не задержалась на туловище Лехи каким то волшебным образом. Я весь перемазался в крови, дерьме и то что еще дерьмом пока не стало, но пахло еще хуже, а от напряжения закружилась голова, но операция по спасению только началась и я сглатывая, что бы преодолеть тошноту произнес – «Пойдем!»

И мы пошли. Леха, неуклюже переставляя ноги и я, поддерживая его под локоток, словно бы переводил через дорогу дряхлую пенсионерку. Надо бы мне было подбодрить его морально, говорить что то. Но я молчал. Мало того, мысленно желал, что бы он упал и потерял сознание. Что бы все это закончилось. Что бы я мог оставить его в снегу, добежать за помощью, а им занялись специально обученные этому люди. Но Леха не собирался, закатив глаза падать в снег. Он медленно шел и бормотал что то, явно слабея, но продолжал передвигать ноги. Мне пришлось обнять его за талию и тащить буквально на себе.

Я уже не понимал, сколько прошло времени. Даже если рука моя, соскользнув попадала в Лехин открытый живот, я не реагировал. Леха как ни странно тоже. Казалось он не чувствует боли и способен идти так вечно. Но в какой то момент он просто осел на землю как большая, нелепая марионетка у которой перерезали ниточки.

Его глаза были закрыты. Я прошептал или сказал про себя – «Да» и продолжил путь. Легче не стало. Мне казалось все время, что я не найду дорогу к жилью, что не смогу показать где оставил Леху, что помощь не прибудет вовремя. Мне кажется, что  я даже обмочился от ужаса, когда вдруг показалось, что заблудился и не имею понятия, куда вообще идти.               

Дома я увидел как то внезапно. Перелез через несколько низеньких изгородей и оказался на дороге, уперевшись в  желтый, обшарпанный автобус. Последнее, что помню относительно ясно – глаза человека, которому я что то объяснял. Он отодвигался от меня дальше, а я подходил, не переставая бормотать. Потом я ехал в машине… В общем толком удалось прийти в себя только в больнице. На второй день.


Что до Лехи, то это стерьво умудрилось выкарабкаться и на этот раз, даже благополучно избежало перитонита. У него остался огромный, безобразный шрам на животе, от вида кроликов его передергивает, а здоровья не убавилось. В отличие от дурости к сожалению. Кроме того он уверовал, что спасению своему  обязан исключительно мне и я теперь для него друг номер один. В общем пока смерть не разлучит нас. Очень жизнеутверждающе. 

Я иногда подумываю на досуге – Интересно, а как себя чувствует заяц? Оправился? Почему то я ему больше симпатизирую.