Караван глава третья

- Товарищ лейтенант, как ваше самочувствие? - спросил прапорщик, встречая новый день.
 - Спасибо, ничего, - ответил лейтенант.
- Рад слышать. По итогам суточного противостояния с ''духами'' счёт один – ноль в нашу пользу.
 - Рано подводить итоги. Твой ночной зверь не последний. Наверняка неместный – из разведки. Как ты пересёкся с ним?
- Темно было. Столкнулись с ним лоб в лоб. Поначалу он брататься полез, потом чего-то раздумал, взбрыкнул и побежал. Догнал я его уже здесь.
 - Он налетел на меня как полоумный, - сказал Дёмин. - Рвал и метал, хотел навсегда заикой сделать.
 - Знатно вы его обезвредили, товарищ лейтенант. Лишили всех степеней свободы. Точь-в точь, как муравей муравья своими мандибулями.
- Переживал очень, боялся – упущу, шум поднимет, бойцов напугает, лишнее внимание привлечёт. А нам это ни к чему.
- Так точно.

Лейтенант оглянулся. Двое бойцов лежали сзади, забывшись мёртвым сном – измученные бессонной ночью и удушьем наступающего марева.

 - Спят соколики? - спросил прапорщик.
 - Спят, - ответил лейтенант.
 
Вернувшись в исходное положение, устремил взгляд на перевал.

 - Смотри в оба, Архимед. Нам с тобой спать нельзя. День – время ''духовской'' разведки.



Время в горах совсем не то, что на равнине. Порой здесь случаются чудеса – заколдованный круг стрелок внезапно размыкается, часы исчезают и день уступает место бесконечности.

Гипнотизируя находящийся впереди пустой перевал, лейтенант не заметил как утратил бдительность, ступил на зыбкую стезю и потерялся во времени.

Свято место пусто не бывает. Он увидел то, что хотел увидеть больше всего на свете – свою жену и дочь. Никаких гор, дефицита кислорода, тяжёлой изнурительной работы. Мир и покой. Отдых. Смеётся двадцатилетняя Олеся, лучатся счастьем глаза полуторагодовалой Ксении, начинает свой разбег игрушечная карусель с лошадками. Один круг, другой...

Лейтенант вздрогнул. Глаза открылись. Ледяной озноб сотряс его. По перевалу двигались живые лошади. Ведомые под уздцы людьми, навьюченные до отказа грузом, вереницей, одна за другой, они воплощали течение потерянного времени. День возвращался на круги своя.

Головная лошадь скрылась из виду. Немедленно сзади появилась новая. Чёртова дюжина движущихся животных и людей, сменяясь, занимала открытое пространство перевала.

Лейтенант повернул голову. Встретился взглядом с прапорщиком. Обменялся с ним немым недоумением. По какой-то неизвестной причине караван нарушил неписаное правило– предпочёл ночному движению дневное. Явился на белый свет во всём своём убранстве и красе. И – никакой разведки.

- Совсем обнаглели ''духи'', - шёпотом отозвался Архимед. - Страх потеряли. Под ''Красный Крест'' маскируются.

 Лейтенант задумался.

 - В любом случае, - принял решение он после недолгой паузы, - наш этот караван или не наш, нас ему не миновать. Садимся на хвост.

 Сказано – сделано. Мобилизовавшись, за считанные мгновения разведчики покинули место днёвки. Устремились на ''крышу'' ближайшей горы, одолели сопутствующие препоны, достигли крошечного пятачка и, распластавшись на нём, подобно птицам в полёте, замерли над обрывом. Внизу змеилась, уходя на равнину, узкая тропа. Отрада пешему, опора конному. И – награда из наград наблюдателю.

- Контакт установлен, - спустя час посредством радиосвязи докладывал штабу лейтенант Дёмин. Лицо его было красным, голос – глухим, сохранять привычную бесстрастность удавалось с большим трудом.

 - Восемьдесят лошадей, - продолжал он. - Охрана обычная, вооружена автоматами и винтовками. По виду груз – торговый, мануфактура и продовольствие. Приоритетное направление – Кабул.

