Дай мне руку

Дай мне руку, я не буду тебе гадать.

Просто почувствуй прохладу моей ладони. Пусть будет чуть удивленный взгляд и правая бровь невольно поползет вверх. Расслабься, просто давай выйдем на улицу и чуточку пошалим.
Я смогу немного поколдовать и мир изменится. Иначе вспыхнут огни ночных улиц. Из-за граненых стекол подъездов эпохи модерна вдруг вспыхнет старым золотом свет. И звезды изменят узор свой в ночном небе. В этот вечер ты поймешь что мы можем все, что угодно. Что ты можешь всё.
Мы можем просто идти по Москве, говорить о кино, о жизни и смерти. Смотреть в круглое лицо желтой июльской луны. Бродить по саду Эрмитаж и сидеть в его чугунной беседке.
И даже валяться там же рядом на лавочке и смотреть в темно-синее (не бывает оно черным над Москвой) небо. Слушать море, шумящее будто бы сразу за Каретным рядом. А потом я могу показать тебе совсем рядом, через глухой забор, маленький дворик, в котором находясь, невозможно подумать, что ты в Москве. Это совсем такой южный дворик какой-нибудь Ялты или Коктебеля. И даже кажется что вот-вот, вот сейчас чайки... А выходя из него на Тверскую и Маяковку вдруг покажется что это Питер. Совсем-совсем Питер. С вереницей проходных дворов-колодцев и хаотично раскиданными окнами. И можно сидеть где-нибудь на Патриарших спина к спине, говорить смешную ерунду или читать стихи и пить пиво. И откуда-то из подворотни выйдет вдруг большущий черный кот и будет смотреть на нас внимательно и строго.
А потом ты вдруг тихонько, почти не слышно запоешь и старые липы притихнут, вслушиваясь. Это просто родится песня. Просто придет сама и ляжет на душу, как лист липы в ладонь. А ты будешь щуриться, как кот на звезды и фонари и они будут становится пушистыми огоньками, от которых глазам щекотно а сердце поет и бьется бабочкой.
А еще можно пойти по бульварам, переходя из одного в другой, так, будто крутится детский калейдоскоп перед глазами. Они все разные, у каждого свой характер и настроение. И мы дойдем до Чистых прудов, посидим на камнях у почти азиатского оазиса. Я расскажу тебе, что когда-то здесь было два хипповых кафе. "Джалтаранг" и "Современник". Ты не застал уже. И не было тут этого оазиса, а была тусовка и песни. И волосатые разноцветные всякие люди. А ты будешь смеяться надо мной, говоря своё "это когда Цой еще был жив?", а я буду делать вид что обижаюсь. И я вдруг вспомню, как когда-то мы шли с очень хорошим другом моим по мартовскому Чистопрудному бульвару, спустились к пруду и вышагивали по самой кромке гранитного берега. И он читал мне наизусть стихи Джима Моррисона. Короля-ящерицу и "The end". И много еще чего читал. А теперь некому. И ты, может быть, начнешь читать мне свои и чужие, но любимые стихи. И небо опустится на кроны невысоких деревьев у псевдо-арыка и будет слушать тебя вместе со мной.
А еще мы можем молчать. Так молчать, что это будет самым лучшим разговором на свете. Можем прятаться за полуфразы, за полуулыбки, за вгляды и жесты. И потом я покажу тебе совенка на доме все той же, обожаемой мною эпохи модерна (не помню кто точно строил) по пути к Поварской. И мы молча будем, каждый по своему, гадать, что там было, когда в этих домах жили те, для кого их строили. А если захочешь, я научу тебя узнавать Федора Шехтеля в лицо. Он очень узнаваем, хотя модерна в Москве много и разного, и хорошего.
Я могу показать тебе самый мой любимый уголок Москвы. Их много, но этот самый-самый...

Ты только дай мне руку, не бойся, я не буду тебе гадать.



19 июля 2011