 Штаб принял донесение. Ответным словом велел группе уходить на заранее оговоренную позицию и ждать ночной эвакуации. Отключив радиостанцию, Дёмин обвёл взглядом группу.
 Лицо его прояснилось.

- Груз сдан, - сказал он. - От лица командования объявляю всем благодарность.

 - Самолётов на финише? - спросил прапорщик.
- Как всегда, - ответил лейтенант.
 - А если... - начал было прапорщик.
- Никаких ''если'', - оборвал его лейтенант. - Вспомни, почём ''духи'' ценят голову Самолётова.
- Дороже лётчика.
 - То-то.

 Оставаться далее на высоте птичьего полёта было небезопасно – восходящие тепловые воздушные потоки грозили унести ввысь. Чувства захлёстывали. Желая ни пуха, ни пера своему товарищу – непревзойдённому мастеру убоя караванов капитану Самолётову – разведчики снялись с места и устремились вниз.

 Согласно давней и устоявшейся традиции проводы выслеженного каравана должны были быть обмыты. Пущенная по кругу банка сгущёнки опустела в мгновенье ока. И, как обычно, принесла долгожданное расслабление.

- Пойду сегодня в ночное, командир, - заявил прапорщик, возбуждённо блестя глазами.
 - Мы все туда пойдём, - сказал лейтенант, улыбаясь. - У тебя будет большая и дружная компания.
 - Покурить бы, - мечтательным голосом выразил своё желание Куманёв.
- Цыц! - одёрнул его прапорщик. - Нашёл забаву. Забыл, как у салаг уши опухают? Здесь тебе не санаторий, откачивать и лечить некому.
 - Верно, - поддержал прапорщика лейтенант. - Табак – наш враг. Одним дымом от него не отделаешься.
 - Какая же это сладкая мука, - зажмурился сержант, - хотеть – и не мочь.

 Сочувствуя, все промолчали.

 - Воспрянь, страдалец! - вдруг оживился прапорщик. - Глотни эликсира.

Востребованная с лёгкой руки прапорщика банка вновь вернулась в круг. Внутри ни капли - пусто, жесть зазубрена и остра, но разве остановишь этим жажду! Один за другим разведчики припадали к краям и пили, пили, пили, уже не молоко – горный воздух. Хмель ударял в головы, по телу разливалась приятная истома, работал эффект памяти заветных боевых ста грамм...

Первым закрыл глаза, склонил голову и выпал из круга рядовой. За ним – сержант. Устоявшие, прапорщик и лейтенант проводили их взглядами. Переглянувшись, улыбнулись.

 - Тара требует утилизации, - сказал командир. - Больше она нам не понадобится.
- Ясно, - кивнул прапорщик.

 Лейтенант прикрыл глаза.

 - Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант? - поинтересовался прапорщик.

- Сегодня я видел своих, - сказал Дёмин. - Мельком во сне. Ксюху и Олесю. Они живы – здоровы. Значит, и я тоже.
- Они ваши ангелы - хранители, командир.
- Да, - открыл глаза лейтенант. - И потому никак нельзя их подвести. Собирайся. Идём в дозор, Архимед.



 Часы остановились в 4 пополудни. Поднеся циферблат к уху, лейтенант слышал в ответ лишь мёртвую тишину. Пытаясь рассеять охватившее его беспокойство, он вскочил на ноги, отчаянно потряс рукой и попытался восстановить движение всеми возможными способами. Тщётно. Стрелки не шевелились. Он осмотрелся вокруг. Короткое забытьё вывело его из строя. Рядовой и сержант на высоте в дозоре. Здесь, в глухой впадине, они с Архимедом вдвоём. Всё под контролем. Так почему же остановились часы?

 Он нашёл Архимеда за ближайшим выступом. Тот сидел на корточках перед радиостанцией, обхватив руками голову. Чалма и верхняя одежда были брошены на землю, мускулистый торс обнажён. Поза вышедшего из затяжного изнурительного штопора пилота.

 - Что случилось? - навис над ним лейтенант.

Архимед опустил руки, повернул голову и вздохнул.

 - Укатали Сивку крутые горы, - с горечью сказал он. - Сдохла техника. Короткое замыкание.

 Дёмин сел рядом с ним.

 - Не может быть, - заявил он. - Это советская радиостанция. Дождь, снег, зной, да её пули насквозь прошивали! Вспомни – и она работала.

- Короткое замыкание, командир, - повторил чужим голосом прапорщик. - Пришёл её час. Сгорела наша напарница.

Лейтенант обхватил голову руками.

 - Я ещё до высадки заметил неладное, - продолжал прапорщик. - Шалил приём, заплетался и глох на полуслове.

- Почему не предупредил?

- Сами говорите – её пули прошивали. Кто знал? Я тоже думал – она бессмертная.

Лейтенант утёрся ладонями. Потеря радиостанции была страшным ударом. Страшнее не придумать. Отчаянным усилием воли он взял себя в руки.

- Разбери её до последнего винтика и собери заново, - приказал он прапорщику. - Опробуй приём в разных точках. Если понадобится, дай ей свою кровь, наконец. Действуй, Архимед!

 Прошёл час. Несмотря на все предпринятые Архимедом усилия радиостанция молчала. Охваченный горячкой прапорщик хотел было продолжать работу, но лейтенант, убедившись в её безнадёжности, смирился с неизбежным.

 - Всё, Архимед, - остановил он его. - Это конец. Брось. Дальше нам с ней не по пути. Хорони её.

Слова командира достигли цели. Приходя в себя, прапорщик уселся на землю.

 - Да, - сказал он, утирая руки. - Ушла она, как была - живая... Ух, ничего... Похороны будут по высшему разряду. Ни одна  собака не узнает, где она зарыта. Это я вам обещаю.


 Часы пошли, едва стемнело. Обратив внимание на движение секундной стрелки, лейтенант услышал ход ожившего времени. Атмосфера была накалена. Первый удар приняла на себя радиостанция. Связь прервалась. Но заменой ей в запасе оставались две сигнальные ракеты – верное средство не пропасть без вести.



 Они были готовы уже двинуться ночь, как вдруг из-за спины, с перевала, донёсся приглушённый шум. Рассеявшись по сигналу командира и укрывшись, разведчики притаились.

 Вскоре в поле зрения появился Свешников. Рядовой прикрывал отход.

 - Что? - бросился к нему Дёмин.

- Три лошади, двое пеших, один всадник и ...- рядовой запнулся, - коза.

 Лейтенант и прапорщик переглянулись.

 - Силы равны, - сказал лейтенант.- Грех не воспользоваться таким случаем. Проверим ''Красный Крест'' на вшивость.

 Захват был внезапным и стремительным. Лошади учуяли засаду, мотая головами и фырча, подняли тревогу, но было поздно. Рванувшиеся со всех сторон из тьмы тени смешали небо и землю. ''Красный Крест'', пав, распростёрся под лошадиными копытами и уткнулся лицом в камни.

 Отбой.

Куманёв бросился в погоню за рогатой скотиной, Свешников начал успокаивать лошадей, прапорщик и лейтенант занялись пленными.

 Ноги держали плохо. Ужас владел людьми. Один был благообразным старцем в пуштунской накидке пату, второй – молодым мужчиной в долгополом хазарейском кафтане, третий оказался закутанной в паранджу женщиной. Прапорщик поспешил привести их в чувство. Услышав речь на пушту, старец поднял голову, обрёл опору и оживился. Мирный разговор дал свои плоды. Спустя несколько минут обстановка слегка разрядилась.

- Нашёл общий язык? - подводя итог, прервал разговорившегося прапорщика лейтенант.
- Нашёл, - откликнулся прапорщик. - Как говорится в святом писании – в начале было слово.
 - Да, - согласился лейтенант. - Какое оно красивое и цветастое. Ласкает слух. Жаль, что чужое.
- Старик говорит на дари – языке придворных, - пожал плечами прапорщик.
 - Афганистан – страна баев и ручного рабского труда, - заметил Дёмин, пристально смотря на старца. - Откуда здесь взяться такому чуду?
- Здесь долгое время правила королевская династия, командир. Это её заслуга.
- Твоими бы устами да мёд пить, прапорщик. Заговорил тебя дед. Встряхнись, приди в себя. Кто эти люди?
- Виноват, - спохватился прапорщик. - Это беженцы. Семья – отец, сын и дочь. Переходили границу с нашим караваном. Отстали по пути.
 - Зачем они здесь?
 - Хотят попасть в Кабул. Отец – ремесленник, знатный кузнец. Имеет виды открыть своё дело в столице.
 - Что в мешках? Кузнечное оборудование?

 Прапорщик задал вопрос кузнецу и вслед за ним начал отвечать.

 - Мука, сухофрукты... Что? А, половина груза – это наш бакшиш, подарок, командир.

 Внезапно из темноты послышался шорох. Раздалось недовольное блеяние. На тропе показался Куманёв, ведущий за собой упирающуюся козу.

 - Они хотят знать, что с ними будет, - отвлёк лейтенанта от занимательного зрелища прапорщик.
- Они догадываются кто мы? - спросил Дёмин.
 - Думаю, нет.
 - Обещай им общий ночлег, наше гостеприимство и радушие. А дальше – видно будет.

Сын и дочь молча и внимательно выслушали отца. Кузнец Сулейман поведал сорокалетнему Касыму и семнадцатилетней Мадине, что всё худшее позади. Всевышний проявил заботу о них. Добрые люди, лишь с виду кажущиеся разбойниками, будут сопровождать и охранять их на дальнейшем пути. Дети приняли отцовские слова на веру. Препровождённые с караванной тропы на дно каменной впадины, они постарались расстаться со всеми страхами и занялись своими походными обязанностями. Лошади были разовьючены, накормлены, напоены, спутаны с козой. Вязанка хвороста дала жизнь костру. В казане, подвешенным над огнём, начала готовиться кукурузная каша. Трое путников, сев вокруг костра, приняли смиренный вид и положились на волю Всевышнего.

 Лунный свет, озаряя ночное затишье, струился сверху. Языки пламени, взмывая ввысь, тянулись ему навстречу. Смотря в огонь, лейтенант мучился поисками истины. Кто перед ним – контра, её приспешники или вправду невинные мирные люди? Мельком он бросал взгляды на Сулеймана и Касыма, дольше задерживался на дочери в парандже. Неверный свет костра и луны, отражаясь от трёх скитальцев, говорил: всё возможно.

 - Почему они сбежали с родины? - спросил он у прапорщика.

 Архимед перевёл вопрос Сулейману.

Старец ответил.

- Не надо, - отмахнулся лейтенант от перевода. - Я знаю ответ. Искали лучшей доли. А сейчас, когда Апрельская революция дала свои плоды, жизнь налаживается, они тут как тут. Готовы пользоваться всеми благами. Кузнец Сулейман и сыновья.

- Под паранджой женщина, командир, - вмешался прапорщик. - Я ручаюсь.

 Лейтенант не обратил внимания на замечание.

 - Я не знаю, кто ты, дядя, - сказал он Сулейману. -Свой ты или чужой. Но я душой чувствую – надо нам провести эту ночь здесь рядом с тобой. Утро вечера мудренее.

 Кузнец внимательно выслушал лейтенанта. Лицо его отразило сопереживание. Казалось, и ему тоже не требовалось перевода. Произнеся вслух несколько слов, он умылся ладонями.

- Солнце полой халата не закроешь, - дублируя, сказал прапорщик.

 Лейтенант пристально уставился на старца. Кузнец выдержал его взгляд.

 - Мы поняли друг друга, - закончил разговор лейтенант. - Архимед!
- Я!
- Сегодня голод важнее каши. Береги себя. Смотри в оба.
- Есть!